(not) mistake of fate

Мерзкий дождь все никак не останавливается, как будто специально заставляет вспоминать о том дне – именно эта мысль приходит к Чонгуку ровно тогда, когда в квартире раздается трель дверного звонка, а сразу после в дверь прилетает несколько смачных ударов. Гадать о том, кем является гость, не приходится: родители сейчас должны быть на работе, а из друзей у Чонгука только один ужаленный в задницу Пак Чимин. Так что лучше открыть, иначе – настучат не по двери, а прямо Гуку по макушке. – Чимин, серьезно, я не в настроении, чтобы сейчас… – Ой, завали хлебальник, – Пак отмахивается от него, как от назойливой мухи, как только ему открывают дверь. Он проворно обходит Чонгука, быстро скидывает сланцы с ног и шлепает голыми ступнями по полу, принимаясь делать обход, как самая настоящая инспекция. – Так и знал, что ты вместе с сыростью еще и свинарник тут развел. – Ничего я не развел… Чимин красноречиво тыкает на гору пустых ведерок из-под рамена, которые громоздятся у раковины, потому что в мусорке для них уже не осталось места. Чонгук из дома носу не показывал уже пару-тройку дней… точно он не мог сказать – не помнил и специально не считал. Настроения не было никакого, желания что-то делать и о чем-то думать – тоже. Если бы он думал, то пришлось бы что-то решать, а решать он ничего не хотел. Не понимал как. Чон вздыхает и, поникнув, уходит из кухни в спальню, где плюхается тяжелым мешком на расправленную кровать. С Чимином разговаривать ему тоже не хочется – придется же как-то объяснять, чего он тут тоску наводит, или прикидываться, что это все только потому, как сильно он скучает по Тэ. Но ведь – не только. С Тэхёном он общался. Несколько раз. На сообщение о том, что тот приземлился, он ответил “Хорошо, отдохни”, на пожелание доброго утра ответил “привет”, на спокойной ночи – “пока”. Затем телефон разрядился, а зарядку Чонгук даже не искал, он и сам был не против разрядиться точно так же и не подавать признаки функционирования. В голове неприятная каша, ужасно хочется спать и укрыться полностью одеялом, спрятаться. Но он слышит шаги Чимина, который идет за ним следом и вскоре осторожно садится рядом на край кровати, рукой касаясь чонгукова плеча. – На сколько тебе плохо от ноля до десяти? – На миллион, – бормочет в подушку Чонгук, и Чимин сжимает его плечо крепче. – Чимин, ты прости, но я правда не в том состоянии, чтобы делиться сейчас с тобой всем, что у меня в мыслях и на душе. Я просто не смогу. – Тебе и не надо, – Пак мягко возражает, а пальцами второй руки тем временем принимается расчесывать его спутавшиеся волосы. – Я все знаю. Юнги рассказал мне сегодня – они с Тэхёном очень беспокоятся, потому что ты перестал отвечать на сообщения и звонки. – У меня телефон сел, – Чонгук заворочался и лег так, чтобы видеть Чимина. – Так ты теперь в курсе? – Прости, если ты не хотел, чтобы я знал. Гук пожал плечами и после расслабился. Наверное, так даже лучше – не нужно самому ничего рассказывать, не нужно снова проходить через тот момент, когда он сам узнал… – Я до сих пор ничего не понимаю. И не знаю, что мне делать. – Ты… злишься? Чонгук впервые задумался об этом. С удивлением он понял, что злости все это время ни разу так и не чувствовал, хотя, наверное, должен был злиться на то, что его собственный парень свинтил, оставив Чонгука в одиночку со всем разбираться. – Нет, – хмыкнул. – Наверное, я хотел бы, но… не могу. На него – не могу. – Он откинулся на подушку, уставившись в потолок, потому что в глазах защипало от тупого чувства беспомощности. – Я просто не могу понять, что дальше? Как мне себя вести? Что мне думать? Как… поступать с родителями? А мама Тэ?.. Моя мама… Твою ж… то есть… Черт! Чимин терпеливо и внимательно слушал весь его лепет, не перебивая и ничего не говоря. Ему было важно, чтобы Чонгук сейчас выговорился, вслух сказал то, что столько времени копилось в его голове. – Как такое вообще могло случиться? Как Тэхён вообще понял?! Я… я заметил некое сходство его с отцом, но я бы никогда не смог до такого дойти, я просто… Это же ни у одного нормального человека бы в голове не уложилось! Но Тэхён, он… вот только он – не нормальный, он, блять, особенный. Он – особенный… – Ты теперь хочешь расстаться с ним? – Я не думал об этом, – ответил, а затем добавил шепотом: – я бы не смог. – То есть между вами все… нормально? – Нормально? – Чонгук нервно хохотнул. – Если позабыть на минуту о том, что нас с огромной долей вероятности перепутали в роддоме, а затем мы росли не в своих семьях, но спустя двадцать лет по какой-то космической случайности встретились и раскрыли правду – то да, Чимин, разумеется, все нормально. Просто круто! Здорово! Восторг! Подумаешь… подумаешь – прожили жизни друг за друга, хах. Так романтично, что просто пиздец… – Да уж, сюжет явно заслуживает огласки. Дорама бы получилась что надо… – Тогда уж, скорее, тайский лакорн, давай быть реалистами. Чимин улыбнулся, с облегчением наблюдая, как Чонгук немного оживился. Раз пытается шутить – значит, пик катастрофы пройден. – Ты же понимаешь, что твои родители все равно останутся твоими родителями и не станут любить тебя меньше? И мама Тэхёна – она же такая милая женщина… Вы вместе, ваши семьи теперь будут тесно общаться. Если подумать, то сильно ничего и не поменяется, просто… – Просто махнемся с Тэ нашими детскими комнатами, – Чонгук грустно усмехается, запуская руки себе в волосы, чтобы потянуть за пряди. – Как вообще об этом родителям сказать? Тэхён… черт, я все-таки надеру ему задницу за то, что слился и оставил все вот так на одного меня! – Думаю, он узнал правду немногим раньше тебя и просто сам до конца не смог ее переварить. Прими во внимание то, что он, скорее всего, сейчас вынужден проходить через то же, что и ты. Ему точно так же тяжело. – Я… понимаю. Я просто… я бы хотел, чтобы мы прошли через это вдвоем, а не по-отдельности. Из-за того, что Тэхён улетел, я и так чувствовал себя плохо, а сейчас чувствую себя еще и брошенным. – Но никто тебя не бросал, – произносит Чимин настойчиво и отнимает его руки, не давая больше мучить волосы. Вместо этого сжимает обе их в своих маленьких ладонях. – Тэ улетел, потому что должен закрыть сессию. Ему нужно думать об учебе и о дальнейшей практике, чтобы не лишиться стипендии. Он сам не понял, что делать с тем, что узнал, но и тебя оставить в неведении не смог. И он умный, конечно же, но иногда – дурак, вот и… – Когда вы с ним успели стать лучшими подружками? – Пока ты тут Пизанскую башню пытался строить из ведерок из-под лапши. Он за тебя переживал, и, как оказалось, когда переживает, Тэхён становится очень разговорчивым. Как ты его терпишь с твоей-то интроверсией? Мистика какая-то… – Ты меня за всю жизнь закалил. – Тогда требую роль твоего шафера на вашей свадьбе. – Какая свадьба? Чимин… в нашей ситуации вообще это нормально? Мы же, блин, почти родственники! – Да не родственники! Ну, подумаешь, немного перепутались… зато будет, что рассказать детям. – Каким детям? – Ну, собак, значит, заведете или рыбок – им и расскажете. А теперь вставай. У меня терпение не железное. Я ставлю твой телефон на зарядку, мою посуду и заправляю кровать, а ты – идешь в душ, моешься там, сбриваешь щетину и чистишь зубы. Я проверю. – Ты – это просто кошмар. Как я тебя терплю? – Потому что так хочет твой инстинкт самосохранения – загнешься ж без меня, не пройдет и недели. А теперь – марш в ванную! Чимин проводит с ним весь оставшийся день и даже ночует у него на диване, на правах гостя отобрав самую удобную подушку. Ночью Чонгук не спит. Он пялится в экран уже заряженного телефона и раз за разом читает одностороннюю переписку, в которой Тэ пытается до него достучаться – перепугался, все же, что Гук перестал отвечать. Он жмурится, смартфон в его руке потухает, в комнате становится тихо и темно. А в кровати без Тэхёна под боком – пусто и холодно. От тоски по нему и глупой беспомощности хочется плакать. Чонгук не хочет ничего решать, ничего принимать, ничего узнавать, ему просто хочется спрятаться. Ему просто хочется, чтобы Тэ не улетал, а был сейчас рядом. Чтобы родители были просто родителями, а мама Тэхёна была тэхёновой мамой. Но почему же так нельзя? Почему все выходит по-другому? Тяжело, больно и запутанно. Телефон посылает вибрацию, оповещая о новом сообщении. Совсем нетрудно догадаться, кто ему пишет. Kim_TaeTae "Господи, ты снова в сети" "Я так сильно переживал, что с тобой что-то могло случиться" "Никогда так больше не пугай меня, Гук-а. Если злишься или ненавидишь – лучше просто скажи отвалить, и я отвалю. Но не исчезай вот так. Я ведь места себе не находил…" "Ты в порядке?" Конечно же, он не в порядке. Чон жмурится ненадолго вжимаясь в подушку лицом. Но, поставив курсор в поле диалога, пишет не это.

Kookie__

"А ты?"

Kim_TaeTae "Я чувствую себя трусом" "Прости" "Я знаю, что ужасно поступил. С тобой… с родителями… Черт, я до сих пор не могу нормально говорить об этом. Я не могу поверить" "И я просто… сбежал"

Kookie__

"Из всех твоих поступков пока этот – самый тупой. Просто чтобы ты знал."

Kim_TaeTae "Ты очень злишься на меня, да?"

Kookie__

"Не думай так"

"Я не злюсь на тебя. И не ненавижу."

"Я скучаю, Тэ, и мне очень не хватает тебя."

"И я помню то обещание, которое тебе дал. Я всегда буду верить, что наша встреча – это самая правильная вещь, случившаяся в этом мире. Это не ошибка."

"Потому что я люблю тебя"

"И знаю, что ты тоже любишь меня."

Kim_TaeTae "Почему-то я чувствую за всеми твоими словами очень пугающее меня "но"" Чонгук улыбается и шмыгает носом, только на этом моменте понимая, что на протяжении всего времени их переписки он… плачет.

Kookie__

"Я люблю тебя, я повторяю это для тебя, как ты повторил в своей записке."

"Я не злюсь на тебя, потому что я не имею понятия, как это сделать."

"Но мне нужно время, Тэ-Тэ. Немного времени, ладно?"

Kim_TaeTae "Ты хочешь, чтобы мы на время расстались?"

Kookie__

"Нет, не думай об этом так."

"Потому что я уже не могу не думать о тебе, как о своем парне. Это неправильно."

"Но я пропаду ненадолго, хорошо? Мне нужно многое обдумать и решить. Не только потому, что мы с тобой кое-что узнали друг о друге и о наших семьях. Есть много вещей, которые настало время мне решить. И я сделаю это один. Хорошо?"

Kim_TaeTae "Я бы мог помочь тебе с этим. Все что захочешь, Гук-и." "Только позволь мне"

Kookie__

"Не переживай, ладно?"

"Все хорошо"

"С нами все будет в порядке. Но немного позже."

"Это ненадолго, обещаю."

"Я тебя люблю"

Выйдя из диалога, Чонгук не дал себе времени на то, чтобы передумать. Он перешел в настройки, отлистал в самый низ списка, находя опцию "скрыть аккаунт". Одно нажатие – и его пользователь оказался не в сети.

***

Следующим утром Чимин рано поднимается и уезжает – у него сегодня факультативные занятия. Перед тем, как оставить Чонгука, он готовит тому незатейливый завтрак – но все лучше рамена – и будит, снова заставляя принять душ. Выходя за дверь, он треплет лучшего друга по волосам. – Тебе пора обновить цвет, – улыбается он, а затем переступает порог. – Не скучай. А если почувствуешь себя одиноко – звони. Ладно? Чонгук кивает и искренне его благодарит. Все-таки он Чимину здорово обязан тем, что тот заставил его выйти из сумрака. Пора было и впрямь начинать шевелиться, а то ведь таким темпом он скоро покроется плесенью… и из квартиры его выгонят, потому что на работу он забил хрен, и денег ему, следовательно, никто не платит. Поэтому весь следующий день он разгребает электронную почту и берет пару новых заказов. До вечера возится с ними, здорово увлекшись, ведь работа помогла в конце концов отвлечься от остальных мыслей, и рутина отключила волнение, отложив то в сторону. Но рано или поздно вынырнуть обратно в реальность все равно пришлось – ему, вернувшись домой после работы, позвонили родители. Говорил он с ними скрепя сердце и все не мог перестать думать о том, как бы не сказать чего лишнего… А после разговора какое-то время тупо пялился на потухший экран телефона. Смотрел на него, смотрел… затем резко поднялся и, распихав по карманам телефон и бумажник, вышел из дома.

***

Мама Тэхёна не скрыла удивления от того, что Чонгук вдруг объявился вечером у нее на пороге, а тот и сам не знал, зачем пришел. В горле запершило, и ноги от нервов задрожали. Он понимал, что мама Тэ… его мама ничего не знала, но почему-то поделиться с ней хотелось до ужаса. Чонгук нуждался… в понимании. В поддержке, в том, чтобы кто-то смог разделить то, что он чувствовал. И, наверное, она бы смогла? – Проходи, Кук-и, – в конце концов она улыбнулась ему и отступила вглубь коридора, зовя пройти в кухню. – Ты голоден? Я недавно вернулась с работы и собиралась поужинать. – Я бы выпил чай… можно… я помогу? – Конечно. Ты же знаешь – здесь ты можешь чувствовать себя как дома, я тебе всегда рада. – Помните… вы тогда сказали, что я очень похож на вашего покойного мужа… на папу Тэхёна? – это он спрашивает у нее, пряча взгляд в чашке с чаем, когда они уже сидят за столом. – Помню, конечно, – она тихо смеется. – Ты похож на него даже гораздо сильнее, чем Тэхён. Тэ-Тэ у нас вообще непонятно в кого, с его-то зелёными глазами… но ведь гены могут проявляться спустя несколько поколений. Я в этом правда не сильна. – Я на родителей тоже не особо похож, – поддакивает Чонгук, следя за реакцией женщины, и она ему участливо улыбается. – Они тебя очень любят – это сразу видно. И твоя мама… когда мы только познакомились, обе беременные, она так сильно тебя ждала… Чонгук выдавливает улыбку через силу и медленно выдыхает. Неслушающиеся руки шарят по карманам, а сердце в груди от волнения мечется, словно бешенное. Он все еще полон сомнений, но загнал себя в угол, и теперь никуда не денешься. Он нуждается в этом – в поддержке и понимании. Он… он хочет рассказать… чтобы его мама все знала… – Есть кое-что… Вы не единственная, кто заметил некое… сходство? Моя мама при знакомстве сказала, что Тэхён сильно похож на моего отца. Я тогда не придал этому значения, но Тэ… сами же знаете, какой он. Он запомнил, сопоставил, обдумал… и он сделал… генетический тест. – Я тебя не совсем понимаю, Гук-а. Чонгук тем временем полностью развернул перед ней медицинское заключение, подвигая, чтобы она смогла прочитать. Лисоль взяла лист в руки, поднесла к глазам, внимательно вчитываясь и хмуря темные брови. Чонгук тем временем жадно вглядывался в ее лицо: читал эмоции на нем, подмечал мягкие черты – точно такие же, какие были и в нем самом. Лицо женщины тем временем все сильней бледнело, пока зрачки скользили по строчкам. Чонгук точно понял, когда она дочитала – очередной вдох застрял в ее горле, и она замерла. Хрупкие руки осторожно положили бумагу на стол. Глаза, ничего перед собой не видя, остекленели под завесой собравшихся слез. Чонгук тоже замер, не зная, что теперь ему сделать, как заговорить или коснуться, при этом не ранив, не пустив по ней трещины. Лисоль казалась ему сейчас хрустальной. Она, видимо, думала – пыталась понять, как, осознать правду, принять то, что пришлось принять и Чонгуку, и Тэ, придется позже принять и другим. Одна ее рука дернулась, накрыла ладонь Чонгука, пальцы зацепились за пальцы. Темные глаза обратились на него, и слезы все же покатились по щекам – у обоих. Потому что Чонгук тоже плакал. Она смотрела на него пристально, тоже жадно, впитывала каждую черту лица своего ребенка, и ее материнское сердце захлебывалось в страданиях – от осознания страшной правды. От той правды, где ее и ее дитя на многие годы, оказывается, разделили и заставили жить порознь. Но теперь – вот он здесь, перед ней. Такой взрослый, такой красивый… и Тэхён. У нее все еще есть ее милый мальчик, точно такой же любимый ребенок, который ни на йоту не потерял своей важности. – Иди сюда, пожалуйста, – прошептала она, потянувшись к нему и заключая мокрое лицо в свои маленькие ладони. Чонгук, не переставая плакать, поднял голову, чтобы смотреть на нее. Наблюдать, как она приближается, целуя его в лоб теплыми губами, а затем прижимает к груди, как и положено матери. Как только она это сделала, как только Чонгук ощутил, как сильно и торопливо бьется ее сердце, она разрыдалась. Своими руками он крепко окольцевал женщину за пояс. Свою вторую маму.

***

Чонгук остается на ночь и занимает Тэхёнову комнату, чтобы не ютиться на неудобном диване в гостиной. Лисоль провожает его, желая спокойной ночи, а сама еще долго не спит – не может успокоить сердце. Ей и тревожно, и больно, и радостно… А еще – она в ужасе, ведь какова вообще была вероятность, что в итоге спустя столько лет они все друг друга встретят и поймут!.. Судьба ошибается редко… может, в этом все дело? Она долго не может нажать кнопку вызова, но все-таки решается. Без голоса сына ведь все равно теперь не заснет… – У вас уже поздно. Ты почему не спишь? – слышится в трубке, и Лисоль, не сдержавшись тихо всхлипывает. Повисает тишина на пару мгновений… а затем Тэхён осторожно говорит, утверждает: – Ты знаешь. – А ты, как обычно, не любишь встречаться лицом к лицу с трудностями, Тэхён-а, – корит его мама. – Сбежал, как трусишка, и оставил всю заваренную кашу Чонгуку. Выпороть бы тебя… – Он у тебя? – Да… уже спит. – И как… вы? Женщина вздыхает, устало потирая лицо. – Все в порядке, Тэ-Тэ. Не накручивай там себя. Никто из нас ни в чем не виноват и ничего не изменилось. Я все еще твоя мама… и я все еще тебя люблю. – Спасибо, мам, – парень ответил сдавленно – так, что сразу стало ясно, как сильно его мучали сомнения по этому поводу. – И я люблю тебя тоже. И Чонгука… и… его маму с папой, наверно, я… я пока не знаю. – Тебя никто и не торопит решить все здесь и сейчас. Не переживай сильно, хорошо? Продолжай учиться и не принимай опрометчивых решений, а мы с Чонгук-и здесь как-нибудь со всем справимся. Мы не одни, не то что ты там. – Я не чувствую себя одиноким. Я знаю, что есть люди, которые меня любят. Спасибо. – Я люблю тебя, сынок. Всегда это знай и помни. И не переживай за Чонгука – я пригляжу за ним. – Хорошо. Спокойной ночи, мам. – Спокойной ночи, Тэхён-и. Скучаем и ждем тебя дома. – Пока.

***

Утром все кажется полегче. Неловко, конечно, до тихих нервозных смешков, но полегче. Чонгук и Лисоль мирно завтракают, переговариваясь о сегодняшней погоде и планах на выходные, а потом покидают дом. Женщине пора на работу, Гук же… решает, что будет хорошей идеей навестить и родителей. Вчера вечером они с Лисоль решили, что рассказать им правду будет лучше в присутствии Тэхёна, и потому придется молчать об этом. Но ничего, на самом деле, Чонгуку есть еще о чем с ними поговорить. Родителей приходится ждать до вечера, но он не возражает – снова работает, воскресив старый компьютер у себя в комнате. Позже под вечер он заказывает доставку, чтобы мама не суетилась у плиты, и успевает накрыть на стол, когда родители заходят в прихожую. – Дорогой, нашего сына, кажется, подменили инопланетяне, – бормочет Мина, проходя на кухню и оглядывая блюда, расставленные на столе. Она целует Чонгука в щеку, прежде чем начать мыть руки в раковине. – Ну, его клон пока что мне нравится, – усмехается отец, трепля сына по голове. – Что за повод? – Просто решил навестить вас. – Скучаешь по кому-то? – И это тоже. – Ну, не расстраивайся, Гук-а, разлука – это же не навсегда. Чонгук пожимает плечами, отводя взгляд к себе под ноги, а затем решает усесться за стол. Они какое-то время едят в тишине – родители устали после длинного дня, а Чонгук снова глубоко закопался в своих мыслях. Но все же в какой-то момент молчание уходит. – Как там Тэхён? – с участием спрашивает мама, и Чонгук поднимает на нее взволнованный взгляд. – Нормально… сдает сессию. – Странно же все-таки – как у вас с ним вышло так… подружиться. Чонгук кивает, делая вид, что не заметил особенной маминой интонации. Но мама сдаваться не собирается, незаметно она пинает мужа ногой под столом. – Тэхён… кажется хорошим парнем, – хмыкает папа и смотрит вопросительно на супругу, ища в ней одобрение, а она – довольно кивает. – Он замечательный, – соглашается Чонгук, потому что – так оно и есть, зачем здесь врать? – Жаль, что теперь он снова уехал так далеко… Но, наверное, там, где он сейчас учится, дают прекрасное образование… – Думаю, что да… Он в восторге. – А ты, Чонгук-а, не хотел бы… Чонгук вздыхает, поднимая на родителей взгляд. Он чуял, что разговор к этому и приведет. Да и что говорить: не привел – он сам бы об этом рано или поздно заговорил. Потому что пришел за советом, за одобрением и поддержкой к тем, кто никогда не отказывал. – Вы же знаете, что Тэхён – не просто мой друг, да? – Милый, здесь даже и слепой бы догадался, – улыбается мама, и отец ей поддакивает. – Вы друг друга так чувствуете, так взаимодействуете, когда рядом… любовь распознать очень просто, если сам ее хоть раз сумел прочувствовать. – Что ж, тогда… – Чонгук выдыхает, собираясь с мыслями, – …я бы хотел попросить у вас совета… Они втроем сидят на кухне еще долго – разговаривают о всяком. И у Чонгука внутри с каждым словом сильней разливается приятное чувство покоя. Как он и надеялся, родители все разложили по полочкам, не оттолкнули и поддержали, где надо. Покидая их дом, Чонгук наконец-то был уверен в том, что будет делать дальше.

***

Месяц спустя, Глазго Дождь, идущий с самого утра, собирается в лужи на тротуаре и норовит промочить ботинки. И сделать ему это скоро удастся, потому что Тэхёну все равно – скопления воды он не обходит, просто идет себе вперед, опустив голову. Грустно. Хотя нет… Паршиво. Вокруг него серость, и даже если попадается солнечный день, на душе у парня вечные сумерки и слякоть. А вокруг – молчание. Потому что Чонгук так и не вышел на связь. И Тэхён верит ему, правда верит и ждет. Но как же, черт возьми, одиноко и больно становится, когда стоит в очередной раз вспомнить о том, что на другом конце Земного шара ему никто не ответит… Как же страшно становится, стоит лишь вспомнить о том ворохе нерешеных проблем, который был им оставлен в родной стране. Ему стыдно и чертовски тоскливо, потому что за все это время привык, что Чонгук всегда… всегда рядом. Привык к касаниям, взглядам и голосу, привык к потоку бестолковых сообщений и звонкам. А теперь – как ему прикажете жить, снова одному? Да, есть друзья, есть Юнги и мама, учеба, в конце концов… но без куска сердца ощущается все как-то… не очень. Потому еще он злится, на себя, разумеется… ну, и немножечко на Чонгука, который решил на время прервать их общение. Как будто не знал, как Тэхёну тут одному будет без него тяжело! Вот ведь мелкий засранец!.. И вот, спустя месяц полнейшей вакханалии, что у него бурлила внутри, Тэхён обнаруживает себя в тесном стареньком пабе. На стойке перед ним уже стоит пустая кружка из-под пива, а в руке он сжимает стакан с чем-то покрепче. Он, на самом деле, очень редко пьет – ему и без алкоголя, такому на голову отбитому, всегда весело… но сейчас… Сейчас дело, к сожалению, не в поиске веселья. Цель на вечер – утопить тоску в алкоголе. Способ дурацкий, для идиотов, но, к досаде, именно идиотом Тэхён себя на данный момент и ощущает. Он ненавидит вкус алкоголя и кривится так сильно при каждом глотке, что есть риск заработать защемление какого-нибудь лицевого нерва. И будет у Чонгука тогда уродливый парень, так ему и надо, ха-ха. Но постепенно Тэхён привыкает, ничего уже не чувствует и даже не морщится, совершая глоток за глотком. Мысли замедляются, становятся похожими на безобразный ванильный пудинг, который размазался по стенкам стаканчика и никак не хочет зачерпываться кончиком ложки. Мозговая деятельность почти на нуле. Когда Тэхён пьян, ему не хочется буйств и приключений: у него просто обостряются эмоции, а сейчас главная его эмоция – уныние. Поэтому он, достаточно наклюкавшись, уныло отодвигает от себя очередной опустевший стакан, уныло достает телефон из кармана брюк и уныло набирает сообщение Юнги. Хён не отвечал ему сегодня весь день, поэтому Тэхён немного волнуется, что проигнорирует и на этот раз – обращаться за помощью к кому-то еще ему очень не хочется. А Юнги, он поворчать, конечно, может, даже даст подзатыльник – но поможет, доведет до общаги и даже снимет с него обувь, прежде чем скинуть лицом на кровать. Потом, когда Тэхён протрезвеет, возможно, даже выслушает его душевные муки и помолчит рядышком, позволив чувствовать, что он рядом. Тэ кое-как набирает сообщение с адресом паба и просьбой приехать за его бренным тельцем, пока заведение не закрылось. Затем складывает руки на стойке и прикладывается на них своим лбом. Кажется, он даже заснуть умудряется до тех пор, пока не чувствует на себе посторонние прикосновения. Юнги осторожно обхватывает его за талию, тянет на себя, позволяя упереться лопатками в грудь. – Хён… когда ты успел подкачаться? – Поехали, Тэ. В голове у Тэхёна взрывается Солнце, когда вместо голоса друга он слышит голос… своего парня? – Подожди… Он задирает голову, взглядом натыкаясь на улыбающиеся губы со знакомой родинкой под, и как будто разом трезвеет. – Какого хрена?.. Чонгук, стоящий позади него, тихонько усмехается и все же тянет на себя, заставляя слезть с высокого табурета. Перехватывает его крепче и, придерживая одной рукой за пояс, отправляется на выход, после, на улице, сажая в такси. Они едут молча. Тэхён всю дорогу таращился на него, не зная, что и сказать – язык кажется ужасно тяжелым, распластался во рту и не поднимается. И Чонгук молчит тоже, сидит рядом на заднем сидении и осторожно ему улыбается, не отрывая своего взгляда. Пальцы на их руках крепко сплетены в замок – это единственное, что успокаивает. Такси тормозит у незнакомого дома в спальном районе, где повсюду темно-зеленый газон и старые деревья с кривыми толстыми ветками. Над землей клубится седой туман, который разгоняют зажженные к вечеру фонари. После салона автомобиля на улице сыро и холодно. Чонгук быстро проводит его в дом, а затем – в квартиру на пятом этаже, небольшую и пока явно необжитую. Но здесь все равно как-то уютно: желтый свет в лампах под потолком наконец-то позволяет Тэхёну согреться. Чонгук подходит к нему вплотную, заставляя горло Тэхёна сжаться в судороге. Он заглядывает ему в глаза, прежде чем высвободить из верхней одежды, свитера и ботинок. Затем снова обхватывает за талию, помогая дойти до кровати в самой дальней комнате – спальне. Осторожно опускает на нее спиной, тянется к ширинке, расстегивая и затем стаскивая брюки, чтобы оставить Тэхёна в одном нижнем белье. – Так сильно похудел… ты что, вообще не ешь тут? У Тэхёна с губ срывается нервный смешок, и он тянется руками вниз, к Чонгуку, находя его плечи под тканью футболки, которую тут же сминает, и дергает за нее, прося, умоляя поддаться и приблизиться. И выдыхает судорожно, когда чувствует на себе вес его тела, когда обнимает за шею, касаясь губами голой кожи на шее, тут же раскрывает их, целует голодно и глубоко дышит родным запахом, по которому чертовски соскучился. Может, он до сих пор пьян, и Чонгук – всего лишь его больная фантазия. Может, он завтра проснется в каком-нибудь закоулке без телефона и кошелька. Наплевать. Главное – сейчас они снова рядом. И тяжесть разлуки так сильно душит, что слезы из глаз брызгают сами собой. И сверху на тэхёново лицо неожиданно приземляются соленые капельки – не его. А потом – они наконец-то целуют друг друга. Нежно и трепетно, пока их тела мелко дрожат, а руки сжимаются в судорогах. Поцелуи влажные и легкие, скользят по соленой коже, скрытой в ночном мороке. Звуки губ, простыней и одежды тревожат чувствительный слух. Сознание – плывет… всего слишком много. Тэхён до конца теряется, путается то ли в реальности, то ли в фантазиях. Но он счастливый – это последнее, о чем удается ему подумать, прежде чем, прижимая к себе теплое тело любимого человека, он погружается в крепкий сон.

***

Просыпаться оказывается в равной степени отвратительно и до сумасшествия приятно. Голова с потрясающим успехом пытается расколоться, как грецкий орех. Но… под щекой у Тэхёна вдруг обнаруживается что-то до боли знакомое, в меру твердое, да и чужие руки прижимают за поясницу так чертовски знакомо… Капец, неужели он все-таки чокнулся? Сначала на пробу Тэ открывает только один свой глаз – перед ним что-то расплывчатое и серого цвета, так не понять, приходится раскрывать и второй. Уже лучше – серый цвет становится чужой футболкой, обтягивающей грудь, на которой Тэхён и лежит. Вау. Галлюцинации нынче очень даже качественные выходят, надо наведаться в тот бар еще раз как-нибудь, когда тоска снова припрет его к стенке. А может, даже и не ждать… – Тэхён, у меня сейчас под тобой тело отнимется, скатись, пожалуйста, на матрас, – вдруг хрипят сверху, и Тэ вздрагивает, не ожидая, что фантазия с ним еще и заговорит. Но он слушается, скатывается чуть в бок, оставляя на теле рядом лишь одну свою ногу, сгибает ту в колене. А потом задирает голову, чтобы уставиться на чонгуково помятое лицо. Тот улыбается, блестя сонными глазами. Тэ не удерживается и тычет указательным пальцем в его мягкую щеку. – Ты странно себя ведешь, но я тоже рад тебя видеть. – Ты мне видишься по-пьяни, – шепчет ему Тэхён доверительно, дотянувшись до уха, и Чонгук фыркает, а затем откидывается на подушку. – Гениальное умозаключение. – Самое разумное из имеющихся. – Ну естественно… я уж и забыл, с кем говорю. Может, у тебя и еще какие варианты будут? – Ну, еще я мог бы просто свихнуться, знаешь… я о тебе за прошлый месяц так много думал, что вполне мог взять и тронуться умом. Что скажешь? – Говоришь, часто думал обо мне? Руки, все еще лежащие поперек его поясницы, напрягаются, прижимая их тела друг к другу теснее. Так приятнее, так тепло и очень хорошо. Правильно. Реально. Тэхён сглатывает, смотрит болезненно Чонгуку в глаза, тянет руки, чтобы заключить его лицо в ладони, проводит подушечкой большого пальца по губам. – Ты здесь, – шепчет, все еще не в состоянии поверить, оттого и качает головой. Чувствует, как неприятно становится в воспаленных глазах от того, что снова хочется плакать. – Ты здесь… почему? – Потому что приехал к тебе, – Чонгук отвечает шепотом, подаваясь вперед. Он целует его в горячий лоб и сам прикрывает глаза, когда глубоко вдыхает запах с чужой кожи. – Потому что я решил быть с тобой. – Как это? – Я решился, – объясняет Чонгук и отстраняется, чтобы снова смотреть глаза в глаза. – Какая разница, из какой точки мира мне работать? К тому же, если в будущем хочу поступить в универ, лучше будет подтянуть язык здесь, в англоязычной среде, что думаешь? – Я… все еще чертовски пьян, видимо, – Тэхён хмурится, мотая больной головой. – Мне послышалось, что ты переехал в Глазго. Нужно к ЛОРУ записаться… Чонгук смеётся с его бубнежа. Растерянный Тэхён – очарователен. Растрепанный, как воробушек, сонный и такой чертовски родной, что хочется схватить его всеми конечностями, вжать в себя и не отпускать… Впрочем, это Чонгук и делает – обнимает так крепко, так тесно, что самому становится больно. Это болит сердце – от вновь обретенного счастья. Они снова вместе. Тэхён снова рядом с ним. – Весь прошедший месяц я занимался тем, что оформлял нужные документы и собирал вещи, – забормотал он в тэхёнову макушку, когда тот устроился, вжавшись лицом в его грудь. – Изучил все университеты, которые позволили бы быть рядом с тобой… И знаешь, в Эдинбурге неплохая программа в сфере IT. Документы на нее можно будет подать в декабре, так что у меня будет полгода на то, чтобы попытаться. – Я с ума схожу… ты действительно на это пошел? – Я решил, что из всего на свете больше всего хочу быть с тобой. Как можно ближе, как можно дольше. В идеале, конечно, всегда. – Чонгук осторожно приподнял его лицо за подбородок, чтобы заглянуть в глаза. – Мы и так слишком долго жили порознь, перепутанные. Настало время все расставить на свои места. – Ты не злишься? – Я не злился на тебя никогда. – Расстроен? – Уже нет… Твоя мама… наша… знаешь, она ведь замечательная. И мои родители, уверен, тебя полюбят еще больше, когда все узнают. – Мне… не верится. Тэхён качает головой, серьезно смотрит на Чонгука, цепляясь руками за его руки, гладит кожу пальцами. Все слишком стремительно, слишком неожиданно, спонтанно, так… так… как между ними было, если подумать… всегда. – Ты здесь, – произносит он следом и наконец улыбается. В его зеленых глазах – бездна. В них – счастье. В них – самая настоящая любовь. – Я здесь, – подтверждает Чонгук. – С тобой. Для тебя. Тэхён кивает торопливо несколько раз, как болванчик, и наконец-то подается навстречу, чтобы поцеловать. Он захватывает чонгуковы губы, мягко сминает их, дышит шумно в рот, пальцами путает яркие волосы… – Ты – моя самая прекрасная ошибка на всю мою судьбу, – признается Чонгук, пылко отвечая. – Судьба никогда случайно не ошибается, – шепчет Тэхён с нежной улыбкой. – Она просто… случается с нами, Чонгук-а. И за это я благодарен ей. Комната утопает в теплом рассвете. По окнам в кои-то веки перестает барабанить дождь – в Шотландии сегодня солнечно. Тепло, солнечно и теперь всегда – счастливо. Потому что Судьба, как обычно говорят, не ошибается.