Maybe then I'll fade away and not have to face the facts It's not easy facin' up when your whole world is black Hidden Citizens - Paint It Black
В этом мире существует что-то помимо тьмы? Влажного затхлого воздуха? Холодных стен, покрытых плесенью и сажей от горящих ламп? Единственный источник света в темных казематах, где по коридорам лучшим надзирателем служил страх, а его цепными псами – крики. Только это не тюрьма. Здесь держали не преступников. Здесь держали «надежду», «наше будущее». Нас. – Вы уверены, что так и должно быть? Острая боль в руке отогнала туман, я застонала, стиснув челюсти. Надо мной склонился мужчина, ощупывая рану… нет, не рану. Опустив взгляд, сквозь навернувшиеся слезы увидела, что вместо руки шевелится только культя. Но где… где моя рука?! Воспоминания яркой стрелой пробили голову сквозь лихорадку. Я здесь уже несколько дней, все как в тумане, но ясной оставалась боль, и каждый раз, приходя в себя, я захлебывалась паникой. Они отрубили мне руку, отрубили ее! – Да, не о чем беспокоиться. Хотя я понимаю, о чем вы. Ткани начали гнить в этом участке, и тем не менее регенерация продолжается. – Но ее организм явно не справляется. Она не может отрастить себе конечность, как полноценный титан. Дети из этой группы наиболее перспективны, поэтому не хотелось бы потерять хоть кого-то. – Потеряем в любом случае, – без особого разочарования вздохнул незнакомец. – Мы выявили формулу, а остальное приложится. – Приложите лучше усилия с этим экземпляром. Есть ли те, кто совсем плох? – Куда без этого. – Мужчина помолчал. – Вы что-то задумали? Я слушала вполуха. Осознавала смысл каждого слова, но забывала практически моментально. И почему я думала, что здесь темно? Вот же она, лампа под потолком, слепящая каждый раз, когда ко мне приходили люди. Такая яркая, за ней не видно ничего, кроме боли. И даже боль отступала… – Как давно вы отрезали ей конечность? – Два дня назад. – Что сделали с конечностью? – Сохранили во льду. – Понятно… Вашу сыворотку улучшать и улучшать, но есть идея для эксперимента. Попробуйте пришить ей руку обратно, посмотрим, восстановятся ли связи. Если рука уже в плохом состоянии… Отберите умирающего ребенка, ее возраста, очень желательно, чтобы у них была одинаковая группа крови. Попробуйте пришить его руку ей. И вколите еще сыворотку, только предварительно направьте мне расчеты. – Хорошо. – Ох… жаль, конечно, этих детей. Никому не пожелаешь такого. – Ну, такова уж их природа. И наши приказы. Либо мы, либо они. – Верно. Либо мы, либо они. Почему нас постоянно ставили перед выбором? Точнее, нет, даже не перед выбором, а перед фактом, что мы люди низшего сорта, враги народа, и единственный способ стать кем-то большим – пожертвовать собой. Нас сгоняли со всех уголков страны в эти ужасные лаборатории, бараки, десятки детей, которые со слезами на глазах смотрели куда-то вдаль. Мало кто кричал, крикливых моментально забирали, куда выгоднее забиться в угол и притвориться невидимкой. Нас ослепили болью и светом лабораторных ламп, который всегда встречал нас на жестких деревянных столах, накрытых пленкой. Время потеряло всякие рамки и границы, это какой-то кошмар. – Восьмая, вставай. Ты не слышала, что ли? Уже и не помню дня, когда за миг до того, как разлеплю глаза, не замирала в страхе. Но каждое утро вновь и вновь меня встречал невзрачный потолок с ниткой паутины. Скудно освещенный. Без яркого ослепительного света лампы. Его я и помнила. Сны не давали забыть. В общей спальне царила суматоха без единого слова, подростки лихорадочно одевались, застилали кровати, приводили себя в порядок. Я без энтузиазма принялась повторять за окружающими, внимательно поглядывая на восемь ребят, с которыми прожила в этой душной комнате несколько лет. Бесстрастные, практически каменные лица, и только в глазах билась паника. – Эй. На меня с беспокойством смотрел парень, занимавший соседнюю койку. Когда-то он представился Энви. Но имена забываются довольно быстро, когда куратор и охранники называли нас по номерам. Пятый – вот как его называли в здешних реалиях. Меня называли Восьмой. С Пятым мы старички, единственные, кто крепко держались за место и никак не хотели подыхать. – Не бойся, мы победим, – избавив покрывало от складок, спокойно заверила я. – У нас для этого все шансы. – Конечно. Невесело, понимаю. Пусть парень и отличался живучестью, а также крепким телом, ему не хватало жесткости. Удивительно, что за минувшие годы в нем не выгорели эмоции. Что ему не все равно на меня, а главное – на себя. Глядя на любого из нас, невольно возникает мысль о суициде, сколько можно терпеть бесконечный круг мучений? Нам редко дают повод радоваться жизни, солнце напекало голову только во время тренировок, водой мы смывали кровь и пот. Арену по обычаю освещали лампы, от которых хотелось глаза вырвать. Наверняка сделали это специально, чтобы никто из нас не смел бросать взгляды на людей, приходящих изредка понаблюдать. Сегодня особый день, зрителей собралось больше. Могла только по начищенным сапогам определить, что люди небедные. Да кто, кроме элиты, знал об этом месте? – Выпрямиться! Наученные опытом, а также ударами прутьев, моментально расправили плечи. На глаза падала челка, но как-то привыкаешь к неудобствам. Остричь бы волосы, но… стоит ли об этом задумываться, если мне осталось жить, возможно, не больше часа? – Господа, эти одиннадцать образцов из двух групп прошли программу, были обучены математике и основам рукопашного боя. Их можно считать первым удачным выпуском. Шепот пробежал по рядам. Я едва заметно скосила взгляд к Пятому, он стоял неподвижно, смотрел куда-то перед собой, глаза будто ничего и не видели. Сумел обуздать эмоции? Или хорошо притворялся? – Внимание, выпуск, – обратился к нам куратор Леонард. – Это ваше последнее испытание, от его результатов зависит, кто из вас будет достоин принять почетное звание гражданина общества. Или, правильнее выразиться, получит шанс заслужить это звание. Вы были рождены с дьявольской кровью, и лишь пролив эту кровь, вы докажете, что желаете ступить на путь истинный. Вы будете служить нам, и мы простим вашу дурную кровь, возможно, когда-то люди посмотрят на вас, как на равных. Куратор Леонард вещал с трибуны. и как назвать помещение, в которое нас созвали, ареной? Маленький зал с котлованом посередине, который обнесли высокой изгородью и установили сверху помосты. Все сделано так, чтобы мы никуда не сбежали, вот и все. Ни о какой зрелищности не шло речи. Зато сейчас речь шла о другом. Дурная кровь? Осталось ли хоть что-то от этой крови за минувшие годы нескончаемых пыток? Сколько инъекция мы пережили, сколько мутаций… Четыре года прошло, а левая рука до сих пор отдает болью, шрамы ноют и неустанно напоминают о тех бредовых ночах. – Докажите, что вы готовы пойти на все ради того, чтобы стать достойным гражданином общества. Нам нужны лишь сильнейшие, те, кто не боится, не имеет слабостей. – Что? О чем он? – послышался шепот среди нас. Некоторые все еще не понимали? Нет, понимали, но до последнего надеялись, что вытерпели мучения не ради того, чтобы просто сгинуть, как расходный материал. Цель никто не объяснял, нас просто готовили к этому дню, говорили, что испытание станет для нас возможностью вырваться из порочного круга. Исхудавшие, изголодавшие от нехватки еды и элементарного уважения, мы глотали любую наживку. Хотели верить в лучшее, но когда куратор швырнул нам под ноги два ножа, все стало понятно без слов. Звон металла о бетон заставил многих из нашей группы оцепенеть. Нам придется убивать друг друга? Сможем ли мы? Смогу ли я убить тех, с кем спала под одной крышей, жалась у стен, пытаясь согреться зимними ночами? Хватит ли смелости зарезать Пятого, полоснуть его по горлу, чтобы никогда более не слышать его мечтательных историй? Столько вопросов, и все за долю секунды сгорели от волны страха за собственную жизнь. Пытки, эксперименты, унижения логично завершить, отойдя на вечный покой, но что, если в жизни есть что-то еще, кроме страданий? Что если я тоже позволю себе надеяться? Бросилась вперед первой, подхватив нож за лезвие, которое болезненно впилось в ладонь. Не важно как, раны заживут, а мне необходимо сохранить жизнь. Она не восстановится по щелчку пальцев, не восстановится и от чудесной сыворотки. Следом за мной, едва ли отставая, сорвался какой-то парень и ловко перехватил оставшийся нож. На нас хлынули более уверенные и крупные подростки, также спохватившиеся, что их жизни буквально балансируют на лезвии ножа. Но черта с два я сдамся, эти люди для меня никто, просто серые тени, которые сменялись один за другим. Только Пятый… нет, даже Пятый! Ранить человека оказалось сложнее, чем я думала. Не потому, что противники уклонялись, нет. Но сердце нервно сжалось, когда лезвие рассекло кожу на лице какой-то девушки и из нее хлынула кровь. Девчонка закричала, хватаясь за рану. И меня могут так просто ударить, заколоть, зарезать? Нет… нет, нет, нет, я не хочу, чтобы меня убивали! Я хочу жить! Туман всегда стоял перед глазами. От голода, из-за медикаментов, а теперь все покрыла красная пелена. Сердце бешено стучало в груди, разгоняя адреналин и страх, я и не подозревала, что во мне столько сил. На лицо стекал пот и брызги крови, от которых и помутнел взгляд. Забила в голову мысль, что сражаюсь не с людьми, а с материалом. Мясом. Ожившими марионетками. Пока мы здесь, никто из нас не человек, нам не даны ни право чувствовать, ни желать, ни бояться. Все болело. Меня били по лицу, чуть не вырвали нож, какая-то тварь вцепилась зубами в плечо, пока я не загнала ей нож в щеку. Кожа легко разорвалась, лезвие неприятно звякнуло о зубы, крови хлынуло много, как и крика. Все валялись на полу, заплеванном кровью и слюнями, ныли, кричали, свернувшись в позе эмбриона. У меня заплыл левый глаз, нос едва втягивал воздух, но рука крепко сжимала нож, пока зрители взволнованно перешептывались. Я рук не чувствовала. Всего тела. Если бы не нож, я бы также лежала и скулила, сотрясаясь от агонии. Все наши удары оказались неуверенными и слабыми, причиняя куда больше боли, чем заслуживала жертва. Звуки возни привлекли внимание. Шею словно сковал металлический корсет, я с трудом обернулась, увидев, что парня, который подхватил второй нож, сейчас сжимал в захвате Пятый. Он придавил противника своим весом, сковал в удушающем захвате, но мальчишка продолжал тянуться к ножу из последних сил. Тонкая жилистая рука едва касалась рукояти, пальцы то и дело соскальзывали. У него уже лицо побагровело, но он продолжал бороться. Может, помочь Пятому? Да, нужно помочь ему, у меня есть возможность подойти и перерезать парню горло. Но я не двигалась. Устала, наверное. Пока лично мне ничего не грозило, вряд ли сдвинусь с места. Но что-то во мне закипало, холодная ненависть. А еще неожиданное осознание не столько силы, сколько власти. Нас постоянно лишали возможности что-то контролировать, но сейчас я впервые осознала, что от меня зависит исход поединка. Я могла оборвать их жизни, либо понаблюдать и позволить разрешить все самим. Почему?.. Почему это так волнительно? Это ощущали зрители на трибунах? Это привилегия почетного гражданина общества? – Кандидаты, закончить бой! Крик куратора заставил опомниться, вновь накинуть шкуру безропотной слуги. Боль и слабость вернулись, мысли в страхе разбежались, и я безропотно поднялась на ноги. Парни помедлили, Пятый с откровенным нежеланием освободил противника, сплюнув кровь. Когда он обернулся, я удивилась, насколько суровым и звериным оказался его взгляд. Пугающий, жестокий, я никогда его таким не видела. Но стоило парню заметить меня, как тень ушла с его лица. В глазах блеснула радость, облегчение. Неужели переживал? Пятый… глупый, глупый ты. – Что происходит? – Почему вы их остановили? – Разве нам не нужны только двое?.. Вопросы сыпались один за другим, пока куратор не прервал их с невозмутимым спокойствием. Он говорил тихо, этот мужчина, который тогда стоял надо мной и предложил пришить отрезанную руку. Научный эксперимент… От нахлынувшего воспоминания к горлу подкатила тошнота, живот скрутило. – Всегда есть риск, что одного убьют в пути, а другого раскроют. Три человека – оптимальный выбор. В любом случае, они будут нашей первой группой. Снова шепот. – Поздравляю, кандидаты, – непосредственно к нам обратился куратор Леонард, расплывшись теплой улыбкой. Он умеет улыбаться? – Вы доказали, что способны сражаться и преодолевать свои страхи. Вы почти стали почетными гражданами, которым можно доверить спасение наших людей. Спасение людей? О чем он? Нам никогда не говорили подобных вещей, лишь завуалированно оттеняли блуждающую на горизонте перспективу. Каждый из нас хотел стать почетным гражданином Марлии, потому что это избавило бы от голода и мучений. Никто не задумывался о глубинном смысле, все просто хотели выжить. – Понимаю вашу растерянность, но можете выдохнуть. Вы будете переправлены в другое место. Как никак, вы заслужили награду. – На этом заинтересованность в нас куратором исчезла, он обернулся к зрителям, которых скрывал яркий свет. – Для завершения подготовки первой группы нам понадобится восемь месяцев. Старт подготовки второй группы уже начат, в ней присутствуют кандидаты более разнообразной возрастной категории. На этом мы закончим, все отчеты я передам вашим заместителям. – Эй ты, – услышала я сзади и обернулась на стражника, направившего на меня дубинку. – Выбрось нож. Оружие выскользнуло из рук секундой позже, я подчинилась, не задумываясь. Липкие пальцы покалывало, все снова погрузилось в туман, и боль отступила. Нас осмотрели врачи, зашили и продезинфицировали раны. Пусть ускоренная регенерация и позволяла справляться с увечьями, способность к восстановлению, как у истинных титанов, нам только снилась. Все казалось нереальным, даже холодный душ и чистая одежда, в которую нас заставили переодеться и поспешно вывели куда-то по коридорам. Мне хотелось упасть на кровать, накинуть на голову одеяло и, дрожа от ужаса, кричать. Я жива, я жива… я смогла убить и покалечить, чтобы выжить. Но коридоры все не кончались, не кончались, не кончались… Пока каждого из нас не затолкали в темную комнатушку. Я успела перехватить напряженный взгляд Пятого, увидеть, что ему также страшно. Но выглядел он так, будто хотел не упасть без сил, а, наоборот, броситься ко мне, защитить. Другой парень и вовсе не сопротивлялся. Никаких объяснений, ничего. Просто затолкали внутрь, в комнату без единого источника света, только из щели под дверью пробивалась тонкая полоса. Очередное испытание? Кто-то подстерегал нас здесь? Я застыла, пригнулась и, сквозь слезы и страх, приготовилась встретить противника. Пусть нападают, я загрызу их, не умру, только не сейчас, нет! Время шло, и только тишина закладывала уши. Я принюхалась – здесь не пахло сыростью и пылью. За стенами тоже тихо, значит, на парней не напали. Обессилев от страха, я осторожно прошла вдоль стены, наткнувшись на что-то деревянное. Кровать. Опустила руку, нащупав покрывало и матрас… матрас, толстый матрас! И полноценная подушка?! Отпрянула и едва не ударилась о противоположную стену. Может, это тоже испытание? Нас ведь не назвали еще достойными гражданами, так имеем ли мы право касаться такой роскоши? Но так хотелось уже лечь… и ногам холодно. Все это тоже испытание, очередное испытание, верно… мне нельзя его провалить. Я еще не достойный гражданин. Быть может, мне простят, если возьму покрывало и закутаюсь. Но я не потеряю бдительность, нет. В этом мире по-другому нельзя. В этом мире мы всего лишь кандидаты… и я сделаю все, чтобы вырваться из него. Все, чтобы выжить. Даже если нужно провести еще одну ночь на холодном полу.***
Счастье. Оно собирается из маленьких кусочков, деталей. Сначала обычная кровать с чистым постельным бельем. Опрятная одежда. Сытная еда. Восстановившееся здоровье. А теперь… – Да что ж так долго, ради всего святого… Одиннадцатый, выползай! Мы помрем на этой жаре, ожидая тебя! Солнце действительно палило безжалостно, хотя едва наступила весна. Ни одного облачка на небе, насыщенная голубизна и яркое огниво, режущее глаза. Сейчас оно уже не пугало Восьмую, но не переставало напоминать о холодном свете лампы в лаборатории. Время действительно поджимало. Все было расписано по минутам. Восьмой казалось, что этот день никогда не наступит, и они продолжат существовать в стенах новой клетки. Облагороженной, уютной. Где исполняли практически любой их каприз. Жаль, что понимание этого пришло чересчур поздно, лишь последние два месяца они научились наслаждаться положением. Положением избранников для жертвоприношения, которым позволено насладиться остатком жизни. – И чего он возится? – Дай ему собраться, время еще есть. – Если придет куратор, а его не будет, нам влетит. Страх перед куратором никуда не делся. Мужчина, чей взгляд опасно поблескивал из-под очков, не переставал напоминать о прошлом. Восьмой оставалось только догадываться, что испытывали парни по отношению к куратору Леонарду. В ней же будто вымерли эмоции. После того дня, когда их заставили биться на арене, мир потерял краски. Что-то приказывали – она исполняла, делала и делала, обучалась и обучалась, даже на боль и раны, которые продолжала зарабатывать во время тренировок, не так чтобы обращала внимание. – Чего вы раскричались, я уже закончил. Одиннадцатый показался в дверном проеме, накидывая на себя плащ. У него и так никогда не исчезали синяки под глазами, а после бессонной ночи выглядел он плачевно. На фоне Пятого и подавно. Если тренировки и новый режим лишь наполнили Восьмую с Пятым силой и энергией, Одиннадцатый едва ли набрал вес. Зато в ловкости ему не занимать. Но только не при сборах. – Не верится, что мы уходим, – вздохнул Пятый. – И тем не менее, нас к этому готовили. – Ты будто и не рад. Попытка задеть Одиннадцатого вызвала у Восьмой тревогу. Она нахмурилась беззаботной ухмылке парня и окинула взглядом окружающих их стражников. У каждого пистолет в кобуре, дубинка на поясе, стояли недалеко и неблизко от их скромного дома – идеальная позиция, чтобы не позволить сбежать ручным обезьянкам. Долгие месяцы они жили под одной крышей, разделяли бытовые обязанности, но Пятый так и не проникся к Одиннадцатому доверием. Хоть куратор и говорил, что отныне они – одно целое, он также не уставал повторять, что единственное, чему новоиспеченные бойцы должны быть верны – государству. Предстоящая миссия требовала от них должного самоконтроля и решимости, поэтому, если хоть один рискнет предать остальных, другие убьют его. И даже если двое сговорятся против одного, у последнего будет шанс отправить птицу с письмом на большую землю. Сложная ситуация. Но пока что куратор держал слово. Взамен проданной души и тела они получили достойные условия жизни и приближались к тому, чтобы стать почетными гражданами общества. Пусть и под конвоем, но их даже иногда выводили в город. Восьмую не покидало чувство, что они напоминали собак на поводке. Тем не менее имелся один плюс, их не заставляли надевать повязки, которые полагалось носить всем элдийцам. Они даже людьми не являлись в глазах общества, для Марлии они секретное оружие, к которому нельзя привлекать внимание. Даже лестно. Уже издалека донеслось рычание мотора, грузовик, выплевывая черный дым, приближался недобрым вестником. Вот и все. Восьмая с тоской посмотрела на их дом. Хотя стоило горевать по чему-то временному? Выстроившись в ряд с парнями и спрятав руки за спиной, Восьмая ожидала, когда остановится машина. Она думала, кто-то спустится поприветствовать или осмотреть их, но стража моментально погнала троицу в закрытый кузов. Не задавая вопросов, они последовали их приказу; едва Пятый успел забраться внутрь, как грузовик тронулся с места. Вход сразу же скрыла жесткая клеенчатая ткань, хлопая на ветру. К полумраку глаза привыкли не сразу, так что Восьмая слегка испугалась, увидев человека в углу. – Рад вас видеть, кандидаты. – Куратор, – чуть удивленно отозвался Одиннадцатый. – Наверное, волнуетесь? Несмотря на скудное освещение, очки на переносице мужчины знакомо поблескивали, словно кошачьи глаза в темноте. Восьмая спрятала взгляд, пытаясь не поддаваться нервозности из-за его присутствия. Вообще необычно слышать от куратора такой вопрос, да еще без знакомой стали в голосе. Нехорошее предчувствие скрутило уверенность Восьмой, она поняла, что парни также старались отвести взгляд и молча слушать шум дороги. – Что вы притихли? В последнее время мне только и говорили, что вы никак не умолкаете, стали слишком разговорчивы. – Он выдержал паузу, но никто из подопечных не произнес ни звука. – Что ж, видимо, мы слишком хорошо вас воспитали. Я не сержусь, честно. Вы моя гордость. Мужчина произнес последнюю фразу с неожиданной мечтательностью, которая заставила удивиться. Восьмая рискнула бросить на него взгляд. Он улыбался, но без теплоты. Удовлетворенно, словно гордился отличными результатами проделанной работы. – Честно говоря, мне не хочется с вами расставаться, однако вы были отобраны и подготовлены для этой миссии. И пока мы движемся к порту, я дополню вчерашний инструктаж. Но хочу убедиться. Восьмая, – едва он окликнул девушку, она выпрямила спину и уставилась невидящим взглядом перед собой. – Какова цель вашей миссии? – Главная цель нашей миссии – втереться в доверие к врагу и отыскать членов королевской семьи, титана прародителя. Мы должны раз в месяц отправлять разведданные. Убивать членов королевской семьи и предпринимать другие действия без дальнейших указаний запрещается. – Все верно, ваша главная цель – разведка, мы до этого не отправляли никого на территории Парадиза… Точнее, никто не мог добраться до стен, поскольку их сжирали титаны. Но благодаря программе, которую вы прошли, как отборочная группа, в рамках моего эксперимента, у вас есть огромный шанс добраться до стен. Мы не могли просто предоставить вам силу титанов, слишком много неизвестных. Кто знает, может, вас убьют на подходе к стенам, мы не знаем, как враг разместил позиции, и как перемещаются титаны. Но благодаря экспериментам эти гигантские монстры вам не страшны, они вас не тронут, если, конечно, вы не будете лезть на рожон. Тогда в противном случае даже ускоренная регенерация вам не поможет. Он чему-то усмехнулся. – Мы знаем немногое об укладе жизни тех, кто находится на острове. Они живут за стенами, и, скорее всего, нашли какой-то способ защищаться от титанов. Так что ваша задача – присылать нам информацию. Как только мы будем готовы, то отправим вторую группу вам на помощь, возможно, уже кого-то с силой титана. Вы должны встретить их и скооперироваться. Но когда это произойдет… мы пока не готовы сказать, не в ближайший год это точно. Возможно, и не в последующие. Большую часть времени они провели в тишине, и куда сильнее пугала не напряженность от ожидания, а дорога. Она все не кончалась и не кончалась. Сколь же огромен мир? Для Восьмой он ограничивался подпольными лабораториями, где солнцем служила операционная лампа. Потом ей и некоторым детям позволили бросить взгляд на горизонт, очерченный забором. Девушка уж и не помнила город, в котором родилась и провела первые годы жизни. А лица родителей… как-то и не верится, что у нее были родители. Лишь две смутные тени: мужчина и женщина. Но сколько бы Восьмая не училась прятать эмоции и игнорировать внешний мир, от вида бескрайнего моря перехватило дух. Небо сливалось с темной водной гладью. Ветер холодный и соленый, но такой приятный. Девушка позволила себе закрыть глаза и насладиться его порывами, криками белокрылых птиц, шелестом волн, разбивающихся о пристань. Одиннадцатого, кажется, тоже впечатлило море. Пока они плыли, парень не сводил глаз с линии горизонта. Впервые на его лице показалось хоть что-то, напоминающее радость. А вот Пятый, напротив, смотрел лишь себе под ноги, не позволяя обмануться красивыми видами. Мудро с его стороны, как только часы спустя показалась полоса земли со стеной из белого камня, пришлось напомнить себе – это не экскурсия. Честно говоря, Восьмая за всю жизнь не видела такого разнообразия пейзажей. Стоило бы удивиться, но никаких эмоций не возникло, словно она наблюдала мираж или картинки на бумаге. Просто смотрела на барханы песка по ту сторону стены, пока военные занималась отгрузкой. – Вы поедете на лошадях, – сообщил куратор, указав на животных, которых готовили к спуску на деревянных лифтах. – До первой стены путь неблизкий. Старайтесь не выделяться. Все необходимое мы упаковали в сумки, включая оружие. Оружие? Они доверят им оружие?! Миг ошеломления сменился пониманием. Верно, на Парадизе они вряд ли причинят кому-то вред из почетных граждан Марлии. – Остальное вы знаете, думаю, нет смысла повторять. И самое главное. Мужчина потянулся к внутреннему карману куртки и, когда достал оттуда три тонких футляра, Восьмая застыла. От накатившей волны воспоминаний ноги едва не понесли ее назад. Парни также смотрели на футляры с ужасом и напряжением, как если бы куратор заставлял их взять ядовитых змей. Тем не менее никуда не деться, дрожащей рукой девушка приняла коробочку и открыла ее, чтобы убедиться. – Используйте при крайней необходимости. На одной крышке три шприца, с другой стороны на черном бархате блестели три ампулы. Восьмая невольно задалась вопросом, а сможет ли она использовать это при крайней необходимости? От одного вида игл ее бросало в дрожь, тело помнило годы подпольных экспериментов, агонию от колющих и режущих инструментов. И этого вещества… Если, конечно, это то самое вещество. – Мир рассчитывает на вас… Нет, я рассчитываю на вас. Вы моя гордость. И прекрасно должны понимать свою задачу. Но все же напомню: даже если покажется, что вас начинает что-то тревожить, посмотрите друг другу в глаза и подумайте, а тревожит ли это вашего товарища? Присматривайте друг за другом. От слов куратора по спине пробежал холодок. Восьмая подняла спокойный взгляд на Пятого, который почему-то старался не смотреть на нее в отличие от Одиннадцатого. Они секунду прожигали друг друга суровой подозрительностью, после чего парень резко переключил внимание на их напарника. Кто же из них окажется слабым звеном? Одиннадцатый, как младший из их тройки, или же Пятый, которому не хватало самообладания? Или она, которая готова пойти на все, чтобы спасти свою шкуру?