Глаз Агамотто

Олег сразу понял: дело в лице Серёжи не то, что пахло, воняло керосином. И нет, он не был отбитым ублюдком, который ревнует лучшего друга за то, что тот начал общаться с кем-то ещё, когда у самого рыльце в пушку. Отдавал себе отчёт: не будь детдома, связывало бы их одно большое и красивое ничего. Серому нравилось работать головой, Олегу — реализовывать его дурные планы. Поступление в один универ проблему не решило, скорее только отсрочило неизбежный разрыв: компания у Олега была соответствующей, его полностью устраивала, но Серёже не подходило. Он инородным рыжим всполохом разрезал толпу в Клубе, безбоязненно вертелся перед людьми, которые могли ему голову голыми руками схлопнуть. Иногда Волку всерьёз казалось, что Разум просто самоубиться хотел, лез всюду, куда не должен был, смаковал каждый момент, пока матерящийся Олег ему царапины обрабатывал. Один раз трахарь организовал сотряс, самого его потом, правда, собирали в хирургии, но никто не жалел (а главное, ничего не видел). Волк не понимал нихуя, иногда казалось, друга у него два: спокойный и немного стеснительный программер-Серёжа, вдумчивый и художественный вечный ребёнок, которого вечно хотелось укутать в пупырей и не отпускать; и Серый, безалаберный беспризорник, готовый убиться о любую подвернувшуюся возможность, который совершенно не думал ни про своё будущее, ни про планы никакие. Разгул продолжался почти весь первый курс, пока разъярённый Олег не нарычал о том, что ещё одна выходка и Разум может себе нового соседа по комнате искать. Извинился, правда, сразу — таким бледным он Серёгу не видел никогда, едва скоряков не вызвал, отпаивал потом чаем и целовал в макушку часа три, пока почти синие губы пытались хоть слово произнести. Об этом не вспоминали никогда, но Серёжа стал аккуратнее: послушно вертелся рядом с Волком, предупреждал с кем и куда... а потом в Клуб пришёл Новенький и выстроенная схема пошла по пизде. Олег сразу понял: Гром пришёл надолго и уходить не собирался. Странную, непонятную самому себе злость пришлось быстро запихивать куда подальше, вместе с острым языком, так и норовившем поддеть Серёжу. У Волка голова кружилась, он попросту не понимал, что было не так: Гром Серого на руках, конечно, не носил, но заботился, пусть и грубовато. Следил, чтоб компьютерный гений выбирался из своей скорлупы наружу, утаскивал в реальный мир. Теперь уже не приходилось постоянно дёргаться, будет ли живым тело, если Волка рейдово отправят на какие-нибудь сборы или он сам свалит по каким-нибудь Клубным делам. Только вместо облегчения пришёл странный внутренний зуд. Не только он, на самом деле: одно время Олег хотел провериться даже у кардиолога, сердце барахлить начинало рядом со сладкой парочкой, особенно когда Гром так вот осторожно прижимался губами к рыжей макушке, пока Энакин предавал своего наставника на экране, тихо, чтоб Разум точно не заметил, не отвлёкся от фильма. С сердцем оказалось всё в порядке, так что Волк на это дело плюнул и просто оттащил Серёжу в закоулок и припёр к стенке. Близились летние каникулы, марафон щедрости государства заканчивался и чудилось временное возвращение в (не)любимый олегов Питер. Как минимум, вещи забрать да попрощаться. Серёжа задумчивым был сверх меры, сессия уже отбила ему почки и нервную систему, оставались формальности, но Олег не замечал, чтоб друг расслабляться начинал. Так что просто за шкирку оттащил в угол и встряхнул для проформы. — Ты ж понимаешь, что ждать тебя никто не будет? — Волк глаза чужие поймать пытался, но куда там, Разум ж мастером спорта был по ускользанию. Чувства внутри все жилами натягивались, точно что-то не так творилось, будто стоило заткнуться. — Да и сам ты запрыгаешь сразу, как только один останешься. Первый и единственный раз, когда Серый его оттолкнул и отправил в пешее эротическое путешествие аж на Луну. Не это тогда Олега поразило, скорее тон — ледяной, злой, неживой будто. И взгляд, который наконец получилось поймать: болезненный, но жарким пожаром поджигавший и закуток, и самого идиота-Волкова. — Или ты прекращаешь трахать мне мозги моей же никчёмностью, или можешь искать себе соседа, — Олег дёрнулся тогда, мир слегка запрыгал перед глазами, в ушах зазвенело, как при хорошем ударе. Серый не свалил никуда, даже за минералкой по просьбе резко охрипшего голоса сбегал, но расслабляться не думал. Потом уже, в родимой "Радуге" только тёмной ночью признался: — Ты однажды сказал в морду давать, если кто-то будет говорить, что я никчёмный и ничего у меня не получится. И если скажут, что я никому не нужен тоже, — разговор был сонным, Серёжа еле языком шевелил уже. — А теперь сам напоминаешь, что на такое чучело только вставать и может, да и то пока не подвернётся вариант получше. Серёжа вырубился тут же, а вот Олег так статуей до утра и просидел. Сердце сжималось так, что дыхание спирало, но сил, чтоб хотя бы дёрнуться, просто не было. Во рту гадливо желчью потом отдавало, самому себе в глаза так и не подвернулась возможность, странным образом зеркала побились все. Волку было стыдно. Что так быстро забылись его же железобетонные обещания, что не бросит, что всегда защищать будет. Ага, конечно. Кому там Москва голову вскружила, а, Олеж? Стыдно было, как легко он поверил в этого нового странного Серёгу, Серого, что пытался курить, трахался с полузнакомыми парнями и влезал в неприятности, да он же едва себе татуху не набил! Серёжа!!! У которого на боль аллергия была покруче, чем у Кларка Кента на криптонит! Который глаза закрывал руками, пока Олег на ринге набивал себе цену повыше. Дышалось через раз — как раньше, от каждого удара, полученного Серёжей, на глаза пелена кровавая наползала, только сейчас от собственной тупости. Серёжа ведь тихий. Даже в четырнадцать, когда летом ни с того ни с сего приступ словил, задыхался до того, что потом пару дней даже самого Олега не узнавал, шарахался, бормотал что-то под нос про какую-то птицу — даже тогда молчал, ни звука не проронил. Не привык жаловаться, не привык получать помощь и доверяться, сразу ёжиком скручивался, самое ценное, голову, закрывал. А тут вдруг дерзким-мерзким стал, презрительный прищур на моську нацепил, и Волк повёлся. Идиота, млять, кусок. Серёжа ведь если откроется, то разом и навсегда, хоть гладь, хоть бей. Оттолкнул Олег ведь уже от себя, сам, своими руками сделал всё, чтоб ребёнок защищаться полез, но нет же, всё тянется, мурчит, сколько долбоебизма Волкову ни завезут. Прощаясь с «Радугой» уже, притянув к себе на крыше несопротивляющуюся рыжую макушку, Олег легонько прижался к ней губами, едва задев волосы, последнее своё безмолвное обещание дав: ни разу больше, сам сдохнет, а бить по больному больше не будет, примет Грома в жизни их, смирится. Парень-то нормальный, чего только взъелся, Волк ведь и не верил, что Серёжу можно так просто забыть, из головы выбросить, если за несколько месяцев не слился, то и лето переживёт. Привычное «ну а если» в голову так и не залезло — привычка сразу и навсегда разбираться в людях не подводила обычно. С тех пор стало легче. Грома терпеть, даже поболтать умудрились, пока вещи перетаскивали, кто бы мог подумать, случайный трахарь помогает с вещами, да половину к себе в квартиру затаскивает, чтоб не захламлялся блок. Со стороны, конечно, всегда виднее, но Олегу весело до злости и смешно до истерики: как два идиота так ничего и не поняли. Что один, неловко волосы в один момент поправлял, краской залившись, да заикаясь, а в другой уже орал благим матом и гонялся со стулом наперевес, потому что опять забыл обработать царапину после ринга. Что другой, даром что безразличное ебало строил, придерживал на углах, не давал вписаться в острые сколы на кухне. И главное, оба ведь не замечали нихуя, как-то в обход сознания действовали. Вечером он Грома в бар затащил, пока Серый окопался в своём любимом ноуте, позабыв о реальности в момент. Не то, чтоб споить, но разговор от темы далеко не отклонялся. — Как ты его не прихлопнул? — Гром из-за бутылки звучал невнятно, но бровь выгибал красноречиво. — Что ни день ведь, так приключения находит. За историями о том, какая это боль — пытаться уберечь Серёжу от неприятностей, которые его же ждут, как их динамить, вечер прошёл незаметно, но и язык Грому тоже развязал качественно: — Я иной раз смотрю, на чём только дух держится, одни глаза горят на лице, в нём огня ж, — тут некстати случилось странное полупьяное хихиканье. — Не, ты прикинь, огня столько внутри, а наружу ничего не вылезает, всё внутри перерабатывает, заяц энерджайзерный! Олегу до боли в груди щемило, но одновременно с этим становилось тепло. Как же так выходило, что незнакомый мужик так быстро, так близко Серёжу принял, даже сам не понял, что наделал. Получилось только снова покивать, да жестом ещё бутылку попросить.

***

Олег только убедился, что идиота среди них всё же два, когда к зиме уже почти Серый умудрился с воспалением лёгких слечь. Носиться перед сессией даже в Москве и без ветра в одной ветровке не стоило всё же. Гром тогда пропадал тоже где-то по своим полузаконным непонятным делам (или чем он там занимался, чтоб в двадцать лет уже снимать неплохую хату даже не в жопе Москвы) и на пару недель выпал из их жизни. Сложилось это, навалилось — Серёжа слёг. Ноутбук, правда, отпускать таки не хотел, к врачу обращаться повторно и подавно (шипел змеёй и так и норовил укусить). Волк поначалу упрашивал, потом орал, а под конец, когда шпарить начало огненно, а хрипы становились совсем плохими, просто набрал Грома с телефона Разума и сообщил интересную причину, по которой тот уже вторую, блядь, неделю их встречи переносил. Минут через сорок, в третьем часу ночи в блок мрачно постучали. Даже Серёжа вздрогнув, в себя пришёл немного, подслеповато моргал, пока стук всё не прекращался. Пакет с лекарствами ловить пришлось уже Олегу, чтоб не зашибло надежду и будущее российского ай-ти. Дышал Гром тяжело, зло, но Волка покинуть территорию попросил вполне вежливо, даже уточнил, как готовить укол для недоразумения их. Абстрагироваться от дальнейшего ора Олег и не думал, наслаждался, пока не уловил в бурчании что-то про переезд, но тут же успокоился: Гром жалеть не будет, да и теплее у него было намного, чем в блоке с щелями размером с воробья. Только почему-то так вышло, что упустил Олег нечто важное: пока вещи собирал вперемешку свои и Серого, пока паковал всё необходимое, да запирал блок, чтоб отконвоировать тело на дорогущем такси (ну точно, мафиози) до временного места заключения; пока чай разливал, да обед на скорую руку готовил, а после размеренности вырубился прямо на раскладном кресле. Пока утром Гром пальцем у виска не покрутил: — Меня тут нет часов по двадцать иногда, а за ним приглядывать надо, вы тут оба мне нужны. Мысль о том, что идиота среди них было всё же трое тогда пришла в первый раз, да и сердце окончательно отпустило. Дальше уже — своё, стая. Гром слился с ними, грустно как-то хмыкая каждый раз, как Олег пытался донести до него мысль свою. Впрочем, какое Волку дело, чего там вбил в свою упрямую голову этот придурок, назвал стаей, семьёй — доверяй соответствующе. Олег даже не думал, как сильно пропитался этим ощущением, пока на Серого не насели. Парень с курса, что пальцы веером разве что не держал, решил, что эквивалентно оплачиваемая помощь по учёбе даёт какие-то там клиентские отношения. Нет, сначала всё цивильно выглядело: вместо посвята и охоты на первокурсниц решил разбавить себе жизнь перчинкой парень, ужом вился неделю вокруг, да выпросил приглашение, кто б его так пустил. Дальше только по пизде пошло. То ли перебрал пацан, то ли от эйфории запретности кукуха протекла. Не успел Разум привычно повиснуть на шее, коалкой приставучей, как пацан нарисовался рядом. Вежливое рычание едва вышедшего с ринга Грома проигнорировал, на Серёжу наехал. Олег не слышал, что он там точно наплёл: то ли сам клеился к победителю, намекнув, что на «такое чучело кто смотреть вообще будет, нищеброда кусок», то ли возмутился, что «педик, совсем охуел лезть к нормальным парням». Точно не расслышал, но ускорился. Сам ещё не понял: помочь труп прятать или Грома оттаскивать. Тот пока только Серёжу осторожно на пол ставил позади себя, медленно так, вежливо. Разворачивался, шептал что-то пацану, что тот сразу воодушевился, закивал, да свалил. А потом с той же блаженной улыбкой на ухо прошипел: — Через полчаса на трассе. Предупреди скоряков, собирать будут по кускам. А пока отвези нашего придурка в блок. Волк ощутил мурашки на холке, но даже не подумал не подчиниться. — Игорь, кстати.