Взрыв!
Боль исчезла в белизне, а холод сменился теплом. Ориентации в пространстве нет, будто голый мозг без тела. Или даже голое сознание без мозга. Но удар – такой далекий, словно тело размером с целый мир – сообщил, в какой стороне твердь.
Рвануло само – Эгорд не давал команду. Похоже, энергии накопилось столько, что коконы обоих ядер не смогли ее сдержать – лопнули. Вот только как Эгорд понял это, если должен быть мертв? Он что, уже в загробном мире?
Истошный клекот.
А еще – женский крик, полный боли, но не Леарит...
Белизна неохотно рассеивается, Эгорд видит свои руки, в крови, пальцы вгрызлись в лед алтаря. Движения приносят боль, но голова все же поднялась.
Впереди на льду – Милита. Пытается встать с колен, доспехи дымятся, словно тают, а кристалл в нагруднике искрится, в трещинах.
– Не может... быть, – простонала.
У Зесса-Клессы сквозная рана в боку, словно его проткнуло копье толщиной с бревно, лапа зажимает хлещущий синий ручей, из клюва с морозным дыханием сыплются жемчужины замерзшей крови, щупальца извиваются медленно, как клубок умирающих змей. Полудемон пробует встать с опорой на крылья.
Такая же брешь в животе некроманта уже заполнилась фиолетовыми хлопьями света, на их месте появляется новая плоть.
А с горы вновь прилетел веер из трех толстых лучей сочного белого света с зеленым оттенком. Два пронзительных стона – Милиты и Клессы, и глухой некромантский, всех троих отбросило поверх Эгорда, по нему скользнула тень Милиты, и демонесса врезалась в статую Малиина. От верховного божества откололись куски, Милита упала ему под ноги, доспехи полностью превратились в дым, исчезли, и Эгорд ощутил, что магию теперь ничто не сдерживает, дышать стало легче – лечебные чары вновь принялись за дело.
Клессу пронесло между статуями, упал за алтарь, но щупальца успели оплести ноги богов. Огромная туша с трудом вытянула себя на берег алтаря, но теперь у Клессы вторая рана, в плече. Зеленый огонь в глазах мерцает, словно вот-вот угаснет.
Леарит лежит около Эгорда ничком. Ни тело, ни россыпь золотых волос не шевелятся. Эгорд испугался. Преодолевая боль, подполз, мужская ладонь схватила девичью, и Леарит тут же колыхнулась, пальцы Эгорда услышали ее пульс. Исцеляющие чары в доспехах супруги жарят как кочегары в гномьей кузнице.
Тиморис валяется далеко, но шевелится, слышна хриплая матерщина.
Из всех сумел устоять лишь некромант – удар луча отбросил его, но тот плавно замедлился в воздухе, дыра в туловище опять начала зарастать. Некромант подлетел к Милите, помогает ей обрести равновесие.
– Мои доспехи! – кричит Милита ослабевшим голосом. – Не может быть, они подавляют любую магию, кроме...
Кроме демонической.
На вершине ледяного выступа – фигура в белой жреческой одежде, в руках посох, на груди знак солнца. Складки колышутся на ветру, на них все еще блестит кровь. Но в одеяние Халлига облачен не он. Под белыми тканями – панцири хитина. За жрецом медленно извивается огромный скорпионий хвост. Жвалы и челюсти сомкнуты, из-под шипастых бровей горит яркая зелень глаз.
– Что?! – не верит Милита.
Даже Леарит сумела приподнять голову, чтобы увидеть.
– Не может быть...
Склон вокруг Хафала завален трупами демонов и костями скелетов, все мерцает слабой зеленоватой энергией. Выше дымится край земляной пещеры. Видимо, Хафал прожег ее, выбираясь из подземелья крепости.
Вот кто вошел в комнату! Сколько же он там пробыл?
Голова человека-скорпиона склонилась, ладонь коснулась амулета на шее, тот исчез в кулаке. Пластины на руках черные, от них исходит дымок. А новые волны демонов и скелетов уже бегут к Хафалу, как бешеные собаки, даже когти и мечи не пригодятся – расплющат одной массой.
Хафал раскрутил над головой посох, из набалдашника выстрелил сочный зеленовато-белый луч, разрубил по кругу, как меч гиганта, кишащую орду костей и плоти. Клинок света резанул и по статуям богов, за одну из них метнулся Клесса, некромант успел пригнуть Милиту и пригнуться сам. Статуи не пострадали. А вот пластины на руках демона стали чернее, дым от них повалил густой, из полопавшегося мяса капает кровь.
Эгорд и Леарит помогают друг другу подняться, Тиморис опирается на саблю...
В длинном прыжке человек-скорпион приземлился на алтарь, от ступней брызнули осколки льда. Спина уже прямая, как посох рядом с ним.
Неспешным шагом Хафал идет к центру алтаря.
Мимо Эгорда пролетела, как шторм, фигура в костяных доспехах и облаке фиолетовой силы, перчатка в замахе, за когтями тянутся лиловые полосы. Вместе с бандой скелетов, что забрались на алтарь, некромант несется на Хафала.
Из того вырвался купол света с зеленым окрасом, энергия разлетелась круговой волной, раскидала живые кости, как ветер – солому. Некромант с разгона ударил перчаткой, но ее встретила огромная клешня, Хафал резко взбух, одежда затрещала. Из глаз два зеленых луча пронзили грудь некроманта. Хвост скрутил и поднял над алтарем. Демон смотрит некроманту в глаза очень близко.
Складки на лице служителя смерти медленно разглаживаются. Окровавленные губы сложились в улыбку.
– Наконец-то...
Фиолетовое облако вокруг него зеленеет, некромант расщепляется на зеленую энергию, она разлетается как пух. Лиловое сияние на всем острове погасло – сила покинула кости. Скелеты дружно рассыпались, подняв тучи пылевого мусора. Грохот такой, будто рухнул дворец.
Кожа вокруг глаз Хафала почернела, блестят и вьют дымок ожоги. Веки подрагивают, но демон не позволяет им опуститься.
– Сзади! – крикнул Эгорд.
Демон развернулся спокойно, туша Клессы за миг до столкновения с ним замедлилась.
Смотрят друг другу в глаза. Щупальца, нацелившиеся было пронзить Хафала, отплыли и... начали странный танец – словно поссорились и пытаются друг на друга напасть, но между ними какой-то непреодолимый барьер.
Клесса вдруг выгнулся, лапы вцепились в голову, пронзительный клекот в небо. Полукровку бросает из стороны в сторону, крылья расшвыривают ледяные камни, а Клесса все кричит, не выпускает череп из капкана когтей.
Ядовито-зеленый свет глаз сменяется оранжевым, как прежде.
– Он борется! – воскликнула Леарит.
Клесса согнулся как засохший росток, стонет приглушенно, крылья замерли, но подрагивают, щупальца вросли в лед, словно Клесса решил приковать себя, чтобы не натворить бед.
Рядом с ним появился призрак Камалии – одежды окровавлены и порваны, от плаща лишь обрывок, волосы растрепаны. Видимо, последствия встречи с Зессом. Камалия бросилась к пернатому гиганту, обняла его плечо и голову.
– Клесса! Я с тобой, я рядом!
В ее объятиях он перестал стонать, но крылья трясутся, алтарь трещит от щупалец, которые врастают в лед глубже, но в то же время полны жажды вырваться, исполнить волю Зесса.
– Ты сильнее его, – шепчет Камалия. – Самый сильный из всех, кого знаю!
Лапы отпускают голову. Блестят синей кровью ранки от когтей. Зеленый и оранжевый цвета в глазах борются, перетекая один в другой, как маятник.
Когти накрыли плечо, где лежит призрачная женская ладонь.
– Камалия...
Призрак начал бледнеть, Эгорд успел заметить испуганно-удивленный взгляд Камалии, когда она смотрела на свои тающие руки, а затем исчезла вовсе.
Из глаз Клессы хлынули бирюзовые искры – два мощных ручья льются на лед, из них стекается, вытягиваясь вверх, фигура с чертами Камалии. Девушка на коленях, спиной к Клессе, все еще удивленно смотрит на руки.
Настоящая Камалия! Из плоти и крови!
Клесса изгнал ее из своего разума.
Жрица резко обернулась, волосы хлестнули по лицу, в этот момент Клесса закричал, разрывая небо. Щупальца вырвались из алтаря, разметав осколки, и вонзились в мускулистый рельеф живота, клекот оборвался, клюв упал на грудь, выпустив синий ручей. Клесса рухнул на руки. Там, где начинаются крылья, торчат четыре окровавленных щупальца, кошмарный цветок.
– Нет! – крикнула Камалия.
В глазах Клессы все еще пылает борьба двух воль – зеленой и оранжевой.
Он надсадно взвыл, цвет лавы в глазах вспыхнул ярко, и концы щупалец и крыльев замерзли. Превращение с треском ползет по чешуе и перьям к туловищу, оставляя за собой лишь прозрачный, дымящий морозом лед.
– Клесса!
Камалия метнулась к нему стрелой, он выбросил руки навстречу, оттолкнуть, но девушка опередила – обняла, прижалась к могучей груди. Плачет.
– Зачем?!
– Зарах создал меня таким, – хрипит бас бывшего генерала демонов, – податливым к чужой воле, чтобы я служил ему. Мне не одолеть волю Зесса. Но если убью себя – умрет и он.
Жрица запрокинула голову, блестящее от влаги глаза обращены к глазам Клессы.
– Мы победили бы его там, в нашем мире! Почему выгнал меня?!
Клесса пытается мягко отстранить, но Камалия вжалась намертво.
– Отпусти.
Клюв нежно погладила женская ладонь.
– Отпустить смысл жизни?
Клесса замер. Тихо трещит обращающаяся в лед плоть, хрустальная смерть почти добралась до туловища.
– Вместе, слышишь? – шепчет Камалия. – До конца!
Клесса смотрит на нее, как отец, впервые взявший на руки дочку-младенца. Бережно прячет в себе, Камалия с улыбкой тонет в объятиях, веки опустились, и границы между Клессой и Камалией растаяли – двое стали одним.
Сквозь щели под веками Клессы повалил густой дым. Но выбраться из умирающего разума целиком Зесс не успел – лед добрался до мозга полукровки. На алтарь шмякнулось туловище без ног, Зесс пополз на руках прочь от ледяной статуи Клессы, что-то хрипит, из разрыва в брюхе торчит позвоночник, валит дым, льется черная кровь и разматывается хвост кишок. Зеленый огонь в глазницах дрожит.
Клесса и Камалия превратились в скульптуру чистого льда. Даже в сумеречном свете водяной хрусталь сияет звездочками, а под вспышки молний рассеивает отсветы, от статуи стелется туман холода.
Половина Зесса проползает рядом с Эгордом и Леарит.
Воин-маг сковал его ледяными оковами, из ножен вынырнул меч, но спустя миг Эгорд вручил оружие Леарит. Та кивнула.
Подошла к Зессу. Тот шипит, пробует вырваться.
– За Халлига!
Клинок вонзился в поясницу главаря убийц, тот выгнулся, его затрясло. Меч вышел, по кровостоку стекает черное.
– За Жею!
Утонул меж лопаток. Зесс взвизгнул, из пасти выбило отвратный фонтан, тварь упала, подергивается в конвульсиях.
– За Камалию, за Клессу!
Леарит вонзает сталь в змеиное мясо вновь и вновь.
Ее вынудила остановиться только усталость. Зесс еще жив. Ему в череп вломился каблук, хруст, пасть резко распахнулась, челюсть перекосило, на лед брызнула каша мозгов, глаза вспыхнули ярко – и потухли.
С криком ярости Леарит отрубила гаду голову – и упала на колени, меч из пальцев вывалился. Эгорд упал рядом, девушка спрятала лицо в его груди, комочек ее тела вздрагивает в руках Эгорда как раненое сердце.
Милита в позе загнанного зверя у подножия статуи Малиина, как зачарованная, не верит в происходящее, хвост машет, словно кошачий.
Хафал неспешно вышел в центр алтаря. Колено коснулось льда, посох служит опорой. Голова склонилась, хвост как волна спокойного моря. Вокруг светлеет – демон в одеждах жреца излучает нежную зеленую ауру, от которой Эгорду физически становится лучше. Леарит подняла мокрые глаза, в них заблестели отражения зеленого. Тиморис выпрямляется, ощутив силы...
Жвалы демона раскрылись.
– Я служу солнцу...
Милита зарычала. Рука вскинулась вперед, глаза вспыхнули.
Орда ее слуг демонов перестала хаотично месить лапами остров, мародеры оставили в покое руины крепости, прекратились междоусобные драки. Тысячи глаз-углей повернулись к алтарю.
Милита сжала кулак, и орда хлынула, загрохотала.
Первая волна захлестнула алтарь со всех сторон. Демоны вбегают под купол ауры, их кожа уродуется ожогами, со стонами боли и бешенства твари отступают. Самые стойкие пробуют прыгнуть на читающего молитву через священный свет, но сгорают в пепел, не долетая, а их осторожные сородичи в бессилии шипят.
– Если скажет солнце, что я – тьма,
И начну творить дела темные,
То я – воистину тьма.
Если скажет солнце, что я – тьма,
Но продолжу творить дела светлые,
Значит, солнце затмили тучи.
Голос Хафала начал дрожать, пластины почернели, задымились, кожа между панцирями будто поджарилась на огне, одежды мокрые, с них валит пар. Молитва причиняет боль, как и демонам, что пытаются прорваться. Сына Зараха спасает лишь то, что он более выносливый, чем эти низкосортные вши.
Эгорд, Леарит и Тиморис – под защитой зеленоватого света вокруг Хафала, этот ореол не пускает демонов, даже Милита пятится на край обрыва, чтобы не быть задетой.
– И если в небе – лишь тучи...
Молитва прервалась стоном. Одежды и посох Хафала невредимы, но сам он – как обугленная головешка, из него валит дым, пластины от жара трескаются, тлеют, слой за слоем он них отрываются хлопья пепла. Кожу будто облили кислотой.
Вокруг алтаря кипит стена демонов, купол света ее теснит, но армада по приказу хозяйки идет на штурм, задние не видят, чему подверглись передние, не знают, что ждет их самих, поэтому напирают, бегут по головам, плечам и спинам, и стена агрессивного мяса растет, эту ораву приходится сдерживать людям.
Хафал выронил посох, упал на локти. Пластины рассыпались, обнажив черное от ссыхающейся крови мясо, но и эти корки ломаются, выпуская новые ручьи. Хафал похож на старое засохшее дерево. Лоб почти касается алтаря, его лед остужает голову, но сам превращается в воду и пар. Веки расплавились, заклеили глазницы черно-красной мясной глиной, демон слеп как новорожденный щенок. То, что осталось от лица, перекошено сухой гримасой. Похоже, физический ущерб впервые причиняет ему боль.
В его ауре защитники успели излечиться, Эгорд швыряет лед, Леарит рубит мечом и лучами, Тиморис – саблей. Но купол света начал быстро сужаться – демон умирает. Толпа его низших братьев тут же навалилась как цунами, с такой массой не совладать, людей накрыла тень, они пятятся, Эгорд прижал Леарит к себе...
Но Хафал, стоя на коленях, вдруг распрямил спину, грудь выгнулась парусом, голова запрокинулась к небу.
– Все равно! Я верен!..
Тело вспыхнуло оранжевым пламенем. Оно не трогает одежду, но плоть лопается, рассыпается, демон быстро худеет, оголяются кости, щеки дырявые. Глаза как вареные яйца.
– Солнцу!
Купол света взорвался, волна мощи смела демонов как пыль. Хафал рухнул ничком, пламя на нем погасло.
Люди по колено в сугробах пепла, он оседает как черный снег. Милиту спасло то, что закрылась крыльями, перепонки между фалангами сгорели. Но ее слуг на острове все еще много, как фарша на сковороде, продолжают падать из огненных порталов...
Хафал не шевелится. Да и как может шевелиться… это? Мышц почти нет, кости голые, запах – будто на вертеле жарили кабана, а вокруг кипят и паруют черные от золы лужи.
Эгорд и Леарит осторожно подходят...
Хафал скукожился как младенец в утробе. Подергивается. Глазницы пустые, будто скорлупа орехов... Но демон что-то бормочет.
Эгорд опустился рядом на колено, ладонь коснулась грязной воды, и бурлящие лужи стали застывать. Лед обступает Хафала, похож на кратер вокруг вулкана. В морозе танцуют снежинки. Лечить такое смысла нет, но хотя бы остудить боль...
А демон шепчет:
– Холод, согрей.
Тьма, озари.
Солнце не в небе...
Трухлявый каркас ладони подполз к шее. Веточки, что были когда-то сильными пальцами, зацепили амулет Велиры, сжались вокруг флакончика с ее кровью в хрупкий кулак.
– Солнце... во мне.
Тучи в небе расступились, из небесного колодца на демона опускается столп яркого, но мягкого света. И этот свет не разрушает демона – наоборот, плоть начала быстро нарастать. Эгорд наблюдал подобное, когда Леарит была крылатой: боги в назидание обрушили на нее шторм молний, но ее божественная природа стремительно исцелила тело.
Мышцы, сухожилия, паутина жил... Словно армия невидимых ткачей плетет кокон нового мяса, оно покрывается кожей. Набухают, будто шляпки грибов, хитиновые пластины. Демон задышал глубже и ровнее, отросшие веки поднялись, из них хлынул знакомый свет, от этих зеленых сфер отрываются круглые искорки и неспешно плавают рядом, как светлячки вокруг гнезд.
Хафал медленно поднялся на четвереньки, ладонь нащупала посох. С опорой на него человек-скорпион выпрямился, глубоко вдохнул и выдохнул, глаза вязко моргнули. Хафал поднял их к небу – откуда на него льется свет.
Эгорд не раз видел в храмах обряд посвящения в Светлый Орден. Луч опускался на того, кого боги принимали в жрецы.
– Витор...
Им завладело чувство, которого ждал с момента, когда Зарах убил Витора. Умиротворение. Оно так и не пришло, когда погиб Зарах. Но сейчас...
– Я отомстил.
И показалось, что там, в просвете, мелькнули такие знакомые черты лица – Витор улыбнулся.
