***
И однажды в твоей жизни появится новое имя, которое превратит предыдущее в пыль. Фёдор Достоевский.
Книга третья 1931 Ранним сентябрьским утром маленький Эдриен вошёл в кухню и сморщил нос от едкого запаха, исходящего из огромной чёрной кастрюли с грязно-синим нечто. — Чем это так воняет? Швырнув две пары брюк в большой таз, Иса подняла глаза и, смахнув с лица светлые волосы влажной рукой, уставилась на внука. — Твоя школьная форма. Эдриен ещё раз осторожно заглянул на дно кастрюли, не веря словам собственной бабушки. Они звучали слишком сюрреалистично. — Ну да, конечно, — произнес он недоверчиво, будучи уверенным в том, что это лишь шутка. — Ваша мама попросила меня покрасить прошлогоднюю форму в синий цвет, чтобы та стала поярче. Когда я закончу, она будет выглядеть как новенькая, вот увидишь, мой птенчик. Эдриен посмотрел на бабушку и ужаснулся. — Бабушка?.. — произнёс он исступлённо, заглядывая внутрь бурлящей ёмкости, — Что скажет папа, когда увидит эти лохмотья? Боюсь, он будет недоволен… Иса фыркнула, поджав губы в тонкую полоску. Она всегда так делала, когда близнецы начинали говорить об Алфи. — Надеюсь, мама не заставит нас надеть это, правда?! — Эдриен неуклюже подцепил деревянными щипцами угол ткани, и тот плюхнулся обратно, расплескав кипящие капли. — Ай! Иса недовольно вздохнула: — Если хочешь, можешь идти в школу нагим, юноша. Маленький Дариен наблюдал за происходящим на пороге кухни со своим привычным нервным видом. Его веки изредка подрагивали, а частота непроизвольных мышечных сокращений зависела от нарастающего накала обстановки. Он вместе с братом провёл год в компании бабушки и дедушки и в отдельности отца, и у последнего ему нравилось больше. В шесть с половиной лет близнецы неожиданно поняли, что их мама не похожа на других матерей. Она совершенно не могла находиться в компании мужчин, как их родного отца, так и своего, стараясь не связываться и не сталкиваться ни с тем, ни с другим без очень весомого повода. На самом деле близнецы очень редко проводили время в обществе обоих родителей, а если и проводили, то Сара вела себя отрешённо и часто поглядывала на часы, в особенности рядом с Алфи. Она не смотрела на отца своих детей и не прикасалась к нему. Она даже не вступала с ним в диалог без крайней необходимости. Дариен нервно моргал, обнимая порог, поглядывая на брата. Их отец был абсолютно другим человеком. Он, как и Эдриен, любил своего папу, а папа любил их. Он обнимал, целовал и играл с ними, а когда они оставались в особняке с ночевкой, он купал их и укладывал в постель. Алфи читал им, брал с собой в машину и, поочерёдно усаживая на колени, позволял сделать несколько кругов по пересечению улиц и даже посигналить. Алфи вёл себя иначе и по отношению к Саре. Он старался как можно чаще касаться её, постоянно за всё извинялся и почти каждый раз приходил с цветами. Дариен хорошо помнил одну из прогулок у старого пирса: когда руки мамы замёрзли, то папа попытался согреть её красные ладошки, но она дерзко отняла их, и лицо её выражало омерзение. А от близнецов не ускользнуло, как жалобно помрачнел взгляд отца. Именно подобные встречи заставляли Дариена беспокоиться, являясь одной из причин его недуга. Родители часто ругались. Точнее, ругалась мама, шипела, как кошка, а их папа молчал, но когда его терпение лопалось, он начинал отвечать. Дариен наблюдал за ними, и со временем у него развился нервный тик, и он часто моргал глазами, когда оставался в компании этих двоих на некоторое время. Он знал, что мама ненавидит их отца, что он раздражает её. Ничто из того, что он делал для них, не было правильным в её глазах, и мальчики не знали, как заставить маму полюбить папу. И всё же Сара не хотела ранить чувства близнецов. Она обнимала их так сильно, как только могла, и это было так, как будто она пыталась уничтожить саднящее чувство вины. Теперь их мама занималась тем, что работала в лавке, а бабушка варила их прошлогоднюю форму из-за потёртостей на локтях пиджака и области колен на брюках, потому как на покупку новой было недостаточно средств из-за большой платы за дом и отсутствия хорошего дохода, а просить у Альфреда Сара не собиралась до тех пор, пока он сам не предлагал материальную помощь. С тех пор, как их дедушка потерял все свои заведения, он зарабатывал совсем немного на букмекерском деле тем, что принимал ставки. Близнецы не очень любили своего дедушку, потому что он часто ругался на них. Зато бабушка любила их и готовила им вкусную еду. Близнецы мечтали о том, что если бы они могли жить у своего папы вместе с мамой, которая будет спокойна и добра, то их жизнь стала бы идеальной. Эдриен ещё раз злобно зыркнул на свою форму — он никак не мог в это поверить, но решил не спорить. Мальчик залез на окно и стал ловить осеннюю прохладу, стараясь не думать о том, как будет выглядеть в свой первый день в школе — точно обёрнутый в куски болотного мха. В кухню вошёл Фрэнк, а за ним, пошатываясь от похмелья, и Дарби. Сабини сразу же сморщили носы — запах новой школьной формы им явно не понравился. — Чем это так несёт, мать вашу? — Дарби беспомощно глянул на дымящую кастрюлю, а потом на внука, что висел на подоконнике, ловя губами ветер, и подумал, что этот едкий шлейф вполне способен вывернуть наизнанку его заспиртованный желудок. Все засмеялись, когда Эдриен повторил каждое слово дедушки голосом, пародируя его полупьяное шуршание перекати-поле в горящей пустыне его глотки. Дарби слышал и видел, как Эдриен выставляет его на потеху уже не первый раз, особенно после встреч со своим чёртовым папашей. И все смеялись над ним, по-настоящему смеялись, и этот смех раздражал его. — Перекрашиваю школьную форму. Ещё вопросы есть? — отчеканила Иса. Фрэнку эта новость показалась невероятно смешной. — Старшеклассники засунут вас головой в унитаз за такие клифты! Эдриен показал язык дядюшке. — Передай-ка мне сигарет, Фрэнк, а ты, Иса, уйми этого паршивца, пока он не выпал из окна, ладно? — Дарби услышал презрительный гнев в собственном голосе и злился на себя за это. Он любил своего внука, но временами, когда тот превращался в заносчивого Соломонса-старшего, Дарби начинал ненавидеть этого ребёнка, ей богу! Фрэнк протянул отцу остатки пачки, вынув под столом парочку для себя любимого. Близнецы действительно были хорошими детьми: они замечательно учились, делали успехи в математике — этого было не отнять. Он также видел, как они проводили два выходных и две среды в месяц в компании отца в Камдене, а остальные дни проживали среди постоянного отсутствия матери, пьянства дедушки и семейных ссор. — Слезай, дорогой. Не дай Бог выпадешь и свернёшь себе шею. — наказала Иса внуку. Эдриен не послушался: — Уж лучше, чем идти в школу обёрнутым в мох, как болотное чучело. Хоть бы папа приехал, что ли… Какой сегодня день недели? Иса снова поджала губы и потащила тяжеленную кастрюлю в моечную. Дарби проводил жену взглядом и, сделав затяжку, развернулся на своём стуле и ударил маленького Эдриена своей сухой рукой по бедру в воспитательных целях. Любой другой ребенок закричал бы от боли. Это был серьёзный и тяжёлый удар, в котором была вся его сила, но Эдриен назло остался висеть на подоконнике, испытывая деда, издав тихий стон. Стоящий рядом с братом Дариен вздрогнул, и снова его веки задёргались, а ноги сами ретировали малыша подальше от дедушки. Дарби наблюдал за своими внуками и удивлялся жизни, в которой всё было полным дерьмом. Он сбросил пепел и ударил мальца с такой силой, что ребёнок слетел с окна на пол и ударился спиной об угол табуретки и сильно запыхался. Дарби наконец почувствовал тот вкус победы, который он обычно испытывал, когда Эдриен доводил его до предела терпения и он мог навешать ему, отомстив за невозможность сделать подобного с Алфи. Как Соломонс мог быть таким идиотом и проколоться на том, что действительно был соучастником в смерти Луки? Это никак не укладывалось в черепной коробке Сабини. И снова мальчик не закричал, поднимаясь на ноги и смотря на деда злым взглядом. Однако отошёл от окна и присел за стол как порядочный ребёнок. — Тебе, мальчик, лучше быть поосторожнее, потому что я, мать твою, не в настроении, чтобы выбивать из тебя еврейскую дурь, ты понял меня? — Дарби посмотрел на своего внука и с отвращением отметил его злосчастное сходство с Соломонсом, от которого к горлу его подступил комок. Когда он это сказал, глаза Эдриена сузились от гнева, а нижняя челюсть выступила чуть вперёд, в точь как у Алфи, и мальчик пнул Дарби в голень под столом. — Ах ты, маленький еврейский ублюдок! — взревел он, делая замах, но тут же остановил руку в воздухе. — Мой папа выпотрошит тебя-таки! — это было стоп словом в их маленьком сражении. Если Эдриен пожалуется Алфи или Саре, Дарби вылетит из этого дома как пробка шампанского хотя бы потому, что жил здесь на абсолютно птичьих правах. А Соломонс перехватит его и прострелит ему грёбаные коленки за издевательство над детьми. Эдриен захохотал во всё горло над шуткой, дедушкой и его лицом, которое оказалось бесценным, стирая рукавом бегущие сами по себе слёзы. А Дариен только и делал, что дёрганно моргал, оцепенев от беспокойства, держа в руке кусок печенья. В последнее время Дариен боялся своего брата-близнеца, потому что тот стал таким беспокойным и агрессивным, и порой ему казалось, что Эдриену нравится производить устрашающее впечатление. Эдриен успокоился и перевёл взгляд на брата. Жалость в его маленьком сердце заполыхала, поэтому он мягко улыбнулся в ответ близнецу, чтобы тот успокоился. Дариен, откусив кусок печенья, украдкой посмотрел на деда и подумал о том, что тот настороженно относится к Эдриену, вероятно, из-за их отца. Он никогда не представлял, что его дедушка может кого-то или чего-то бояться, но это оказалось не такой уж мифической мыслью. Дарби боялся Алфи. Дариен улыбнулся близнецу в ответ и продолжил поглощать печенье с почти лёгким сердцем, перестав дёргать веками. — Бесёнок…смеет мне угрожать. — бурчал Дарби. Эдриен встал со стула и стал имитировать походку деда, когда тот был пьян. Дариен, Фрэнк и вошедшая в кухню Иса взорвались. У Эдриена получилась почти сносная пародия, и Дарби попытался ударить его. Убегая, маленький Эдриен притворился, что его тошнит от дедушки, засовывая пальцы себе в горло. Дарби был раздражён. Дом был полон детей, постоянный шум и беготня, вечно недовольная жена и презирающая его дочь, которая должна жить с мужчиной, а не с родителями. Всё шло не так, как он планировал. Он посмотрел на ссутуленную спину своей жены и сказал: — Ты не думаешь, что нашей зрелой кобылке стоило быть легче с Соломонсом, а? Прошёл год, а она всё ещё одна. С этим сумасшедшим засранцем Эдриеном у неё нет ни единого шанса подцепить мужика! Иса развернулась и взглянула на своего мужа, пока он говорил, подавляя желание ударить его по голове ближайшим тупым предметом, до которого она могла дотянуться. — Нашей Саре нужен хороший мужчина. Я хочу, чтобы она была счастлива. А замужество нынче сродни чумы! Дарби презрительно посмотрел на жену: — По-твоему, ей теперь всю жизнь во вдовах ходить? Говорю тебе: она слишком проницательна, чтобы не быть такой, как покойная Дора! Ей не нужны попытки зачать ребёнка, чтобы удержать рядом с собой мужика. Иса тяжело вздохнула: — Ей и в семнадцать хватало ума не приносить в подоле… Дарби поднял глаза: — Что ты имеешь в виду? Иса поиграла плечами на побагровевшее лицо мужа, чувствуя что сболтнула лишнего: — Вспомни меня и себя. Мне было пятнадцать. Дарби нахмурился: — Ну, я не так уж и плохо поступил, не так ли? Мы хотели ребёнка с первого часа знакомства и мы его получили. Иса презрительно усмехнулась: — Я планировала потанцевать и лишь обмолвилась о том, что хотела бы иметь много детей, а ты поволок меня в какой-то канал… Они рассмеялись вместе. Иса задумалась, и в уголках её глаз блеснула печаль. Что бы сейчас сказал Дарби, если бы узнал, что его маленькая Сара начала вести двойную игру слишком рано, застирывая бельё и по часу после возвращения откуда-либо намываясь в ванной, смывая с себя мужской запах. Вероятно, он бы проглотил это и запросил с Соломонса какой-нибудь налог. Мужчины никогда не видели того, что было перед их лицами, только печатный текст газет. — Вы, женщины, и ваши гормоны порой думают за вас. Остаётся дождаться, когда гормоны Сары начнут работать на неё. Глядишь, однажды она останется у Соломонса на ночь, а где ночь — там и вся жизнь. Иса посмотрела на Дарби таким тяжёлым взглядом, что он понял намёк и заткнулся. Открыв свою газету, он уткнулся в результаты скачек.***
Сара раскладывала товар в лавке и, услыхав за спиной настойчивый женский голос, невольно оглянулась и увидела, что через стекло магазина ей приветливо улыбается знакомая девушка. — Сара! Сара! Сара, ярко улыбнувшись, выскочила из магазина и кинулась в объятия Фрэнсис. — Фрэнсис? Я тебя не узнала! Действительно, трудно было узнать в этой уверенной красотке ту девчонку, с которой они когда-то носились по дворам Клеркенуэлла. Сейчас Фрэнсис была шикарно одета в новый юбочный костюм, а в ушах её блестели серёжки с бриллиантами. Девушки весело рассмеялись, распустив тиски объятий. — Ну, как живёшь, подруга? Сара пожала плечами — сказать было нечего. Она окинула взглядом своё платье, купленное ещё при жизни Луки, повязанный передник, и робко улыбнулась. — Хорошо живу. А ты? — Более-менее, — Фрэнсис суеверно очертила себя крестом, и Сара снова улыбнулась. — Может, пойдём, посидим немного в итальянском ресторанчике, поболтаем? Нет возражений? Сара скинула передник и, с пару мгновений подумав, махнула рукой. Сейчас, только у начальника отпрошусь. Войдя в лавку, Сара столкнулась взглядом с Эйданом, и тот моментально сменил грозное и угрожающее лицо на мирное и энергично кивнул в сторону двери.***
Фрэнки вернула Саре снимок, с которого на неё уставились два одинаковых мальчика с проницательными взглядами. — Красивые малыши. Слушай, а как на твоего Соломонса похожи… Ну, с которым ты встречалась… — кокетливо изумилась Фрэнсис, и Сара отвела глаза, запивая услышанное кофе. Настроение её вмиг улетучилось. — Чего ты такая бледная? Сар, ну что ты всё молчишь? Фрэнсис болтала непрерывно, и Сара чувствовала, что подруга искренне делится своими делами, но её слова про еврея были ударом в створ. Что ж, Сара и сама видела очевидное сходство, а оттого чувствовала себя ещё более паршиво. Сара вполуха слушала подругу, понимая, что между ними, к сожалению, больше нет ничего общего, и наблюдая, с каким она аппетитом лакает горький кофе. Прошло так много времени с их последней встречи, и сейчас Фрэнсис выглядела уже старше своих двадцати пяти лет. И причиной тому был не только вызывающий макияж или короткая стрижка. — Расскажи что-нибудь, Сара, а то я всё о себе да о себе. Сара покрутила в пальцах салфетку: — Вышла замуж за Луку Чангретту, помнишь его? Фрэнки кивнула: — Да, конечно, помню. Эту часть я знаю. Потом, говорят, он тебя в Неаполь увёз к матери, а дальше что? С трудом размокнув губы, Сара ответила: — Ничего. Жили в Неаполе пять лет. Счастливо. Лука был хорошим мужем… — А ты была хорошей женой? — Нет, я была негодной женой. Потом он погиб, и мне с детьми пришлось вернуться в Лондон. Фрэнки внимательно слушала подругу и сочувствующе кивала. Глаза у Сары слипались. Белое вино всегда оказывало на неё такое воздействие. Когда она увидела, что Фрэнсис вновь наполнила бокалы, то мысленно смирилась с похмельем, которое могло навалиться на неё завтра утром. Сара сделала жадный глоток, и на верхней губе её осталась поблёскивать тонкая полоска, а во рту стояла лёгкая танниность. — Думаешь, вино облегчит моральную боль? — спросила подруга. Сара взяла бокал и, покрутив его в руке, пожала плечами. — Думаю, после того, как я поступила с Лукой, мне поможет только священник. Фрэнсис не разделяла её убеждённости. — У тебя усталый вид. — Да, я почти пьяна! Никогда не умела пить. Фрэнсис усмехнулась. — Значит, в этом ты не пошла по стопам своего отца, да? Он имел славу не только англо-итальянского мафиози, но и большого любителя выпить. Сара ничего не ответила, и слёзы наполнили её глаза от осознания жестокой истины. Она не могла в неё поверить. — Скучаешь по нему, по своему мужу? — продолжала свой допрос Фрэнки, чтобы было что пообсуждать после, в кругу других людей. Пару секунд Сара молча смотрела на свой бокал. — Да, на самом деле я скучаю. Но я никогда, по сути, не любила его, — задумчиво произнесла она. — Он был типичным итальянцем. Природное обаяние и святое понятие чести, которое многие не заслужили, делали его настоящим крёстным отцом. Но дома, со мной и мальчиками, Лука превращался в совершенно другого человека: в заботливого, до жути мягкого. Поэтому да, я порой зверски скучаю по нему. — Мне очень жаль… — Фрэнсис осеклась, не найдя подходящих слов. — Не стоит. — А теперь ты как? Одна? С тем евреем ни-ни? Сара брезгливо поморщилась: — Одна. — отрезала она, — А дети действительно его. И не делай вид, что не знала. Все знают. Фрэнки почувствовала нотки вины и посмотрела на подругу: — Извини, ляпнула не подумав. Красивые близнецы у тебя, как две капли воды друг на друга. А этот Соломонс, ты знаешь, урод, одним словом. — Фрэнсис понизила голос, — Помнишь, ты как-то приезжала в университет за документами? Сара кивнула на полном автоматизме, даже не пытаясь изменить интонацию на сожалеющую: — Прости, я не дождалась тебя, чтобы попрощаться перед отъездом. Фрэнсис отмахнулась. — Ты была в кафе с Соломонсом, видела вас. Да дело и не в этом. — А в чём? — подняла голову Сара. — Надеюсь, ты не сильно обольщалась, решив, что он приехал в Блумсбери ради тебя? — Если честно — сильно. До этого дня я думала, что он в компании со своим самолюбием решился взглянуть на мой живот, но… — Сара настороженно прищурилась. — Тем же утром он прикатил в университет в компании одной еврейской девахи. Говорят, он проплатил ей учёбу, и всем известно, за какие коврижки… — Он даже не урод, — тихо подытожила Сара, опуская подбородок на подставленную руку, — Урод — это больной человек. А Соломонс не человек. После этой фразы повисла сухая пауза, и Фрэнсис, заметив огорчение на лице подруги, поспешила приободрить её. — Сар, а ты не хочешь сегодня на благотворительный приём пойти? Лучшее место, чтобы развеяться, на людей посмотреть и себя показать. Вот приглашение, чтобы ты не обижалась на мой длинный язык. Сара растерянно взглянула на приглашение и пожала плечами. — Что ещё за благотворительный приём?***
Сара не представляла, что её настроение испортится окончательно, стоит ей подойти к дому. Силуэт Алфи она узнала ещё издали, слоняющийся возле бесполезно дорогой машины с нарочитым видом, выжидающий её. Увидев его, Сара сразу же вспомнила, что сегодня пятница и что Алфи приехал за близнецами, как они и договаривались, чтобы забрать их на выходные. Подойдя ближе, она не поздоровалась с человеком, которого презирала всем сердцем, но он сам остановил её словом. — Шалом. Сара остановилась и мрачно кивнула, чувствуя пронзительный взгляд Альфреда на своём лице. Он знала, что выпила, это было видно по движению её век. Слишком замедленно. — Чёрт возьми, с каждым днём твоё состояние всё хуже и хуже… Всё подтверждается: одиночество вытягивает из тебя жизнь, не так ли? Вздохнув, Сара оглянулась, выражая таким образом желание уйти от разговора, но Алфи был почти не пробиваем и упрям. — Говорят, ночами ты бродишь по Чок-Фарм Роуд и ищешь себе любовника, но таковых не находится, потому что никто не хочет лишиться своих яиц. — Ненароком он приблизился к её лицу и, беспардонно ворвавшись в её тихое биополе, уловил лёгкие нотки напитка, затуманившего её взгляд. Сара не ответила. — Я это к чему… вино — такая штука, оно не избавляет от чувства вины, оно вынимает его из самых сердец и делает лишь хуже своей проедающей особенностью, так? Алфи сделал ещё шаг: — Может, поужинаем как-нибудь и выпьем хорошего виски? Глянув в сторону и проигнорировав его дешёвую попытку взять её в оборот, Сара увидела, что её сыновья выскочили из дома с маленькими рюкзаками. — Мам! Пап! — с этими криками они подбежали к родителям и улыбнулись. Сара уставилась на близнецов, разглядывая их маленькие лица. — Слушайтесь его, ладно? — спросила она, переводя взгляд на Алфи, что, запустив руки в карманы пальто, молча глазел, изредка шевеля бородой. — А я буду ждать вас в воскресенье. Близнецы насупились: — Мам, ну почему ты не хочешь поехать к папе вместе с нами? Сара пожала плечами, заменив ответ, и, поцеловав близнецов, крепко обняла их. Когда она выпрямилась, то посмотрела на Алфи и сказала: — У Дариена нервный тик, — протягивая мужчине маленький флакончик из тёмного стекла с таблетками. — Проследи, чтобы он принимал их по одной утром и вечером, хорошо? И не верь ему, если он скажет, что проглотил её. Скорее всего, таблетка закопана в цветочном горшке. Алфи кивнул, помогая близнецам забраться в машину. — Как убедиться-таки? — Загляни в рот. Алфи хмыкнул, хватая в зубы сигарету. Он всегда это делал, практически не имея привычки, всеми силами выказывая состояние душевного волнения, когда находился рядом с девушкой: — У тебя это в своё время лучше получалось. По отношению ко мне, однако. Сара подытоживающе поджала губы: — Чего не скажешь о тебе. Глядишь, сейчас у нас всё было бы иначе. Алфи сделал к ней шаг, вытягивая руки, чтобы коснуться. — Так давай попробуем сначала, м? Чего тебе стоит? — в сотый раз докучал ей Алфи. — Я смогу за всем проследить. Высвободив руку из его захвата, Сара графско выпрямилась. — Проследи сначала за Эдриеном. У сына еврея развился фимоз. Где это видано, мистер Соломонс?