*
Электронные весы показывали цифру на шесть кило меньше, чем раньше. Антон грустно вздохнул и, не торопясь, засунул босые ноги обратно в мягкие тапочки. — Ну чё? — спросил Лёша, не отрываясь от своего занятия. Парень валялся на койке с ноутбуком на животе, смотря выпуск «Следствия вели» и периодически язвительно комментируя. Задвинув весы под койку, Антон поправил катетер, морщась при этом от боли, и, усевшись на свою постель, посмотрел на друга. Шастун был благодарен Вселенной за то, что Лёша был с ним в одной палате. В противном случае он бы загнулся даже не от сотрясения мозга, многочисленных ушибов и трещины в правом ребре, а от тоскливого одиночества. — Похудел, — наконец ответил парень и перевёл взгляд на потолок. — Мне кажется, я ещё больше на скелет стал похож. — Прозвучало несколько по-детски, но Антона в самом деле серьезно беспокоил вопрос веса. И так длинной палкой был, а теперь вообще… Лёша поставил выпуск на паузу и придирчиво осмотрел парня. — Не, — уверенно заверил он. Антон выгнул бровь. — Ну, ладно, если только немного. Но, братан, тебе предки хавку приносят, и вместо того чтобы меня ею кормить, лучше бы сам питался, герой. А то вместо здоровой еды только Поповские шоколадки уминаешь. Я Шурику-то предам, чтобы он ему мозги промыл. — Арс сам кому хочешь намылит, — огрызнулся Антон. — И намылю, и отчихвостю, и все прочие синонимы. А о чем речь? — внезапно раздался хрипловатый голос со стороны двери. — Попов?! — Лёша от неожиданности подскочил. — Арсений? — не менее ошарашенно воскликнул Антон. — Нет, блин, господь бог, — сыронизировал брюнет. — Только не визжите так, сегодня стерва дежурит. Меня Николай Палыч пропустил по-тихому. — Умоляю, уже и с заведующим отделения закорешился? — протянул Лёха, переводя внимание на сериал. — А то, — Арсений дёрнул плечом. — Пересеклись на лестничной площадке, когда твой отец меня из палаты вышвырнул, — он посмотрел на Шастуна. Тот опустил глаза: да, помнил ту сцену. — Там и разговорились. Мне повезло, что он сегодня задержался, а так бы не попал. — Состроив жалостливую рожицу, парень обратился к Антону: — Ну так что, пустишь к себе под крылышко?***
В отделении давно был потушен свет, по коридорам умиротворенно шуршала тишина, и только откуда-то издалека доносились перешёптывания и смешки медсестёр. Ночью к ним обычно никто не заглядывал, а в случае чего — любое приближение к палате можно было услышать заранее, если успеть вовремя обратить внимание на отражающиеся от старых гулких стен шаги, поэтому это время парни ждали весь день, мучаясь от нетерпения. Только после отбоя они могли позволить себе расслабиться, не ожидая незваных гостей или каких-то новых, обязательно болезненных процедур. Так и сегодня — стоило только стрелке часов перевалить за десять, как ребята наконец спокойно выдохнули и, подперев на всякий случай дверь тумбочкой, с удобством расселись на кроватях. Арсений, чуть помедлив, вытащил из кармана кожанки целлофановый пакетик с… эклерами и с предвкушающей усмешкой протянул его Малине. Видя, как у того мигом загорелись глаза, он мысленно похвалил себя за то, что бережно хранил этот секрет все полчаса, — неожиданность подарка сделала его ценнее стократ. Уже через секунду сладость была буквально выхвачена из рук брюнета подскочившим парнем. — Привет от Шурика, — не переставая тепло улыбаться, прокомментировал Арсений, пока Лёша усаживался обратно на своё место. Тот ничего на это не ответил, только слегка кивнул, давая понять, что услышал. Но в том, что ему было приятно, сомневаться не приходилось. — А ещё мне что-то говорил, якобы я неправильно питаюсь, — фыркнул Антон, разбивая сахарную атмосферу. На счастливую мордашку друга он смотрел с небольшой завистью. — Цыц, мелочь! — Антон показательно закатил глаза и еле подавил в себе желание показать неприличный жест, и то, только потому что уже привык за эти несколько дней к подобным подколам. — Я, в отличие от тебя, ем нормальную еду, так что мне можно. И вообще, я уже старый, мне терять нечего, а ты — молодой. Я о твоем здоровье пекусь, цени, — заявил красноволосый покровительственным тоном и гордо вскинул подбородок вверх. Уголки его губ заметно подрагивали. Неприличный жест всё же был показан, но впечатления это особо не произвело. Почти беззвучно, но от этого не менее издевательски расхохотавшись, Лёша показательно придвинул к себе поближе пакет с эклерами и обратно уставился в экран ноутбука, нарочито медленно поедая вкусности одно за другим, причмокивая и довольно щурясь. Следящий за перепалкой Арсений тихо рассмеялся, запрокинув голову, и оперся о стену позади себя. Но уже через мгновение вздрогнул, отшатнулся от оказавшейся чуть ли не ледяной поверхности и обхватил себя руками. — Бррр… Как вы не замерзаете здесь, у вас такой дубак! И это в конце июля! — Это всё из-за фильтрации воздуха, — пожал плечами Антон и, откинув одеяло, поманил брюнета к себе: — Иди ко мне. Арсений помялся пару секунд, но всё же снял кожанку и забрался под тёплое одеяло, приобнимая Шастуна. Тот придвинулся ближе, закидывая на парня руки и ноги. — Я тебя быстро согрею, — легонько задевая губами ухо брюнета, прошептал Антон и сразу же уткнулся лицом ему в плечо, пряча появившееся так невовремя смущение. Арсений усмехнулся и, уместив голову у Антона на макушке, неуверенно сжал его в ответных объятиях: — Я даже боюсь двинуться, если честно. Не дай бог ещё трубки твои задеть. Антон прикрыл глаза и покачал головой, невольно потеревшись носом о чужое плечо. — Чай, не сахарный — не растаю. Забей на них. Просто руку правую не задень случайно, а то из-за иголки больно. Арсений поджал губы. Легкость, царившая всё это время на узкой больничной койке, ушла. Вернулось осознание произошедшего и… жгучая вина. Да, самое страшное недопонимание, возникшее из-за тех чертовых слов Егора, они разрешили ещё несколько дней назад, когда Антон окончательно пришёл в себя и к нему стали пускать посетителей. На самом деле, Шасту даже не нужно было никаких оправданий: слов матери, которая нехотя в двух словах рассказала о том, что случилось, и грустных, виноватых глаз Арсения было достаточно, чтобы окончательно избавиться от всяких сомнений, но брюнет всё равно не остановился, прося прощение и клятвенно заверяя, что никогда он не бросил бы его там, не оставил. Антон верил. Увы, это была лишь маленькая часть бо-о-ольшого айсберга. Слишком много недосказанности было между парнями. Слишком многое Арсений скрывал, желая огородить то ли Антона, то ли… себя. — Арс, перестань накручивать себя, пожалуйста, — внезапно пробурчал Антон куда-то Арсению в подмышку. — Я с закрытыми глазами чувствую, как ты мучаешь себя. Всё хорошо. Осознай уже это. — Ничего не хорошо! — зашептал Арсений, напрягаясь. Запнувшись, он перевёл взгляд на вторую кровать в палате. Лёша, поняв без слов, что этот разговор явно не для его ушей, демонстративно воткнул в уши наушники. — Антон, — Арсений замялся. Он глубоко вздохнул, собираясь с силами, и начал медленно говорить, делая паузы и стараясь пропускать каждое слово через себя: — Слушай, вся эта ситуация правда… Она сжирает меня изнутри. Я очень сильно обидел тебя тогда, когда только началась вся эта кутерьма с Черкизоном. Антон затаил дыхание. Он ожидал чего угодно: рассказа о прошлом, признания об их отношениях с Академиком, да даже правду о деле брата. Но точно не… извинения? Да, кажется, это были действительно извинения за ту ссору пару недель назад. Ссору откуда-то из прошлой жизни, до похищения и избиений, аварии и больницы. Признаться, Антон почти забыл и думать об этом инциденте, и только сейчас, после слов брюнета, осознал, как сильно это ранило его тогда на самом деле. Арсений между тем продолжил, и Антон весь обратился в слух: — Признаться честно, я был немного удивлен, если не сказать напуган, тем, как быстро у нас с тобой всё закружилось-завертелось. Ты мне понравился сразу, ещё в первую нашу встречу. Помнишь? — Арсений улыбнулся и невесомо пробежался пальцами по спине Антона. Тот хмыкнул: ещё бы ему не помнить. — Спас меня аки принц на белом коне, — съехидничал он. — Тогда уж на чёрном джипе, — не остался в накладе Арсений и в отместку ущипнул Антона за поясницу. Антон ойкнул, но скорее от неожиданности, чем от боли. Да и боли той было… Он со своей природной неуклюжестью и не к такому привык: удариться мизинчиком о какую-нибудь мебель всяко хуже будет. Но прокомментировать, несмотря ни на что, — это святое. — Хей! Кто тут парой минут ранее боялся ко мне прикоснуться, будто я хрустальный? Верните мне того Графа, пожалуйста. — Не отвлекайся. И вообще — Граф всегда рядом с Вами, — поддержал его шуточный тон Арсений, но после снова стал серьёзным: — Так вот. Ты меня зацепил с первой встречи. А потом мы пересеклись снова. И снова. И я сам не заметил, как поддался этим большим наивным зеленым глазам и как вы трое стали постоянно тусить с нами. Мне было комфортно, парням тоже. Всем, кроме Паши. Вот он с самого начала был недоволен, что я подпустил вас слишком близко. Правда, понял я это только сейчас. Нет, не подумай, я не прикрываюсь им! — От избытка эмоций брюнет взмахнул руками и случайно ударился ладонью о стену, но даже не заметил этого. — Последнее слово было так или иначе за мной. Это я согласился на всё. Это моя ответственность и моя вина, я не собираюсь этого отрицать. — Антон попытался было возразить, но Арсений не дал ему сказать и слова. — Не спорь, Антон. Именно я лидер, а не Паша, Серёжа и кто-то ещё. Я — Граф. И стал я им не за красивые глазки. Так вот, — парень повторялся. Антон раньше за ним такого не замечал. Да и были ли у них раньше подобные глубокие разговоры, когда слов не находилось, а волнение сжимало горло? Антон не помнил. — В свою защиту могу сказать: у меня были причины согласиться с Волей. Об этом я тоже должен был тебе сказать раньше. Твоя мама, она… Она сейчас ведёт одно дело, которое очень сильно ударило по мне год назад… Вот оно. Антон прикусил губу. Он не знал, стоит ли ему сейчас говорить, что он в курсе. В конце концов, не у одного Арсения были от него секреты. «Два сапога пара», — с досадой подумал Шаст. — …Я просто не мог допустить, чтобы ситуация повторилась. В той операции, что предложил Паша, был смысл. Это дело виделось не таким опасным, но оно должно было показать, к чему вы готовы, а к чему нет. Мы могли месяцами вас учить стрелять или драться, но это ни к чему бы не привело. А вот такое дело, без подготовки, сразу в омут с головой… Оно должно было нехило вас встряхнуть и прокачать. Самый трудный шаг, как известно, первый, — Арсений вздохнул. — Идея-то хорошая. Исполнение подкачало. Я так убедил себя в том, что в наших условиях это было необходимо, что это как раз-таки то, что нужно, чтобы перестать сидеть сложа руки, когда там что-то мутит Академик, что ни хрена толком ничего не рассчитал, не послушал парней, поторопился и наделал кучу ошибок. Я сам сделал возможным то, от чего так бежал. Почти потерял близкого человека. Антон, полный кретин. — Голос сорвался. — Я оттолкнул тебя. Наговорил чуши. Я думал, что защищаю тебя, скрывая всё это и отдаляя от себя... Но сделал только хуже. Как всегда. Похищение, потом эта авария ещё! Я, честно, вообще не понимаю, как ты согласился поговорить со мной и почему простил. Я чуть не убил тебя. Дважды. — Ну, не убил же, — попытался отшутиться Антон, но наткнулся на строгий взгляд голубых глаз и тоже стал серьёзным. — Ладно, я злился. Точнее даже не столько злился, сколько боялся услышать, что это всё… неважно для тебя. Не по-настоящему. Боялся разочароваться, если хочешь. Но какой был бы толк, если бы я не дал бы тебе шанс всё объяснить? Я помню тот день, когда тебя увидел здесь отец. Мы не договорили тогда, но знаешь, мне хватило того разговора. Правда. Да и мама многое рассказала о том, что произошло в тот день. Пусть и не всё. А ещё я слышал, как вы ругались с отцом. Как тебе запрещали видеться со мной, угрожали. Как ты признавал свою вину, но отказывался уходить. Потом и Шура рассказал, как вы нас искали, как боялись за нас. Да те же сладости, которые ты мне подсовывал! Тебе не плевать, я вижу это, чувствую. И чувствую, как тебе трудно. Арс… — Антон погладил брюнета по скуле. Шастун был безумно рад, что Арсений открылся ему. Он видел, как тот переживал, и его извинения были не формальностью: «Прости, я был не прав», а искренними, идущими от сердца. Да, Арсений пока не рассказал ему всего, но это уже не обижало. Антон понимал, что у брюнета в прошлом очень много скелетов в шкафах. Он был готов ждать. Главное, они сдвинулись с мёртвой точки, а дальше, Антон был уверен, дело за малым. — Если хочешь, давай оставим этот разговор на потом, когда меня наконец отсюда выпустят, м? — предложил он. Арсений облегченно кивнул. — Спасибо. Антон, ты удивительный. Самый невероятный из всех, кого я когда-либо встречал. Эти, казалось бы, простые слова почему-то заставили Антона сильно смутиться. Даже в полутьме Арсений увидел, как кончики ушей парня стали малиновыми. Но помирать — так с музыкой! — В таком случае, я заслуживаю поцелуя? — не давая себе времени передумать, выпалил Антон. Арсений впал в ступор от такого резкого перехода, но уже через секунду пришёл в себя и, мягко улыбнувшись, стал покрывать поцелуями лицо Антона: виски, кончик носа, щеки — медленно, но верно добираясь до любимых губ. Сейчас первые месяцы знакомства казались чем-то таким далеким и смутными. Встречи, поцелуи — будто были не с ними, а с кем-то другим. Сейчас самым главным было то, что парни крепко держались друг за друга, и никто из них представить себе не мог и не хотел силы, которая могла бы заставить их существовать порознь. — Ты заслуживаешь всего, что ты только пожелаешь.