(not) mistake of fate

В последний день они решают снова собраться все вместе, устроив ужин. "Семейный", как затем скажет чонгукова мама, "раз детям удалось так крепко сдружиться". На последнее слово все младшее поколение начнет нервно улыбаться, а мама Тэхёна, быстро смекнув, уведет подругу подальше от молодежи под предлогом нарезать для стола еще овощных закусок. Они едят мясо, запивая кто соджу, кто вином, а кто – пивом и играют в карты, которые притащил с собой Чимин. Папа Чонгука все время проигрывает, и довольная Мина заряжает мужу заслуженные щелбаны. Дети смеются, наблюдая за родителями, что выглядят сейчас так, будто помолодели на добрых лет двадцать, и все они вдруг стали ровесниками. Когда градус повышен уже достаточно для того, чтобы полностью расслабить всех, даже самых стойких, на небе уже вовсю разливается фиолетово-синий закат. Становится прохладно, и старшие перебираются со двора в дом, чтобы там включить телевизор. Чонгук тоже ненадолго уходит внутрь – за пледом, и быстро возвращается, прихватив помимо пледа и кое-что еще. – Афигеть, неужели ты помнишь, – Тэхён от всей души рассмеялся, наблюдая, как его парень, завернутый в плед, устраивается на широкой скамье. – Колени, – довольный, Чонгук указывает на себя, а затем берет в руки пластиковый контейнер, протягивая его Тэ, – клубника. Все, как и заказывал. Садись. Тэхёна дважды просить не надо. Продолжая хихикать и широко улыбаться, он садится, куда показали, берет ягоды и тут же сует в рот самую крупную, какая лежала сверху. Щеки парня смешно надуваются, а Чонгук, не сдержавшись, целует его в надутые сладкие губы. – Поделишься? – Все может быть. – Вредина. – Это кто еще вредина. В прошлый раз-то ты все съел без меня! Чонгуку приходится на этот раз признать поражение, против такой железной логики он бессилен. Остается просто сжать Тэхёна покрепче, обняв двумя руками за пояс, и нагло пробраться ему под футболку, чтобы гладить ладонями теплую кожу. Тэхёну это нравится, он расслабляется, откидываясь на Чонгука спиной, кладет затылок ему на плечо, упирается лбом в висок. Целует мягко в линию челюсти. – Я люблю тебя, знаешь? Сердце Тэхёна поет и пытается под пением укрыть свои тоскливые слезы. А у Чонгука от тихого шепота мурашками покрывается шея. – И я тебя, знаешь? – Теперь знаю. Раз так, даже клубникой с тобой поделюсь. – Да ну? Я, кажется, сплю. От тебя и такая щедрость… – Не умничай, пока я такой, – Тэхён ловко затыкает его рот сладкой ягодой, заставляя ту прожевать. – Чонгук-а? – Что? – спрашивает, облизывая губы от сока. – Когда я уеду… не мог бы ты, пожалуйста, время от времени навещать мою маму? Я бы был очень счастлив, если бы вы подружились. Пока меня нет, она здесь одна, да и тебе может стать одиноко… Ну, что думаешь? – Думаю, что твоя мама теперь уж точно просто так не отделается. Не только от меня – от всех нас. Я свою маму такой разговорчивой и веселой давно не видел, она очень рада, что снова обрела старую подругу, с которой ее связываем ты и я. Мне кажется, история нашего рождения для мам что-то очень особенное… типа сакральное. Не знаю, как объяснить. Просто думаю, что теперь пути всех нас будут идти в одном направлении. Тебе так не кажется? – Кажется, – Тэхён с улыбкой кивнул, и лишь на секунду эта улыбка показалась Чонгуку какой-то грустной. – Надеюсь, что все правда окажется так. Что теперь, что бы с нами ни случилось, как бы жизнь ни разделяла, мы всегда вновь обретем друг друга… исправим любые ошибки, да? – Любые ошибки, – подтвердил Чонгук, а затем довольно вздохнул, зарываясь носом в тэхёновы мягкие волосы. – Но если это будут те ошибки из разряда приведших тебя ко мне, а меня – к тебе, то давай ни одну из них не исправлять? Мне очень понравилось так ошибаться. – Хорошо, – сердце Тэхёна продолжает болеть, и боль эта почему-то по-нарастающей жжется, позволяя парню дышать только через раз, – давай не будем. Им приходится нарушить свой уютный кокон, когда родители снова выходят во двор, принеся с собой несколько бумажных фонариков и большую, уже зажженную свечу. Их купила Лисоль, посчитав хорошей идеей запустить фонарики и загадать так желания перед отъездом Тэхёна и Юнги. Фонарика всего три. Родители решают запустить один общий и парням на четверых отдают два остальных. – Загадаем мир во всем Мире? – шутит Тэхён, забирая у Чонгука фонарик, чтобы расправить помятые уголки. – Или победу Корейской сборной в следующих Олимпийских играх, - подыгрывает ему Чонгук, делая задумчивое лицо. – А лучше пусть это будет выигрыш в лотерею… я все еще бедный студент, знаешь ли! – А я все еще не студент и не имею постоянной работы. Нужно точно загадывать деньги. Пусть это будет огромный куш. Чимин передает им свечу – свой фонарик они с Юнги уже запустили. Чонгук берет ее в руки и подносит к той части фонарика, которую нужно поджечь, для того чтобы он взлетел. Тэхён заглядывает ему в глаза, их лица освещаются теплым огоньком, и это пятнышко света, в котором они оказались, делает все более интимным. – Мы уже сорвали свой самый большой куш в этой жизни, – рассуждает Тэ. – Теперь давай пожелаем его не упустить, – шепчет, и сразу после Чонгук поджигает фонарик. Красный пергамент, напитываясь теплом, плавно взмывает вверх, унося за собой в небо доверенные ему самые сокровенные и самые искренние мечты.

***

– Вы что-то решили? – Чимин садится рядом с Чонгуком на траву, подгадав момент, когда Тэхён отойдет в туалет. Чон лишь кисло скривил губы и печально вздохнул, смотря не на друга, а на темное небо. Их фонарики улетели давным-давно. – Тэхён пообещал, что постарается прилететь на наш день рождения. В конце декабря. Может быть, удастся встретить с ним Рождество и Новый Год… не знаю… – Понимаю тебя… Мы с Юнги тоже ничего пока не можем решить. Это тяжело, когда у тебя так мало времени… и так много сомнений, правда? – Как давно Вы с хёном начали общаться? – Пару месяцев… но знаешь, это быстро стало чем-то… особенным. Мне с ним так легко… – Мне с Тэхёном тоже легко, – пробормотал Чонгук. – Но все остальное – сложно. Мне не хочется расставаться. Только подумаю, как уже завтра больше не смогу его коснуться, обнять… не смогу услышать голос, вживую увидеть, как он улыбается… Я хочу запереть его в своей квартире и никуда не отпускать. Или полететь с ним, но я… я не уверен в этом, я боюсь. – Ты думаешь, что для этого еще слишком рано? Слишком серьезный шанс для вас двоих? – Это странно, но я уверен в том, что нужен Тэхёну. Я уверен в нас. Но я не знаю, готов ли… повзрослеть, понимаешь? Настолько ли я смел? Быть с Тэхёном там… – Ты не узнаешь, пока не попробуешь, Гук. – Заметив, как Тэхён выходит из дома, Чимин похлопал друга по спине и встал на ноги. – Я вот верю в тебя. Сейчас – даже больше, чем в себя. А ты просто реши, что в тебе сильнее: страх перемен или любовь к нему, прежде чем делать следующий шаг.

***

Прощание выходит более трагичным, чем все они ожидали. Чонгукова мама, обнимая Тэ, даже расплакалась, и им всей компанией пришлось успокаивать растроганную женщину. Тэхён тоже был сам не свой – так сильно его вдруг обеспокоили ее слезы, что он обнял ее еще раз, обещая, что вернется так быстро и будет так часто навещать, что даже успеет им надоесть. Папу Чонгука он не сдержался и на эмоциях обнял тоже, а, отстранившись, подозрительно прятал под глубоким капюшоном блестящие глаза. Чонгук решил, что они вместе должны переночевать у мамы Тэ, чтобы дать ей возможность напоследок побыть с сыном. Все-таки, уехав они снова к Чону, поступили бы, как эгоисты. Поэтому они втроем добираются на такси до дома Лисоль и полночи еще сидят на кухне. Пьют чай со всем, что только находят в холодильнике, и болтают о всяком. Тэхён принимается расспрашивать маму о ее молодости, об отце и о первых годах своей жизни, почему-то поддавшись сильной ностальгии, и та послушно все ему рассказывает. По ней прекрасно видно, как сильно она до сих пор влюблена в мужа – так, что за всю жизнь не смогла больше впустить в свое сердце ни одного мужчину. Вернее – одного смогла – своего сына… – Вы должны знать – тоже ведь друг с другом смогли это почувствовать. Когда находишь своего человека, других уже не способен увидеть, заметить… ты становишься слеп, можешь думать только о своем солнце, а без него мир – блеклый, совсем без красок. Я благодарна, что у меня остался ты, Тэхён-и. Ты вырос таким замечательным человеком… папа бы очень гордился тобой. Тэхён поджал губы и обнял маму одной рукой за плечи, притираясь к ней лохматой макушкой. Его глаза нашли Чонгука и как будто что-то пытались сказать, но Чонгук не понимал. В конце концов, тот просто решил, что Тэ грустит, потому что будет очень скучать по своей маме. Себе же Чонгук пообещал почаще ту навещать.

***

На следующий день с самого утра дождливо. Хмурое небо как будто чувствует всю ту тяжесть, с которой Чонгук сталкивается, как только открывает глаза. Под его боком в тесном коконе одеял шевелится Тэхён, пытаясь нащупать сработавший будильник. На роговицы как будто песка насыпали – за ночными посиделками с мамой они успели поспать от силы часа три, если не меньше. И теперь настало время страдать, как будто больше поводов у Чонгука не было. Но повод, разумеется был. Повод тоже распахнул свои зеленые глаза и, сонно моргая, надул недовольно губы. Просунул руку обратно под одеяло, подтянулся к Чонгуку и крепко прижался к груди, шумно вздыхая. – Я чувствую себя несчастным. – Я тоже. – Как пробуждение может быть одновременно таким приятным и таким отвратительным? Чонгук не ответил, вместо этого поцеловал Тэ куда-то в макушку, а затем – в висок. Им стоило поспешить, потому что самолет, увы, не станет ждать. Ежечасно воздушные суда на своих крыльях уносили тысячи таких вот, разбитых вынужденным расставанием. Нецелых. Начавших каждый свой персональный обратный отсчет. Чонгук для себя решил, что ни за что не заплачет. Что скажет Тэхёну – все хорошо, все замечательно. Кончится лето, пройдет осень, наступит зима – и они снова окажутся рядом, снова сольются душами и все время будут проводить друг у друга в объятиях, снова смогут дышать. Подождать останется ведь всего ничего, каких-то полгода… Но разрыдался он самым первым, как только их такси затормозило у аэропорта. Маме Тэ пришлось всунуть ему в руку пачку салфеток, чтобы он не затопил своим соленым потоком весь терминал. – Чонгук-а, – Тэхён привлек его к себе, обнимая, принялся водить ладонями по дрожащей спине вверх-вниз, хоть и сам уже красноречиво хлюпал носом. – Я вернусь так быстро, что ты даже не успеешь соскучиться. – Мог бы соврать что-то более убедительное. Я знаю, что ты способен на большее. – Для большего я сейчас слишком много сил трачу, чтобы не сбежать отсюда и не запереться с тобой в комнате на всю оставшуюся жизнь. – Отличная идея, – буркнул Чонгук, хватая его за руку, – пошли. – Мой ты бунтарь… Я вернусь, хорошо? – Не вернешься – я к тебе приеду, засуну в чемодан и привезу обратно. Или нет, не обратно – отвезу на необитаемый остров, чтобы ты больше никуда от меня не делся. Будем жить на нем до самой старости и умрем в один день. – Только с условием, что на острове будет вай-фай. Чонгук наконец подуспокоился, отстранился немного, чтобы посмотреть Тэхёну в глаза еще раз. В здании аэропорта, на виду у множества людей это, к сожалению – все, что они могли друг другу позволить. И мысль, что все снова не в их пользу, больно ударила Чонгука. – Я буду скучать. Как сумасшедший буду скучать, Тэ. Я серьезно. – Мы справимся с этим, хэй… Можешь заняться чем-нибудь в это время. К примеру, начать учить английский… – Хорошая попытка, я почти повелся. – В Шотландии не так уж и плохо. Много зелени, пабов… человечков с золотом.. – И тебя. – И меня, это как вишенка на торте. – С нее и принято начинать. – Ход твоих мыслей всегда мне нравился. Тэхён обнял его еще раз. Напоследок – Чонгук это остро почувствовал по тому, как сильно сжались на его поясе чужие руки. Ему удалось незаметно для всех прижаться губами к тому месту, где голая тэхёнова шея переходила в плечо, и Тэ вздрогнул. – Я тебя люблю. Очень. Несмотря ни на что. Плевать на ошибки и вообще на все. Мы встретились – и это единственное, что правильно, единственное, что важно, Чонгук-а. Помни об этом всегда, что бы ни случилось.. Хорошо? – Обещаю, – ответил Чонгук шепотом ему на ухо. – И я тебя люблю, Тэхён-а. Затем Тэхён попрощался со своей мамой, пошептавшись с ней, пошутил о чем-то, обнял крепко, приподняв от пола. И после они еще обнялись втроем, будто настоящая семейка. – Юнги уже ждет меня… Все, оставляю вас друг на друга. Много не ревите. Пока! И Тэхён ушел. Улетел. А Чонгук остался. Смотря своему парню вслед, он думал о том, что еще никогда не чувствовал себя таким целым и одновременно разобранным на части. Лисоль, сопереживая ему и тревожась о своем, материнском, приобняла его за пояс, и тогда внутри у Чонгука слегка оттаяло. Ноги могли двигаться. Он поверил, что сможет как-нибудь прожить эти шесть месяцев и не сдохнуть от тоски. Они справятся, что бы ни случилось – он же именно это и пообещал Тэхёну.

***

Но “что бы ни случилось” случается неожиданно скоро. Так, что еще долго Чонгук не верит в реальность происходящего. После аэропорта он обедает с мамой Тэ, не решившись сразу оставить ее, но потом все же едет к себе. У него за время, проведенное с Тэхёном, накопилось довольно много работы. Зайдя в квартиру, сразу хочется просто свалиться в ближайший угол и пострадать в стиле самой банальной любовной дорамы, но даже для этого он чувствует себя слишком уставшим и эмоционально выпотрошенным. С уходом Тэхёна внутри гудит ощущение потери. Чонгук уныло скидывает кроссовки и плетется на кухню, чтобы налить себе воды. Кажется, он сегодня выплакал из себя целое море, поэтому в горле стоит засуха. Он наполняет стакан до краев и садится за стол. Взгляд бездумно скользит по пустой столешнице, но натыкается неожиданно на цветной стикер, приклеенный к плотному белому конверту, прямо посередине стола. Он тянется и берет это в руки. Сомнений в том, кто мог оставить странный презент, нет абсолютно никаких. На стикере корявым почерком, потому что писали явно в спешке, выведено: “Прости. Прости меня, пожалуйста, за то, что у меня не хватило смелости рассказать тебе об этом, глядя в глаза. Мне было слишком страшно узнать твою реакцию, это может шокировать… Сам не знаю, как все еще не сошел с ума. Наверное, дело в тебе… Но, прежде чем ты откроешь конверт, хочу, чтобы ты знал: я люблю тебя. Несмотря ни на что, я правда люблю тебя. Помни об этом, Чонгук. Иногда судьба совершает ошибку, но есть высокая доля вероятности, что эта ошибка – вовсе не ошибка, а шанс обрести что-то ценное. Так я обрел тебя. Твой Тэ.” С дико стучащим сердцем Чонгук раскрывает конверт и еще добрых пять минут глупо бегает глазами по строчкам, не имея возможности взять себя в руки и вникнуть в смысл написанного. Что-то из больницы. какие-то умные термины, проценты… Что? Вероятность? Процент вероятности родства между Ким Тэхёном и Ким Лисоль - 0% Процент вероятности родства между Чон Чонгуком и Ким Лисоль - 99,9% Процент вероятности родства между Ким Тэхёном и Пак Миной - 99,9% Процент вероятности родства между Чон Чонгуком и Пак Миной - 0% Лист с заключением генетической экспертизы выпадает у Чонгука из рук и плавно скользит по воздуху на пол. Реальность плывет и затем рушится на нескладные части. В сознании болезненными вспышками появляются лица: родителей, Тэхёна, его мамы… нет, не его… мамы Чонгука, и его родители – не его… Чонгук хватается за голову, совершенно беззащитный перед своими же мыслями. Во всем этом сумбуре он просто надеется, что это просто дурацкая шутка. Потому что так ведь не бывает… Не может судьба наделать таких страшных ошибок…