Каждый, кто делал тебе больно - покойник.

— Это ещё что за… Жираф бубнит это себе под нос. И тут же несётся, насколько этого позволяют два бокала с коктейлями в руках, и толпа перед ним. Вижу цель, не вижу препятствий, как говорится. А цель, кстати, через пару секунд рискует не досчитаться пары целых рёбер, если не уберёт свою грёбаную руку с талии его девушки. Всё-таки до сих пор иногда странно называть её так. Вслух, при друзьях, даже про себя. Называть и чувствовать, как уголки губ сами собой ползут вверх. Его девушка. Его Фея. Её теперь так много в его жизни… Всегда слишком чертовски много и все же никогда не достаточно. Ни секунды порознь — уже почти целый год как. Волшебный, невозможный год, наполненный миллионами этих самых счастливых в мире секунд. За исключением тех, когда ему хочется выдавить глаза кому-то вроде этого мудака, который смотрит на неё, как кот, обожравшийся сметаны. Вот не хотелось ведь идти на эту вечеринку. Так нет же, уговорила, потому что «там будет мой любимый диджей между прочим». Ну а он просто слишком сильно любит смотреть, как она танцует. — Общаетесь? — выходит почти спокойно. — Да, — Фея улыбается, но смотрит чуть напряжённо, — старый знакомый, Никита. Долбоёб-Никита улыбается и протягивает руку. Левую. Потому что правая всё еще там, где быть ей лучше нахер не надо. Рукопожатие выходит чуть крепче, чем обычно. Но пусть скажет спасибо, ибо Жираф уже и впрямь недалеко от того, чтобы сломать хотя бы палец-другой, как-никак. Глаза против воли соскальзывают на — пока целые — пальцы, которые чересчур по хозяйски прижимают Фею к себе. А потом натыкаются на её взгляд. Этот знакомый пожалуйста-без-глупостей взгляд. Он сжимает скулы, чувствуя, как вздымаются желваки и еле заметно кивает. — Как думаете, надолго сегодня весь этот шалман? — Придурок кивает в сторону толпы. Я думаю, что ты в край охуел. Фея отвечает про прошлую тусовку, которая закончилась почти через сутки. А придурок оживлённо принимается что-то шептать ей на ухо, заправляя прядь волос. Ну нахер… На такое он точно не подписывался. Рывок. И Жираф подтягивает Фею к себе, почти впечатывая её в свою грудь. — Ааа… ну я понял, — придурок расплывается в ехидной и пьяной ухмылке, — вы из этих парочек, да? Которые «место, я сказал». А чё тогда без паранджи? Ссссука. Если этот пидор атеист, то ему следовало бы прямо сейчас уверовать и начать креститься. Потому что кулаки — сами — сжимаются даже против воли. — Проблемы? — продолжает он тянуть лыбу. Да нет, что ты, сука, никаких проблем. — У тебя? Будут, — говорит Жираф, с трудом игнорируя тихий отчаянный стон справа от себя. — Ты в охранники ей нанимался, я не пойму? Я для этого родился, самоубийца. — Чувак, она ведь не твоя собственность же, — долбоёб определённо продолжает испытывать судьбу, — да ладно, не колотись, я не по чужим тёлочкам… Тёлочкам. Он его сейчас, нахер, убьёт, серьёзно. И если бы не тонкие пальчики, нервно стискивающие его локоть, мудила бы уже захлёбывался розовыми слюнями. Это как минимум. — … хотя кто бы знал, что Фея в такую соску вымахает. Всё, пиздец. Выдержка лопнула и усвистела в неизвестном направлении. — Пошёл. Нахер. Отсюда. — Воу-воу! Чё такой агрессивный? Может, выйдем по разам? — Слыш, сдрисни, Рембо карманный. Уходи, бля, я серьёзно щас. — Какая опасность. Ладно, уговорил, убегаю от греха подальше. Беги, пришибленный, далеко беги, я бегаю быстро. Жираф не успевает даже выдохнуть, когда долбоёб в развалочку направляется в другую сторону, как чувствует, что Фея тащит его за локоть на улицу, не прекращая чертыхаться. Пока он тщетно пытается унять грохочущий под рёбрами рёв. А потом, на улице, она делает одно простое движение — касается рукой его груди. И сразу наступает тишина. В секунду. Почему каждый раз срабатывает эта магия? Ответа у него нет. Но вот только тёплые волны от её мягкой ладошки каждый раз переворачивают все ощущения с ног на голову. Она это знает. Видит, как за один миг он превращается в дрессированного волчонка. Просто потому, что злиться с ней наедине — что-то за гранью его реальности. Да и сама уже не злится, а только деланно строжится, легко проходясь подушечками пальцев по его ключицам. — Я куплю тебе футболку с надписью «Я ревнивый идиот»! — Свитер мне желательно с надписью «убью этого мудака, если он, падла, не отойдёт от тебя к чёртовой матери примерно на полпланеты». Обнимает с шумным выдохом, больше похожим на рычание. Прячет улыбающееся лицо в его шею и проговаривает тихо: — Ты такой дурак, ты знал? Он тоже улыбается в её затылок, прижимаясь к нему губами. — Ты говоришь мне это каждый день… — Мало говорю, больше буду. Вре-ди-на. Вредина! — Ну не могу я видеть, как эти додики облизываются, глядя на тебя. И… ты не тёлочка! Звук, подозрительно напоминающий смешок, отдаётся выдохом в его шею и тут же вызывает толпу мурашек. По спине и к затылку. Сумасшедшее ощущение… Но разочарованный стон почти вырывается из его груди, когда она чуть отстраняется. — Нас воспринимают уже как женатую пару, это капец, как ненормально! — Нормально. Капец, как. А если продолжишь вредничать, то я схвачу тебя и отнесу в ЗАГС. Уже можно. — В семнадцать лет только по согласию родителей! — она сдвигает брови. А он прячет улыбку под закушенной губой и еле удерживается, чтобы не поцеловать маленькую морщинку над её бровью, когда она хмурится. — О, они не будут против, поверь мне. — Конечно блин, не будут. Моя мама не знает даже, какой ты на самом деле… — Какой? — Говнюк! — Провокаторша! — Психованный! — Вредина! — Узурпатор! — Достаточно! Он шутливо хватает её за плечо, и по ходу немножко не рассчитывает, потому что она прикладывается лопатками о стену. На секунду даже пугается, вдруг сделал больно. Но… что? Ему ведь не кажется? Нет, определённо. Её щёки в миг вспыхивают. И это не похоже ни на обиду, ни на злобу, так ведь? Её что, это завело?.. И определённо, нихрена себе, да. Чего, интересно, ещё я о тебе не знаю, малышка? Её смущение, так ярко проступившее на щеках, отправляет его мысли в совсем не детский пляс. Бровь ползёт вверх. — И с каких пор тебе нравятся грубости? — С тех, когда у меня парень мужлан и поехавший Отелло… — бурчит она себе под нос. — Да что я могу поделать, если… Он не договаривает. Прикрывает глаза и выдыхает, не сдерживает довольной улыбки. Потому что она мягко ведёт кончиком носа по его шее, а потом невесомо целует тёплую впадинку под ухом. Когда она так делала, Жираф умирал. — Что творишь… — на хриплом выдохе. — И вот этого идиота я люблю. СТОП. — Что? — Что? Наверное, его вид сейчас примерно такой же потерянный, как и у неё. Поэтому он просто таращится огромными глазами в её — такие же огромные. Произносит медленно: — Ты знаешь, что. Ты понимаешь вообще, что сейчас сказала? Она молчит. Только часто дышит. Смаргивает эту ошарашенность и пытается влезть в будничную маску. Такое ничегоосообенного выражение лица. Всплескивает руками. И глаза давай закати… — О господи, — закатывает, — ну ты ведь и так это знал… Знал. Наверное. Но съехать с этой темы у неё не получится. Он теперь не даст. — Фея. Ты впервые это сказала. — Сказала… — глаза бегло проскальзывают вокруг, будто в поисках опоры, — сказала, да. Но ты всё равно дурак, — и её палец утыкается ему в нос. Не улыбаться, глядя на неё — такую потерянную, он просто не в силах. Где там эта бандитка-Фея, гроза района? Ау! Нету. Потерялась. Пропала в этих бесконечно нежных зелёных глазах, в которых он давно видит подтверждение этого маленького слова. Но слышать это, оказывается, так важно. И он перехватывает её руку. Мягко целует. Чувствуя пульсацию, в которой всё о ней: нервничает, смущается, любит, переживает, любит, злится, любит-любит-любит. Целая вселенная на кончиках пальцев. Он шепчет: — Повтори тогда… Вспыхивает, когда её ладошки обхватывают его подбородок. Тает, когда она едва касаясь целует в уголок губы. Испаряется, когда она тихо, но твёрдо говорит прямо в ухо. — Я тебя люблю. Очень. Когда она крепко обнимая, прижимается к нему всем телом, испаряется уже всё вокруг. Остаются только двое, с синхронными ударами внутри грудных клеток. И что-то в нём разрывается. Громко и с криком: — Она! Меня! ЛЮБИТ! Смешивается с её смешливым визгом, пока он легко подхватывает её на руки. — Дурак, поставь меня на землю! — Дурак, которого ты… Она смеётся. И договаривает…