***
Когда Маркус в истерике позвонил ему и сказал, что Джеймс с семьей попал в аварию, Харви не знал, что ему делать: у него не было денег на билет и ему пришлось просить помощи Джессики, отягощая свой долг перед ней еще на пару сотен баксов. Он надеялся до последнего, но Джеймс и его жена умерли от полученных травм еще до того, как он купил билет. Харви прилетел как раз к окончанию похорон. Его мать рыдала навзрыд в объятиях нового мужа. Отец только коротко обнял его и ушел переживать разрушающую боль в одиночестве. Маркус сидел на корточках перед свежей могилой, глотая слезы, и Харви опустился рядом с ним, кладя руку на дрожащее плечо. Брат бросился ему на шею, ревя, а Харви не мог оторвать взгляда от аккуратной золотистой надписи «Джеймс Спектер & Лаванда Росс», выбитой на могильном камне. Половину ночи Харви проплакал, обнимая одеяло в своей старой комнате, вспоминая Джеймса. Он и его жена единственные знали о его поступлении в Гарвард, и единственный, кто хотел рассказать об этом всей семье, был Джеймс, но молчал, потому что Харви просил его об этом. И потому что Лаванда смотрела на него, как на предателя, стоило тому заикнуться о звонке домой, в чем Харви был с ней солидарен. Они часто звонили ему, он не всегда брал трубку, но всегда обещал приехать. Так и не приехал за три года. Ему не единственному не спалось той ночью: около трех Маркус тихо прокрался к нему и залез под его одеяло, прижимаясь к его спине. Двое. Их осталось двое. — Харви, съездишь со мной завтра в больницу? — срывающимся голосом спросил он. Харви сначала кивнул, шмыгнул носом, и только потом поинтересовался зачем. — Я хочу повидать Майка. Мама не разрешает. В этот момент Харви осознал, что за весь день не услышал ничего о пасынке Джеймса. Он логично предполагал, что родственники их невестки взяли его к себе, а то, что он не столкнулся с ним на похоронах — так он и пришел к завершению. Но ему и в голову не пришло, что ребенок в больнице. — Что с ним? — Он тоже был в машине, когда… когда… — Маркус не договорил, судорожно всхлипывая.***
Переломанный заплаканный Майк безучастно пялился в стену палаты, когда Маркус ворвался к нему. Они всегда хорошо ладили, у них было всего три года разницы. И Майк не использовал банковскую карточку Маркуса, чтобы скупить все наборы лего с Амазона. — Вы родственник мальчика? — обратилась к Харви медсестра, отвлекая его от наблюдения за братом и племянником через прозрачную дверь. Одиннадцать, Майку всего одиннадцать. У Харви жалостливо сжалось в груди. — Да, я его дядя, — хрипло ответил он. Джеймс усыновил его почти сразу после свадьбы, лишь бы заткнуть рот их матери. «Согласно этим документам, он мой сын. Точка. И ты либо примешь это, либо я и шагу не ступлю в этот дом больше!» Мать не приняла и иначе как выблядком Майка не называла. — Я сожалею о вашем брате, — дежурно произнесла медсестра, и Харви подумал, что лучше бы она молчала. — Что с ним будет? — кивнул он в сторону палаты. — У него нет родственников, которые взяли бы его к себе. Поэтому нам придется передать его в органы опеки. Харви посмотрел на неё с ужасом, но дежурное сочувствие на ее лице сделало всё только хуже. — Я точно знаю, что у его матери есть сестра. — Мальчик сказал, она умерла год назад. Харви перевел взгляд обратно на Майка. — Мои родители, вы звонили моим родителям? — Первым делом. Безуспешно. Харви скрипнул зубами. Мальчику всего одиннадцать, он остался круглым сиротой. Маркус любит его, он был бы не против, чтобы Майк жил с ними, комната Харви пустует, они могли бы поселить его там. А его отец после развода жил вообще один. — Дайте мне пару минут. Он набрал номер отца. Потом, скрепя сердце, матери. «Он мне никто», — сказали оба, добавив разных причин: «Я уже не в том возрасте, чтобы заботиться о ребенке», — и: «Надеюсь, этот маленький ублюдок будет гореть в Аду! Если бы не его тупая мамаша Джеймс сейчас был бы жив!» Харви долго вслушивался в гудки, не отрывая взгляда от перебинтованного и увитого капельницами тельца. Он никогда не думал о Майке, как о действительно своем племяннике, а уж те месяцы, что они делили комнату, снились в кошмарах, но мальчишке одиннадцать. Всего одиннадцать. — Могу я стать его опекуном? Только через его труп этот ребенок окажется в системе сирот. Этот мальчик — последнее, что осталось от его брата. — Вам уже есть двадцать один? — Будет через три месяца. Майка передали в первую патронатную семью через пять недель.***
Харви зарылся в законы с головой, чтобы узнать, что ему надо сделать, чтобы получить опеку над Майком. Он пролетал по всем параметрам: у него не было ни жилья, ни дохода, он даже не подходил по возрасту. Через месяц Маркус позвонил ему в истерике, рассказывая, что поссорился с Майком из-за того, что ходил его проведать. Больше никого из детей не проведывали родственники, и те за это его ненавидели. Харви отчаялся, написал список и позвонил Джессике. — Я ничего не могу сделать с ювенальной юстицией, Харви, — спокойно произнесла она, выслушав как именно она выиграет, если окажет ему такую услугу на начальном этапе его становления как юриста. — Но я возьмусь за это. Все расходы прибавятся к твоему долгу, включая мою, напомню, почасовую оплату. Харви был согласен на все, что угодно. И даже несмотря на помощь Джессики, суд не одобрил его кандидатуру из-за того что он жил в студенческом общежитии. Два года они подавали апелляции, но напрасно. Харви закончил Гарвард, вернулся в Нью-Йорк и устроился по совету Джессики в офис окружного прокурора, после чего снова подал апелляцию: теперь у него был и доход, и съемная квартира. Суд снова отказал. — Я не понимаю! — наматывал он круги по ее апартаментам, хватаясь за голову, Джессика беспристрастно следила за ним взглядом, потягивая вино. — Я удовлетворяю все требования, закон признает меня родственником, я должен быть в приоритете. — Значит, дело в судье, — сухо произнесла Джессика. Она видела Майка всего шесть раз за эти два года, но нескладный тощий мальчишка, превратившийся в несчастного тощего подростка, покорил ее с первой встречи. Она уже давно забыла записывать расходы на счет Харви.***
— Дело в судье, — сказала ему через неделю новая секретарша, нависая над его столом. — Она не даст тебе опеки над мальчиком: ты выглядишь как бабник, а у нее стойкая неприязнь к неразборчивым сексуальным контактам, потому что ее первый муж был тем ещё кобелем. Они развелись как раз в двадцать три. Харви нахмурился, изучающе на нее смотря. Во-первых, он никому здесь не говорил о своих затянувшихся попытках оформить опеку над племянником. Во-вторых, эта девчонка работала тут всего месяц, откуда она вообще могла знать все в таких подробностях? — Напомни, как тебя зовут? — Я Донна, милый, — взмахнула она копной рыжих волос. — И я не люблю повторять свое имя дважды. Через месяц он познакомил ее с Майком. Через два они расписались. Через четыре суд одобрил Харви опеку, и эпопея, длившаяся почти три года, вымотавшая его и морально, и физически, наконец-то завершилась. Бледный дерганный Майк, бросился им с Донной на шею и разрыдался прямо на пороге дома последней своей патронатной семьи.