На скейте к свободе

…В шестой день творения мира Бог сотворил из земного праха человека, которому дано было имя Адам….

      Нежный, ласковый голос приятно ласкал слух и вызывал чувство сладостной дрёмы. Но маленькому синеволосому мальчику спать совершенно не хотелось. Он пытливо поглядывал на безупречно красивую женщину с длинным, вьющимися кудрями, острыми чертами лица, безупречной осанкой и уставшим, измученным взглядом. В лунном сияние ночи, под этот таинственный серебряный блеск, озарявший всю комнату, совершенная в своей красоте особа, безусловно не могла не приковывать к себе взгляд. И мальчишка восхищён своей матерью. Восхищён, потому что она женщина, что подарила ему жизнь. Он любил её больше всех. Больше всех в этом доме. Больше всех в этом мире. Любил, потому что в своём тёмно-фиолетовом уродстве на запястьях они были похожи. Она та, что терпит эту боль любовь с ним вдвоём.

…Адам стал венцом Творения, в которое Бог вложил частицу своего духа. Всевышний поселил его в совершенном месте — райском саду, который называется в древних текстах Эдемом. Повелел Создатель своему идеальному творению ухаживать за эдемским садом и хранить его, и всех обитающих в нём тварей, которым необходимо дать имена…

      Женщина вновь зачитывает строки из ветхого завета. Из раза в раз. Каждую ночь. Ведь это единственный способ не сойти сума в этом чёртовом доме. Но маленький мальчик этого не понимает. В его малиновых невинных глазах всегда играет неподдельный интерес. В силу своего возраста он не способен полностью осознать смысл этих строчек. Действительно не способен, но тот факт, что их зачитывает его горячо любимая мамочка, заставляет его с нетерпением ждать наступление ночи и того момента, когда же женщина откроет книгу вновь. Он любил эти минуты. Любил, потому что в эти минуты не нужно было бояться. Мама рядом, мама пожалеет, мама разделит с ним боль любовь на двоих. Находясь рядом с ней мальчику не нужно бояться новых синяков и ушибов, ему не нужно вышагивать с иголкой в воротнике рубашки и не нужно получать линейкой по запястьям. Мальчику больно, страшно, обидно, но он привык к этому. Точнее даже не так – он не знал, что может быть по-другому. Но когда он с матерью наедине - всё совсем иначе. В отличие от других в его ещё пока маленьком мире мама никогда не калечила его. Мальчик не знает хорошо ли это или плохо, не знает правильно ли это, но пока он не чувствует новые ссадины на своих запястьях, ребёнок счастлив. Поэтому он снова ластиться на колени к матери и та, нежно улыбаясь, поглаживает его по спутанным прядям волос.

…Но один жил Адам в райском месте и не было помощника у него. Бог послал ему крепкий сон, и забрал одно ребро человека, сделав из него женщину, названную Евой. И назвал Адам Еву женой своей, так как была она создана из плоти и крови его...

      - Мамочка, а какая она эта Ева? – мечтательно спрашивает мальчишка, заглядывая в зелёные глаза матери. Он слышит эту историю не в первый раз, но только сейчас вслушивается в эти строки. Женщина отвлекается от книги и, немного призадумавшись, с ласковой улыбкой на губах отвечает.       - Создание Евы, окружившей мужа любовью, — проявление образа Бога в человеке, так как в священных текстах говорится, что Бог есть любовь. Так что, если ты спрашиваешь именно о характере Евы, то она, безусловно, хорошая.       - Значит она такая же, как и ты, мамочка? – совсем по невинному проговаривает мальчишка, и создаётся такое впечатление, будто он больше утверждает, нежели спрашивает. Смотря на искрящийся взгляд ребёнка, женщина не сдерживает лёгкого смешка и загадочно отвечает.       - Возможно.       Мальчишка довольный таким ответом кивает, а затем, как и присуще любопытным непоседливым детям его возраста, снова ерзает у матери на коленях. Удобно расположив голову, он вытягивает руки к верху, разглядывая то ли свои пальцы, то ли потолок. Немного поразмышляв, он вновь всматривается в идеальные черты лица матери и затем с вселенской серьёзностью спрашивает.       - Но если Ева была создана для Адама, значит, мамочка создана для меня? – услышав эти слова, из уст матери снова вылетает смешок, и она, с нежностью смахивая неопрятно уложенные пряди волос со лба сынишки, ласково объясняет.       - Ну что ты, мамочка, бесспорно, любит тебя, однако я не могу быть твоей Евой. В конце концов, ты же мой ненаглядный сыночек и мамочка не может любить тебя так же, как любила Ева Адама.       - Вот ещё! – разочаровано восклицает ребёнок, подрываясь с колен матери. Надув щёки, он ошарашенно и со всей присущей детской озадаченностью пронизывает взглядом мать. Кажется, его маленький мир стремительно стал разрушаться от таких слов. Ещё бы, сыновья по своей природе больше любят мать и ревнуют её ко всему миру, и в маленьком возрасте это видно лучше всего.- Неужели мне придётся остаться одному!?       - Глупенький, ты никогда не будешь одинок, - разуверяет его мать, и словно в утешение за такое резкое потрясение аккуратно и со всей заботой проводит по нежной детской коже раздутых щёк. Сейчас, именно в этот момент, ещё даже этого не подозревая, мальчику откроется доселе неизведанная тайна, которая раз и навсегда изменит его ещё пока маленький тесный мир. - Где-то в этом мире существует человек, что предначертан тебе богом. И когда придёт время, ты обязательно с ним встретишься.       - А как я пойму, что это моя Ева? – резонно спрашивает мальчишка и в его глазах всё ещё читается недоверие. Разве может быть вообще кто-то лучше, добрее и нежнее, чем его мамочка?       - О, не сомневайся, когда ты с ней встретишься, ты всё сразу поймёшь, - уверяет женщина и, видя всё ещё сбитый с толку взгляд, незамедлительно продолжает. - С ней ты никогда не познаешь боль одиночества, и она всегда разделит с тобой все невзгоды радости, взлёты и падания. Если этот человек всегда будет на твоей стороне, даже если кажется, что весь мир настроен против тебя, значит это и есть Ева.       Голос женщины звучит плавно, уверенно, слегка сладко и тягуче и от такого сложно не поверить в эти речи. Да и, в конце концов, их же говорит его собственная мать, женщина, что подарила жизнь, разве она может соврать?       - Вау, как круто! Поскорее бы встретиться с ней, – восхищённо произносит мальчишка и широко разведя руки в сторону, заваливается на просторную кровать в полчище мягких подушек. На мгновение в комнате стало не привычно тихо. Маленький синеволосый мальчик мечтательно зарывается в подушки, раздумывая над чем-то своим. Ещё одно мгновение и в его голову приходит поразительное открытие, которое он, конечно же, не в силах сдержать при себе. Он снова отрывает спину от пружинистого матраса и с взглядом «смотри, какой я догадливый» произносит. - Мам, если ты всё-таки не моя Ева, значит ты папина?       - Нет, - резко и до дрожи в костях холодно прозвучал отказ. От такого ребёнок тут же поёжился и на инстинктах отшатывается назад. Таким непривычным пустым взглядом на него этот человек смотреть впервые. Обычно так делают остальные жильцы этого непомерно огромного дом, и оттого в горле появляется неприятный осадок. На секунду мальчишка замирает и, надеясь, что всё это ему только что причудилось, с непониманием в голосе спрашивает.       - Э, но как же так?       - Понимаешь, - более отходчиво проговаривает женщина. На её губах вся та же привычная ласковая улыбка, голос всё тот же плавный и тягучий, но в зелёных глазах по-прежнему всё та же отстранённость. - В жизни иногда бывают такие обстоятельства, что Адаму и Еве сложно быть вместе, абсолютно все против их совместного счастья и, не выдерживая натиск со стороны, они принимают решение расстаться.       - Но разве бог, не должен был оберегать их счастье? – отчаянно восклицает ребёнок, не понимая, в чём вообще смысл всех тех проповедей, что читались по ночам, в чём смысл этого всевышнего существа и чуда, которое он несёт с собой, если его мамочка сейчас без того самого.       И на этот вопрос женщина только качает головой.        - Не совсем. Помнишь, я рассказывала, что боженька посылает нам различные испытания в нашу жизнь. Так он проверяет нашу силу и веру в него. Возможно, наша сила и вера были просто ничтожно малы в тот сложный период и поэтому сейчас твоя мамочка расплачивается за грехи того времени.       - Вот ещё. Почему виноваты вы оба, а расплачиваешься только ты, мамочка? Это же несправедливо! – теперь мальчишка ещё больше запутался во всех этих суждениях. Слова о боге, религии и тому подобном вообще плохо укладывались в его голове. А сейчас он и вовсе всеми фибрами души ненавидел этого самого бога, которому его мать из-за дня в день так рьяно покланяется. Зачем покланяться тому, кому и во все плевать на их жизни? Зачем вымаливать у него прощения, если всё рано оно ни до кого не дойдёт. Зачем принимать все испытание, если всё равно суждено страдать?       Но горячо любимая мамочка ничего не ответила. Не ответила ни на заданный вопрос, ни на гору мыслей, что так и остались сидеть где-то поперёк глотки в немом шуме. Вместо этого она долго смотрела куда-то в стену, с безликим, но отчего-то горьким выражением. Оно точно не просматривалось не через линию губ, не через разглаженный лоб, не через тонкие брови, но мальчик чувствовал это. Чувствовал, что его матери больно, она страдает. Но ведь отец и тётушки говорят, что это нормально. Нормально чувствовать давящий груз ссадин и синяков и чего-то непонятного, разъедающего все нутро. Нормально. И вчера вечером, после очередного замаха хлыста они назвали это любовью. Мальчик не понимает, что это значит. Действительно ли любовь настолько болезненна? Но тогда почему его мамочка никогда ещё не била его? Может она не любит его? Нет, этого не может быть, она говорила, что любит его, а мамочка не может ему солгать. Она не такая, как все в этом доме. Она бы так не поступила. И даже если любовь действительно столь насильственна, то почему же сейчас, чувствую эту горесть самого родного человека, он хочет уберечь мать от неё. Спрятать от этой поганой любви. Обнять, пожалеть, обогреть, как и до этого с ним поступала мамочка.       И он делает это. Мальчишка прижимается к спине той, что подарила ему эту жизнь, и совсем ещё неумело поглаживает по плечам. Он чувствует её тепло, чувствует дрожь в теле, чувствует, как вздымается её грудь, и ещё крохотная малявочка всеми силам хочет дать понять мамочке: он – на её стороне. Чтобы не произошло, он всегда разделить с ней эту любовь.       Словно выйдя из какого-то транса, женщина оглядывается назад и встречается с синеволосой макушкой. И на миг ей становиться легче. Верно, она не может быть слабой. Только ни при своём сыне. Это её обязанность как матери – защитить своё чадо. И пусть перед лицом жителей этого дома она конкретно лажает, но хотя бы сейчас, в эти минуты, когда они наедине, быть ему опорой и поддержкой. Приободрившись этой мыслью, женщина берёт малыша на руки и усаживает на колени.       - Солнышко моё, ты так быстро растёшь. Настоящий защитник, что бы я без тебя делала, - ласково проговаривает мать, стараясь сдержать бьющейся порыв в груди и неожиданно нахлынувшую блестявую пелену глаз. Медленно покачивая из стороны в сторону, женщина пытается убаюкать мальчишку, а заодно и себе мысли в порядок привести. Точно. Ведь кроме неё, у мальчика по сути никого и нет. Никто не будет отстаивать его интересы. Из него сделают идеального наследника этой чёртовой поехавшей семейки. Но женщина не хочет такого исхода, только не для своей плоти и крови. И она хочет предотвратить это, взрастить в нём правильные ценности и ориентиры. И лучше начинать сейчас, сейчас пока ещё есть возможность. Смахивая надоедливую прядь со лба и смотря в малиновые слава богу не красные глаза, женщина спрашивает. – Золотце, ты же любишь свою мамочку?       В ответ на такой странный, но в тоже время простой и обыденный вопрос мальчик расторопно кивает. Ему нравиться тепло матери, нравиться её нежные руки, застывшая ласковая улыбка и зелёные глаза. В один момент женщина обхватывает щеки ребёнка и направляет голову так, что её изменчивый тревожный взгляд точно располагается напротив лица мальчишки.       - Пообещай мне, пообещай, что никогда не дашь в обиду близких тебе людей. Ни меня, ни ту самую Еву, чтобы не случилось всегда оставайся на её стороне, ты меня понял? Пообещай, что никогда не вырастишь похожим на своего отца, пообещай, что никогда не причинишь той Еве столько же страданий, сколько твой отец причиняет нам. Слышишь, никогда и ни за что. Ты же послушный мальчик, ты же не ослушаешься свою мамочку, верно?       Это странно. Странно. Голос звучит так же как и обычно, нежно, ласково, протяжно, но сейчас он другой. Неестественный. Карикатурный. Холодный, словно лезвие ножа. Мальчик не может отвести взгляд. Цепкие пальцы матери едва ли прилагают большие усилия, чтобы сдержать голову, но ребёнок чувствует, чувствует, что если даже постарается, не сможет убрать их. Он застыл на одном месте, застыл под пронзительным взглядом зелёных глаз. Мальчишке не комфортно, неуютно, даже страшно. Лунный холодный свет, серебряными бликами озарял точёные черты лица женщины, но не это сейчас привлекало внимание. Взгляд. Во взгляде играет что-то убийственное, истеричное, цепкое, но в то же время шаткое. Вкрадчивое и пустое, одним словом безумное. Где-то на природных инстинктах, кричавших в голове об опасности, мальчишка хотел убежать, скрыться от этих глаз. Однако разве он мог это сделать. Какая вообще к чёрту опасность, о чём думают его ноги? Это же его горячо любимая мамочка разве она вообще может причинить ему боль, разве её нужно бояться? Нет, конечно же, это всего лишь глупые природные инстинкты. Они ничего не понимают. Ничего не знают. Его мамочка совершенна. Идеальная во всех отношениях. Такой нельзя не восхищаться. И едва сумев открыть рот, ребёнок сдавленно произносит.       - Не ослушаюсь.       Удостоверившись в согласии, пленительная, безумная пелена зелёных глаз сходит на нет, будто её там вообще никогда и не было. Вся это сдавленность в теле и кричащее чувство тревоги полностью исчезают, как только женщина удовлетворённо кивает и оставляет невесомый поцелуй на лбу.       - Умничка, Айноске.

***

      Айноске Шиндо послушный совершенный во всех отношениях наследник, подскакивает с кровати весь в холодном поту. Руки непривычно дрожат, а взгляд едва ли может разглядеть богато уставленную комнату, на которую чрез плотные бордовые занавески просвечивают лучи надоедливого солнца. Тело едва ли слушается, а грудь непривычно часто вздымается, пытаясь как можно больше вобрать в себя воздуха.       Поставленный ещё с вечера будильник неприятно звенит, заставляя поморщиться, и мужчина возвращается в реальность. Резким движением он выключает кнопку звонка, отбрасывая телефон куда подальше. Взъерошивая и без того спутанные волосы, Айноске усиленно сжимает пальцы у самых корней и оттягивает пряди, чтобы окончательно прийти в себя. День только начался, а он уже чувствует, что тот окончательно испорчен. Шиндо терпеть не мог ворошить старые воспоминания, особенно такие. Он из тех, кто предпочитает не лезть проблемы прошлого, заставляя те накапливаться и накапливаться, словно ненужный хлам. Впрочем, Айноске их хламом и считал. Всё что хоть как-нибудь приносило дискомфорт, неудобство и пыталось вывести его из без того шаткого равновесия он предпочитал отмахивать в сторону и запирать глубоко внутри себя на семь замков. Верно. Так правильно. Ведь никого не интересую его проблемы и, прекрасно зная это, он и сам ими мало интересовался. А вообще стоило. Но годами выработанный рефлекс подчинения и послушания навряд ли бы дал ему сделать это. Как бы ни старался Айноске себя в этом переубедить, но он вообще больше, чем кто-либо плыл по течению. Он мог сколько угодно отрываться на своих подчинённых и наносить тяжкие увечья соперникам, полностью контролируя саму ситуацию, да вот только над своей жизнью он контроля абсолютно не имел. И всем способами старался себе в этом отчёт не давать. Может просто боялся выходить из «зоны комфорта», а может всё тот же поганый рефлекс подчинения не давал эму это сделать. Впрочем, и об этом он задумываться бы никогда не стал. На самом деле тот ещё трус, хоть за безупречной маской политика, лжеца, садиста, пай-мальчика и психа навряд ли бы кто-нибудь это разглядел. Да он и сам не разглядывает.       Потратив полчаса на то, чтобы хоть как-то привести себя в порядок, Айноске недовольно хмуриться, пока его никто не видит. Чуть позже он, безусловно, снова наденет на себя улыбчивую сладостную маску, от которой лишь взглянув, многим оппонентам Шиндо хотелось блевать. Но впрочем, тех, кого это выражение обманывало, привлекало и притягивало к себе, всё же было намного, намного больше. И Айноске знал это и ловко этим пользовался. В конце концов, совершенные черты лица унаследовались ему полностью от матери, о которой Айноске и думать не хотел, да и в семье все разговоры и любые упоминание о ней были под запретом. Как говорят тётушки и отец «это отродье, словно гнилой плод на прекрасном древе семьи Шиндо». В общем, как-то так и никак иначе. Поэтому со временем и Айноске стал этому поддакивать, однако навряд ли бы полностью свыкся с этой мыслью. Противоречивые чувства к матери тоже накапливались нескончаемым хламом в его душе, так что о них тоже предпочитал не думать.       Удивительно, он же помимо своего титула идеального наследника и звания амбициозного политика так же имел при себе красочную маску Адама, которую безмерно любил больше всех. Иногда Айноске даже верил, что этот самый Адам и есть он. Точнее даже не так, он старательно себя в этом убедил, чтобы опять же увильнуть от груза накопившихся проблем в его жизни. В отличие от него Адам был свободен, властен, всё всегда держал под контролем и абсолютно себя ни в чём не сдерживал. Под этой маской он мог творить всё, что ему вздумается, совершенно не заботясь о последствиях и не волнуясь, что его будут в этом ограничивать. Однако сколько бы себя Айноске в этом не убеждал Адам - это всё же не он. Это лишь очередная зона комфорта, куда мужчина без зазрения совести сбегал, выплёскивая всю свою неудовлетворённость от повседневной жизни безвольного подчинения в виде вспышек агрессии и безмерного пафоса. Определённо чувствуя, как жизнь соперника полностью находиться в его руках и вымещая на ней всю свою «любовь», Айноске безусловно чувствовал себя более, чем удовлетворённо. Однако всё это не больше, чем зависимость, для него такой экстремальный скейтбординг это лишь пластырь на отрубленную руку. Его можно сравнить с наркотиком, к нему из-за дня в день тянешься, вкалываешь в вены, считаешь, что вот оно твоё спасение, а на самом деле же это лишь простая иллюзия на один только приём. Да, возможно тягости жизни действительно отпускают на какое-то время. Но ровно до того момента, пока Айноске снова не вернётся в свою рутинную жизнь. И так из-за дня в день. Бесконечный круг, который даже и не думал разрываться. Запушенный случай. Из такого в одиночку не выберешься, даже если и очень хочется. А нашему герою даже и не хочется, он настолько запутался в груде неверных убеждениях и хламовидных испорченных чувств, что уже навряд ли здраво самому себе же признает, чего же ему действительно хочется.       Однако наш герой действительно не столь потерянный человек, как может показаться. Впрочем, абсолютно все люди не потеряны, пока сладостные объятья смерти не заберут их. У каждого есть шанс. Тоненькая ниточка к спасению. Осталось только за неё ухватиться.

***

      Закончив с утренними делами и даже успев разрулить несколько конфликтов, Айноске сейчас ехал на заднем сидении машины, разбирая по дороге отчёты и потягивая горький крепкий кофе. Кофе, который ему, бесспорно, нравился, но в силу утренней раздражённости безмерно бесил. Бесил в придачу с тем, кто его приносит по утрам. Эта чрезмерная проницательность и знание всех его привычек и вкусов просто не могла не раздражать сегодня. Мысль о том, что именно этот человек, знает его самого лучше, чем кто-либо другой вызывала весьма противоречивые чувства. И это так же сегодня бесило больше, чем обычно. Отвратительно утро, ужасный день, навряд ли его вообще хоть что-нибудь спасёт. Впереди ещё целая гора дел и куча важных встреч, на которых не следует оплошать. Поэтому заметив движение зелёных бледных глаз в свою сторону через переднее стекло, Айнсоке недовольно сквозь зубы процедил.       - Твоё нудное покорное лицо портит настроение больше, чем обычно. Будь хорошей собачонкой, не смотри в мою сторону.       - Как скажете, господин Айноске, - незамедлительно отвечает тот, виновато отводя взгляд в сторону. Тадаши делает так всегда, каждый раз, чтобы ему не сказали. Действительно покорная собачонка без воли и чувства собственного достоинства. И это тоже бесит. – Сегодня в три часа назначена встреча с депутатом Канто. Ваши тётушки попросили, чтобы вы отнеслись к этому со всей серьёзностью.       - И без тебя знаю.       Пожалуй, на этом весь их сегодняшний диалог и состоялся. Обычно Тадаши старается как можно короче изложить суть событий, однако если цепная собака добавляет что-нибудь от себя и призывает к ответственности, то это лишь подчёркивает степень важности ситуации. Зная своего господина не один год, Тадаши и вовсе выучил наизусть все его привычки. И сама вредная была, пожалуй, это отменять встречи перед их соответственным наступлением. Чаще всего это происходила из-за заскоков касательно всё того же скейтбординга, поэтому все мелкие сошки коих Айноске не считал достойными личной встречи, он тут же отметал в сторону. Такое поведение вообще редко как-либо отражалась на делах, однако допускало за собой лишнюю суматоху, от которой Тадаши предпочитал бы отказаться. Происходило множество накладок, порой сбивая график и точность работы. И поэтому, осознавая все риски такой вот порой безалаберности, он тщательно хотел уберечь и себя и своего господина от лишних проблем. Такой своеобразный голос разума, который вроде как и высказывается иногда, но никогда в общем-то не настаивает на своём.       Поэтому этот голос разума Айноске терпеть просто не мог. Где же был этот чёртовый голос разума, когда он нуждался в нём больше всего? О да, детские обиды ещё гложили его, однако признаваться себе в этом он абсолютно не хотел. Поэтому так часто и отрывался на этом «голосе разума» по пустякам. Прошло много лет с того случая, когда Тадаши промолчал. Ничего не сделал и даже после совершенно никак не оправдал это бездействие. Возможно, если бы эти двое умели говорить, всё бы сложилось иначе, но ни безвольный Тадаши, ни потерянный на тот момент Айноске, что нуждался в поддержке больше всего, тогда говорить не умели. Впрочем, и сейчас не особо научились.       Вдруг из телефона раздался менее раздражительный гудок, чем обычно. Судя по мягкому звуку булькающих пузырьков, оповещение пришло на вторую сим-карту, куда Айноске добавлял особо важные и абсолютно не деловые номера. Поэтому он всё с тем же раздражением взял гаджет в руки, и какого же было его удивление, когда увидел в графе сообщений: «от пользователя Дракошка».       Привет. Знаю, я должен был написать, что добрался домой без происшествий ещё вчера, но по возращению домой, я сразу же вырубился и совершенно обо всём позабыл. Извини, если доставил беспокойства. (｡>ㅅ<｡)sorry…И да, кстати, те советы по поводу трюков мне очень помогли. Спасибо большое! К концу недели я обязательно выучу что-нибудь такой, что заставило бы удивиться даже тебя(☞ ͡ ͡° ͜ ʖ ͡ ͡°)☞Так что жду с нетерпением встречи с тобой. Хорошего дня(*´▽`)ﾉ       Удивительным образом, но после прочтения этих строк на телефоне день уже не казался таким плохим как раньше, да и горький кофе стал в разы вкуснее, хоть уже и успел подстыть. Да, определённо всё не так уж и плохо. Теперь Айноске мог заверить, что все дела сегодня пройдут как надо и уже ничего не испортит этот боевой настрой. Однако смотреть на убожеское лицо Тадаши и проверять это утверждение Шиндо не стал.       Отложив бумаги в сторону, Айноске задумчиво стал разглядывать мимо мелькающий городской пейзаж за окном, потягивая остатки кофе. В хитрых глазах играло предвкушение с примесью какой-то исключительно детской радостью, а на губах растянулась довольно ухмылка. Может быть, именно Драгон сможет стать его Евой? Кончено, определённо ещё не сейчас, не тогда, пока мальчишка только набирается опыта и приспосабливается к доске, но в ближайшем будущем. Айноске уверен – Драгон несомненно ещё поразит его. Просто не может не поразить, у него глаз намечен на такие негранёные алмазы. И теперь его задача, как грамотного ювелира, что, несомненно, больше всех ценить драгоценные камни, проследить, чтобы этот самородок подвергся должной огранке. Шиндо чувствует, что этот мальчишка как раз таки то, что он и искал. Или, по крайней мере, точно хочет убедить свой воспалённый мозг в этом. Но может причина этой детской радости и предвкушения в действительности в чём-то другом?