How to Disappear Completely

Здесь была сила, Ириэль чувствовал её. За металлическими стенами, под гулким полом. Навязчивое прикосновение к краю его сознания, манящее его вперед. Мерцающая нить магического сознания подсказывала ему, по какому туннелю идти, когда они доходили до перекрестка. Это было опасно. Даже если бы магические чувства не предупреждали его, они снова начали натыкаться на тела исследователей и бандитов. Они были в разной степени разложения, но, насколько мог судить Ириэль по трупам без опознавательных знаков… они умерли не от голода. Что бы ни случилось, всё произошло гораздо быстрее. Они спустились вниз. По туннелям, где все чувства Ириэля пульсировали в такт биению таинственной силы. Но «биение» и «пульс» — не те слова: это не был ни сознательный ритм, ни бессознательная плоть. Это был автоматизм, но не машина; волшебство, но не жизнь. Свободный от желаний, но зовущий. Джулан, менее чувствительный к подобным вещам, тем не менее тоже почувствовал это, и они двинулись вперед в молчаливой синхронности. Время от времени они проходили мимо очередного трупа, но никто из них не предлагал остановиться. Это был кристалл. Колоссального размера, фиолетово-белый, испещрённый светящимися нитями магии. Он торчал из пола большой квадратной камеры, уходя вглубь земли, и невозможно было сказать, насколько далеко. Его окружал воротник, окольцованный тонкими металлическими стержнями, которые нежно соприкасались с кристаллом, как усики насекомого. Глаза Ирэ были прикованы к нему с того момента, как он увидел его, и Ирэ шел вперед, словно в трансе. — Это психелит Ану, — вздохнул он. — Я никогда в жизни не видел столько. Джулан смотрел на остальную часть комнаты. Она была усеяна ещё большим количеством тел: человеческих, эльфийских, зверолюдских. Внезапно он отшатнулся. — Здесь мертвый даэдрот! Он не вернулся в Обливион, его настоящий труп всё ещё здесь! — Он с ужасом посмотрел на чешуйчатое зелёное тело, а затем повернулся к Ириэлю, который всё ещё завороженно смотрел на кристалл. — Что здесь произошло? Это машина? Для чего она? Как ты её только что назвал? — Психелит ану. Минерал, из которого делают камни душ. Он сохраняет энергию души в чистом виде, без потерь. — Ирэ протянул руку и прикоснулся к кристаллу: в кончиках его пальцев зашипела жизненная сила. Пульсация в его мозгу усилилась. Теперь в нём чувствовалось всасывание, ощущение сливающихся и ускоряющихся маленьких водоворотов. — Это камень душ? — Джулан разинул рот, уставившись на него. — В нём кто-нибудь есть? — Да, — ответил Ирэ дрогнувшим голосом. — Что? Ты его чувствуешь? — Не совсем, сейчас это просто энергия. Но её слишком много для одной души! — Это души двемеров?! Ирэ прикусил губу, его лицо превратилось в маску сосредоточенности. — Нет. Я так не думаю. Я не могу сказать точно, но… Энергия здесь слишком недавняя, чтобы быть двемерской. И некоторые из них резонируют… по-другому. Небольшая часть энергии, которую я обнаружил… определенно падомайская. Даэдрическая. Я… я думаю, что здесь даэдрот. Сейчас всё это один бурлящий океан, но некоторые завихрения кажутся более… — Он отдернул руку, глаза его наполнились ужасом. — Это их души. Тех, кто здесь был. Всех. — Что…? Но ведь камни душ не могут заманивать в ловушку, верно? И даже животных, если на них не наложено заклинание? — Меня всегда так учили, но… — Тяга в его голове становилась всё сильнее. Между одной мыслью и следующей он чувствовал, как что-то начинает рваться. — Джулан, нам нужно убираться отсюда. Сейчас же. Помня о следе из трупов позади, они выбрали путь вперёд, внутрь, вниз. Они бежали, физически свободные, но мысленно тащились назад, борясь с постоянным течением. Если его разум был раковиной, наполненной водой, то Ириэль пытался удержать пробку, в то время как что-то другое пыталось выдернуть её и отправить содержимое в водоворот и слив. Рядом с ним споткнулся и зашатался Джулан. Ирэ схватил его за запястье и потянул за очередной угол. Это был тупик. Пульс учащался, набухал и нарастал, достигая кульминации. Ирэ упал на колени, охваченный психическим вихрем. Всё было кончено. Он поднял голову, ища глазами Джулана, последний взгляд, бессловесное извинение. И увидел, как тот с искаженным лицом поднимает с пола решётку и отбрасывает её в сторону. Когда зрение Ириэля начало вибрировать и пропадать вместе с усиливающимся воем кристалла, Джулан схватил его за плечи и толкнул головой вперёд в отверстие. Он падал во тьму, извиваясь и брыкаясь. На какое-то мучительное, тягучее мгновение его душа грозила остаться на крючке, пока его тело падало прочь, а потом с треском вырвалась на свободу, целая и невредимая. Но всё ещё падает навстречу своей смерти. Его спина пробила что-то с сотрясающим кости треском, затем он снова упал, но воздух изменился. Теперь он был маслянистым и древним, химическим и затхлым. У него едва хватало маны, чтобы произнести заклинание Левитации, но этого хватило, чтобы замедлить падение. Затем Джулан врезался в него сверху. Выбив из него всё дыхание, он сконцентрировал всю энергию в заклинании, распространив его вокруг них обоих. В этот раз была лишь чистая, жестокая сила воли, все формулы были забыты. Кости Земли долго поддавались ему, и они приземлились, грубо, но без травм, на твердую металлическую поверхность. Сотрясаясь от удара, он почувствовал, как Джулан откатился в сторону. Задыхаясь от застоявшегося воздуха, Ирэ почувствовал, как тепло от пола поднимается по его спине, но оно так и не достигло уровня боли, и через несколько секунд его измученные глаза закрылись.

***

Когда он открыл их, его заливал голубой свет. Над ним возвышались знакомые, испещрённые шрамами ладони, бледные от потоков целительной магии, которые они посылали в его грудь. Чувствуя, как она распространяется по нему, лаская каждый нерв, Ириэль заколебался. Ему ужасно захотелось снова закрыть глаза, позволить себе расслабиться в подобным морю объятиях, в этом безусловном потоке нежности. Некоторые вещи он, похоже, не прочь растратить. Руки Джулана были в нескольких дюймах от него. Давно ли кто-то прикасался к тебе? Прикасался к твоей коже так, словно любил тебя? Знаешь… с помощью самых нежных заклинаний Изменения ты можешь так ловко переместить его руку, что он подумает, будто делает это сам. Что это его вина, а не твоя. А потом… Охваченный ужасом, он сел, вежливо, но твёрдо оттолкнув руки Джулана. — Я в порядке, — сказал он. — Спасибо, но я в порядке. — Просто хотел убедиться. — Скрестив ноги в тени, окутанной паром, Джулан говорил удручённо, но старался держать обыденный вид. — Ты хотел, чтобы я был твоим телохранителем, вот я и охраняю твое тело. Ирэ издал дрожащий вздох. — Не обращай внимания на моё тело, думаю, ты спас мою душу. — Все было бы напрасно, если бы ты не прервал наше падение. — Его зубы сверкнули в темноте слабой ухмылкой. — Как я уже сказал, мне этого не хватало. Мы всегда хорошо работали вместе. Ириэль встал, ожидая, что ему придется побороться, но обнаружил, что у него больше сил, чем он ожидал. Теперь, когда глаза адаптировались, он увидел, что в дальней стене открывается туннель, очерченный тусклым красным сиянием. — Скажи это, когда мы выберемся отсюда живыми. — Когда ты уйдёшь и я больше никогда тебя не увижу, ты хочешь сказать? — Не начинай. Пойдём.

***

Они были так глубоко, что под ними были расплавленные каменные породы, раскалённые докрасна и медленно движущиеся. Они пробирались по квадратным решётчатым дорожкам, и жар когтями впивался в их ноги. Когда стало совсем невмоготу, Ириэль наложил на себя заклинание огненного щита, и мерцающий матовый ореол дал сделать передышку. Джулан покачал головой, когда Ирэ предложил ему то же самое. — Я данмер! Огнеглазый вулканный демон, помнишь? — Несмотря на протесты, через некоторое время он начал укладывать самые толстые части доспехов в сумку. Ириэль закатил глаза, увидев, как он перебирает пальцами воротник своей рубашки. Лучше бы этому мешку говна её не снимать. Потому что, как только я начну жаловаться, будет казаться, будто меня это беспокоит. При виде лица Ириэля рот Джулана искривился, но рубашку он не снял. В бесконечных, освещённых лавой подземных пещерах разум Ириэля начал блуждать по ещё более тёмным тропам. Руины, казалось, простирались вокруг него, и воображение представляло их безграничными и наделёнными чуждым и злобным сознанием. Мы — вторженцы. Маленькие и незначительные, но самонадеянно вторгшиеся в это место, на которое у нас нет права, принадлежащее тем, чьи жизни нам непонятны. Наши ноги ступают по их тропам, наши пальцы касаются их внутренних стен. Мы дышим их воздухом, запертым здесь с тех пор, как их исчезнувшие легкие его выдыхали. Они снова вошли в туннели с металлической облицовкой, и крошечные огоньки сонно мигали ему со стен. Через некоторое время он убедился, что они стали ярче, а их свечение — настойчивее. Он убеждал себя, что это потому, что они подходили ближе к источнику энергии, а не потому, что руины в каком-либо смысле, знают об их присутствии. Это было не очень убедительно. Пока мы не прибыли, в этих глубинах царил покой. Не тихая атрофия мёртвых, а жёсткое, механически поддерживаемое равновесие никогда не живущих. И вот мы пришли сюда, разрушая, ломая, тревожа. Нарушаем это идеальное, вневременное святилище своей вульгарной биологией, своей безвкусной смертностью. Я не думаю, что руинам нравится это чувство.

***

ККХРУУУУУУУУУМ!!! — Чёрт. Что… мы что-то запустили? — Стены! Они… БЕГУТ!!! Потолки, полы, трубы, стены — все мелькало мимо. Анимункули не было, но Ириэлю казалось, что все руины ожили, словно проглотили их целиком и пытаются выкашлять или, если не получится, поглотить, переварить. Спасая свою жизнь, Ириэль обнаружил, что смеется, иррационально забавляясь тем хаосом и неразберихой, которые он сеет одним своим присутствием. Руины не могут нас переварить, потому что мы не из того материала. Мы плоть, а не металл. Слишком тёплые, слишком живые, слишком грязные. Слишком много сердец бьётся, слишком много крови. Оно не может понять нас, наши формы не имеют смысла. Оно не знает, для чего нужны эти странные машины. Пол, звенящий от ударов их ботинок, покачнулся, словно сговорившись с потолком, чтобы ударить их в ответ. Стыки, казалось, искривлялись по мере приближения, подстраивая их проход к месту назначения по выбору руин, и в конце концов они оказались в тёмной камере, а позади них хаотический аппарат из обжигающего пара и металла, приводимого в движение поршнями, рухнул на их пятки. — Срущая Мара, где мы сейчас? — Не знаю, но двери там больше нет. Можешь сделать ещё один магический свет? Моя кровь бурлит, но не от страха. Я просто очень хорошо осознаю всё, что происходит в моем теле. Всё, что отделяет меня от этого статичного, искусственного места. — Мы в… какой-то мастерской. — Она выглядит пустой. Только голые столы и полки. И никаких других выходов! — О… Да, это… скорее на это похоже. — Должен быть выход. Я пойду осмотрюсь. Дыхание, горячее и неглубокое в груди. Автоматическое и непроизвольное каждое мгновение моего существования, так почему же мне вдруг приходится заставлять его входить и выходить из моего тела, сознательно подтверждая свою приверженность жизни этими постоянными вдыханиями мёртвых газов? Быть живым — это так нелепо. — Джулан? — Из-за пара трудно сказать, но я больше не вижу дверей! Только трубы, стены, трубы и…! — Всё в порядке. Старайся дышать медленно, так ты израсходуешь меньше воздуха. — МЕНЬШЕ ВОЗДУХА?! — Ш-ш-ш, всё в порядке. Всё в порядке. В отличие от двемеров, для нас время всё ещё идёт. Каждый миг моей жизни, мои удары сердца и вдохи отсчитываются от какого-то неизвестного числа. — Я не понимаю, как ты остаёшься таким спокойным, когда мы можем оказаться в ловушке. Ты паникуешь, когда у тебя заканчиваются чайные листья! — Ну… если мы в ловушке, то всё становится очень просто. Мы будет сидеть в этой комнате, пока не кончится воздух, или пока мы не умрём от голода и жажды. — ПРОСТО?! — Да, просто. Я могу перестать беспокоиться о том, что мои действия повлияют на результат, потому что финал теперь известен. Многие из моих целей теперь не имеют никакого значения. Даже если позже мы каким-то образом обнаружим другой выход, например, полузакрытый люк в задней стене, меня всё равно нельзя будет обвинить в том, что я сделал выбор, основываясь на той информации, которая была мне доступна, а именно — что мы оказались в ловушке. — О чем, во имя Обливиона, ты говоришь?! Слушай, я снова всё тут прове- эй! Отпусти! Для чего нужна эта странная машина? Эта дышащая, потеющая, постоянно дрожащая, нелепая машина, полная крови, жара и тени смерти? — Просто… просто… остановись и послушай меня на секунду. Если предположить, что мы действительно оказались в ловушке и обречены на смерть, то обязательно произойдут некоторые вещи. Неизбежно, что со временем мы будем постепенно слабеть. Стресс, паника и отчаяние будут брать всё больше и больше. Вероятно, мы начнем коротать часы за ужасно перегруженными, вызванными страхом смерти эмоциональными признаниями. И наконец, когда смерть будет совсем рядом, из слепого отчаяния в поисках чужого прикосновения, погружаясь в темноту, мы протянем руку, но будем слишком физически ослаблены, чтобы получить от неё хоть какое-то утешение… — Подожди, там действительно может быть что-то. Дай посмотреть- АУ!.. Отвали от меня, что ты…? …я не машина. В этом-то и проблема. Я так старался, но это не так. Сейчас я даже не личность. Я тупое животное, и мне нужно только одно. — Джулан. Посмотри на меня. Я говорю, что если мы в ловушке, то единственным рациональным вариантом действий будет перейти непосредственно к той части, где мы трахаемся. Сейчас, пока у нас еще есть силы. — Что… — Прости, ты хотел пойти и осмотреть тот рычаг гидравлического разблокирования на дальней стене? — …Это может подождать. — Верно. У нас будет много времени для этого позже. — Да, мы же в ловушке, в конце концов. — Именно. Так что скорее бросай меня на этот стол. Обезвоживание может наступить очень быстро.

***

— …Черт!!! — Ммм…? Ты…? — На этой парте книга!!!

***

— Ирэ… правда?.. сейчас? — Ещё… немного… ххх… я так близко… к переводу… названия… ххх… — Меня никогда в жизни так не оскорбляли. — Я уверен, это не правда. Эй! Отдай… не смей бросать… она лежит здесь уже тысячи лет!!! — ТОГДА МОЖЕТ ПОДОЖДАТЬ ЕЩЕ ПЯТЬ МИНУТ!!!