Ольга
Тишину гостиной нарушали лишь тиканье настенных часов и постукивание о тарелки столовых приборов. Комната была большой и просторной, стены окрашены в белые цвета, на стенах висело несколько известных картин, например, «Мона Лиза», «Тайная Вечеря», «Сотворение Адама» и другие. Большой кожаный диван у самой стены, несколько кожаных кресел, плазменный телевизор, но самое главное – большой обеденный стол, который придавал сейчас живость холодному, совсем не домашнему интерьеру, за которым сидели люди, одновременно непохожих, но и схожих на вид. Во главе стола сидела пожилая женщина с короткими седыми волосами, которые она зачесывала назад. Её глаза были серого цвета, которые с годами стали тускнеть. Среднего телосложения, одета в синее платье, строгого пошива. Весь её вид кричал о том, что к ней надо прислушиваться. По левую сторону от женщины сидел мужчина с легкой сединой на голове, коричневыми глазами. Одет в клетчатую рубашку и джинсы. Следом за ним сидела девушка с ярко-рыжими волосами, которые завивались словно змеи, падая с плеч на спину. Её глаза были светло-серые с зелеными крапинками. Она была худощава с выпирающими скулами. После девушки сидели две девочки одного возраста и мальчик намного младше сестер. По правую сторону от хозяйки дома сидела русоволосая девушка, у неё были серо-зеленые глаза. Одета в черные джинсы и белую блузку, у которой верхние пуговицы были расстегнуты. На руках девушки были надеты черные кожаные перчатки. — Хельга, передай мне соль, – проговорила на безупречном английском языке хозяйка, её голос был требовательным, а лицо холодным. Женщина обращалась к девушке по правую сторону от себя. Та подняла взгляд на хозяйку, отложив рядом с тарелкой вилку с ножиком, девушка взяла солонку с перечницей и протянула их матери.– Какие у тебя сегодня планы? – продолжила женщина. — Я буду патрулировать северную сторону, – ответила Хельга и вновь взяла в руки вилку с ножиком, разрезая мясо в тарелке. Она отвечала ей на иностранном языке, это был русский. — Тебе надо перестать ходить в патруль и начать помогать Доминике по хозяйству, – сдалась мать и продолжила разговор уже на родном языке. — Мы уже обсуждали эту тему, – Хельга отняла глаза от тарелки и холодно посмотрела на мать. — Мама, я думаю, Лёле не стоит в это влезать, – попробовала вмешаться Доминика, понимая, что между матерью и сестрой может вновь разгореться скандал. — Тебя никто не спрашивал, – перебила её мать, посмотрев на старшую дочь с осуждением и легким раздражением. — Так же, как и я не спрашивала твоего разрешения о моем патрулировании, – обратила Хельга на себя внимания матери, лицо женщины изменилось, стало гневным. – Это моя жизнь, и я сама решу, как мне ей распоряжаться. — Ты имеешь наглость мне перечить? – тонкая бровь женщины взметнулась вверх, и на лице хозяйки дома появилось хищное выражение лица. — Да, мама, потому что я взрослый человек, и сама могу решить, что мне делать и где быть, — девушка отодвинула свой стул и встала. Поднявшись, она взяла свою наполовину пустую тарелку со своими столовыми приборами, прошла в кухню, выкинула остатки обеда в мусор, а тарелку отправила в посудомойку. Вернувшись в гостиную, девушка пододвинула стул назад к столу. – Благодарю за обед. — Что с твоими руками? – спросила мать, остановив в проёме между холлом и гостиной Хельгу. — У меня выскочила сыпь, не хочу, чтобы люди думали, что я заразная, – ответила Хельга, стараясь быстрее уйти от продолжения разговора с Миссис Гапонов. Исчезая в проеме холла, девушка чувствовала спиной надменный и холодный взгляд матери. Тяжело вздохнув, Хельга вышла из двухэтажного дома. Повсюду стояли такие-же дома, в котором жили по несколько разных семей, которые по дороге в «Рай», как называла мать их убежище в момент апокалипсиса, спасались от ходячих вместе с ними. Рай — это самое безопасное место, расположенное между двумя высокими горами и речкой. Помимо гор поселение было закрыто от других людей высокой каменной стеной, больше походившей не на забор, а на Китайскую стену. Для человеческого удобства к горам люди прикрепили солнечные батареи и у них всегда была горячая вода, огонь и работало электричество. В некоторых домах, а, например, в доме, в котором жила Хельга, находился кондиционер. Так же люди занимались скотоводством и земледелием, так что на столе всегда присутствовали мясо и овощи. В поселение не существовало денег или золотых слитков, как это было в момент многоэтажек и экономики. Люди просто разделились на две группы, в одной следили за продуктами, скотом и всякими домашними заботами, другая группа людей защищала территорию от ходячих и вредителей. Хельга даже свыклась с той мыслью, что все её соседи знали девушку в лицо и считали частью своей семьи. Ведь она занимала в колонии две хороших должности, первая: Хельга входила в круг старейшин и могла участвовать в каких-то грандиозных разговорах, а вторая: защитник поселения. Она патрулировала территорию и была единственной женщиной, которая стремилась находится больше за пределами стены, чем в пределах домашней суеты. Выйдя из дома, девушка сразу наткнулась на соседей, которые дружелюбно улыбнулись знакомой, поприветствовали её, на что та им кивнула. Пройдя по центральной улице, Хельга вышла к стене, её взгляд пробежался по мужчине, которой стоял у стены. Да, прошло много времени, но девушка так и не привыкла видеть богатого аристократа художественной галереи в простой и удобной одежде, как в джинсах, кроссовках и футболках. — «От бывшего аристократа», – поправила Хельга свои размышления. От того надменного Михаила остались только светлые, длинные волосы, которые он собирал в конский хвост, ярко-зеленые глаза и скулы. Характер мужчины полностью изменился, он стал мягче и добрее. — Привет, – проговорил мужчина слегка хрипловатым голосом, по спине Хельги пробежали мурашки, но не от тех чувств, которые могли подумать остальные, нет, это были неприятные мурашки. Они кололи ребра, заставляя девушку иногда морщиться от боли. Михаил мог обаять своими манерами любую женщину, но в этот круг не входила Хельга. В какой-то степени, она его даже недолюбливала и сторонилась. Возможно, это было от того, что он был жених её сестры, и она не воспринимала его как объект вожделения. — Привет, – буркнула Хельга, забирая из его рук АР–15. Михаил легонька коснулся своими теплыми пальцами рук Хельги, девушка сделала вид, что не заметила. Как только инженерный автомат очутился в её руках, она повернулась и пошла к выходу из колонии. — И ты больше ничего не хочешь сказать? – полюбопытствовал Михаил, торопясь за знакомой. — Нет, а я что-то должна сказать? – небрежно вопросом на вопрос ответила Хельга и, встав вплотную к забору, стала открывать засов. — Конечно, ты должна сказать, что я тебе нравлюсь и ты не против со мной выпить кофе. — Михаил, ты был женихом моей младшей сестры, а сейчас ты подкатываешь свои яйца ко мне? – голос Хельги стал ледяным. Да, иногда Хельга была грубовата при общении с противоположным полом из-за этого её считали любительницей женского пола, но потом понимали, что для неё не было различий. — Жизнь не стоит на месте и мне, как обычному человеку, нужен партнер, – с какой-то досадой начал мужчина. — Не переживай, ты найдешь с кем передернуть, – выйдя из каменного заграждения, она бросила через плечо. – Закрывай. Почему-то выходя из ограждения, девушка чувствовала себя лучше, чем внутри него. Свобода очень многое значит для человека, а когда ты постоянно находишься под присмотром строгой матери о свободе ты можешь только мечтать. Нет, Хельга не считала мать своим врагом, но и другом её было невозможно назвать. Вот в чем была разница между близнецами, Ая всегда стремилась быть с матерью и всячески перед ней пресмыкалась, Хельга же была холоднее и больше предпочитала прятаться от родных, лицо девушки помрачнело, вспоминая погибшую сестру. — Я скучаю по тебе, – прошептала девушка лесу, который окружал её, пройдя несколько километров, она вышла к костру, возле которого сидел мужчина. Увидев свою сменщицу, он моментально улыбнулся, поднялся с места и, если бы у него только был бы хвост, завилял от счастья. — О, наконец-то, я думал тебя не дождусь, – в его голосе слышались нотки вредности. — Привет,– в тоне Хельги послышались извиняющиеся нотки. — Забыл, ты ж не разговариваешь по-английски, – фыркнул Джонни. Мужчина был американцем с темной кожей, большими черными глазами, высокий и крупный. Девушка не могла похвастаться своими познаниями в английском языке, она целый год учила английский, но так и не смогла его выучить. Одно радовала, она понимала их и могла ответить некоторыми фразами. — Извини. — Ладно, пошел я, — мужчина закинул на плечо Ак-47 и пошел в сторону, откуда пришла Хельга, но потом остановился, словно вспоминая что-то. Джонни обшманал свои карманы в куртке, после залез во внутренний карман и вытащил флягу, развернулся к девушке и протянул емкость Хельге. – На, тебе пригодится, последнее время тут скучно, – Хельга кивнула товарищу, забрала флягу и села на землю, к огню. Из далека послышалось карканье, это один из стороживших, оповестил товарищей, что на его территории всё спокойно. Девушка поднесла руки к губами тоже дала клич, который подхватил следующий вояка. Джонни хмыкнул, развернулся и пошел к стене, насвистывая какую-то странную мелодию, которая больше походила на жалобные стоны умирающей чайки. Как только Хельга осталась наедине с лесом, она потихоньку, чтобы не причинять себе боль, стала снимать перчатки. Её лицо побледнело от увиденного, там, где грубая кожа ткани скрывала светлую кожу рук была полностью покрыта черными пятнами, кожа трескалась и сочилась кровь. Ногти были темно-серого цвета, как у покойницы. Пятна поднимались вверх к запястьям и уходили к локтям. Хельга не знала, что её ожидает в будущем, но девушка понимала одно, что зараза явно не прекратиться и будет ещё хуже, она заразит здоровые клетки организма. Схватив перчатки, Хельга стала поспешно их надевать, пряча от своих глаз. Головная боль ворвалась, разрывая мысли, несколько капель крови упали на руки. В глазах всё потемнело, девушка заморгала, пытаясь прорваться через пелену тьмы. Когда зрения восстановилось, она увидела вокруг себя другую картину. Хельга находилась в темной комнате, повсюду её окружали странные запахи, девушка попыталась различить их. Пахло лекарством, травой, кровью и ещё чем-то приятным, и знакомым, и этот запах каждый раз во сне преследовал её. Она находилась в детском теле, и оно было слишком слабым, и не поддавалось ей. Нежный голос Аи послышался рядом с ухом, сестра обняла тельце, прижимая к себе, она причитала, плакала и просила хозяина тела вернуться к ней. — Ая, — Хельга попыталась обратить на себя внимания, и это у неё получилось. Но вместо имени сестры, из её губ вырвался полу-рык – полу-крик, а потом настала тишина, темнота и умиротворение, которое её вернуло в свое тело. По бледным щекам девушки катились слезы, они были не обычного, прозрачного цвета, а ярко красными, — это были кровавые слезы, которые Хельга стала яростно вытирать платком. Сомнений больше не осталось, Ая жива и находится где-то далеко и не одна. – Ая, я найду тебя прежде, чем стану монстром, – прошептала девушка.Уход из Рая, часть I.
Девушка сделала несколько глотков из фляги, вспоминая прошлое. Самое ужасное в наступившем времени – это сидеть у костра и размышлять о том, как ты скучаешь по баночке газировки, которую ты в прошлом старалась не пить, чтобы не испортить желудок. В голове стали вырисовываться картинки с изображением любимого шоколада, которого Хельга старалась не есть, чтобы не испортить фигуру, но постоянно срывалась и ела килограммами. Ведь во время цивилизации люди постоянно старались сидеть на диетах, чтобы понравится противоположному полу. Одно время Ая и Хельга морили себя голодом, чтобы впихнуться в шкалу параметров «красоты», но увы и ах, Хельга постоянно ревела у весов, видя цифры. За спиной послышались шорохи, вырывая Хельгу из воспоминаний, ей не надо было оборачиваться, чтобы знать, кто приближался. — Ты же знаешь, что ты топаешь, как слон? – полюбопытствовала девушка и снова сделала глоток жгучей жидкости. — Знаю, – ответила старшая сестра, приблизившись к огню. Хельга подняла руку вверх, предлагая Доминике свой напиток, сестра забрала его и села рядом. — Тебе не стоит влезать, когда мать пытается меня приструнить, не хочу, чтобы она срывалась на тебя, – тихо проговорила Хельга, смотря в пламя. — Если я не буду вмешиваться, то вы друг друга убьете, – таким-же тихим голосом ответила Доминика. — Неужели мы выглядим врагами, пройдя через такое испытание? – поинтересовалась девушка и повернула голову к сестре, вглядываясь в глаза, пытаясь найти ответ, но наткнулась на стену. Из трех сестер контролировать все свои действия и мысли научилась только Доминика, Ая и Хельга же остались открытыми книгами, которые люди всегда с легкостью могли прочитать. — Нет, мы выглядим как семья, которая боится потерять друг друга, – ответила, чуть помедлив, Доминика, делая глоток из фляги и возвращая её сестре. – Да, наша мать всегда была в бизнесе, но это никогда не отменяло её обязанность быть нашей матерью. Она всегда думала о нас, находясь в любой точке мира. — Да, я это знаю, но порой мне так нужна была она, но рядом была ты и Ая. Мы с Аей выросли на твоих руках, а ты видела, как она повела себя? Ты видела тот бесстрастный взгляд и холодный голос, которым она оповестила нас, что ожидает Аю? – сипло проговорила Хельга, руки Доминики дрогнули, и та словно стараясь спрятать свои чувства от сестры, полезла в карман джинсов, вытаскивая пачку сигарет. Одна из самых вредных привычек Доминики – это сигареты, с которыми она никогда не расставалась. Открыв пачку, девушка вытащила дрожащими руками сигарету, поднесла к губам, слегка прикусывая фильтр зубами. Спрятав пачку в карман, она извлекла из другого кармана зажигалку и чиркнула колесико, прикуривая. Убрав зажигалку, она вдохнула никотин и вытащила сигарету изо рта, разглядывая струйку дыма. – Когда-нибудь тебя это погубит. — Это тяжелое испытание не прошло без следа для всех нас. Эта рана, блин, эту рану, которую оставила Ая, невыносимо закрыть или спрятать, о ней невозможно забыть или вычеркнуть из своей головы. Для меня это ужасная потеря, как и для нашей матери, она потеряла дочь, и мы должны уважать её. — Уважать за то, как она себя повела по отношению к Ае? Она заставила нас бросить её одну, бросить там, на дороге, как ненужную старую собаку,– голос Хельги задрожал, а глаза заволокли кровавые слезы. Доминика посмотрела на сестру и её плечи напряглись, она прикусила нижнюю губу зубами, слегка натягивая кожу губ. — Хельга, ты драматизируешь, пожалуйста, успокойся, никто не должен видеть твои слезы, – прошептала старшая сестра, снова касаясь дрожащими губами фильтра, вдыхая никотин. – Когда-нибудь ты поймешь, как тяжело далось ей решение, ведь она была палачом в глазах своих дочерей, в глазах её семьи. — Вряд ли я смогу это когда-нибудь понять, ведь мои дни сочтены, – натянув довольную улыбку на лицо, проговорила радостно девушка. — Хельга, нет, не так, — Доминика швырнула окурок в костер. – Я не хочу называть тебя по-европейски, я хочу называть тебя на своем родном языке, на русском. Лёля, что ты хочешь делать в дальнейшем? — Мы сейчас не на родине, и мне последнее время всё равно, как меня зовут, у нас паспорта остались чисто для формальностей. К цивилизации, который мы так все стремились, вновь вернулась в древность. И если быть честной, я всё ещё удивлена, почему мы не выбираем предводителей, подобия королей и королев. — Наша мама не имела бы конкуренции, – улыбнулась Доминика и пододвинулась к сестре. Хельга словно не заметила вопроса сестры, продолжая разговор. — Это точно, – разговор вернулся к спокойному общению. – Тебе надо возвращаться или Артемон будет переживать. – вспомнила Хельга про зятя, от которого явно Доминика ускользнула, когда тот уснул. Лицо сестры стало уставшими каким-то отстраненным. – Что-то случилось? — Последнее время мне тяжело с Артемоном, с каждым прожитым днем, мы отдаляемся друг от друга, я чувствую, как мы устаем от совместного проживания, – выпалила сестра и прижала пальцы к своим губам. — Вы так долго вместе, у вас трое замечательных детей, это просто бытовуха, вам надо передохнуть друг от друга, дать время и переосмыслить свою дальнейшую совместную жизнь. — Ты думаешь так, только вот мне идти некуда, да и мама может воспринять это, как угрозу. — Ты сейчас сама себя противоречишь, мы обе знаем, что я не останусь в лагере, я уйду, а ты можешь спокойно заселиться в мою берлогу, а насчет мамы…Это твоя жизнь, ты живешь её один раз и только тебе решать, что делать со своим замужеством. — Скажи честно, ты любила Павла? – задала вопрос Доминика, изучая сестру, всматриваясь в серые глаза, которые сверкали зелеными крапинками. — Нет, — спокойно ответила Хельга и сделала глоток из фляги. – Я никогда не любила его, да и не стремилась стать с ним настоящей семьей. Между нами не было той искры, которая существует между тобой и Артемоном. Ему нужна была нянька для дочери, а мне хотелось уйти из-под гнета матери, всё было по обоюдному согласию. Мы съездили к нотариусу, который вписал меня в наследство, взамен, я должна была любить и оберегать его дочь, но как видишь, я плохая мачеха. — Ты изменяла ему? — Я, изменяла? – послышался смех, который перешел плавно в хрюканье. Это смех принадлежал Аи и Хельге, чем доказывал, что близнецы идентичные даже в нем. – Нет, я не изменяла ему, когда я стала его женой, то старалась и правда не попадать под взгляды вездесущей прессы, которая стремилась залезть к нам в койку. Я оборвала все связи с прошлыми стала более покладистой, а потом Ая позвала нас в путешествии, и я с радостью его приняла, – созналась девушка. — Могу я посмотреть, что с твоими руками? – спросила Доминика, и её глаза стали печальными. Хельга на несколько минут зависла, обдумывая слова сестры, но потом словно решившись на тяжкий подвиг, сняла перчатки и показала руки. Лицо Доминики побледнело, и Хельга сначала испугалась, что сестра упадет в обморок, но та себя взяла в руки. – Тебе больно? — Нет, — соврала Хельга. — Врешь, я же вижу по твоим глазам, что ты готова разреветься. — Зачем тогда спрашиваешь? – Доминика взяла руки сестры в свои и слегка их придвинула к лицу, подув на них. А потом по-матерински поцеловала, этот жест был настолько теплым и домашним, что Хельга почувствовала себя маленьким ребенком. Когда-то давным-давно Доминика всегда так жалела своих сестер, когда они разбивали коленки, ударялись об углы или просто набивали шишки, играя в игры. – Тебе пора, – тихо прошептала Хельга под нос. — Я знаю, – Хельга забрала руки из рук сестры, и та поднялась. Посмотрев последний раз на сестру, девушка развернулась и побежала в сторону забора.Уход из Рая, часть II
Она чувствовала, как её косточки болели после прошедшего дождика. Волосы все слиплись и походила Хельга на облезлую крысу. Дойдя до дома, первым делом она влетела в душ, скидывая по пути, свою промокшую и грязную одежду на пол. Вначале грохот, который произошел в ванной мог показаться таким, как будто кто-то упал, но там слетела шумно одежда с девушки. Включив мощный напор, Хельга встала под струи горячей воды и закрыла свои уставшие глаза, чувствуя облегчение. Потом она плавно стала переключать воду на прохладную. Намылив голову, она стала намыливать гелем тело, вода под её ногами потемнела от грязи. Простояв под душем минут тридцать, Хельга выползла из него обновленной и вкусно пахнущей. Закутавшись в халате и закинув вещи в стирку, она вышла из ванной и побрела наверх. Поднявшись в свою комнату, она рухнула на кровать. Как только её голова коснулась подушки, девушка моментально засопела, проваливаясь в долгожданный сон.***
Хельга открыла глаза и посмотрела на прикроватную тумбочку. Часы, стоявшие на ней, оповестили, что уже четыре часа дня, и девушке пора поднимать свою тушу. — Фак…— фыркнула Хельга, вспоминая, что она стирала вещи. Потянувшись на кровати, она села и посмотрела в окно, на улице ярко светило солнце, во дворе играли дети. Поднявшись с постели, она открыла свой шкаф и стала рассматривать шмотки, раньше было тяжелее выбирать одежду, сейчас же было на много проще. Женщины в колонии редко надевали платья, в основном это были джинсы, штаны и майки. Благодаря этому Хельга и не напрягала свои извилины, чтобы выбрать одежду. На кровать полетело нижние белье, серая майка, черная рубашка, солдатские штаны и кроссовки. Переодевшись, девушка подошла к зеркалу, поправила воротник, расчесала волосы и провела по губам гигиенической помадой. – Вот и всё, пора встретиться с матерью, – пробурчав себе под нос, Хельга вышла из комнаты, спустилась вниз, направляясь в кабинет к миссис Гапоно. Чем ближе приближалась дверь кабинета, тем труднее становилось дышать Хельге. Кабинет Миссис Гапоно был просторным и светлым, в комнате стоял деревянный стол с резными ножками, одно кресло у стены, которое было кожаным и настолько удобным, что когда миссис Гапоно садилась, то забывала о болях в спине. Резной стул напротив, в котором обычно садились гости, один книжный стеллаж, битком набитый книгами. У приоткрытого окна стояла хозяйка кабинета, её лицо было встревоженным, а на лбу пролегала огромная морщина. Её всю неделю не покидало плохое предчувствие, что какая-то беда должна произойти, и это случилось. Утром пришла старшая дочь, принося вместе с собой ужасную весть. В голове женщине появилась картина утреннего разговора с Доминикой. Девушка влетела в кабинет матери без стука, её вид был опустошенным, а лицо уставшим. — Что случилось? – спросила Нина и внимательно посмотрела на дочь, мысленно продумывая, как она её отчитает за такое поведение, если та пришла с глупыми предложениями или разговорами. — Мама, я пришла поговорить об Ольге, – Нина тяжело вздохнула, отложила тетрадь с отчетами в ящик стола. В этот момент сердце женщины билось очень быстро, когда младшая дочь уходила в дозор, миссис Гапоно боялась известий, что та не вернется с него. — Она укушена? – голос женщины вздрогнул, но она попыталась взять себя в руки, попутно убирая их со стола к себе на колени. — Нет, — вздох облегчения вырвался из уст хозяйки кабинета, – но она заражена, – слова прозвучали, как приговор для матери, которая уже потеряла одного ребенка. — Как давно и где она? — Вчера ночью я не могла долго уснуть и пошла к ней в дозор. — Ты выходила за пределы стены? – вырвался гневный вопрос у Нины, а лицо стало ожесточенным. – Я говорила, что тебе и детям противопоказанно ходить туда, Ольга привыкла видеть во мне врага, но ты то должна понять меня, что я люблю вас и беспокоюсь о вашей безопасности. — Мама, сейчас речь идет не обо мне, а об Оле, – выпалила Доминика, заставляя замолчать мать. – Она больна и собирается уйти, ты должна её остановить, хотя бы её мы не должны оставить, чтобы это было не как с Аей. — Доминика, покинь мой кабинет, – голос матери стал ледяным, Нина не любила обсуждать свои решения с детьми или слышать их упреки в свой адрес. А самое главное – она никогда не показывала свою боль при них, боясь показаться в их глазах слабой. Доминика же сейчас видела в матери жестокого диктатора, боль словно ножом резанула по сердцу. — Что, ты прогоняешь меня? — Доминика, ты слышала меня, – поднявшись с кресла, женщина обошла стол, прошла к двери и открыла её, демонстрируя всем своим видом, чтобы старшая дочь покинула пределы её кабинета. Раздался стук в дверь, вырывая Нину из кокона воспоминаний. — Войдите, – бесстрастно проговорила она, не поворачиваясь к двери. В кабинете раздались тихие шаги, половица возле стула скрипнула. — Добрый день, мама, – мягко проговорила Лёля, сев на стул, закинув ногу на ногу. — Что-то случилось? – Хельга уловила, как плечи матери вздрогнули, и тело женщины напряглось. Девушка сразу поняла, что мать знает о её болезни. — Мне надо уйти, и я не прошу твоего согласия, а лишь уведомляю тебя, – женщина обернулась, черты её лица были холодными и отчужденными. Сорвавшись с места, она медленным шагом прошла к своему креслу и села за стол. Нина изучающим взглядом обдала дочь, которая ни на минуту не отводила взгляда. — Ты хочешь сделать вылазку? – этот вопрос прозвучал глупо для обеих женщин, но каждая пыталась сделать вид, что они не знают о предстоящей проблеме. — Нет, я хочу навсегда покинуть «Рай», – Оля, положила руки на стол ладонями кверху, показывая матери руки. Лицо женщины вытянулось от удивления, но это была минутная реакция. – Раю нельзя терять людей из-за одной никчемной личности, – эти слова прозвучали, как удар, губы Нины сжались в тонкую полоску. — Ты права, тебе следует уйти, чем быстрее, тем лучше, – миссис Гапоно потянулась к кувшину, чтобы налить воды в стакан, Ольга впервые заметила, как её руки дрожали, а лицо стало бледнеть. В кабинете матери воцарилась тишина, женщина сделала глоток и поставила стакан на стол, слегка повернувшись в кресле к окну. Хельга почувствовала себя одинокой в кабинете матери. Им было не о чем больше говорить, мать дала своё согласия на уход, девушка поднялась со стула и, развернувшись, направилась вон. – Но я против твоего ухода, ты и Доминика – это всё, что у меня осталось в новом мире, – слова матери были мягкими, хоть голос и дрожал. – Я знаю, что ты не услышишь меня и сделаешь так, как ты считаешь нужным, но тебе следует обдумать, какой конец ты хочешь увидеть. — Могу я взять рюкзак, несколько пистолетов и припасы на пару дней? — Да, бери, если они тебе нужны, – с тяжелым сердцем согласилась Нина, смотря на хрупкую спину дочери. Она понимала, как той тяжело давалось решение, притом такое. Дочь вышла из кабинета, аккуратно прикрывая дверь. По щекам женщины заскользили струйки слез, для Нины уход Хельги был самым сильным ударом, ведь теперь она потеряла не только Ольгу, но и ту частицу, через которую женщина видела Аю.