Потерянное Солнце

      Стук моего сердца всё не успокаивался, кровь противно гудела в ушах, голова всё не переставала кружиться, и ладони сильно чесались. Хотелось свалиться на кровать и просто не вставать до следующего вечера, но сейчас нужно и важно было всё прояснить. На кону стояла моя жизнь и моё будущее, которое теперь мне не казалось таким уж светлым и безоблачным, каким мне его пророчили все подряд. Мы с Николаем стояли посреди гостиной, и я ждала, когда кто-нибудь заговорит первым. Родители сидели на диване: мама нервничала, и это было заметно по тому как она теребила пальцами край своего платка и сильно кусала губы; папа сидел рядом с ней с опущенной головой и смотрел на свои сложенные в замóк руки. Миша стоял поодаль и смотрел на меня очень внимательно, лишь изредка отводя взгляд. Он тоже был явно напряжён. А какой реакции я ещё должна была ожидать? Вряд ли бы они все сильно обрадовались, даже если бы в далёком прошлом ситуация сложилась по другому.       — Ну что ж, — громко начал Николай и хлопнул в ладони. — Пришло время вскрыть карты. Кажется, произошло именно то, чего вы оба так боялись.       Я прошлась взглядом по лицам всех присутствующих и задала вполне резонный вопрос:       — Чего боялись?       Мама попыталась изобразить на губах подобие улыбки. Её взгляд оставался прикованным к полу, будто ей было тяжело поднять глаза на меня.       — Опасались, что тебе, всё же, достанется моя сила вместе с той частью силы Дарклинга, которая была во мне, — сдавленно ответила она. — Я догадывалась, что это произойдёт, но до последнего пыталась переубедить саму себя в том, что это возможно. Я утешала себя только тем, что ты родилась после того, как я уничтожила Каньон и избавилась от света...       — Мы боялись, что тебя ждёт... не самая лучшая жизнь, если ты окажешься гришом, — добавил папа.       — Особенным гришом...       — Потому и внушали мне, что я не могу быть им, — мрачно подытожила я.       — Как мы видим, не вышло, — задумчиво произнёс Николай.       И не вышло бы, подумала я. Они не смогли бы долго скрывать это от меня. Я бы всё равно узнала. Пусть хоть через двадцать, тридцать, пятьдесят лет. Тайное стало бы явным. Выходит, что я все семнадцать лет своей жизни хранила в себе силы двух могущественных заклинателей и не знала кто я на самом деле... Звучит печально, но я решила, что найду время погрустить насчёт этого немного позже. Я почесала зудящие ладони и вновь обвела взглядом родителей. Их лица были почти серыми и едва ли не сливались с цветом салфеток, которые украшали уже опустевший стол.       — Мы стали догадываться о том, что наши опасения верны, когда мы увидели, как ты стояла у зеркала в комнате и пыталась призвать свет, — продолжил папа. — Сначала думали, что ты просто повторяешь за гришами, или так «играешь», наслушавшись рассказов Алины.       — Но когда ты сказала, что чувствуешь лучик света где-то внутри..., — со вздохом произнесла мама. — Мы поняли, что всё куда хуже.       Я прикусила губу, проматывая в голове этот момент из детства.       — Поэтому, вы решили убеждать меня в том, что мне всё это кажется и что этого не может быть.       Мама как-то задумчиво кивнула, и с её губ сорвался прерывистый выдох.       — Но вы же понимаете, что таким образом вы и губили меня? Вы хотели уберечь, но не понимали, что тем самым заставляли меня отказаться от своей сути, от себя настоящей. Заставляли отрицать правду.       Я заметила, как по маминым щекам покатились слёзы, и моё сердце с противным скрипом сжалось в груди. Она быстро смахнула с кожи влажные дорожки и натянуто улыбнулась. Как всегда, не хотела, чтобы я расстраивалась из-за того, что она плачет. Но мама понимала, что я была права. Как бы ей не было тяжело это признавать. В гостиной на несколько минут повисла тишина, сопровождаемая тиканьем часов, и это лишь больше нагнетало и без того напряжённую обстановку. Вдруг, раздался голос Николая.       — Вот что, — мужчина прочистил горло. — Я предлагаю увезти её в Малый дворец.       — Нет!, — выпалила мама.       — Алина, — продолжил царь. — Это единственный вариант.       — Она останется здесь.       — Больше ей нельзя здесь оставаться. Ты и сама это понимаешь.       — Алина, он прав, — вмешался папа и приобнял маму за плечи.       — Конечно, я прав. Ты же понимаешь, что ей нужно научиться управлять своей силой, научиться её контролировать. Ты ведь знаешь как всё это работает. Да, управлять светом ты бы её научила, а силой Дарклинга?       — А во дворце её кто этому научит? Фанатики из культа Беззвездного святого?, — проворчала мама. — А если её убьют, когда узнают, кто она такая?       На пару мгновений в комнате снова стало тихо. Лицо Николая исказилось задумчивостью.       — Алина, — спокойно продолжил он. — У меня есть человек, который, как я думаю, её всему обучит. Я ему доверяю, и он уж точно никакой не фанатик. Клянусь своими целыми зубами.       Папа еле слышно гоготнул, но через секунду его лицо снова приобрело строгий вид.       — И сразу отвечу на вопрос, который у тебя напрашивается. Кто он такой?, — Ланцов слегка размял шею и отошёл к окну.       — Он?, — перебила мама.       — Тебя не устраивают мужчины?, — Николай вопросительно выгнул бровь. — Да, он. Один из учеников Багры, был лично знаком с Дарклингом и служил ему достаточно долго. Не знаю, насколько он был с ним близок, но точно знаю, что тот ему доверял.       — И ты держишь такого человека рядом с собой и хочешь доверить ему мою дочь?       Царь устало выдохнул, несколько секунд выглядывая кого-то за окном.       — Прошло уже почти двадцать лет, Алина. Ты действительно думаешь, что спустя столько времени он будет продолжать придерживаться его идеологии и верить в его возвращение?       — Вдруг он до сих пор на его стороне?       — На стороне безумного гриша, которого ты убила много лет назад?, — усмехнулся папа. — Наверняка он уже переметнулся на сторону царя и живёт себе в удовольствие.       — Я всё равно ему не доверяю, — рявкнула мама, укутавшись плотнее в свою шаль.       — Придётся, — Николай повёл плечами. — Он, пожалуй, единственный вариант. К тому же, я знаком с ним уже много лет и прекрасно знаю, что он за человек.       Мама намеревалась как-то ещё возразить, но лишь мотнула головой. Видимо, она поняла, что спорить с Ланцовым было бесполезно. И всё же, меня тоже беспокоило, кем же на самом деле являлся этот человек, которого мне собирались поставить в учителя. Я была более чем уверена, что он был не просто одним из солдат Дарклинга. Николай что-то не договаривал, или мне просто так казалось. Я сильно сжала адски зудящие ладони в кулак и спрятала их за спиной. Кожу противно щипало, будто что-то снова пыталось сквозь неё прорваться. Терпимо, но очень неприятно.       — Её опасно везти туда как гриша, — неожиданно раздался голос Миши. — Тем более как гриша, который управляет силами двух сильнейших заклинателей. За ней могут начать охотиться, как и за Алиной.       Мама нервно заёрзала на месте.       — Ты прав, — вздохнул Николай.       — И под каким предлогом можно её провезти туда?, — спросил папа.       — Точно не как новую святую, — промямлил царь про себя. — Можно как мою родственницу, к примеру. Племянницу.       — Но у Василия ведь не было детей, — нахмурилась мама.       — Может у него этих детей целый табор, просто я не в курсе, — посмеялся Ланцов. — О его похождениях я мало что знаю. Я знаю только о своей сводной сестре, но не уверен, что у неё есть дети. Бóльшая загвоздка в том, что она фьерданка и живёт в Кеттердаме.       — И откуда тогда взялась племянница?       — Нашёл. Наткнулся. Забрал к себе на перевоспитание. Придумать можно всё, что угодно. Докапываться до мелочей будут только закоренелые зануды.       — Во дворце таких пруд пруди.       Я присела за стол и спрятала свои красные ладони под скатертью, стараясь их больше не чесать и вообще не обращать на них внимания. Голова разболелась с новой силой от такого количества информации и слишком бурного потока мыслей, который всё не прекращался. Всё происходило слишком быстро, и я не успевала осознавать всё это. Очень хотелось спать. Мне было тяжело смотреть на маму. Её тёмные глаза раскраснелись от сдерживаемых слёз, а пальцы дрожали так, будто она сутки просидела в холодной воде. Я понимала, почему она не хотела отпускать меня в столицу, почему спорила с Николаем. Она боялась за меня. Боялась, что я не справлюсь с той ношей, которая огромным булыжником свалится на мои плечи лишь только я окажусь на территории Ос Альты. Я и сама за себя боялась, ибо не знала, что могло ждать меня там — в другой части страны, где жизнь проходит, как мне всегда казалось, по другому. Что будет со мной там? Можно ли будет хоть кому-то доверять? Кем я стану в итоге?       — Нужно продумать историю, — наконец подала голос я, и теперь всё внимание было обращено ко мне. — Чтобы уж точно никто не мог ни за что зацепиться и подумать о том, что я гриш, — я заметила как Николай кивнул. — Можно провезти меня как племянницу, дочь сестры царя, которая мигрировала из Керчи в Равку после... смерти родителей, и теперь ищет укрытия у дяди.       Кеттердам сейчас считался самым опасным городом в Керчи. За последнее время с острова в Равку бежало очень много людей, в особенности матерей с детьми. В наш приют за прошлый месяц привезли пять сирот оттуда. Двое из них были братьями, родителей которых убили за задержку оплаты аренды комнаты. Страшно представить за что ещё тебе может прилететь пуля в лоб. Когда мальчиков только привезли к нам, они совершенно не знали нашего языка. Сейчас они уже освоились и говорят на равкианском более или менее свободно, пусть и с проскальзывающим время от времени акцентом. Я, конечно, не знала всех подробностей относительно того, что происходило в той стране, но раз оттуда бегут люди... значит действительно ситуация не из лучших. От хорошей жизни вряд ли захочешь убежать.       — Мутный план, — буркнул Миша.       — Какие у тебя варианты?, — проворчала я и ощутила, как левая ладонь начала чесаться сильнее.       — Кто-то может начать рыться в грязном белье и выяснить, что на самом деле сестра Николая жива и здорова, и что племянницы у него отродясь не было, — хмуро ответил парень. — И начнут возникать вопросы: действительно ли это родственница царя или тот просто привёз самозванку и не знает об этом?       — Линнея живёт и работает в Кеттердаме под другим именем. О ней нет абсолютно никакой точной информации. Даже я толком не знаю, что происходит в её жизни, — хмыкнул царь. — А вообще, ты слишком всё усложняешь. К тому же, если правда и всплывёт, то к этому моменту наша Анастасия будет уже достаточно обучена, и мы сможем отпустить её в, так называемое, свободное плавание. А прояснение ситуации оставьте мне, с этим я разберусь.       Не знаю, сколько времени мы так просидели, но компромисс был найден. Сразу же после этого своеобразного заседания, мама ушла в комнату, предупредив о том, что хочет побыть одна. Николай отправил одного из солдат с письмом во дворец, в котором предупреждал о своём возвращении вместе с племянницей. О моём приезде. За окном была уже глубокая ночь, поэтому папа предложил Ланцову остаться и переночевать в особняке, а завтра вместе со мной отправиться в путь. Как же мне тяжело было принять тот факт, что уже завтра я уеду из Керамзина. Не навсегда, конечно же, а только на какой-то промежуток времени, пока не научусь контролировать и управлять своей... силой? Силами? Мне до сих пор было трудно поверить в то, что мои детские выдумки и, в какой-то степени, мечты стали явью. Честно, сейчас меня это немного пугало. Значит, во мне есть не только сила моей матери — Заклинательницы Солнца, но и сила Дарклинга, о котором я очень многое слышала. И большинство из этого, разумеется, плохое. Слышала о его безграничной жадности, из-за которой и появился Тенистый Каньон; слышала о том, как он лишил собственную мать глаз, как убил оленя Морозова; слышала о том, что он чуть не убил моего отца... Было бы мне сейчас лет четырнадцать, то я бы просто возненавидела себя за то, что в моих жилах течёт его сила. Но сейчас я осознавала, что это теперь моя сила, которая будет со мной всю оставшуюся жизнь, и мне никуда от неё не деться. Однако... как-то слишком быстро я приняла всё это.       Я лежала на кровати и просто пялилась в светлый потолок, на котором неуклюже плясали тени от ветвей деревьев. С кухни доносился грохот моющейся посуды и громкая болтовня кухарок, да и в гостиной всё ещё слышались разговоры. Неужели они так долго решают, какую комнату выделить Николаю? Или там ведётся беседа обо мне... Вдруг, я услышала шаги, которые приближались к моей комнате.       — Эй, спишь уже?, — в проёме показалась мужская фигура, и лишь внимательнее всмотревшись в темноту, я поняла, что это был Миша.       — Не-а.       Парень прикрыл за собой дверь, и кровать сбоку от меня чуть прогнулась под его весом.       — Как ты?       — Ужасно, — призналась я. — Никогда себя так не чувствовала.       Ладонь Миши аккуратно коснулась моей руки. Шершавые горячие пальцы нежно обвили моё худое запястье, заставляя мурашки вереницей пробежать по коже.       — Наверное, мои слова поддержки вряд ли помогут, — улыбнулся он.       — Смотря что это за слова.       — Да самые обычные. По типу, не грусти, всё будет хорошо, ты со всем справишься.       Я улыбнулась и присела рядом с ним. Я не знала, что мне ему сказать, да и нужно ли было вообще что-то говорить? Наверняка, Миша и сам догадывался о том, что я действительно гриш, поэтому он не сильно удивился этой новости. Теперь он лишь беспокоился за меня, как и родители. Я опустила голову, вновь начиная сверлить взглядом свои исцарапанные ладони. Миша недовольно выдохнул.       — Они просто сильно чесались, — ответила я и спрятала ладони между колен, чтобы не отвлекаться на них больше и не поддаваться соблазну их почесать.       — Расскажи, как это было, — парень придвинулся ближе ко мне и заинтересованно склонил голову.       — Непонятно. Странно. Сказочно. Даже не знаю, как правильнее описать...       Миша блуждал проницательным взглядом по моему лицу, будто ответ на его вопрос был на нём написан. Меня всегда смущал этот взгляд, но я старалась не зацикливаться на этом.       — Было страшно, но и радостно одновременно, — сказала я и попыталась вновь представить тот миг в лесу. — Лучи света рвались из моей ладони, освещали кроны деревьев словно утреннее солнце, — краем глаза я увидела, как парень улыбнулся. — Но когда я посмотрела на другую руку и увидела тени...       — Ты испугалась, — почти шёпотом ответил за меня Миша, и я кивнула.       — Как такое возможно? Как возможно то, что я получила силы? И уж тем более их обоих?       Парень задумчиво покачал головой.       — Я бы назвал это чудом, — он помолчал. — Новым чудом.       Я усмехнулась.       — Николай меня так и назвал.       — Может быть, ты даже наша новая надежда...       — Надежда на что?       — На спокойствие и процветание нашей страны, — его голос прозвучал как-то строго. — Алина когда-то была этой надеждой... И даже я в неё верил.       Я поджала губы и опустила глаза. Да, я знала, что маму считали спасением Равки и, как мне кажется, она им стала. Может, она так и не считает, но порой я вижу в ней ту смелую девушку, которая не побоялась противостоять Дарклингу и спасла страну от Каньона и неизвестно от ещё чего, что могло бы произойти, если бы этот разрез на карте, заселенный волькрами, остался. Но... смогу ли я стать такой как мама? Достойна ли? Хватит ли мне моей смелости, моего рвения помочь людям? А вдруг я, всё же, стану новым злодеем? Я вновь посмотрела на свои руки и невольно представила, как из них пластичными щупальцами вытекают тени, поглощают всё живое на своём пути... Меня передёрнуло от этих мыслей.       — Скажи честно, ты меня боишься?, — спросила я, заглянув Мише в глаза, и тот искренне удивился моему вопросу.       — С чего ты взяла?       — А вдруг я стану такой как Дарклинг?, — сказала я тише. — Вдруг, моё стремление помочь погубит меня так же, как и его?       Миша порывисто обнял меня, крепко прижимая к своей широкой груди.       — Не смей сравнивать себя с ним, — отчеканил парень. — Ты никогда не будешь такой, как он.       На мгновение я опешила, но потом обняла его в ответ и прикрыла глаза, снова ощущая себя в безопасности в его сильных руках. Я знала, что он ненавидел любые упоминания о нём. Знала, что он ненавидел Дарклинга всеми недрами души, и уверена, что он убил бы его, если бы только предоставилась хотя бы малейшая возможность. Наверняка, Мишей, по большей части, руководила бы месть. Месть за убитых родителей, за короткое детство...       — Я не сравниваю. Просто боюсь, что мои силы сделают из меня монстра, — мой голос вздрогнул. — Боюсь, что буду опасна...       — Ты, пока что, не опасна, — шепотом произнёс Миша, медленно поглаживая меня по голове. — Но будешь, когда научишься ими управлять.       Он был прав. Как ни крути, я всё равно буду (вероятно) самым сильным и опасным гришом в истории. Гришом, о котором нет ни одной легенды, ни одной сказки. Гришом, о появлении которого никто даже и не догадывался. Которого, возможно, даже не должно было существовать. От одной только мысли об этом моё сердце вновь начало неприятно стучать в груди, в горле пересохло.       — Обещай, что не будешь меня бояться, — я прижалась щекой к мужскому плечу.       Руки Миши крепче обвили моё тело, а хриплый голос ответил прямо над моим ухом:       — Обещаю, лучик.       Утро началось с суеты. Дети бегали по этажу туда-сюда, собираясь на завтрак. За все те годы, что я живу здесь, я привыкла к этому шуму, но сегодня любые громкие звуки делали больно моей и без того больной голове. Видимо, моё тело ещё не оправилось от вчерашнего свето-теневого представления. Я не помню, как я уснула, но сон был беспокойным. Я спала будто на камнях: всё ворочалась, пытаясь найти удобную и безболезненную позу. Каждая часть моего тела противно ныла, будто я целый день занималась какой-то тяжёлой работой. Сны мне не снились, но, может быть, это даже и к лучшему.       Постепенно, гул в коридоре стих, и я принялась собирать свой чемодан, надеясь, что всё необходимое влезет в него: книги, мешочки с чаем и лечебными травами, вышивка, письменные принадлежности и кое-что из одежды. К счастью, всё это вместилось, и, недолго думая, я закинула в чемодан ещё и охотничью сумку, в которую спрятала нож, подаренный отцом. Надеюсь, мне можно будет выходить в лес и радовать себя охотой на ягоды и травы. За окном звонко щебетали птицы, деревья приятно шумели листвой, солнце согревало своими лучами сухую землю... Как мне, наверняка, будет не хватать всей этой простоты. Красивой естественной простоты. Странное ощущение... я ведь даже ещё не покинула свой дом, но уже по нему скучаю...       Я захлопнула крышку чемодана и защёлкнула замки. В гостиной слышались знакомые голоса, детский смех, звон посуды, а за окном раздались звуки цоканья подков и скрип колёс. Выглянув в окно, я увидела подъехавший к крыльцу царский экипаж. К карете спустился Николай, уже облачённый в свою форму и явно готовый к отъезду. Он всё махал руками, улыбался, прощаясь с детьми, которые наблюдали за ним из окна. Они же радостно кричали ему, просили, чтобы он приезжал ещё. Интересно, как родители объяснят им почему я уезжаю вместе с царём в столицу...       — Настасья, — позади меня раздался голос мамы, и я вздрогнула от неожиданности. — Ты готова?       — Да, готова, — ответила я, хватая чемодан.       — Не торопись так, — в её голосе послышалась дрожь, и подняв взгляд на её лицо, я снова ощутила неприятную тяжесть в груди, будто к сердцу привязали огромный камень. Синяки под глазами и небольшая припухлость кожи намекали на истинное состояние мамы. Она плакала всю ночь. Плакала, и молилась святым, чтобы со мной всё было хорошо. Папа наверняка успокаивал её как мог, но она не слушала его, ибо мысли её были крепко окутаны тревогой. Мама вдруг тихо всхлипнула, и я тут же бросила чемодан обратно на кровать и подбежала к ней, укрывая в крепких объятиях. Она начала тихо плакать, прижимать меня как можно крепче к себе, боясь отпускать. Её пальцы цеплялись за ткань моего платья, точно за спасательный круг. Я чувствовала, как быстро колотилось сердце в её худощавой груди и от этого становилось ещё тяжелее.       — Обещай мне, что будешь беречь себя, — шептала она дрожащим голосом. — Обещай, что не позволишь никому причинить тебе боль...       — Обещаю, мама, — по моим щекам тоже покатились слёзы. — Я буду писать вам каждый день. Каждый. Буду писать обо всём, что происходит.       — Пиши каждый день, — просипела она, медленно отстраняясь от меня, но оставляя свои ладони на моих плечах. — Я не переживу, если с тобой что-то случится... я переверну столицу вверх ногами, если они что-то сделают с тобой.       Я осторожно провела костяшками пальцев по щекам мамы, стирая слёзы. Она тепло улыбнулась и обхватила мои руки своими, тем самым заставив мурашки пробежаться по моему телу.       — Я люблю тебя, — прошептали мы в один голос так тихо, чтобы никто кроме нас не слышал.

***

      Выйдя на улицу, я тут же столкнулась взглядом с Николаем. Он улыбался, но в его глазах я отчётливо видела усталость. Наверное, не только у меня выдалась тяжёлая ночка. Я улыбнулась ему в ответ и слегка кивнула, давая понять, что готова к отъезду. Вдруг, на крыльцо вышел Миша. Он осторожно взял у меня из рук чемодан и понёс к экипажу. Он делал это молча, как всегда не выражая на своём лице ни единой эмоции, которая могла бы выдать его состояние. Я хотела, было, возмутиться, но быстро поняла, что он просто не хотел, чтобы я волочила тяжёлый чемодан сама.       «— Не нужно маленькой девочке тяжести таскать»       Вернувшись, парень встал рядом со мной. Николай, незаметно для меня, исчез из поля зрения, и Миша воспользовался моментом, чтобы попрощаться наедине.       — Обещай, что вернёшься, — проговорил он тихо и крепко сжал мою руку.       — С чего ты взял, что я не вернусь?       — Просто обещай, — Миша взглянул на меня широко распахнутыми глазами. Он стоял так близко ко мне, что я могла слышать как тяжело он дышал через нос, будто что-то в его груди сильно сжалось и не позволяло размеренно дышать. В его голубых глазах, которые так пристально смотрели на меня, я видела бесконечное море, которое на этот раз беспокойно плескалось, обрушало свои волны на массивные скалы и было готово поглотить любого, кто посмел нарушить его покой.       — Обещаю, — тихо ответила я.       Я не знала, смогу ли сдержать слово, но то, что Миша усомнился в том, что я вернусь домой, меня не на шутку напрягло. Возможно, он боялся, что жизнь во дворце соблазнит меня, и я захочу остаться там навсегда. Боялся, что забуду о нём, о Керамзине, о своей прошлой жизни. Боялся, что снова останется один. Нет, я бы никогда не смогла забыть обо всём этом. Никогда не смогла бы бросить свою семью или променять её на золото, шёлка и кафтан гриша. Никогда не смогла бы бросить его — человека, который стал для меня старшим братом, близким другом, которому я могу доверить любой свой секрет, не опасаясь того, что он его кому-то расскажет. Да что там секрет! Я бы без колебаний доверила ему свою жизнь. Как-то раз, я в шутку сказала, что преданнее него может быть разве что домашняя собака. Миша рассмеялся и потом долго припоминал мне то, что я сравнила его с собакой.       Я крепко обняла его, чуть ли не повисая на его крепкой шее. Сильные руки тут же обхватили мою талию и плотно прижали к себе, чуть приподнимая меня над землёй.       — Я маме пообещала, что буду писать вам каждый день, — негромко сказала я, уткнувшись лбом в плечо парня.       — Пиши. Обо всём пиши, — так же вполголоса произнёс он, зарываясь носом в моих волосах. — Ни одной детали не пропускай.       — Писать даже о том, что я ела за день?, — пошутила я.       — Да, — серьёзно ответил он. — Даже о еде пиши.       — Завидовать будешь?       — И слюной давиться, — усмехнулся Миша, осторожно отпуская меня и мягко целуя в макушку. — Смотри, ты дала мне слово, что вернёшься.       Взгляд парня снова стал серьёзным.       — Если не вернёшься сама – я приеду за тобой.       Я снова осторожно обняла его, прижавшись щекой к его груди. Я знала, что он действительно мог приехать и забрать меня. Мог даже выкрасть, лишь бы удостовериться в том, что я в безопасности и мне никто и ничто не угрожает. Как же он будет здесь без меня... Кто его будет доставать и бесить днями напролёт? Кто будет постоянной причиной его переживаний?       — Уже готова?, — за спиной послышался голос папы и я тут же обернулась.       — Чемодан я погрузил в экипаж, — кивнул Миша, и получив ответный кивок, вернулся в дом, давая мне возможность попрощаться с отцом.       Папа осторожно обнял меня, как и обычно, с ощутимым трепетом, будто боялся, что может сломать меня как фарфоровую куколку. Он не раз говорил о том, что для него я хрупкая прекрасная куколка, которая может набить морду. Я крепче прижалась к нему, поглубже вдыхая аромат, который всегда исходил от него и ассоциировался у меня только с ним: запах леса. Мягкий запах трав, сухих листьев, вперемешку с полевыми цветами и можжевельником.       — Будь осторожна, лучик, — прошептал папа и чуть отстранился, чтобы посмотреть мне в глаза. — И не забывай чему я тебя учил.       — Если бить, то между ног, — посмеялась я, и он, рассмеявшись вместе со мной, кивнул.       Шум в особняке стих. Дети разбежались по своим комнатам и занимались своими делами. Уроков сегодня не было, поэтому ребятишки были предоставлены сами себе: кто-то сидел в своей комнате и делал задания, кто-то играл в гостиной, а кто-то гулял на заднем дворе и ждал, когда прозвенит звонок на обед. На крыльце стояли все, кто хотел меня проводить. Попрощавшись с каждым ещё раз и выслушав напутствия, я с помощью Николая уселась в карету. Внутри она была обита мягким бордовым бархатом, шторочки на окнах были сшиты из алого шёлка, и на них красовался герб Равки, вышитый золотыми нитями. Николай уселся напротив меня и закрыл дверцу. Я успела помахать всем рукой напоследок, прежде чем мы отъехали. Мама и папа стояли рядом, приобнимая друг друга и махали мне в ответ. Миша чуть улыбался, пытаясь высмотреть меня в окошке. Тётушка Агафья махала мне кухонным полотенцем, которым она ещё и вытирала слёзы со своих щёк. Но самое главное, что все они улыбались. Даже мама.       Экипаж тронулся, и последнее, что я увидела, выезжая за пределы особняка, была моя семья, которая с нетерпением ждёт моего возвращения.