yesterday is dead and gone

Несмотря на расстояние между ними, Аслауг знает, в какой момент это происходит, как будто сам Хеймдалль спустился с небес, чтобы прошептать ей черные вести на ухо. В перерывах между ударами сердца она знает, что все в ее мире изменилось, так же верно, как если бы вода, разделяющая их, в мгновение ока стала темно-красной от крови. В ту ночь Аслауг слушает, как волны тяжело бьются о берег, унося домой ее мертвого мужа, зная, что война следует за ним по пятам. Она ждет их прибытия на берегу, держа на руках Ивара. К тому времени, когда ему исполнилось по три года, другие ее сыновья сочли себя слишком взрослыми, чтобы их можно было носить на руках, но Ивар до сих пор не видит ничего постыдного в том, чтобы искать объятий своей матери. Через несколько лет другие сыновья покинут ее — ради войны, смерти и жен, ради славы и судьбы, но Ивар не уйдет. Вот почему она считает его самым дорогим из всех, хотя и сомневается, что это делает ее ужасной матерью, лелея тот факт, что ее сын никогда не возьмет на себя мужских обязанностей, никогда не вырастет вдали от нее. Из семи драккаров, уплывших из Каттегата много лун назад, остались только три, тяжело нагруженные воинами. На берегу воцаряется тишина — Аслауг едва не задыхается от страха, когда дружинники готовятся услышать новости о своих погибших собратьях. Всплеск Ролло, когда он прыгает за борт и направляется к земле, громко звенит в торжественной тишине. За ним быстро следуют Бьерн и Ательстан, их лица вытянуты и замкнуты от горя. — Кюна Аслауг… — начинает Ролло, но Аслауг отрицательно качает головой. — Я уже знаю новости, которые ты принес, Ролло, — говорит она громко и отчетливо, чтобы все слышали. — Наш конунг мертв. Он не погиб в бою. Он погиб в море без Валькирий, которые могли бы унести его в Вальхаллу. На лице Ролло появляется удивление. — От царапины, — с горечью отвечает он, отводя взгляд. — Болезнь сразила его, когда мы были уже в пяти днях пути от английской земли. С этим ничего нельзя было поделать. — Отнеси его тело на берег, — приказывает Аслауг. — Мы почтим его смерть должным образом. — Да, кюна Аслауг, — говорит Ролло. * * * Едва успел остыть погребальный костер их конунга, как Ролло и Бьерн, опьяневшие от слишком большого количества меда и с горькой печалью, отягощающей их души, вступили в борьбу за его пустующий трон. — Я его сын! — рявкает Бьерн, с грохотом ставя кружку на стол и расплескивая повсюду мед. — Ты еще совсем мальчишка, — холодно отвечает Ролло, злобно ухмыляясь. — Совершил два набега, а уже хвалишься, что ты конунг-воин! Ролло фыркает, и многие пожилые мужчины в зале кивают вместе с ним, кто-то даже хрипло посмеивается. — Я его брат! — И предатель! Ролло встает, опрокидывая скамейку, на которой сидел. — Придержи язык! Но Бьерн не замолкает. Вместо этого он тоже встает и кричит, достаточно громко, чтобы весь зал услышал: — Ты предал его однажды — ты капнул яд в его чашу, дядя, чтобы рана загноилась? Ролло просто разинул рот на секунду, не говоря ни слова перед лицом такого оскорбления его чести, как человека и как брата. Затем он хватает свой топор и бросается на Бьерна, который в изумлении и оцепенении падает навзничь со скамьи, нащупывая меч. Стремительная, как грохочущая волна, Торунн проскальзывает между ними, лезвие легко отражает летящий топор и отбрасывает его поворотом запястья, оставляя пьяного Ролло спотыкаться о стол, заставляя его дребезжать. — Довольно, — говорит она им обоим, но не глядя ни них. — Это похороны конунга Рагнара, человека, которого вы оба так любите. Никакая кровь не прольется этой ночью. Ролло и Бьерн выпрямляются и отступают назад, неохотно и неуверенно держась на ногах. Торунн тащит Бьерна за собой наружу, а Ролло уходит в угол с группой старых седых воинов. Со своего высокого места Аслауг видит мрачные взгляды, которые они бросают друг на друга, ловит обещание крови, видимое в их сжатых кулаках и нахмуренных бровях. И перед мысленным взором она видит готовящиеся драккары, щиты, выкрашенные в бледно-голубой и черный — цвета покойного конунга Хорика. А еще она четко видит принца Этельвульфа. Аслауг все еще занимает место своего мужа, благодаря дару вельвы, но это положение она не сможет сохранить надолго. В Каттегате очень мало воинов, и многие из них погибли во время набега на Англию, что является одновременно проклятием и благословением. Мало кто из вояк способен доставить неприятности, но их низкая численность также делает город уязвимым для нападения. Сны Аслауг полны смерти и сражений, и каждое утро она поднимается на утес с Иваром на руках, гадая, не наступил ли тот день, когда корабли, отмеченные флагами Этельвульфа, наконец-то прорвутся с горизонта. — Как долго? — Спрашивает Сигги, подходя и становясь рядом с ней. — Что ты видишь? — Все как в тумане, — отвечает Аслауг. — Я вижу войну, смерть, осколки щитов и пустоту. Каттегат не выдержит, Сигги. Сигги давным-давно научилась верить Аслауг на слово, но даже так она говорит: — Предсказание не высечено на камне. У нас еще есть время сделать то, что нужно. — И что же? — Спрашивает Аслауг. Сигги переводит взгляд с серого моря на нее, и Аслауг вспоминает, как она сказала: «Мы должны править», и как тогда она считала это безобидной шуткой. — Люди разделяются, — говорит Сигги. — Они видят, что выбор должен быть сделан между Ролло и Бьерном, но есть и другие пути. — Насколько я вижу, нет, — говорит Аслауг. — Если убрать один путь, мы останемся с другим, и не более. Ты говоришь, что знаешь, кто из них спасет Каттегат, Сигги? Сигги снова смотрит на море. — Я знаю, какой из них только что сделан, и буду следовать ему. Сердце Аслауг тяжело бьется в ее груди. — Мужчины, которые испытали вкус власти, не так легко поддаются женской воле, — говорит она. С возрастом Бьерн перестал испытывать к ней отвращение, но это не значит, что он добровольно откажется от своих притязаний на место отца в ее пользу или даже позволит ей вывести его из тени. Даже без Ролло как претендента и оскорбления его наследия. — И кроме того, — продолжает она, взглянув на Сигги, — ты сможешь справиться с такой ношей? Сигги поджала губы. — Если будет необходимо. — Она поворачивается лицом к Аслауг. — Если Бьерн станет конунгом, мы будем править им. С Ролло в качестве конунга… — Сигги вздыхает и быстро касается горла, словно в память о прошлой боли. — Он не питает любви ни к Каттегату, ни к этому народу. Он делает это не ради памяти брата, а в попытке подняться выше, чем когда-либо мог Рагнар. Аслауг берет Сигги за руку, чувствуя, как холодеет ее кожа от северного ветра. Аслауг хочет, чтобы боги даровали ей зрение, очистили туман, скрывающий то, что ждет впереди. — Подожди минутку, — говорит она Сигги. — Время еще есть. Сигги кивает и сжимает ей руку в ответ. * * * Торунн разыскивает ее сразу после того, как Аслауг уложила сыновей спать с помощью сказки о Локи и его проказах, входя в комнату, в которой Аслауг теперь живет одна, украдкой постучав. — Я беременна, — говорит Торунн. — Я знаю, — говорит Аслауг. Она видела, как Торунн побледнела от запаха жареного мяса и как ходила по залу, словно отягощенная страшной тайной. Торунн на мгновение замолкает. — Если я подарю Бьерну сына, — говорит она почти сердито, — как ты думаешь, что произойдет? — Если ты родишь ему здорового мальчика, Бьерн и все остальные воспримут это как знак того, что он станет преемником своего отца, — говорит Аслауг. — Меня заклеймят колдуньей, матерью чудовища, а ты станешь кюной. Торунн качает головой, отводя взгляд. — Я знаю, что ты помогала другим женщинам до меня, — говорит она умоляюще, словно ожидая, что Аслауг прогонит ее. — Я дева щита и не желаю ни детей, ни короны. — Я сделаю тебе отвар, — говорит Аслауг. — Ты будешь болеть и истекать кровью еще несколько дней. Ты можешь остаться со мной на это время — я позабочусь о сохранении твоей тайны. — Благодарю тебя, кюна Аслауг, —говорит Торунн, почти падая в объятия Аслауг в знак благодарности. Аслауг тепло обнимает ее, проводит рукой по волосам. Она делает Торунн отвар, и еще один от боли, и держит ее за руку, когда оно начинает действовать, ожившее семя покидает ее лоно, когда за окном встает солнце. Аслауг снятся мечи, кровь и крики умирающих воинов. Она видит королевство своего мужа, раздираемое внутренними распрями, угрозу с моря. — Мы должны готовиться к встрече с нашими врагами, — говорит Аслауг Сигги. Они ткут, но Аслауг не может сосредоточиться на работе, видя вместо шерстяных нитей будущего, тянущихся во множестве направлений к их концу, который она бессильна увидеть. — Только не к бесполезной войне между племянником и его дядей, как брата с братом. Этельвульф идет сюда. — Время еще есть, — говорит Сигги, эхом повторяя собственные слова Аслауг, и Аслауг понимает, что она говорит не об Этельвульфе и его вторжении, а о Ролло. — Я не хочу, чтобы Каттегат попал в руки Этельвульфа, — говорит Аслауг. Возможно, она не сможет удержать трон, но умрет прежде, чем увидит, как он попадет в руки врагов ее мужа. Она понижает голос до шепота. — Без Ролло кто бы возглавил оборону? Несмотря на все свои недостатки, он — лидер, который нужен нашим воинам. Другого выхода нет. Она не знает, что будет первым — битва между Ролло и Бьерном или вторжение Этельвульфа, но она знает, что независимо от того, что произойдет, ее королевство ускользает из ее пальцев. Если Ролло отразит атаку Этельвульфа, он станет конунгом. Если Ролло и Бьерн попытаются уладить свою вражду, победителем станет конунгом. И прольется кровь ее народа. * * * Они не приходят с моря. Они приходят и пешие, и на конях и Аслауг долго наблюдает за ними со своего обычного места на утесе, прежде чем поднять тревогу. Без правильного перекрытия щитов любая защитная стена сломается, независимо от силы, стоящей за ней. Каттегат разделен, разорван на части после смерти их конунга, и Аслауг опасается, что этой угрозы недостаточно, чтобы должным образом объединить их. Они спешат поднять любую оборону, которая у них есть, когда мальчик на стреме объявляет, что вторгшиеся силы остановились и послали одинокого всадника на белом коне. — Мелкая крыса хочет вести переговоры? — Говорит Ролло, недоверие написано на его лице, а руки крепко сжимают топор. — Это не Этельвульф, — говорит Аслауг, хотя всадник слишком далеко, чтобы знать наверняка. Оцепеневшее отчаяние, поселившееся в ее костях после падения мужа, отступает — она чувствует, как в груди необъяснимо разливается надежда. Ролло бросает на нее взгляд, говорящий о том, что он думает о ее здравомыслии, но Аслауг игнорирует его. — Бьерн, пойдем со мной, — говорит она и, не оборачиваясь, чтобы посмотреть, идет ли он за ней, шагает вперед, выходя из-за наполовину построенных баррикад, которые мало что могли бы сделать, чтобы остановить армию, стоящую перед ними, если бы она пошла в атаку. Ролло бросается за ними, оставляя Торунн и Ательстана прикрывать тыл. — Мама! — кричит Бьерн, когда всадник появляется в поле зрения, и это действительно она. При виде Лагерты, с развевающимися на ветру светлыми волосами и перекинутым на плечо плащом, у Аслауг поднимается сердце. — Ярл Ингстад, — со смехом поправляет его Лагерта, спешиваясь. Она обнимает сына, и на мгновение они оба преображаются: Лагерта из ярла и военачальника превращается в мать, а Бьерн — в маленького мальчика, чьи мысли не обременены властью. Отступив от сына, Лагерта поворачивается к Аслауг. — Кюна Аслауг, — говорит она с улыбкой, пожимая ей руки. — Я собрала своих воинов, как только услышала о твоей беде. Знай, что я разделяю твое горе. Аслауг чувствует слабость от облегчения. При виде белого коня она догадывалась, но надежда может быть коварной шуткой. Ноша уже кажется не такой тяжелой, — благодарно говорит Аслауг. — Ты уже в третий раз приходишь к нам на помощь в минуту крайней нужды. Мы действительно в вечном долгу перед тобой. * * * Придется немного потрудиться, чтобы поместить воинов Лагерты в Каттегат, но Аслауг уверена, что они справятся. Она внезапно воспряла духом — присутствие Лагерты — стабилизирующая сила, ее воины — долгожданная защита от грядущего вторжения. В тот вечер они устраивают пир в Большом Зале. Лагерта сменила кожаные сапоги для верховой езды на красное платье, и Аслауг не могла не восхищаться поразительной фигурой, которую Лагерта демонстрирует, входя вместе с Сигги в зал с улыбкой на губах. Давно уже Аслауг не видела Сигги такой веселой. Во время трапезы мед течет рекой, и Аслауг даже позволяет Уббе, Хвитсерку и Сигурду выпить больше, чем обычно, по одной кружке, а Ивару — по глотку из своей. — Лагерта, — внезапно говорит Ролло, вставая. Зал медленно затихает. Ролло улыбается Лагерте и слегка покачивается на месте. — Сестра, дева щита. Ярл Ингстад. Ответь мне — ты здесь как наша спасительница или как наша завоевательница? Лагерта улыбается в ответ, но ее улыбка скорее походит на оскал. — Я здесь, чтобы убедиться, что вы все в безопасности, дорогой Ролло, — говорит она. — Здесь мой сын и друзья. Меня эти земли не интересуют, уверяю тебя. — А как поживает твой народ? —Говорит Ролло, игнорируя попытку Сигги усадить его обратно. — Что они думают о своем ярле, оставляющем их одних в эти темные и опасные времена? — Я думаю, ты знаешь, что опасность направлена сюда, — отвечает Лагерта. —Мои земли в безопасности — рядом с трофеем, который является королевство Рагнара, они едва ли стоят таких усилий. — Трофей, который тебя не интересует, — говорит Ролло, разводя руками. — Трофей, который ты так благородно защищаешь для нас. — Ты знаешь так же хорошо, как и я, что сила не была причиной, по которой я подняла щит, все эти годы назад, — говорит Лагерта. — Ты пьян, Ролло, и язык у тебя совершенно не слушается разума. Выйди на улицу и прочисти мозги. Ролло насмешливо кланяется. — Как прикажет ярл, — говорит он и выходит на улицу. Постепенно разговоры и звуки трапезы возобновляются, чтобы снова наполнить зал. * * * Аслауг находит Лагерту в конюшне, она проверяет, как там ее лошадь. — Когда мы были в пути к нему в подкову попал камень, — говорит Лагерта, заметив Аслауг. — Но сейчас он, кажется, в порядке. — Она сердечно похлопывает лошадь по шее. — С Ролло будут какие-то проблемы? — Возможно, — говорит Аслауг. — Теперь, когда ты здесь, он уже не такая большая проблема. — Хм, — только и говорит Лагерта в ответ, проводя пальцами по гриве своей лошади. — Зачем ты подняла щит? — спрашивает Аслауг после минутного молчания. Ее предвидение — дар богов, а не оружие. Оно дает ей проблески плетения, которое является будущим, взгляд на постоянно меняющиеся нити, связывающие вместе то, что должно быть. Но ей еще предстоит найти нить, связывающую Лагерту с миром — возможно, боги скрыли ее от нее, а может быть, даже они не посвящены в ее будущее. Лагерта тихо смеется. — Слава, — говорит она. — Чтобы однажды меня саму вспомнили в сагах. — Ты могла бы стать кюной, — говорит Аслауг, потому что это правда. Лагерта бросает на нее любопытный взгляд. — Как там Ивар? — спрашивает она вместо ответа. — Я видела других твоих мальчиков, но не его. Он здоров? — Да, — говорит Аслауг. — Мне нездоровится, но он смог заснуть. — Хорошо, — говорит Лагерта. — Я хотела бы встретиться с ним, когда ему станет лучше. — Конечно, — отвечает Аслауг. — Он милый ребенок, но злые языки не умолкают. Они говорят, что он –доказательство того, что боги отвернулись от нас. Сначала он родился, потом Рагнар и Хорик проиграли битву с англичанами, а теперь и Хорик, и Рагнар мертвы. Лагерта отходит с лошади, чтобы протянуть к Аслауг руки, и Аслауг прижимается к ней, испытывая облегчение оттого, что на мгновение она разделила с ним тяжесть, лежащую на ее плечах. — Боги никогда не отвернутся от тебя, —говорит Лагерта. — Они преподнесли тебе много даров, кюна Аслауг, и ты прекрасный и достойный правитель для своего народа. — Мне очень жаль, — говорит Аслауг в волосы Лагерты. Лагерта тоже понесла потери. Когда-то Рагнар был ее мужем –она потеряла его дважды, да еще двоих его детей. — Я не сомневаюсь в их воле –они привели тебя сюда, если не иначе. — Мы все уладим, — говорит Лагерта, отступая назад, но по-прежнему крепко обнимая Аслауг за плечи. — Этельвульф будет здесь еще до того, как лед покроет воду, — говорит Аслауг. — Тогда мы будем готовы, — говорит Лагерта, решительно вздернув подбородок, и она так прекрасна в слабом свете луны, когда Аслауг смотрит на нее сверху вниз. Лагерта поднимает руку, чтобы убрать несколько прядей волос с лица Аслауг, и ее теплое прикосновение касается ее кожи. — Я клянусь тебе, — говорит Лагерта. * * * Ивар быстро влюбляется в Лагерту — он ищет ее колени всякий раз, когда видит ее, и как только Аслауг передает его, Ивар сидит там так долго, как ему позволяют, рассказывая ей полузабытые фрагменты саг, которые его мать читала ему о Рагнареке, богах и Вальхалле. Лагерта слушает и смеется, рассказывает ему истории, которых он еще не слышал, и кормит его кусочками зимних яблок, когда они думают, что его мать не видит. Сердце Аслауг согревается, когда она видит, что нашел себе друга в ком-то, кто ему не родня — у его братьев так редко хватает терпения играть с ним. — Мы укрепили береговую линию кольями, — говорит Лагерта, подходя к Аслауг, стоящей за ткацким станком. Лагерта держит Ивара на груди, позволяя ему играть с косами в ее волосах. Она намотала маленькую металлическую цепочку между прядями, и Ивар радостно покачивает ими. — Осталось недолго, — говорит Аслауг, проводя пальцами по мягкой шерсти. — Мои сны наполнены войной. — Мы видим всех, кто причаливает к нашим берегам, — говорит Лагерта. — У него нет элемента неожиданности. Даже если у него большая армия, он не добьется успеха. Он хочет отомстить за свое поражение и слабость, движимый глупыми суевериями. — Лагерта протягивает руку и коротко обнимает Аслауг за шею. — Пусть это успокоит твой сон, кюна Аслауг. * * * Но ее сны не желают успокаиваться. Ее зрение все еще затуманено — она ничего не видит и слышит только крики умирающих и звон стали о сталь. Ночи становятся все холоднее, и она крепко прижимает Ивара к себе, стараясь успокоить себя ровным ритмом его сердцебиения, когда он мирно спит в темные часы, довольный объятиями своей матери. «По крайней мере, я уберегла тебя от смерти», — с нежностью думает Аслауг, проводя пальцами по его волосам. * * * Лагерта умеет сплачивать воинов и народ. Она зажигает надежду и храбрость в их сердцах, проводя каждый час каждого дня среди них, строя укрепления, пачкая лицо в грязи или помогая делать стрелы и точить мечи, легко разговаривая с тем, с кем ей случается сидеть в этот момент. Иногда Аслауг обижается на нее за то, что Лагерта так просто заняла лидирующее положение и пользуется уважением у народа Аслауг. Там, где Рагнар встречал благоговение и восхищение, Лагерта завоевывала любовь и верность. Аслауг потратила много лет, оберегая это королевство от полного разрушения, заделывая дыры в плетении, так аккуратно, что это осталось незамеченным. Аслауг остается в тени, в то время как Лагерта — дева щита, ярл — греется в лучах той самой Славы, которую искала в Но Лагерта — хорошая женщина, хороший друг, и Аслауг благодарна ей за то, что она рядом. Аслауг вышла подышать свежим воздухом и стоит, наблюдая, как Лагерта тренирует своих воинов во дворе, воздух звенит от ее смеха, когда она толчком щита валит человека на землю. Лагерта поднимает глаза, замечает Аслауг и улыбается. Аслауг возвращает улыбку, а ее сердце бешено колотится в груди. * * * — Ты не спишь, — слышит она за спиной голос Лагерты. Аслауг не оборачивается, продолжая стоять на пирсе и смотреть на темное море. — Завтра, — говорит она, и уверенность камнем лежит у нее в животе. — Завтра они придут. — Тогда завтра мы встретим их, — говорит Лагерта, подходя и становясь рядом с Аслауг. — Да, — говорит Аслауг. — Завтра у Каттегата будет конунг. * * * С наступлением рассвета Аслауг и Сигги ведут детей и всех взрослых, неспособных сражаться, вверх по холму к старому заброшенному дому, где они переждут битву вдали от кровопролития. Когда Аслауг поворачивается на полпути вверх по склону, чтобы оглянуться, она замечает паруса на горизонте и ускоряет шаг, ведя впереди себя своих мальчиков. Уббе ворчит, воображая себя достаточно взрослым, чтобы сражаться в защитной стене рядом со своим сводным братом, но его мольбы остаются без внимания. Они слишком далеко, чтобы что-то разглядеть, но не настолько, чтобы звуки войны — крики и лязг стали — не донесли эхо снов, которые мучили Аслауг в течение многих месяцев. Наступает полдень, начинают падать мягкие, мокрые хлопья снега. Если это предзнаменование, то Аслауг не может его увидеть. Только ближе к вечеру, когда холодное зимнее солнце уже садится, к ним присылают мальчика, чтобы сказать, что все кончено, что битва выиграна. Нужно еще многое сделать — лечить раненых, хоронить трупы, восстанавливать королевство, — но Аслауг несется через Каттегат, по окровавленной земле, в комнату Лагерты, врываясь без стука. Лагерта выглядит смертельно усталой, на ней только туника, а волосы и лицо слиплись от пота и грязи. На руках и горле у нее кровь, она вытекает из глубокой раны на бедре. — Ролло мертв, — говорит Лагерта, тяжело опираясь на стул, и наклоняется, чтобы осмотреть рану. Аслауг решительно заставляет ее сесть и опускается на колени, чтобы получше все рассмотреть. Ее пальцы пробегают по татуировке на другой ноге Лагерты, и она краснеет, вспоминая, когда в последний раз прикасалась к этой отметине. Кто-то уже снабдил Лагерту всем необходимым для лечения ее раны, поэтому Аслауг отворачивается, чтобы намочить кусок ткани в воде, говоря: «смерть воина». Втайне Аслауг испытывает облегчение. Она знала, что великие воины падут в этот день, и она рада, что это не Бьерн или Лагерта. — Я не видела его смерти, — говорит Лагерта. Она слегка вздрагивает, когда Аслауг прижимает ткань к ее ране, осторожно очищая ее от крови и грязи — единственное свидетельство боли-легкое сгибание мышц под рукой Аслауг. — Я выросла с ними обоими. Я всегда думала, что мы падем в бою бок о бок. Аслауг не сводит пристального взгляда с раны. — Прости, что я так много отняла у тебя. Аслауг вздрогнула, когда пальцы Лагерты сомкнулись вокруг ее подбородка, заставляя ее посмотреть в лицо Лагерты. — Ты ничего не отнимала у меня, кюна Аслауг, кроме места, которое я больше не могла занимать. Они давно отвернулись от меня, оба. Наступает тишина, и Аслауг заканчивает промывать рану и кладет тряпку, теперь окрашенную в темно-красный цвет. Когда Аслауг начинает зашивать зазубренную кожу, пальцы Лагерты впиваются ей в плечо, и она откидывает голову назад, стиснув зубы от боли. Рана растянулась почти по всему бедру Лагерты, и потребовалось некоторое время, чтобы ее зашить. Когда рана оказывается полностью зашитой, Аслауг наклоняется вперед и откусывает нитку зубами, не обращая внимания на интимную позу, в которой они оказались, пока рука Лагерты не расслабляется на ее плече и не перемещается, чтобы обхватить ее лицо, большой палец задевает ее скулу. — Спасибо, кюна Аслауг, — тихо говорит Лагерта, глядя на Аслауг сверху вниз с нежностью в глазах. Рука Аслауг сжимает невредимое бедро Лагерты, когда она поднимается, чтобы поцеловать ее, другая рука обнимает ее за шею, чтобы потянуть вниз, и Лагерта отвечает охотно, легко, смыкая ноги вокруг Аслауга и позволяя своим зубам дразнить рот Аслауг, прежде чем скользнуть языком внутрь. Аслауг чувствует ее улыбку и стальной привкус крови. Когда Лагерта сидит, а Аслауг стоит на коленях, они примерно одного роста, осознает Аслауг, когда она отстраняется, ее тяжелое и громкое дыхание разносится по маленькой комнате. Лагерта смеется и проводит ладонью по щеке Аслауг, вытирая пятно крови. — Позволь мне помыться, кюна Аслауг, — говорит Лагерта, и ее дыхание застывает на губах Аслауг, все еще достаточно близко, чтобы поцеловать ее. От нее пахнет потом и соленой водой. — У нас еще много работы. Аслауг кивает и встает на ноги, позволяя волосам упасть вперед, чтобы скрыть ее лицо от посторонних глаз, отвержение словно ощутимый укол в груди. Но тут ладонь Лагерты хватает ее за руку, и снова целует ее, и на этот раз улыбается сама Аслауг, заставляя Лагерту прижиматься губами к уголку рта. * * * Аслауг просыпается от крика ворона и видит теплую руку Лагерты, лежащую у нее на бедре, и теплый рот, прижатый к чувствительной коже под подбородком. Аслауг приподнимается и улыбается при виде Лагерты, ее волосы распущены по мехам, грудь обнажена, кожа покалывает затвердевшие соски в холодном утреннем воздухе. Они целуются, губы Лагерты жадно и сладко скользят по ее губам, а рука Аслауг перемещается от плеча к груди и ноге, удивляясь силе и мягкости ее тела, пальцы следуют по линиям змеи на ее бедре и движутся вверх, внутрь, туда, где она открыта и влажна, жаждущая прикосновений Аслауг. После Ивара у Аслауг было слишком много боли и мало удовольствия. Рот Лагерты приносит ей удовольствие, которого она не испытывала уже много лет, и когда она заканчивает, крича, чтобы благословить имя Фреи, слезы горячо текут по ее щекам. Лагерта целует Аслауг, доводя ее до очередного острого, ошеломляющего конца. — Пойдем со мной, — чуть погодя шепчет Лагерта ей на ухо. — Возьми Ивара и Сигги и пойдем со мной. Оставь это место Бьерну. Он будет прекрасным конунгом. — А как же я? — тихо спрашивает Аслауг, довольная тем, что может до конца своих дней свернуться калачиком в объятиях Лагерты. — Кем буду я? Лагерта улыбается и целует ее в щеку. — Я стала ярлом, — говорит она. — Я могла бы взять себе жену. Аслауг закрывает глаза, когда Лагерта снова целует ее, но боги не показывают ей ничего. Возможно, она сошла с пути своей истинной судьбы. И эта мысль не кажется печальной. — Да, — говорит Аслауг Лагерте, подставляя лицо для очередного поцелуя, — я пойду с тобой.