Падение

Юля чувствует, что почти достигла дна. Ещё чуть-чуть и конец, конец паденью длинной в пару десятков лет. В какой момент оно началось? Женщина не знает. Не знает, когда простая, понятная на 10 шагов вперёд жизнь начала рушиться, а сама Юля оступилась неловко и полетела в объятия черной пустоты. Может, когда Алексей начал активно высказывать недовольство властью и несогласие с системой. Или когда Юля без раздумий произнесла в ЗАГСе заветное «да», зная, что никогда не откажется от этой клятвы. А то и ещё раньше, когда она отзеркалила мимолётно солнечную улыбку милого паренька из экскурсионного автобуса. Неизвестно, как это началось. Но вполне понятно, как и когда закончится. Плачевно и очень скоро. Вот и весь разговор. И Юля не дура, она это понимает. Поэтому, когда они с Ваней в очередной раз выпивают у неё на кухне и Жданов спрашивает, каким Юле видится будущее, она кривит губы в обречённой улыбке приговорённого к казни и цитирует Ахматову: «Муж в могиле, сын в тюрьме, помолитесь обо мне». Ваня на это только фыркает невесело и выдаёт сквозящее сарказмом «Оптимистично». — Зато честно, — серьёзно говорит Юля, залпом допивая свой бокал белого полусухого. А уже на следующий день она сидит на холодном стуле в полутёмной ледяной комнате 3*2 напротив двери, из-за которой вот-вот появится её муж. В ней — двойная доза успокоительного и чувство неизбежного скорого удара о дно пропасти. Ей страшно и больно, ей хочется плакать, хочется сбежать, потому что она от этого устала. Хочется крикнуть «Стоп игра! Я выхожу!», чтобы бездна выплюнула её обратно наверх, на твёрдую землю. Но от этих желаний-слабостей не остаётся и следа, когда перед собой Юля наконец видит мужа, измученного этой изощрённой тюремной пыткой. Худой до невозможности он напоминает ей узников концлагерей со старых фото, и даже сама Навальная не может сказать, как ей удаётся не разрыдаться в этот момент. Не знает и откуда берутся силы на улыбки вперемешку со словами поддержки. Лёша за стеклом через слово признаётся жене в любви, шутит, смеётся, и это при том, что он с трудом шевелит губами и после каждого длинного предложения ложится на стол. Юля в эти моменты шепчет в трубку что-то успокаивающе-нежное и украдкой смахивает слезинки. Если плакать, то только не при нём. Потому что как бы ей ни было трудно, до какой бы степени отчаяния она не дошла, ему сейчас тяжелее. Если у неё уже нет надежды, то пусть она будет хотя бы у Лёши. — Передавай всем привет. И не грусти, бельчонок, — Навальный хочет улыбнуться пошире, но выходит плохо, говорить дальше не хватает воздуха, и он откладывает трубку, роняя голову на сложенные на столе руки. — Всё будет хорошо, — вместо него договаривает Юля, и часть её всё ещё в это «хорошо» верит. Потому что в этом «хорошо» вечером ей предстоит убеждать детей. Захара, который уже несколько месяцев живёт у бабушки с дедушкой и, хоть он мальчик умный, не понимает, почему мама не может быть с ним чаще пары раз в неделю. И Дашу, которая тщетно пытается скрыть тёмные круги под глазами и судорожно прячет случайно попавшие в поле маминого зрения пустые баночки от энергетиков. Юля, конечно, и без этого прекрасно понимает, что дочь, как и она сама, не может нормально спать уже третий месяц, но тактично молчит. Тяжело утешать друг друга и давать советы, когда каждый из вас на грани нервного срыва. А Юля уверена, что этот срыв близок. И не ошибается ведь. Окончательно исчезает, тонет в своей боли, когда через пару дней после свидания ей звонит адвокат Алексея. — Юлечка, ты только не волнуйся, — мягко начинает Оля, и Навальная понимает, что случилось что-то ужасное. — Пришли анализы Лёши. Счёт идёт на дни. Счёт. Идёт. На дни. После этих слов Юля не слушает. Из рук на пол летит чашка, на светлом ковре расплывается чайное пятно. «Железная леди оппозиции» сползает по стене, поджимая к себе колени и закрывая руками голову. Из забытого рядом телефона Оля тщетно пытается до неё докричаться. Юля не здесь. Юля уверена, что всё кончено и мысленно прощается с мужем. Да, пускай хоронит его раньше времени. Но она просто уже не знает, на какое чудо ей надеяться. До конца её падения в ту самую метафорическую пропасть всего пара мгновений, и Навальная мысленно крепко зажмуривается. Она хочет верить, что смерть от удара будет быстрой. Юля ещё не знает, что через несколько дней всё изменится. Она не знает, что скоро вся страна выйдет на самый большой в её современной истории митинг. Не знает, что власть, поджав хвосты от испуга, сжалится, и уже через неделю Юля будет снова сидеть у больничной койки мужа, а Лёша будет улыбаться, крепко сжимая её руку в знак поддержки. Падение кончится. Крепкие сильные руки подхватят Юлю в последний момент и мягко опустят на землю. И теперь уже точно всё будет хорошо.