Холод, согрей

В центре пещеры извивается гигантская черная кобра. Каждая чешуйка словно плита из черного стекла, воротник как крыша дома, глазницы пустые, в них клубится дым, но самое страшное – пасть. Круглая как у червя, по краям венец зубов, а за ним еще ряды таких же растворяются во тьме. Эгорд чувствует, в этой глотке – очаг страшной магической силы. Танец замедлился, и голова повернулась к убежищу Эгорда и Тимориса, воротник раздувается, глазницы дымят как печи, в которых перекрыли дымоход. В пасти начала реветь сила, ряды зубов страшно танцуют волнами. Эгорд приблизил к кобре трех стрекоз, но взгляд самой близкой к пасти резко погас, а две другие увидели, как сестру засосало. А в пасти уже скопилось столько силы, что можно даже видеть, как она клубится, на фоне черноты – чернота еще чернее. – Дело плохо, да? – сказала в Тиморисе паника. – Очень. Воины отпрыгнули, укрытие снес выпущенный пастью черный луч толщиной с древний дуб, его потоки были словно река грязи. Луч прожил лишь миг. На земле, где луч протерся об нее, дымит желоб, а в стене – круглый ровный туннель, по нему Эгорд прошел бы, не сгибаясь, оттуда валят черные тучи, и нет сомнений: туннель тянется не на одну сотню метров. По ту сторону стены раскатистый грохот – обваливаются пещеры... Аспид повернул морду к Тиморису, тот подпрыгнул, не вставая, отползает, шаркая задницей о песок, как насекомое. Дым из глазниц кобры пыхнул в сторону Тимориса парой упругих тучек, змея словно отметила жертву. В пасти опять клубится и ревет тьма, кольца зубов волнуются. Тиморис вскочил, сорвался в сторону, и тут же покинутое место смыла черная река смерти. Кобра ведет луч тьмы за воином, тот несется вдоль стены, ноги впереди туловища, из-под подошв летят камушки, исчезают во мраке луча, Тиморис косится за спину. – Ма-ама-а-а-а-а! Луч догоняет, его аура начала разъедать сапоги, вогнутость спины вот-вот совпадет с выпуклостью луча. Воина обволокли розовые хлопья энергии, рука Эгорда сделала жест вверх, и Тиморис взлетел, линия тьмы прошла под ним, Тиморис кричит, переворачивается. Эгорд опустил его, тот пошатнулся, но устоял. Луч развернулся, но заряд в пасти кобры иссяк, черный мост вмиг растаял, осталась прожженная дуга вдоль стены, похожая на сплющенный беззубый рот, как у жабы, которая еще и любит покурить – изо «рта» валит дым. Треснуло так, будто молния хлестнула прямо над головой, – потолок расколола трещина, пещера задрожала, Эгорд примерз сапогами к земле, чтобы не упасть, посыпались ручейки камешков и песка, но дрожь стихла. Эгорд швырнул в кобру мощный ледяной снаряд. Змея резко развернула морду, плюнула в него чернотой – даже не луч, просто комета. Белый и черный шары поглотили друг друга, исчезли. На край змеиного воротника, оставляя за собой розовый шлейф, приземлилась Леарит, перекатилась на макушку, а на другой край спрыгнула Велира, золотая летучая мышь в ее руках распалась на сабли. Кобра зашипела, помотала башкой, но девушки удержались. Леарит вонзила в чешую на макушке меч, а Велира обрушила саблю меж глазниц, но клинок Леарит вошел лишь немного, а сабля вообще отскочила, не оставив и царапины. Кобра взвилась кольцами во все стороны, словно резко распустился кошмарный цветок, тварь запрокинула голову, и девушки слетели как куклы, с криками закувыркались в воздухе. Леарит смягчила падение, укрывшись в сферу света, шар покатился по камням, а вот Велире пришлось ограничиться навыком группироваться при падении – ударившись, выронила саблю, покатилась как бревно. В диком танце змея повернулась к пиратке, заревела. Плюнула отрезком тьмы, но Велира, лежа на спине, успела соединить сабли, вспыхнула красным золотая летучая мышь, утащила хозяйку вверх. Тьма прожгла в земле плавно уходящий вглубь туннель. На ледяных крыльях Эгорд пролетел над Леарит, та поднималась на ноги, он ловко поддел руками, как крючьями, под мышки, оба взмыли ввысь, а на земле, откуда Леарит исчезла, зачадил еще один туннель. Эгорд облетает пещеру по кругу, перехватил Леарит, она оказалась в его руках как невеста на свадьбе. Кобра следит за ними, в колодце зубов копится заряд темной силы. Пещера грохочет, как рассерженный зверь, пробужденный от тысячелетней спячки. Тиморис внизу подпрыгивает, руки машут крест-накрест. – Скоро все рухнет! Надо убираться! Что-то протаранило Эгорда сбоку, закрутило, чуть не выронил Леарит, она повисла над коброй. Воин-маг рывком подтянул к себе, она ухватилась за его плечо. Кобра плюнула луч, потоки черной силы погрузились в потолок, а Эгорд с Леарит, кувыркаясь в связке, падают, Леарит укрыла себя и Эгорда световой сферой. Змея развернулась к упавшим. Эгорд помогает Леарит подняться. – Солнце, ты цела? – Вроде бы... Эгорд, твое крыло... Крыла и правда нет – парует оплавленный ледяной пенек. – Пустяки, вырастет. Над коброй, около дымящегося колодца в потолке, парит темный маг. Тот самый, единственный выживший, трусливо сбежал с поля боя, а теперь, кажется, вновь набрался смелости, ощутив поддержку архимагов. – Эгорд, опять! – крикнула Леарит. Кобра, извиваясь, подползает, за глазницами тянутся ленты дыма, в пасти опять бурление тьмы и рев. Перед носом кобры мелькнула Жея, Леарит ее выронила, когда та была мечом, а теперь Жея снова птица, пытается клевать гада, бить крыльями, кричать, сбивать с толку. – Жея, прочь! – кричит Леарит, чуть не плача. – Не смей! Из пасти твари вот-вот вырвется черная колонна, если такая коснется птицы даже краем, от нее и золотых искр не останется. Жея, хоть и крича, отлетает в сторону. Эгорд отбросил Леарит, зарядив ее облаком телекинеза, та улетела по дуге далеко, а воин-маг втянул в спину крыло. Змеюка рыгнула тьмой. Эгорд успел вскинуть руки, перед ним мгновенно выросла скала льда, ее рост продолжился в сторону кобры, и эта ледяная гусеница боднула «головой» острие черного луча. Ледяными нервами, которыми пронизан белый хребет скал, Эгорд ощутил противодействие силы, какой не приходилось испытывать, наверное, со времен битвы с Зарахом в царстве демонов. Черные мечи, что пронзали в камнях бесконечные туннели, теперь пожирают лед с тем же голодом – ледяные глыбы, едва возникнув, исчезают, точно призраки. С ревом и треском граница белого и черного колеблется на середине между коброй и воином-магом. Его руки трясутся, словно пытается удержать цепь, к которой прикован буйный дракон. Эгорд яростно ревет, в какой-то момент даже удается оттеснить черный поток к кобре... Но в следующий миг черный бур прогрыз половину ледяных скал, а оставшиеся едва сдерживают напор. Боевой рев Эгорда перетекает в стон боли, ноги подкашиваются. Он упал на колени, но трясущиеся руки еще держатся перед ним на весу, и лед продолжает намораживаться. Если бы ничего не мешало, уже наморозил бы ледяной пояс через весь остров, от берега до берега, и дальше, по дну океана. Ручьи пота на лице превращаются в лед, эта маска трескается, осыпается, стон Эгорда срывается в нытье... Последняя глыба льда исчезла, и близость темной силы швырнула Эгорда назад, но в этот миг заряд в пасти кобры вновь иссяк. В тишине – грохот доспехов Эгорда о землю. Кобра кашляет, из норы зубов отрыгиваются дымовые тучки. – Эгорд! – Эгорд! Воин-маг почти без сознания, его тошнит, сквозь тяжелые веки просачивается мутная картина потолка, глаза жжет. Топот... Он все громче – земля дрожит. Топот оборвался, руки Эгорда поднимаются, под мышками и плечами теплая опора. Запах вина, такое пьет Тиморис, а еще духов Леарит. Какая-то сила тянет вверх с двух сторон, в плечевых суставах приятное жжение, тело поднимается вслед за руками, сапоги пытаются упираться в землю. Эгорд моргает, в качающемся мареве виден черный хлыст с пышным воротником и пастью червя. Над тварью парит темный маг. Смеется. Обнимая Эгорда, Леарит кусает его шею, как вампир, только не высасывает жизнь, а питает Эгорда исцеляющими силами. Жея осыпает воина-мага целебными искрами, Тиморис вливает в оледеневшие губы зелье из флакона. Сбоку от темного мага, что завис над коброй, в десятке метров вспыхнуло солнечным светом, Эгорд увидел призрак Камалии – синие прямые волосы каре, облегающие белые одежды, белый плащик, посох. – Во имя богов! – крикнула. Маг развернулся к ней. К нему в ладони из рукавов сутаны полились густые ручьи черной грязи, но не проливаются вниз, а вытягиваются в грязевые сабли. По клинкам, как по жилам, что-то пульсирует, пальцы сжались на полужидких рукоятках. Темный полетел на Камалию с боевым воплем. Та метнулась навстречу еще быстрее, пролетела сквозь мага, остановилась. Маг тоже. Сабли качнулись, словно удерживая равновесие. Вытянутая рука Камалии по локоть в крови, кулак сжимает сердце, оно бьется, разорванные жилы льют багровое. На маге ни царапины. Но изо рта плеснулась порция крови. Фигура в сутане ударилась о землю, не шевелится, сабли растекаются лужами грязи. Жрица нацелила посох на кобру. – Эй, гадина! Из набалдашника в голову твари ударил белый луч. Не гаснет, звучит, прожигая в черепе ямку, та дымится. Сердце мага в кулаке Камалии не перестало биться – наоборот, бьется чаще, выросло так, что пальцы разогнулись. Сердце налилось красным светом, словно не из плоти, а из раскаленного железа. Кобра замотала головой, как собака после купания, сбив с себя назойливый луч, раздраженно воет, дыма из глазниц как на пожаре, тело изгибается бешено. Камалия кинула сердце в зубастую пропасть. Оно исчезло в глубине, и зубы внешнего кольца сомкнулись в клюв, глазницы пыхнули дымом упруго. Змея будто поперхнулась. Вспышка – и Эгорд ослеп, призрак Камалии разорвало на мелкие частицы, а остальных отбросила ударная волна. Эгорд сумел оторвать затылок от щебня, сквозь отступающую слепоту видно, как отмирают последние огненные клубы, дымовой гриб разбивается о потолок, заволакивает его, а внизу за кулисами дыма мелькнула агонизирующая туша кобры. Там, где была голова, теперь развороченное мясо. Эгорд перевалился на бок, к Леарит, помогает ей (и себе) встать. Сзади ругается Тиморис. Рядом с ними солнечная вспышка – вновь явилась Камалия, невредимая, помогает подняться Тиморису. – Спасибо, родная! – говорит он сквозь кашель. – И за этого глиста в чешуе тоже... Она тревожно оглядывает всех. – Целы? – Вроде бы, – ответила Леарит. – Ты вовремя, Камалия, благодарю! – говорит Эгорд. – Как нас нашла? Только не говори, что увидела бегущего Тимориса и увязалась за ним, думая, не нужна ли помощь... – Нет, просто почуяла, что вам грозит опасность, – отвечает Камалия в недоумении. – Я теперь соткана из мыслей, потому и чужие мысли чувствую лучше, чем все прочее. Нашла место вашего привала, стала проверять ближайшие пещеры. И вот. Туша кобры превратилась в архимагов. От одного – лишь куски тел, кровавая каша с лоскутами одежды и щепками от посоха. Отмучился. Второй отползает на четвереньках, руки дрожат, рогатый шлем в стороне, длинные седые волосы как пучок дохлых водорослей. Архимаг кряхтит, кашляет, за ним кровавый след, но все же он – самый целый из трех. Его мучения еще впереди. А вот третьему хуже всех, его муки в самом разгаре. Велира с яростным ревом тычет его саблями снизу вверх под дых так часто, что старик не успевает осесть на землю, его подбрасывает снова и снова, изо рта брызжет кровь, стоны захлебываются. Наконец, разбойница прекратила, старик упал, давно уже мертв, вокруг красные лужи и кляксы, Велира тоже вся в крови, дышит свирепо, сабли трясутся. Отдышалась, начала раз за разом обрушивать сабли на труп, отсекая по куску. – Заблудшая душа, – горько произнесла Камалия. – Надо ее остановить, – говорит Леарит. – Бедная девочка... Тиморис выходит вперед. – Дочка, упокойся! Эгорд положил ладонь ему на плечо, мягко потянул назад. – Ты для нее как красная тряпка для быка. Повернул лицо к Леарит. – Любимая, попробуй ты. У тебя талант дипломата, усмиряешь даже Хафала... Пещеру встряхнуло. На стенах скривили рты свежие трещины, свод рыдает уже не только крошками, но и крупными глыбами, Леарит схватилась за Эгорда, Велиру отбросило от изуродованного трупа. – Вам нужно уходить, – сказала Камалия. Тиморис глазеет поверх голов в разные стороны. – Только куда? Эгорд налаживает связь со стрекозами... Те показывают выходы из пещеры. Завалены. У одного из выходов Милита – окончила завал, улетает. Велира заметила архимага, который отполз, она идет к нему, порыкивает, на лице явное намерение превратить в такой же фарш, какой сотворила только что. Из дымного колодца, прожженного в потолке коброй, падает огромное блестящее ядро бурых сегментов, на полпути к земле развернулось в человека-скорпиона, хлещет хвост, лязгнули, раскрывшись, клешни, горит зелень глаз, эхо рычания. Ступни Хафала вмяли в твердь поясницу ползущего архимага, хрустнуло, архимаг взвизгнул как крыса. Не шевелится. Демон, согнувшись на теле жертвы, как дикарь, жадно крутит головой в поисках новой добычи. Взгляд уцепился за Милиту, та уже вернулась из пещеры, через которую ушли все ее слуги, Милита зависла на крыльях сбоку от прохода. – Опять ты, Яморова сука! – прорычал Хафал. Спрыгнул с убитого, клешни схватили труп за плечи, протащили в воздухе по кругу, и мертвый архимаг взлетел по дуге. Падает на Милиту... Та отбила крылом легко, как мешок с сухими листьями. – Надоел, выродок Зараха! Эгорд увидел, что рядом с Милитой, во мраке прохода, сияют фиолетовые глаза... Некромант. Тот самый, Эгорд видел его с Милитой столько раз! Ямор, что же их объединяет? Во мгле блестят складки серого плаща, некромант парит, покачивается вверх-вниз, треугольник под капюшоном черный, лица не видно – только глаза. – Все надоели! – рявкнула Милита. Начала приближаться, и Эгорд напрягся. Если она вступит в бой, кристалл в ее нагруднике подавит любую магию, и против этой бестии сможет драться разве что Хафал, да и тот вряд ли продержится долго. К Милите сзади подплыл некромант, обнял за плечи, что-то шепчет на ухо. Милита испепеляет Хафала взглядом, но слушает. Некромант отплыл чуть назад. Ждет. Милита оглядывает пещеру поверху, коварная улыбка. – Смерть уже над вами! Развернулась, ее проглотил мрак. Хафал озирается, вокруг трупы магов, хлам от големов, ямы снарядов, дым, прожженные коброй туннели... – Кажется, я пропустил много интересного, ха-ха! Нашел взглядом Велиру. – О-о, да ты неплохо повеселилась, девка! Вся в кровищи, вот это понимаю! А то цветочки да ягодки собирала, тоже мне, развлечение... Смуглянка вдруг впечаталась ему в грудь, обняла не выпуская сабель, нос уткнулся в хитиновую грудь, демон аж пошатнулся, глаза на миг округлились, а из-под черных кудрей – скупые хныки. – Да ладно, че ты... Демон обнял хвостом за талию, прижал к себе клешней, но не чтобы утешить – просто лапает, по роже растеклась ухмылка. – Знаю, знаю, эти гады, – небрежно ткнул клешней в Эгорда и спутников, – наверное, всех перебили, а тебе не оставили, но не хнычь. Новых поймаю, гору мяса нашинкуешь, ха-ха! Велира выдавила что-то вроде «ага», вжалась в демона сильнее. – Ну ладно, все, все, – Хафал пытается от себя отцепить, – уже всего соплями измазала! – Как ты меня нашел? Надо же, не «нас», а «меня»... – Да увидел, что твой папаша куда-то сорвался, вот и рванул следом... Эгорд со вздохом покачала головой. Некромант все так же парит с равнодушием... Рука поднялась, над ладонью заклубился фиолетовый сгусток. Сфера набухла, и некромант толкнул ее в сторону, та полетела вдоль стены извилисто, как собака-ищейка, что-то вынюхивает... Пролетев над ледяными обломками мавзолея, сфера зависла над кладбищем. Нырнула в землю между могилами, растеклась в ней, могилы мягко вспыхнули и погасли. Некромант вплыл в тень прохода, и на месте того возникла стена. Будто была там всегда. А ледяная плита, что укрывала могилу гнома по имени Бам Дверной Стук, разорвалась на осколки, высунулась костяная рука в гномьих доспехах, ее пропитывает лиловая энергия, кулак сжимает топор-кирку. Разлетелись и комья земли на могиле минотавра, тот уже наполовину вылез, лапа схватилась за торчащий вместо надгробия топор, тот покосился, шлем слетел с наконечника. Минотавр повернул пустую ладонь к шлему, тот загорелся фиолетом, влетел в лапу, минотавр водрузил шлем на голову, на край могилы грохнулось запечатанное в сталь копыто. Земляные чрева, кровоточа фиолетовой силой, выпустили жреца Альтеона, кузнеца Дорафа и его невесту-оборотня Силиссу.