Сквозь трупы прорастут цветы

Еще за десяток километров от города хмарь начинает просачиваться в вагон. Олег почувствовал это, когда на языке осел горький вкус от вдыхаемого воздуха и моргать стало больно от сухости. Плохо дело. Тяжелее будет не спать. Но твирь не цветет там, где пахнет порохом. Когда цветет твирь и пролитая кровь сладка, не как гниющая рана, по-настоящему. Если он и заснет, то скорее ему приснятся кошмары о гигантских быках и свежих тихих могилах в ряд, чем об окопах. На подъезде к городу Олег едва может держать глаза открытыми. Поезд несется, вагон потряхивает, и Олегу грохот колес кажется громом, разрывающим небо - даже тусклый свет за окном режет глаза, как молния. Вспомнилось - когда уезжал, было так же. Только в скрипе и лязге все слышался чей-то плач. Известно, чей. Из пятерых мальчишек вернулся он один. Из вагона его кто-то вывел, как щенка, за шкирку; родная земля так по нему скучала, так ждала, что хотелось тут же упасть на неё и тут же, у рельс, забыться мертвецким сном. Может, кошмары и правда спутают его с мертвецом, как бывает с теми, кто в степи спит, и пройдут стороной. Только ступил - и кажется, сквозь стопы проросли корни, и Олег Волков снова стал по-настоящему слышать, по-настоящему видеть - не только глазом. Три года быть слепцом. Три года калечить и убивать, против своей природы, за три года найти в своей природе то, что от вкуса крови только крепнет. Три года не вспоминать, ни его имени, ни его глаз шальных, а то ушел бы домой пешком. Олег знает - он почувствовал, что Волков вернулся. Как будто бы сквозь бесконечную степь, туман и морок они встретились взглядами, как люди встречаются случайно на вокзалах и городских площадях, видят друг друга и понимают, что судьба свершилась. Олег его еще найдет. Или скорее его найдут, когда время придет. Пока карман оттягивают и жгут четыре последних письма, не нашедшие адресатов. Город за три года войны совсем не изменился. Лицо стареющего мужа медленно покрывается все большим количеством морщин, но их не видно взглядом любящего. Так и город - обветшал ли, опустел ли, Олег не видит. Всё как в детстве - по дороге с вокзала он вышел к собору, возвышающемуся на пустой площади, чтобы прислушаться к мерному гулу его сердца. Среди коренастых домов, цветом одинаковым с песком в степи, чернеющие иглы, пронзающие небо, всегда были чужими, но по возвращении Олег почувствовал, что корни есть и у собора. Тревожно стало - кровь со ступеней смыли, но Олег-то видит. Перед тем, как он стучится в первую дверь, у Олега как будто щемит в сердце. Значит, только он товарищей домой и проводил. До родного порога - и сразу на тот свет. - Маргарита Пална! - Олег постучал один раз, окликнул хозяйку, постучал второй. Странно - слышно же за дверью шаги, но никто не открывает. - Маргарита Пална, это Олег. Я… Откройте, пожалуйста. Ответом ему служила тишина. Оставлять на пороге ценную ношу Олег не решился. Три года сна с автоматом отбили ему чутье линий, но он уверен - надо в руки. Тогда в братской могиле далеко отсюда и в родных домах все будут спать без кошмаров. Но Олегу не открывают ни одну из дверей. Пустовала не только площадь перед собором. Где-то вдалеке Олег видел играющих детей, идущих по своим делам горожан, но перед ним все сворачивали за угол, как будто бы незаметно завидев, скрывались дома. Он кружит по городу почти до сумерек, не зная, к какому порогу прибиться - тот, кто был ему домом, ушел в степь - пока не натыкается на сваленные за театром кресты и все понял. Обугленные доски и истлевшие тряпки лежат неаккуратной кучей. Наверное, на ограждение разломали декорации, и актеры в качестве репарации забрали остатки. За войной всегда идет болезнь. Но в этом городе все с ног на голову, здесь чума решила подождать тех, кто на войну ушел. Неужели потому что Волков оставил свой дом, разорвал линии и осквернил их кровью, неужели потому что город остался без знающего, вот почему ему не смотрят в глаза, вот почему - оставил и предал, обещал быть рядом, а сам пропал на три года, должен был беречь и не смог - чужим голосом говорит ему степь, пробивающаяся твирью через камень мостовой, и Олег холодеет. Лучше бы снились окопы и дальше, ведь теперь ему в кошмаре жить. Он идет на кладбище. Считать. Каяться. Искать, где спит тот, кто был ему домом. Степь принимает его, словно объятия матери, которых он никогда не знал, травы щекочут пальцы и просятся в руки. А должны быть под лапами - чутким носом след лучше по земле брать. Камня на надгробия не хватило - сохнут и гниют в степи доски со стекающими в землю чернилами. Из-под земли тянет горелым - хоронили наверняка один пепел, чтобы не травить воду. За надгробиями, где подступают к холмам болота, Олег видит, как пляшут твириновые невесты. Он поворачивается. Нечего ему делать среди невест - но те по его жесту взвиваются, как листья на ветру. - Сережа! - Олег хрипло окрикивает мираж, и невесты рассыпаются в стороны. - Какая же он к черту невеста - но их знаки покрывают белую кожу, пальцы багровые от травяного сока. Олег чувствует - он умеет звать, и не только твирь. На его зов и приехал, пустоголовый. Этот зов его из-под пуль вывел, вернул домой, весь твой полк отравился ипритом, Олег, а ты целехонький, ни холера его не тронула, ни штык, как же так вышло? - А мы тебя похоронили, - шипящим шепотом говорит тот, кто раньше звался любимым именем, - письмо пришло. А за ним песчаная язва. Он покачивается на ветру, как тугой стебель твири, и Олег тянется к нему, ловит холодную руку в свою. - Только кто из нас умер, Олег? - щербато улыбается он, и Волков видит заливающее радужку золото, переливающееся, как будто в свете костра. Кожа остается в пальцах Олега, как перчатка, когда он выдергивает руку, и хохочет заливисто. Переливчатыми криками, плачем отзываются ему голоса других невест. Воздух становится удушливым, как будто полным дыма. - Ты… - проклятое имя выкликают невесты, имя, звучащее, как свист горла, когда вскрывают брюхо, - Суок- - Не смей! - взвивается его голос, и хлесткий удар обжигает щеку. - Не заслужил еще звать. Он тебя выпросил живого за всё. Он тебя обменял на весь город, - губы растянуты в хищном оскале, - Выжег все, чтобы оставить место для тебя. Больше ничего задаром, - кажется, медные пряди волос шевелятся, как змеи, - место твоё, волк - у ног. Олег опускается на колени. Линии лопаются со свистом, и он чувствует, как перекраивает тело земли, даже не подняв руки. Просто склонив голову. - Всё ради тебя, - едва слышный шепот, родной, - только чтобы ты вернулся. Суок заглядывает ему в лицо. Олег Волков наконец засыпает в могиле, и волк в его шкуре готов верно служить.