How to Disappear Completely

Дорогой Ириэль. Пожалуйста, перестань позорить меня. Навеки, к сожалению, твой Ириэль. Он скользил с холма из Тель Воса при приближающемся закате, потерял равновесие и последние пару ярдов путешествовал на седалище своих штанов. Он сидел в траве, во многих смыслах побитый, сгребая остатки своего потрёпанного самоуважения. В тот момент его нашёл алит. С удушающим стоном, он выпрыгнул из виквита, будто разозлённый пьяница. Времени на кастование не было, но рефлекс поднял руку, чтобы защититься от едва ли евклидовых, слишком больших челюстей, составлявших бессмысленно огромную часть алита. Его лицо увернулось от заслуженного избиения, но острые зубы вместо этого вцепились в его руку, животное ворчало, хрипело, и плевалось ядовитой слюной. Он кричал, пинал его, но это было как драться с бешеной, стероидной медвежьей ловушкой. — Использование эмоций для усиления заклинаний — это крайне вредная практика, — говорили ему на уроках Разрушения. — Настоящий маг полагается только на силу его воли. Иначе как ты будешь колдовать со спокойным разумом? Ириэль, каковыми бы его чувства относительно «настоящего мага» не были, не мог не согласиться из принципа. На практике, он узнал, что разы, когда его разум был спокоен, и разы, когда он хотел, чтобы что-то вспыхнуло пламенем, редко совпадали. Сейчас, на мгновение, он заставил свой мучительный шок выйти через пальцы в раскрытое горло алита, пока он не упал дрожащей массой подожённых чешуек и чернеющих зубов. Молясь, чтобы его не вырвало, или чтобы он не отключился, Ирэ закатал остатки рукава его рубашки и вынудил себя изучить своё предплечье. пожалуйсталишьбыкостьнебыловидно пожалуйсталишьбыкостьнебыловидно Хорошей новостью было, что осознание всего урона не нанесло ему такого плохого эффекта, которого он боялся. Шок и адреналин дали ему защитное онемение, отдалив его от собственного тела, будто это был кто-то, кого он едва знал. Оно минимизировало боль и висцеральный кошмар разорванной плоти, ужас нарушенной физической целостности. Что было как раз кстати, потому что (плохие новости) травма была серьёзной. Он видел несколько глубоких рваных ран, и чёрный яд пробирался в его вены, распространяясь под его кожей тёмными корнями, пока его чистая кровь лилась из руки, стекая по локтю и капая на неблагодарную землю. К сожалению, заклинания Восстановления приносили пользу только безмятежному разуму, поэтому он и был так бесконечно некомпетентен в них. В пост-реабилитационный период он мог скастовать «Противоядие» во сне. Излечение раны было бы сложнее, потому что для этого потребовалось бы, чтобы он полностью осознавал себя в своём теле, и понимал бы какие процессы пытался контролировать. Это было не что-то, что Ирэ мог получить просто пожелав, даже в своё лучшее время. Если осознанность внезапно решила бы выйти из его тела, он мало что мог бы сделать, кроме как переждать. Однако, в этом случае его тело приняло одностороннее решение вернуть его. Колющая агония вонзилась в него, несогласованная паника возросла, чтобы присоединиться к ней в какафонии сырой перезагрузки чувств. Сделай что-нибудь, идиот, или истеки кровью! Это все варианты. Ты хочешь жить или нет? Он часто удивлялся тому, что ответ был положительным. Последовал период отчаянной фрустрации, когда Ириэль пытался сфокусироваться на чём-то, кроме травмы, достаточно надолго, чтобы справиться с ней. Главным было заставить тело верить, что оно было достойно целостности, убедить его плоть, что безупречная нерушимость была его заслуженным состоянием. Он не смог. Этот уровень самообмана был для него слишком сложен. Однако, он смог замедлить кровотечение, хотя и не закрыв рану. Этого будет достаточно, чтобы он смог двигаться. Обмотав остатки рукава рубахи вокруг худших участков раны, он попытался встать. Ничего не произошло. Его ноги стали свинцовыми, и из-за одной только попытки затуманилось зрение и заложились уши. Я определённо потерял не настолько много крови. Что… не так? Когда волна адреналина спадала, он начал замечать другие вещи в прискорбно часто ошибающемся теле. Покалывающее тепло под кожей, заставлявшее его потеть. Усталую пульсацию в голове, затуманившую мысли. И слабость, делавшую даже сидение трудным подвигом, и медленно, но неумолимо, клонившую его в сон. — У тебя язва, — сказала Шани деловитым голосом. Испугавшись, он обернулся, и вот она, сидевшая скрестив ноги на холме позади него, жевавшая соломинку виквита. — Все алиты здесь её переносят. Скоро ты уснёшь, и начнётся лихорадка. Без лекарства ты умрёшь через несколько дней. Я видела такое. — Как долго ты здесь была? — брызнул он. — Какое-то время. Я видела как ты вышел из Тель Воса. — И ты ничего не сделала? — Я наблюдала. Я не решила. Я всё ещё решаю. — Она надула губы. — Посмотрим найду ли я причину тебе помогать. — Может из доброты твоего сердца? Фыркнув, она усмехнулась. — Нет. — Потому что я могу рассказать тебе чем занимался Джулан? Она выплюнула виквит. — Думаешь меня заботит этот с’вит? Я знаю чем он занимался. Бился головой о камень и называл это героизмом, вот что. Ирэ закрыл глаза и кивнул, сознание искало за что зацепиться, пока выступ устремлялся в обливион. — Это… звучит довольно близко к правде. Она посмотрела на него, повернув голову набок. — Думаешь? Тогда зачем ты ему в этом помогаешь? Эй! Не закрывай глаза передо мной! Угх… — Она подскочила. — Я позову кого-нибудь, чтобы тебя принесли нашему целителю. Держись.

***

Он не многое помнил из того, что последовало дальше, лишь обрывки и фрагменты. Шани выкрикивала указания паре юных велотийских мужчин, когда они закатывали его в одеяло. Они едва связно высказывали недовольство и говорили, что вернут его в лагерь Кошибаэль, вместо того, куда они должны были его принести, и Шани смеялась. — Ты хочешь жить? Джулан не может вылечить язву. Хочешь довериться милосердию той ведьмы Машти? После этого, он наблюдал как качающееся небо становилось глубже, пока они его несли, и звёзды угасали одна за одной. Возвращаясь и выползая из осознания к обрывкам неразборчивого, но успокаивающе свистящего диалекта Велоти, сопровождавшегося ритмичным хрустом сухой травы под ногами. Последним, что он помнил, прежде чем лихорадка пересилила его, был отдалённый крик приветствия, двутональный ответный свист Шани, и звук колокольчиков, будто пришедший из сна.