***
Алфи вернулся домой ближе к полуночи седьмого дня. После кладбища в день похорон матери он и другие скорбящие отправились в дом, где Тава прожила с шестнадцати лет. Там Алфи и провел семь дней поминания. В жилище соблюдался абсолютный траур: занавешенные зеркала и картины, на которых были изображены человеческие лица. Скорбящие освобождались от повседневных забот, чтобы полностью посвятить себя памяти об умершей. Все семь дней Алфи, как и другие близкие, не покидал дома. Наконец, изнемогая от жажды, весь измотанный, несвежий, отупевший, Алфи вошёл в своё жилище. Увидев своё отражение в зеркале напротив, он машинально пригладил волосы. Под глазами у него залегли глубокие тени, и ему необходимо было принять душ. Сняв обувь и сбросив пиджак, Алфи отправился на кухню. Там он выпил целых два стакана воды и почувствовал, как к горлу подкатывает дурнота. Разбитость — вот что он ощущал после смерти матери, пробираясь в уборную. Войдя в неё и начав распахивать рубашку, Алфи заметил в раковине сваленную кучу резиновых игрушек. На крючках свисали детские полотенца. Проведя по ним рукой, Алфи улыбнулся, вспомнив о своей удаче: Сара и близнецы были дома, в его абсолютной власти.***
Сара стояла обнажённая в спальне Алфи, ожидая его. Когда он тихо вошёл в комнату, она почувствовала легкие нотки зарождающегося желания и лёгкую дрожь волнения в теле. Она будто впервые оказалась перед ним нагой и её завораживало от собственных ощущений. Кажется, именно их она искала все эти годы в браке с Лукой. Он мог дать многое, но это всё было не то. Алфи в отражении зеркала туалетного столика увидел её упругий живот, прекрасной формы грудь и, метнувшись к ней, схватил Сару в объятия. Ладони у Алфи были прохладные, и она ахнула. — Ты по-прежнему выглядишь как девочка, Сара, особенно с распущенными волосами. Она улыбнулась. — Может быть, но я уже давно не девочка. Алфи хмыкнул, касаясь её шеи губами, наблюдая за ними в зеркало: — Как дети устроились? Нормально? Поёжившись от его губ на шее, Сара согласно кивнула. — А уснули как? Домой не просились? Сара улыбнулась: — Нет, что ты. Оббегав твой особняк, мальчики пришли в восторг! А уснули молниеносно, знаешь, после часа игр в огромной ванной. Алфи выслушал её и растёкся в улыбке. — Да, я был рад видеть полную раковину стекающих игрушек. Представляешь, как они завтра удивятся, увидев маму и папу вместе в столовой за завтраком! — О, да! За разговорами Алфи провёл Сару к кровати и, сев на постель, усадил её на себя, пригвоздившись к кровати. Сара смутилась: — Ну чего ты? Пусти. — Ни за что. С чего это я должен тебя отпускать, милая моя? — спросил он, прижимая к себе её обнажённый стан. — Отпустил уже однажды, потом горько жалел. Засмущавшись, Сара ощутила колючий бег мурашек. — Да хотя бы с того, что мне холодно от твоих рук! — Ну, я согрею тебя своим телом, дорогуша. Он стал целовать её, водя губами по щекам, шее и ключицам. Алфи почувствовал, как Сара послушно расслабилась. — Лет с двенадцати представляла, как буду делать это с тобой. — она сказала это так приглушённо, как будто кто-то мог услышать её речи. — Вот так, пока наши дети спят в соседней комнате… Алфи поднял недоуменный взгляд и поцеловал Сару, оглаживая её талию и изучая каждую клеточку, каждый шрамик, каждую родинку, наизусть зная их расположение. — Правда? — спросил он робко, приподнимая Сару, не сводя взгляд с её голубых глаз, потому что так было надо, потому что так было лучше. Распределив её бедра вдоль своих, он плавно опустил её на себя, целуя в розовые губы. Кровать под ними издала протяжный скрип, когда плоть его оказалась внутри неё. Почувствовав его запах и коснувшись его плеч, Сара просто позволила Алфи проникнуть в неё, прикрыв веки и тихо прошептав самой себе: — Прости меня, Лука. Ее тоненький голосок был таким печальным и далёким, на что Алфи зашептал ей на ушко ласковые слова. Сара запрокинула голову и он почувствовал, какая она узкая и манящая, начиная плавно и размеренно поднимать её над собой. С каждым движением его руки переливались силой мускулов, вены бежали по предплечьям и выпирали плотной сетью. Алфи бережно проникал в принимающее его целиком тепло и чувствовал себя дураком. Он отпустил её. Оттолкнул. Отправил прочь, потому что был уверен, что она не та. Что она не вернётся на эту сторону. Что не ступит больше на английские земли. Что не простит и не подпустит даже близко. Алфи помнил Сару такой — доброй, умеющей прощать, какой она и осталась по прошествии лет. Люди имеют свойство меняться, но совершенно не умеют этого делать. Кусая губы, Сара принимала Алфи. Прежнего. Того самого Алфи Соломонса, который не изменился с годами, но она ещё не знала об этом, наслаждаясь им, потому что телесная память всегда хранила больше, чем зрительная. Телесная не помнила зла, предательства и лжи, в отличие от зрительной, что видела его лицо, читала с губ его грубые слова и отрешение. Алфи стал набирать темп. Сару подкидывало, с губ её посыпались стоны, стало легко и хорошо. Услышав её лепет, он принялся срываться на скорый ритм, управляя Сарой как марионеткой. А она тлела в его руках, пока её бедра дрожали, тело слабело, перед глазами взрывались тысячи фейерверков, а в ушах гудел прибой. Сара выгнулась дугой, неосознанно сжав плоть Соломонса. Лицо Алфи было растерянным, он с приоткрытым ртом заловил её воздух, сжимая её кожу, притягивая к себе сильнее, но не уводя переполненный эмоциями взгляд. Алфи готовился к разрядке. Разум его туманился, и последнее, что он помнил — возвышающуюся над ним Сару с плотно сомкнутыми веками. Когда всё закончилось, они рухнули на кровать: влажные и усталые, насытившиеся друг другом, утолившие зверский многолетний голод. Алфи посмотрел Саре в лицо. В её выразительных голубых глазах виднелись светящиеся золотые крапинки. Чернота длинных густых ресниц резко контрастировала с цветом волос. Сейчас, без всякой косметики, с нежными волосами, разметавшимися по подушке, Сара была необыкновенно хороша. Она выглядела совсем как та девочка, в которую Алфи когда-то влюбился. Только несколько мелких морщинок вокруг глаз выдавали её возраст и то, что ей пришлось перенести в жизни немало горя, причиной которых стал он сам. Наклонив голову, Алфи виновато-нежно поцеловал её живот. — Я люблю тебя, Сара. — его голос звучал хрипло от страсти. Сара вспомнила их первый раз, взглянув на Алфи, что любовался ею, целуя её бренное тело. В семнадцать лет она осознала, что такое секс на самом деле. Что это не только для продолжения рода, не только для быстрого снятия напряжения, но и для слияния двух людей. При каждом глубоком толчке, с которым Алфи проникал в неё, она выгибала спину, чтобы встретить его с тем же пылом и волнением, с каким он рвался к ней. Они молча лежали рядом в течение часа, погружённые в собственные мысли. Оба хотели рассказать друг другу о своих истинных чувствах и оба не могли найти для этого нужных слов. Наконец, когда Сара задремала, Алфи пошевелился. Реакции не последовало и он, выскользнув из постели, надел низ. Прежде чем покинуть спальню, он взглянул на Сару, которая, к его огорчению, не заметила ухода. Сара открыла глаза через некоторое время. Больше всего ей хотелось, чтобы Алфи был рядом, но ощупав другую половину постели, она убедилась в обратном. Встав и накинув кружевной пеньюар, Сара вышла из комнаты и услышала в конце коридора приглушённые удары о нечто твёрдое. Отправившись на звук, в проёме Сара увидела Алфи, что уверенно наносил удары по боксёрской груше, обмотанными белыми бинтами кулаками. Алфи тут же заметил её и окинул лукавым взглядом. — Ты так прелестно смотришься в этой накидке, милая моя! — Алфи придирчиво осмотрел её наряд, — Хотя…без ничего тебе шло гораздо лучше. Алфи подошел к ней и нежно провел по её лицу рукой, убрав непослушную прядь волос с лица. Коснулся осторожно губами её губ, так ласково, будто Сара для него самое дорогое существо на свете. От ощущения нежности она прикрыла глаза, расслабив губы, отвечая на его поцелуй и позволяя скользкому языку проникнуть ей в рот. Касаясь её языка своим, Алфи играл, дразнил и аккуратно прикусывал со сбитым дыханием от усердных ударов. Сара мягко оттолкнула Алфи, коснувшись его влажной груди: — Да ты и сам неплохо выглядишь. Хотя…без этих странных шорт было бы лучше… Алфи важно хохотнул, прижимая Сару к порогу, заставляя её позвонками прочувствовать ребристость косяка. Его обмотанные руки, разогретые до предела, молниеносно проникли под ткань её пеньюара и зашарили в своё удовольствие. Он смело подхватил Сару за бедра и максимально вжал в стену. Удерживая на себе, создавая прочный каркас, Алфи бережно потянул вверх её ночное одеяние, под которым не было абсолютно ничего, кроме всепоглощающей красоты молодого женского тела. Его руки ласково заплавали по её фигуре, которая выгибалась навстречу каждому прикосновению. — О Боже, как сладко! — не сдержалась Сара, обхватывая сверху его широкую кисть, обводя знакомые пальцы и позволяя им то, чего они хотели. А хотели они немного, лишь ласкать своей субтильностью её маленькие соски, что быстро твердели и увеличились, бесстыдно выделяясь на фоне бледной груди, что так и просила ласк. Алфи громко прерывисто выдохнул, сдирая бинты зубами с шипящих чувствительностью ладоней, молящих коснуться желанной женской плоти. — Радость моя, — его припухлые губы заплясали забавный танец на её губах и, оторвавшись, заскользили по шее, слегка покусывая её, а свободные от оков руки гладили каждый изгиб её тела. Но этого стало чрезвычайно мало, и Алфи живо добрался до её груди и жадно припал к соскам, кусая их так, что Саре стало больно, но эта боль была приятной. Ругнувшись, Алфи торопливо приспустил так неудачно подобранные для продолжения шорты, стягивая до колен, а ниже — сминая ногами. Приподняв утомлённую Сару за ягодицы, Алфи прижался к её лону, что истекало и изнывало от желания почувствовать еврейского мужчину целиком в себе. Но Альфред любил играть не по правилам, водя своим органом по женской параллели, стаскивая с губ Сары требовательные стоны. Она вся тряслась от желания, подгибая ноги, царапая его плечи, дав понять, что больше не желает терпеть. Это послужило для Алфи сигналом. Обхватив руками её ягодицы, он вошёл в Сару одним остервенелым рывком, и она вскрикнула от наслаждения. Прикусив губу, извиваясь от удовольствия, Сара двинулась Алфи навстречу, сходя с ума от сладострастия и накатывающего удовольствия. — Хочу ещё… — прошептал он, носом утыкаясь в её ложбинку ключицы, не прекращая вбиваться, чувствуя, как Сару потряхивает от оргазма, испуская хриплый бас, вещающем о настигшем его наслаждении. Когда дрожь в теле сменила вялая расслабленность и Сара ступила на пол, то звонко усмехнулась, заглядывая в его вожделенные глаза и ухмыляющееся, довольное собой лицо: — А вы неугомонны, мистер Соломонс. Как и пять лет назад! Алфи хмыкнул, чуть злее, чем обычно, налаживая зрительный контакт, найдя опору в стене на вытянутых руках. — Я о ребёнке, чудо. Сара вскинула брови и лицо её вытянулось. Настроение улетучилось мгновенно. Алфи обаятельно прищурился, но это было заранее проигрышным вариантом: — Почему бы нам не завести его, так? Сара приняла из рук Алфи пеньюар и быстро оделась, ничего не ответив. Соломонс же, натянув шорты, с новыми силами обматывал кулаки бинтами. Он ещё не сбросил то напряжение, ту боль и скорбь, что скопились в его сердце. Алфи не умел плакать и очень жалел об этом, выплёскивая печаль через удары по груше. — Эти близнецы…они так похожи на тебя, дорогая. Причём не только внешне, но и характером. Ты была такой же наивной, когда я увидел тебя в первый раз после Франции. — проговорил Алфи, обматывая кисти, поглядывая на Сару, что так и стояла у стены, скрестив ноги. — Когда после четырёх долгих лет разлуки ты сказал мне «привет»? А я тёмными ночами представляла, что как только ты сойдёшь с поезда мы уединимся и я потребую от тебя заняться со мной любовью, где придётся. Алфи рассмеялся. — Тебе было четырнадцать, да, ты училась в частной школе для девочек и находилась под мучительным воздействием женских гормонов — это было-таки объяснимо. — Алфи покрутил плечами с ухмылкой на устах, разминаясь, готовясь к удару, — В общем, они милые, наши мальчики, детка. Тяжёлый стук и звон цепи, на которой висел снаряд, прошёлся по комнате с последовавшим за ним шумным выдохом. — Я знаю. — сухо заметила Сара, — Мне стоит такого труда воспитывать их такими «милыми»! Порой, сильно устав, я чувствую, что готова убежать от них и своих обязанностей, но на самом деле не представляю и часа без малышей. Алфи отвесил хук и посмотрел на Сару: — А я представлял себе, что сойду с поезда и подхвачу тебя на руки. Я думал, ко мне выбежит та мелкая хулиганка, — он изобразил детский рост рукой, — Вцепится в шею, а я, журя, прихвачу её за нос. А вышла ты — в бежевом платье и в маминых туфлях со стройными ногами от ушей! Мне пришлось нелегко, правда? Сара хитро ухмыльнулась: — Ты хотел меня? Отвесив ещё один шумный удар, Алфи остановил грушу и завис на мгновение. — Нет, весь путь до Камдена я смотрел на твои ноги и то, как красиво развевалось твоё нежное платье, и думал, хоть бы ты оступилась и подвернула ногу. Потому что я хотел лишь одного — подхватить тебя и нести на руках до самого дома. Улыбка расползлась по лицу Сары. — Я не желал твоей жертвы, ни в коем случае. Я только хотел быть рядом и быть нужным. Это как у мальчишек — дёргать девочку за косички, а потом её жалеть, ага? Сара заглянула ему в глаза, и он понял, какую боль ей принесла их разлука. — Иногда я видел тебя или детей во снах, а утром спрашивал себя, здоровы ли вы, не угрожает ли вам что-нибудь, а меня нет рядом, чтобы успокоить и защитить. Сару это не тронуло, и она презрительно скривилась, но Алфи опередил её. — Послушай, что бы ты там ни думала обо мне, но я люблю тебя и наших мальчиков. Я люблю их всем сердцем. — Но ведь ты не настоящий отец, правильно? Ты не занимался их воспитанием, ты упустил их взросление. — возмущение вырвалось из сердца Сары, и она не смогла его удержать. Алфи сильнее, чем ранее ударил по груше, вымещая на ней злость на сухую правду. — Я упустил и я виноват. — твёрдо вторил Алфи, — Милая, но ты можешь родить мне ещё детей, и я не буду спускать их с рук, не так ли? Ты не думаешь, что я мог бы стать замечательным отцом? Нет, ты думаешь только о прошлом, любовь моя. — Алфи быстро смягчил фразу, — Ты не должна забывать о настоящем. Сара стояла как вкопанная. Неожиданно она поняла, насколько он одинок. И эта грусть в его глазах… Конечно, сказанное им справедливо. Однако даже если он прав, это не означает, что она должна принимать всё в жизни как есть. Алфи бросил её, оставил на произвол судьбы. Сара почувствовала, что у неё пылает лицо, и слова сами собой сорвались с ее губ: — Я никогда не рожу тебе ребёнка, Алфи, — ни тебе, ни кому-либо другому! Алфи ударил грушу с ноги, и та отлетела к стене, возвращаясь по закону маятника. — Почему? — Алфи пытливо посмотрел на Сару и подумал о том, что однажды она без его воли привела на этот свет близнецов, и он был благодарен ей за это. Что ж, теперь настала его очередь вершить судьбы. — Я попросил у своего Б-га прощение за свои деяния, выразил сожаление, и он, услышав меня, издал глас: «Алфи, верни её и женись на ней, обормот несчастный, на Саре, на матери детей своих, и не глупи так больше: не давай в долг под маленький процент и не расставайся с любимой!» Сара была зла, но Алфи едва ли рассмешил её ужасной шуточкой, вынуждая отпрянуть от стены и войти в его объятия, пропитанные мускусом его сильного тела. — Иди спать, дорогая. — Алфи поцеловал Сару в щеку и отпрянул, возвращаясь к боксу. Она поправила накидку и обвела взглядом его крепкое тело, а потом, неожиданно для себя, спросила: — Алфи, у тебя же много власти? Ударив по груше, Алфи кинул короткий взгляд на Сару и продолжил боксировать. — У меня её немного, но она есть. А что? — голос его стал настороженным. — Помоги мне найти тех, кто причастен к смерти Луки. Шумно выдохнув, Альфред резко остановился, и разогнанная груша ударила его в плечо. — Что ещё за идея? На кой тебе это, м? — Алфи открыто насмехался над её просьбой, но лицо его напряглось. Сара облокотилась на стену и повела плечами. — Хочу отомстить. — она сказала это так робко, что Алфи стал нервно дёргать жвалами, то и дело судорожно ухмыляясь. Он протёр влажный лоб и, расправив плечи, угрожающе двинулся к Саре. — Ради чего? Месть — это не просто красивое слово; оно имеет таинственную силу и весомую причину, чертовски весомую, ага? Сара схватила с глотком воздуха немного уверенности и решила настоять на своём. — Ради Луки, ради его памяти, ради того, что он делал для меня все эти годы. Тебе не понять. — быстро заключила она, заметив раздражение Алфи. — И только? Сара вновь пожала плечами, выдавая свою жалкую неуверенность. — Он любил меня и обожал детей. Знаешь, Лука никогда не возвращался домой без сладостей. Он всегда старался радовать малышей и… Алфи поджал челюсть, перебив её: — Ага, охренеть как интересно. — буркнул он. Отскочив от стены, Сара собралась двинуться прочь, но Алфи остановил её, схватив за руку. — Месть не вернёт тебе мёртвого и радости это тоже не принесет, так? Она сделала ещё одну попытку уйти к себе, но Алфи снова остановил её и его точно прорвало. — Это были ирландцы, ясно? А они как грёбаный ветер в поле, берутся из ниоткуда, сносят всё на своём пути и однажды ударят тебя в спину… дорогуша. — добавил он чуть погодя, и Сара взглянула на Соломонса, заметив в уголках его глаз злобное и лживое свечение, что вызвало сомнения в её душе.***
Следующим утром Сара насыпала в кашу третью ложку сахарного песка и, заметив свою оплошность, поспешила перемешать и попробовать на вкус. Ладно, лишним не стало. Она нарезала тонкие куски хлеба, свежих яблок, поставила на стол заполненные до краев чашки чая. Сильвия крутилась поблизости, стараясь перенять на себя труд новой хозяйки, дабы не рассердить мистера Соломонса, но Сара оказалась непреклонна. — Вы посидите, чай попейте, а я сама тут. Сильвия с мягкой улыбкой побрела прочь. Сара взбивала яйца с молоком, размышляя о вчерашнем разговоре с Алфи, об ирландцах и мести. Даже сквозь сон она думала об истинных мотивах, по которым она будет действовать. Осторожно, чтобы не расплескать кипящее масло, Сара залила взбитой массой чуть поджаренные томаты. Оставив на слабом огне, Сара поднялась в спальню. Алфи сидел на кровати и, протирая сонные глаза, мягко улыбнулся ей. — Что у тебя на щеке? — спросил он, показывая пальцем. — Поди-ка сюда, сладкая, я вытру. Сара подошла к кровати и доверчиво наклонилась к нему, а он притянул её к себе и принялся целовать, вперемешку с дерзкими касаниями, до тех пор, пока в коридоре не послышались частые маленькие шажки, но Алфи не спешил отпускать её. И тут рядом с ними прозвучал голосок Эдриена: — Мамочка… — Мы проснулись. — добавил Дариен. Сара, ахнув, вскочила с постели и, поправив халат, выскочила из комнаты. А сонные близнецы тут же забрались на её место и, устроившись рядом с Алфи, протянули ему ручонки в качестве жеста приветствия. — Доброе утро. — протянули они одновременно. Сладко потянувшись, Алфи приобнял малышей. — Доброе утро, папа, так? — акцентировав, Алфи подмигнул мальчикам, и они заулыбались. — Пап. Прислушиваясь к их голосам, Сара расставляла посуду на столе. Она отгоняла тревожные мысли, стараясь сосредоточиться на обычных домашних хлопотах. Через несколько минут умытые, причёсанные и одетые близнецы и Алфи встали в пороге столовой. — Наша мама самую вкусную кашу готовит, ты знаешь…пап? — осторожно спросил Дариен, и Алфи улыбнулся ему. Саре было приятно смотреть, как дружно они уплетают завтрак. — Мама всегда на завтрак даёт кашу, — приговаривал Эдриен, не сводя глаз с Алфи, стараясь держать ложку как он, жевать как он и хмыкать как он. — Кто ест кашу, тот быстро растёт! — заметил Дариен, откусывая жадный ломоть хлеба, и тоже как Алфи. — Давайте тогда, парни, нажмём на кашу, ага? Я тоже хочу вырасти. Эдриен оглядел отца придирчивым взглядом и сказал: — Ты и так огромный. Хватит уже тебе! Сара, зная характер Алфи и заметив его напрягшийся взор, поспешила унять сына и его непозволительную, по меркам Соломонса, дерзость. — Ешь, пожалуйста, молча, — приказала Сара, нехотя допивая свою чашку кофе. Алфи глянул на часы, протирая губы салфеткой, и поднял глаза на Сару: — Я решил устроить близнецов в частную школу, дорогая моя. Позволь мне сегодня съездить туда с мальчиками, чтобы подобрать форму, учебники, познакомиться с коллективом. Эдриен звякнул ложкой: — Я не хочу в школу! Алфи перевёл строгий взгляд на сына. Воспитание набирало обороты: — Ну-ка, пойди, глянь-ка в окно: проверь, чёрный «Citroen» не подъехал, вместо того, чтобы папу с мамой перебивать? Эдриен выскочил из-за стола и подлетел к окну, а Дариен увязался за ним, бросив завтрак. — Стоит! Чёрный, как смоль! А почему не Maybach? Алфи, вставая из-за стола, посмотрел на Сару: — А какие у тебя планы на день, душа моя? Сара пожала плечами: — Мне нужно на работу. — А какие планы на жизнь? Сара отмахнулась. — Отлично. Значит, ближе к вечеру обсудим пару предложений. Есть у меня несколько интересных идей. — И каких же? Алфи хмыкнул, касаясь её шеи губами: — Взять в жены любимую девушку с двумя маленькими сорванцами, которые так похожи на меня. Но поговорим об этом позже. Вечером. Тебя подвезти? Сара отрицательно помотала головой: — Пройдусь пешком, подышу немного. — соврала она, рассчитывая совсем чуть-чуть подумать в полном одиночестве. Оказавшись в прихожей, она поправила белые воротнички мальчиков, поцеловала их в светлые макушки, и ей неожиданно стало жаль их. Господи, у них поменялся отец — это такая травма для психики. Ей даже стало немного неловко. Казалось, что по мере взросления они не простят ей безразличия до их эмоционального состояния. — Слушайтесь папу, хорошо?***
— Доброе утро, мистер Рэйф. Эйдан Рэйф, смотритель за небольшой лавкой, принадлежащей «Шелби Компани», уставился на Сару Чангретту округлившимися глазами. Он был чуть седым, среднего роста и с пронзительными серыми глазами. Критически оглядев её, ворвавшуюся в магазин в свой выходной, Эйдан спросил: — Ты какая-то задумчивая в последнее время. Беременная, что ли, от своего еврея? Если так, лучше сразу скажи, потом поздно будет. — угрожающе добавил он. Сара вздохнула и двинулась к нужной полке, выуживая из неё несколько банок консервов. Вернувшись, она уставилась на своего непосредственного начальника. — Тут у меня тяжести. Для ребёнка вредно, понимаешь? Даже вот для такого! — он поднял банку и поднёс этикетку к её светлому лицу. Сара только отрицательно помотала головой, даже не взглянув. — Не испортил мне Алфи работника ещё, — сказал Эйдан. — Ты чего заявилась-то? Иди домой от греха, а то мне опять язвительные реплики от Соломонса выслушивать. Сара улыбнулась своему начальнику: Эйдан непрерывно ворчал, но никогда не жаловался на судьбу. Он считал, что в жизни всё стремится к равновесию. И если ты поднялся слишком высоко, то рано или поздно придётся опуститься на самое дно. Он также знал, что Сара была женой Луки Чангретты, сына покойного Винсента, с которым он раньше был близко знаком за счёт рэкета. Он часто рассказывал ей о детстве Луки и о том, в какие передряги попадал её уже покойный муж и как Винсент расхлебывал его фокусы. Правда, на эти разговоры у Эйдана было мало времени. Торговля шла бойко — единственный продовольственный магазин в Клеркенуэлле с большим ассортиментом пользовался спросом. — Увольняться, что ль, пришла? Сара отрицательно помотала головой. Она быстро раскладывала товар по полкам и думала о своём. «Если ты не можешь заниматься любимым делом, то, по крайней мере, постарайся полюбить то дело, которым пришлось заняться», — мотивировала она себя, понимая, что мужчины явление временное, а потому откладывала заработанные деньги на «чёрный день». — Мне нужно, чтобы ты прикрыл меня, понимаешь? — прямо заявила она. Эйдан нахмурился: — А чего это? Твой хитрый мужик часто сюда наведывается. Сам на дорогой машине, охраны никакой. Верит себе, а тебе не верит? Сара вздохнула: — Мне нужно посетить одно место и я хочу, чтобы Алфи думал, что я на работе. Ты прикроешь или нет?***
У частной школы для мальчиков были свои плюсы: более приличная форма, менее свободное расписание для безделья и престиж. Малыши возились во дворике, и Алфи издалека услышал звонкий голос сына: «Эдди не может быть разведчиком! Разведчик — крепкий мужчина. Я сказал, что если он будет врачом, значит, он будет врачом!» — Эдриен — прирождённый лидер. Как тянутся к нему дети… — директор мистер Хувер взглянул на родителя. — Давайте уладим финансовые вопросы, — сказал Алфи, чтобы остановить эту дежурную лесть. —Я всё подсчитал. Знаете, с учётом платы вперёд, за год, сумма получается кругленькая. В крайнем случае, можно поставить вопрос о поэтапном погашении. Алфи с нарочитым вздохом вынул бумажник, игнорируя нелепое предложение. — Сколько? — Полторы тысячи фунтов — это за одного ребёнка. Три тысячи фунтов в год! Это серьёзный удар по экономике Соломонса. Алфи швырнул на стол купюры. Директор, кажется, не ожидал такого быстрого решения проблемы. Несколько раз пересчитав деньги, он сказал немного растерянно: — Прекрасно. Сейчас оформим. — Пап! Пап, я штанину порвал! — Эдриен без стука ворвался в кабинет директора. Он налетел на Алфи, чуть не сбив с ног, и прижался горячими щеками к его ладоням. — Купим новые, значит. Мальчик убежал, и директор, качая головой, посмотрел ему вслед. — Вот, два пострела! До чего гиперактивные и малость запущенные, но это ничего. Манерам у нас научат… Алфи ухмыльнулся: — Эти несмышленыши жили в Италии — не лучшее место для оттачивания такта, не так ли? — В этом-то и вся беда… — мистер Хувер оглянулся и доверительно понизил голос: — Вы знаете, мистер Соломонс, на горизонте одна проблема. Многие родители наслышаны о том, что мальчики воспитывались в итальянской семье некоего мафиози. Да и сами они, — директор кивнул в сторону окна, — Кичатся своим происхождением, своим нравом и честью, что-то лапочат на итальянском. Челюсть Алфи напряглась. — Вы же знаете, мы контингент тщательно подбираем. Но я всё уладил, уверив, что вы, мистер Соломонс, ветеран войны и честолюбивый джентльмен, жертвующий большие суммы на благотворительность в фонд слепых, и, помимо прочего, не забываете и о нашей школе. Алфи протяжно хмыкнул, вынимая бумажник, швыряя из него пять сотен: — За эту сумму вы можете закупить с полсотни учебников, не так ли? А ещё убедить всех в том, что близнецы — сыны еврея, который спонсирует вашу богадельню, ага? — Мы всё уладим. — пообещал тот, пряча деньги в карман.***
Сара уверенно вошла в ирландский паб, хотя внимательный наблюдатель, стоящий за стойкой, непременно заметил испуг в её глазах и настороженно поджатые губы. Она окинула взглядом заведение и остановила свой взор на темноволосом бармене. Тот в свою очередь с интересом рассматривал её лицо, исчерчивая вдоль и поперёк тонкие черты, переплавленные с чёрно-белого снимка, выпавшего из кармана Луки. — Доброе утро. — Сара первой нарушила утреннюю тишину заведения. — Здравствуйте… — ещё раз присмотревшись, бармен быстро добавил, — Миссис Чангретта. Женщина ухмыльнулась и закурила. — Вы меня знаете? — спросила она, подняв глаза, передвигая сигареты в портсигаре. Бармен Бриттон Дойл кивнул: — Все в этом пабе знают вас после той заварушки, которую устроил ваш муж! Сара застучала ноготками по лакированной столешнице, роняя пепел: — Мой муж? Бриттон угукнул, протирая стаканы: — Ваш муж. Лука Чангретта. Сара сделала затяжку. — Как и у мистера Чангретты, самообладание у вас на уровне, да? Вас ничем не прошибёшь, не так ли? — насмешливо заметил Дойл. — А с чего бы мне, собственно, волноваться? Раз я здесь, то, пожалуй, выпью бокал виски. — ответила Сара. Бриттон плеснул Саре виски: — У меня такое чувство, что вы пришли неспроста, миссис Чангретта. Сара протянула руку в сумочку и вытащила из неё кошелек. — Вы правильно почувствовали. Хорошо соображаете. Дойл наблюдал за вдовой Чангретты, которая протянула ему крупную купюру. Одежда на ней была дорогая, но туфли малость поношенные. И держалась она почти стойко, если бы не дрожащий голосок. — Расскажите мне, что здесь случилось, и деньги ваши. Бриттон посмотрел на купюру и продолжил протирать бокалы. Сара постучала по ней обручальным кольцом с правой руки, привлекая внимание мужчины. Добавив ещё, Сара, видя, как Дойл бросился выполнять её просьбу, вздохнула с облегчением. Всё может пройти гораздо легче, чем она рассчитывала. Когда они сели за столик, Сара заговорила первой: — Его предали свои же, не так ли? — Вы попали в самую точку. Все его итальянские опричники были на той стороне, которая больше заплатила. А ирландцы — они даже не явились на встречу. Сара пожала плечами и зашевелила губами, пытаясь подобрать слова. — Что ж, больше мне нечего сказать, так что, считайте, миссис Чангретта, что ваш визит напрасен. — Очень жаль. Значит, придётся мне наведаться к одному человеку, и я уверена, ему будет очень интересно узнать некоторые факты из жизни вашего паба. Кроме того, существует такая вещь как пресса. Они хорошо платят за дешёвые скандалы, которые регулярно происходит в этом заведении. Бриттон посмотрела Саре прямо в глаза. — А что вы можете рассказать им? Он чувствовал, как в душу ядовитой змеёй заползает тревога, стараясь держать себя в руках, на секунду прикрывая глаза, когда Сара воинственно улыбнулась. — Это был несчастный случай, миссис Чангретта! — сдулся Бриттон. Он слишком дорожил своим пабом и его грязной репутацией, рождающей спрос. — Роковое стечение обстоятельств! Лука Чангретта надумал совершить невозможное — уничтожить Козырьков! Здесь началась заварушка. В ходе перепалки его возмутили слова о том, что близнецы не являются его кровными детьми. Все в Лондоне знают, что ваши дети рождены от Альфреда Соломонса! И Лука об этом узнал, так сказать, из первых уст. Бриттон заметил на лице Сары тень беспокойства. — Что значит из первых уст? — она потемнела от гнева и приподнялась со стула. Бриттон Дойл прикрыл глаза и, вздохнув, стал повествовать. Эдит вертелась на коленях Алфи. Её брат, Бриттон, не прекращал сверлить её злым взглядом, разгоняя присутствующих. Он поставил им бутылку спиртного, и Алфи наливал ей в огромных количествах, позволяя себе касаться её дешёвого пьяного тела. Она была почти готова раздеться и пойти на «это», пока Алфи продолжал уговаривать её, презрительно поглядывая на её брата. Что он предпримет против него? Если бы Бриттон не крутился вокруг, Эдит знала, что искушение было для неё слишком велико. Это была та жизнь, о которой она мечтала, — быть с кем-то вроде Алфи, где каждый день был праздником, а каждая ночь была просто обходом ночных заведений. Ни работы, ни какой жизненной цели, только бесконечное удовольствие. Эдит знала, что может встать на ноги вместе с Алфи Соломонсом, если правильно разложит свои карты. Она не была глупой, она слышала, что он много лет любит одну-единственную женщину, которая уехала в Италию, потому пользуется добротой других девушек. Но это было неважно, потому что всё, чего она хотела — это быть его любовницей. Алфи был слишком стар для неё, родом из прошлого века, чтобы думать о серьёзных отношениях или женитьбе. Алфи, который потчевал её своими рассказами, наконец, был прерван рёвом нескольких моторов. — Ну-ну, чёртовы макаронники. — проворчал он, — Давай, иди пока целая. — Алфи выразительно глянул на Эдит, спихивая её с колена, намекая на её девичье состояние, — Большой человек сказал своё слово, и все должны делать то, что я говорю, не так ли? Эдит нехотя выползла из-за стола, заметив, как Алфи перевернул лежащую перед ним газету и уткнулся в результаты скачек, даже не проводив её взглядом. Она была шокирована тем, как бесчувственно он обошёлся с ней. Несколькими мгновениями ранее она подумывала о том, чтобы сделать для Алфи всё, о чем он просил её, а теперь он даже не смотрел на неё, увлечённый скачками. Когда Лука и его люди оказались в заведении, Эдит окинула его спешащим прочь взглядом и внезапно поняла, что Алфи рядом с ним выглядел как бедный родственник, и она догадалась, что Алфи почувствовал то же самое, что и она. Рядом с Лукой Алфи выглядел тем, кем он и был на самом деле: достаточно возрастным, с морщинками и чуть засаленными волосами. У него был хитрый взгляд мошенника с ехидным блеском. Когда она выскочила на улицу, без препятствий проскочив через толпу, к осознанию её пришло, что Алфи Соломонс, в конце концов, не такой уж и большой подарок. Ему было куда стремиться. Стоя за стойкой, Бриттон внимательно следил за перепалкой, инициатором которой стал Алфи Соломонс, бросив вызов Луке Чангретте. Мужчины спорили из-за одной женщины и делили детей. Бриттон посмотрел на стоящего рядом с ним цыгана и на то, с каким интересом он глотал факты из чужой биографии. Алфи кидал козыри в свою пользу, а Лука хватал их и было видно, что его терпение было на пределе. Наконец, схватив со стойки бутылку виски, Лука швырнул её в Алфи и тот увернулся. Цыган, следя за творящимся, снова наполнил свой стакан виски и ещё раз отхлебнул. Алфи почти наслаждался тем, что смог вывести Чангретту из равновесия. Лука знал, что он побеждён, и всё же это просто не укладывалось у него в голове. Он схватил Алфи за пиджак с бешеной силой и толкнул его спиной к стене. Алфи ухмылялся, и Лука почувствовал, как воздух покинул его желудок от гнева. — Утешай себя старой, как мир, присказкой, что отец не тот кто дал семя, а тот, кто воспитал…чужих бастардов. Алфи пробил искренний смех. Он действительно подумал, что это смешно. Лука уставился на человека, которого ненавидел все эти годы, и внезапно понял, что это был настоящий Алфи Соломонс, что он всегда был таким. И он произвёл на свет двоих детей, которые были не такими, как он: эгоистичными или жестокими, потому что они росли подальше от его общества. Лука вдруг пришел в восторг от мысли, что стал заклятым врагом еврея. Он буквально просиял от того, что смог разрушить жизнь этого жида и насладиться тем, что отнял у него женщину и детей, которых он не заслуживал. Чем сильнее Лука сдавливал шею, тем сильнее он компенсировал своё горе от осознания, что близнецы были не его детьми. Алфи шипел, разжимая пальцы итальянца, удерживая ухмылку: — Papa', non hai notato, Papa', che non mangiamo carne di maiale perche 'non e' kosher. (Папа, ты не заметил, папа, что мы не едим свинину, потому что она не кошерная.) Алфи ловко подражал голосу Эдриена и Дариена. — Это всё, на что ты способен? — театрально поразился Лука. — Продать мне любимую женщину за несколько жалких тысяч, а потом требовать её назад путём шантажа? — Ты снова всё правильно понял. — хрипел Соломонс. — Как ты думаешь, почему Сара, наша принцесса, так любит этих детей, м? Ты же не надеялся, что это было из-за того, кто их отец, да? Ты так уверен, что она обожала бы детей от тупого макаронника, который только и делал, что насильничал с ней? Всё то время, пока ты думал, что обыгрываешь меня в бизнесе, я трахал твою будущую жёнушку, приятель, днями и ночами, чёртовыми годами! Даже в тот день, когда ты явился ко мне, я поимел Сару трижды: перед завтраком, перед ужином и перед тем, как подать её тебе! Алфи снова засмеялся, удерживая руку Луки до побеления. Тот сжал кисть сильнее, перекрывая воздух, заставляя Алфи покраснеть, и тот перестал смеяться, потому что понял, что держит итальянца в узде, и сказал серьёзно и скромно, но с той злой улыбкой, которую он оттачивал годами: — Спроси её, дружок, спроси её о нашем последнем маленьком свидании. Это было в тот вечер, когда ты зализывал свою рану возле яиц, а я лизал твою милую невесту. Тяжёлый удар кулака, обвитого печатками, обрушился на голову Луки в долю секунды, как и правда. И сила их была убийственной, отчего Лука дезориентировано упал на колени, и это было так неожиданно, что он даже не успел среагировать на него и защититься. — Он — мой! — рявкнул Алфи остальным стервятникам, ударяя Луку с ноги, роняя его на деревянный пол, залитый спиртным. Нанося животные удары, Алфи почувствовал тепло крови, когда разбил его лицо, и услышал хруст, когда бесконечным ударом ноги сломал руку, а затем злобно ударил Луку снова и снова. Алфи с удовольствием плавал в красном тумане крови, и запах был невыносимым. Он остановился и, переведя дыхание, сплюнул: — Встать! Встать! Его крик был оглушительным, и Лука с большим трудом поднялся на ноги на шоковом автоматизме. Лицо и глаза его были залиты кровью, но он увидел победоносное выражение Алфи, что удерживал его как ещё живую мишень, а также наведённое на него дуло пистолета. Это было последним, что он увидел, прежде чем оглушительный выстрел и резкая боль поразили его. Бриттон Дойл вздрогнул, зажимая уши, когда пуля, пробившая череп Луки, раздробила тонкое дерево возле его уха. Алфи продолжил пинать Луку по лицу, голове и телу, пока тот стал неузнаваем. Потребность причинить боль этому человеку была непреодолимой возможностью причинить её себе и признанием глобальной ошибки. Он остановился так же внезапно, как и начал. Тяжёлый запах железа, наконец, предупредил его о том, что он сделал, и Алфи поспешил покинуть паб. Уходя, он понял огромную цену собственной трусости и ненависти к самому себе. На несколько мгновений он осознал, что сам превращается в Луку Чангретту, желая получить Сару любым, даже самым жестоким для неё путём. Бриттон просидел на полу за стойкой несколько минут, прежде чем услышал, как мужчины покинули паб, оставив ему денег за нанесённый заведению ущерб. Он выполз весь перепуганный и взъерошенный, осматривая лежащего на ковре итальянского гангстера, с телом которого не знали что делать спорящие на улице молодые люди. Бриттон не нашёл ничего лучше, кроме как запустить руки в карманы умершего, выуживая оттуда деньги, документы и снимок семьи. Взглянув на улыбающихся ему детей в объятиях их матери, он почувствовал, как внутри у него всё похолодело. — Простите меня за это, я… — поспешил оправдаться Бриттон, но Сара не позволила ему договорить, поднимаясь из-за столика, покидая заведение. Щеки её жгло от слёз, она задыхалась от режущей лёгкие боли, когда ступала по мощёной дороге. — Ублюдок! Проклятый ублюдок! Речь её была совершенно бессвязна. Слова звучали невнятно из-за слёзной пелены и липкой слюны, что стояла в горле. Сара сгорела от обиды и предательства.