Миледи

— Агате пришлось потратить целую вечность, чтобы доказать, что собственная семья меня предала, — голос девушки звучал тихо, но довольно уверенно. — Агата? Милая-милая Агата. Знаешь, сестра, я ни на минуту не сомневался, что эта шавка побежит за тобой. Ни. На. Минуту, — последние слова мужчина вымолвил четко, с расстановкой. — Твои жалкие, мелочные амбиции всегда вызывали у меня улыбку. Даже умиление. — О, брат. Не сомневайся, мои жалкие, мелочные амбиции победили бы в конкурсе самых маленьких вещей во вселенной… — ее лицо приобрело ядовитую ухмылку, — Если бы в нем не принимал участия твой член. Джейме усмехнулся. Брат Сигюн, принц Ванахейма, любил и ненавидел свою сестру. Любил ее юмор, ее решительность и порой глупую отвагу, а ненавидел, пожалуй, то, что считал ее сильнее самого себя. Сигюн же в свою очередь (до событий прошлой осени) всегда играла вполсилы, чтобы не ставить дорогого родича в дурное положение. Старший брат принцессы Ванахейма, не лишь ради прощания позвал сестру к себе. Он недостаточно сильно позлорадствовал на свадьбе и должен был исправить это до своего отъезда. О, как ему нравилась эта комедия. Сигюн, которая по дороге в Асгард разорялась, что всех убьет, а внутренности скормит лютоволкам, кричала, что не товар и не вещь, чтобы ее вот так вот продали, на пире сидела тише воды и ниже травы. Ее робкие взгляды на несчастного мужа. О, Всеотец, Джейме это так нравилось. — Что отец тебе такого сказал, что ты была ясным солнышком? — поинтересовался брат без доли злорадства. Его черные волосы контрастировали с ее белыми, с ее бледным лицом. Со стороны трудно было судить об их родстве, столь не похожи они были. — А у меня встречный вопрос, дорогой, — Сигюн приблизилась к нему, зловеще выставив вперед свою худую бледную руку, — с хера ли ты и наш достопочтенный батюшка-самодур не убрались с глаз моих долой? Еще хотите поиздеваться, насладиться моим положением? Моей безысходностью? — С чего же сразу безысходностью, сестра? Ты ведь теперь принцесса, жена аса, бога. Не этого ли ты хотела, затевая мятеж? Отцу было трудно это замять, чтобы новость не разошлась по всем Девяти мирам. Но не разошлась ведь, раз тебя в невесты позвали. Да еще и за принца. Лучше бы поблагодарила его за это, а не возмущалась. Сигюн не могла подобрать нужных слов. Она чувствовала только грусть и неукротимую злость на брата. И на всех остальных. Вот кем ее считали? Мятежницей? Изменщицей родины? Принцесса была твердо убеждена, что желала для своего народа только лучшего, пытаясь спасти его от деспота-правителя. Она была убеждена в том, что все сделала правильно. Алые губы Сигюн свело кривой усмешкой, что всегда уродовало ее девственное лицо. Джейме нахмурился, понимая, что ничего хорошего это не предвещает. — Мой прекрасный братец, мой добрый, мой такой идеальный брат. Прости, что забыла поблагодарить тебя за такую услугу. Спасибо, что спас наш народ от спятившей, безумной ведьмы, которая мечтала забрать трон твоего любого отца. Спасибо, что предал меня, будучи единственным человеком, которому я доверилась. Спасибо, брат, — она отошла на несколько шагов назад, обводя комнату усталым взглядом, — а, знаешь, так будет лучше. Я уверена. Скоро ты поймешь, насколько ты был ПРАВ. Ты будешь смотреть на его глупые войны столетиями. Будешь терять людей. Будешь терять свой народ и все, что тебе дорого. Год за годом. Сигюн видела, как брат поник, а его лицо приобрело серый оттенок. Она говорила сейчас именно то, чего он хотел, и что боялся услышать. — Ведь Сигюн не пойдет больше в бой и не поведет за собой войско, зная, что половина воинов не вернется домой. А ты больше не будешь отсиживаться в своих покоях. Отец так берег своего наследника. Так берег. — Говоришь так, словно пережила их тысячи. Отец брал тебя всего на два сражения… — А во скольких бойнях был ты? Ответа не последовало. — Тебе хватит и одного боя. Когда руки будут в крови, когда на твоих губах будет вкус чьих-то разодранных внутренностей, вспомни меня. И обдумай то, что я сделала, еще раз. Девушка не стала ждать его слов. Он все равно бы не понял. Было не время. Пока. Джейме для нее был и оставался ребенком. Только если раньше она воспринимала его как ребенка, которого нужно беречь, с которым нужно играть в поддавки, чтобы он не обиделся. То сейчас брат был для нее ребенком тупым, которому без толку что-то объяснять, ведь все равно ничего к нему не дойдет. О, Всеотец. Только не это. Сейчас снова заходить в покои к этому ледяному идиоту. О, в НАШИ покои. Кланяться ему. Делать из себя загнанного тупого ягненка. Почему он начал со мной разговаривать? Вот все на банкете меня устраивало. Он молчал, и я следовала его примеру. В первую ночь он меня тоже болтовней не баловал. И хорошо ведь. Душа в душу. Мне нужно время, чтобы все это обдумать. То, что случилось, требует, чтобы его хорошенько проанализировали. Хотя. Мне грех жаловаться. Лучше в постели этого зануды, чем в темнице. Отец в этом случае впервые за многие годы сказал мудрую вещь. Так действительно лучше. Какой же он медлительный, как тихо разговаривает. Думает, что быть тугодумом — это сексуально? Смазливая королевская монашка. Нужно будет постараться, чтобы не треснуть его. Лицо Сигюн все еще выглядело очень раздраженным, суженные глаза и сдвинутые на переносице брови выглядели устрашающе. Она настолько сильно задумалась о своем, что не заметила высокую фигуру принца, поджидающую ее в тени виноградной лозы. — Какая хрень, боже. Люблю виноград, только когда он в бутылках, — проворчала девушка, когда ветка ненавистной ягоды запуталась у нее в волосах. Локи спокойно наблюдал за этой картиной. Он ожидал увидеть принцессу в слезах и уже был готов сыграть роль хорошего мужа: обнять, успокоить и расспросить, что за история разделяет юную ванахеймскую принцессу с ее семьей. Она выглядела такой запуганной, что результат встречи был очевиден. Первое, что пришло в голову Локи, была мысль о том, что царь Ванахейма, славившийся своей жестокостью, вместе со своим сыном просто издевались над хрупкой девушкой. Ведь ваны очень воинственны, а принцесса мало похожа на воина: хрупкая, мелкая, низкая. Позорище для рода да и только. Очередное разочарование семьи. Локи был достаточно проницателен и дружил с логикой, чтобы легко это понять. Но то, что он лицезрел сейчас слегка отличалось от ожидаемого. Злая, как черт, лицо хмурое, еще и матерится. Это уж что-то точно не из области «характерно для милых принцесс». Локи понравилось то, как он напугал ее в саду, и он решил проделать это снова. Бог резко выступил со своего укрытия прямо перед лицом злющей принцессы. Девушка ударилась о его доспехи снова, хорошо треснувшись о них лбом. Но она не закричала как в прошлый раз, что довольно раздосадовало Локи. Надо же. Сдержалась и даже не заматерилась. Хотя я слышал, как ее кости хрустнули от столкновения. Потрясающая выдержка. — Мой принц, — девушка склонилась перед мужем, изображая удивление. — Прошу простить меня, мой принц. Губы ее сказали одно, а в голове пронеслось: «Если этот напыщенный кусок дерьма еще раз так сделает, я ему шею сломаю одним щелчком моих волшебных пальцев. Это каким полудурком нужно быть, чтобы ходить в ЖЕЛЕЗКАХ в саду? На тебя что, кто-то нападает? На таких белоручек нападает только хандра.» — Вы чем-то раздосадованы, жена моя? — улыбка Локи была изумительно учтивой, даже не претендуя быть искренней. — Я слышала, как служанки обсуждали наш брак, мой муж, — она врала и не краснела, не смея поднять на него глаза, — Они… говорили ужасные вещи о Вас. Я не выдержала и накричала на них. Мне было так страшно, что Вы меня за это осудите. И Ваша семья будет зла на меня за то, что я только приехала, а уже смею кричать на Ваших слуг. Простите меня. Она подняла на него свои восхитительные темно-синие глаза, медленно хлопая пышными ресницами. Она вступилась за меня? За меня? Не то, чтобы мне было это нужно. Мне все равно, что и кто говорит. За свой долгий век уже привык как-то. Но, все же, не могу не признать, что это немного приятно. Немного. У Сигюн такую злость вызывают асы, которые смеют нас с ней обсуждать. Обсуждать меня. Умилительно. Но ей стоит подготовиться, что это только начало. Сигюн было страшно, что он почувствует ее вранье. Не даром же он — Бог Обмана. Но нет. Не почувствовал. Глаза девушки. Ее мягкость была слишком притягательной, а Локи был не только богом, а и мужчиной. И инстинкты взыграли. Девушка изобразила вырывающиеся слезы, чтобы окончательно одурачить бога, и подошла к нему вплотную, обнимая его за шею, к которой еле доставала руками. Он не сразу, но обнял в ответ. Даже чуть согнул колени, чтобы быть немножко ниже. Его податливость заставила Сигюн задуматься. Может, он не такой уж потерянный вариант, как ей сразу показалось? Тот, кто управляет Асгардом, управляет Девятью мирами. А значит... и Ванахеймом тоже. Отец дал мне в мужья провинившегося принца. Жалкого неудачника, потерпевшего поражение. Менее перспективного в плане престолонаследования и сыскать нельзя. Но унаследование царской короны — дело тонкое. Все может очень измениться, если хорошо сыграть партию. «А в душе мне его даже жаль», — пронеслось в голове у Сигюн, и она прижалась к нему еще ближе. «А в душе мне ее даже жаль», — подумал Локи, и обнял в ответ.