Полицейский Блюз или Не Все Копы - Свиньи

       -Эй, Стэнли! Просил же, не теряй нить нашей такой познавательной беседы!       Империя пощёлкал костяшками пальцев перед пустым стеклянным взглядом кошака. Панда был бы очень не прочь зашвырнуть Саида в камеру смертников класса Д, к обычным выродкам, насильникам и убийцам чтоб ему там прописали. Так сказать, показать каракалу суть высказывания, которое как-то раз слышал Пит и которое так запало ему на душу: «На небесах занимаются любовью, на земле сексом, а в аду просто дерут во все дыры». Но Фрэнк был против. Пит сказал, что в теории, раз изменники были лишены всех гражданских прав и самого гражданства указом Конгресса и решением Верховного Суда то им, обычным уличным дуболомам, никаких выволочек не предвидится. И всё равно медведь был против. Мотивировал тем, что этот кусок дерьма всё равно ничего не прочувствует, даже если его на ремни пускать будут. Такое случается.       Конечно же стервец всё им рассказал. Всё. Он даже сообщил Фрэнку и Питу имя и адрес своей сожительницы, которая, видимо, догадывалась о многом, но так и ничего не сообщила властям. Прикол был в том, что они с Питом даже не поднимали такой вопрос. Прецедент Мэри Сюратт. Фрэнк лишь, скажем так, хоть и откупоривший бутылку, но всё же дождавшийся возвращения Пита, долго смотрел на признательные показания прошлым вечером за чашкой довольно скверного, но хотя бы горячего кофе. Стенографировали посменно.       Пит имел удовольствие помочь выродку «подписать» признание, сжимая грифельную ручку торчавшими в разные стороны пальцами каракалишки. И даже больше, сделал за него традиционный заказ последнего ужина, пусть и скромный: кусок пиццы от этого итальяшки Фредерико Фазберри, большую газировку, порцию жареной картошки, соус, и, самое главное, чизбургер с почти настоящей свининой. Может быть при жизни что-то в том бургере да и хрюкало. Последнее блюдо Империя даже помог каракалу съесть, пусть к тому времени тот уже почти окончательно превратился в овощ. Всего-то надо было держать кошака за его мудоёбище и двигать его нижней челюстью, которую панда под конец скорее всего свернул, и приговаривать как кормящая упрямого малыша старенькая милая нянечка, перечисляющая всё что малышу интересно и дорого. С поправкой на именно то что по мнению Сержанта Империи было дорого данной мразоте.       -...ложечку... эээ... всмысле... кусочек за немецкую сволочь Аленоида Хинкеля, кусочек за русское отродье маршала Барзинко, кусочек за Антихриста, кусочек за Маркса и Энгельса, кусочек за тумбу-юмбу...       А перед глазами у Фрэнка всё стояли те бумаги с показаниями и свидетельствованиями, уже заверенные и скрепленные печатями Полицейского Департамента и их с Питом подписями. И фотографии. Подругу Сэндкэта зовут Мэг. Сокращённо от Маргарет? Тезка Мэгги Хлабиб?... На чёрно-белой фотографии изображена выдра, кокетливо прикрывающая себя покрывалом, но оставлявшая для зрителя обнажённую полоску её тела, от груди до живота. Пит в какой-то момент стал упираться, видимо хотел сравнить, цитата, «буфера» этой выдры с «буферами» офицера Хилл, уже другой выдры с которой спал сам Империя. Вероятно, осуждённый выродок носил при себе эту фотографию как напоминание о той наивной девчонке в надежде вернуться к ней после... После чего кстати? Седой медведь устало думал. Какой был во всём этом смысл... После чего... Ещё большей кровавой бани? Судного дня? Новой гражданской войны? Победы его заокеанских хозяев, с подачи которых тот был послушной петрушкой им на радость, злобно надрачивая себя на кровопролитие с полученных когда-то обид, мнимых ли, реальных? Что же с ней станет... -Ууиии! Полетели-полетели! –загоготал Империя, дёргая свалявшиеся кисточки на каракальих ушах словно крылышки. Болтливый зубоскал всё точил лясы. Как полагается южанину расписывал и расхваливал своё обширное, прям как его собственный экватор, семейство и распирался как воздушный шар (в самом деле, вот-вот взлетит) что его двоюродный через брак прадядя-немчура сражался с янки, ну или хотя бы орудовал лопатой в окопах Петерсберга в Виргинии. И сокрушался что не может себя вести как его отец, вот печаль. Ведь тот-то настоящий аристократ, ну или был когда-то по крайней мере. Принимал вызовы на дуэли и вызывал сам, наслаждался изысканными яствами и напитками на банкетах в высшем свете и делил ложе с роскошнейшими куртизанками. Гладстон раздражённо помассировал переносицу. Яблочко не так уж и далеко упало от яблони согласно мнению старшего констебля, если учесть, что у Империи любимым времяпрепровождением был мордобой в подворотнях. Сам-же сержант нажирается в кабаках до свинячьего визга и ебётся с блядями.       Скрип инвалидного кресла отдавался эхом по всему коридору вместе с щёлканьем каблуков полицейских. Время от времени редкие лампочки на потолке моргали. Медведь с каменной мордой вез осуждённого каракала на плац. Сбоку топал коренастый панда лучезаря довольной рожей, словно выронил четвертак, а поднял серебряный доллар. Позади всех плёлся констебль Гудди. Стоило только кинуть один взгляд на его мордочку чтоб узнать, как именно выглядит первый круг ада.       Пандёныш же всё болтал на тему того что у Саида оставалось в заднице ещё целый вагон места. Найдётся там достаточно незанятого пространства и для сборника сочинений этого красного пидора Джона Рида – забавно получилось, ведь норды раскопали его могилку где-то там у разбомбленного Кремля. И вытряхнули то что ещё до конца там внутри не сгнило прямо в костерище куда швыряли всё подряд что могло напомнить о предыдущем марксистском режиме и повысить «престиж» нового фашистского. Кстати, было бы ржачно посмотреть на реакцию пленных серебрянорубашечников которых сбагрили флибустьерствовать вместе с черными социалистами на одну и ту же государственную плантацию каучука. Хоть бы кто додумался сделать фотку момента. А шестеренки в медвежьей голове всё крутились. Мэри Сюратт повесили за измену. А она, возможно, всего-то сдавала заговорщикам угол в её пансионе. Но такой прецедент всё равно наводил на мысли. Может с этой Мэг ничего не станется. А может, с ней случится очень и очень многое. Впрочем, Гладстон мало что мог предпринять по этому поводу и ещё меньше хотел предпринимать. Судьба той дурочки находилась вне его юрисдикции.       -Так, как ты там сказал, Стэн, сколько лет твоей сестре? – Империя хохотнул и ткнул локтем неподвижное тело пустынной рыси. - Ты классный собеседник, Стэн. Ну правда! Кстати, хочу поделиться… давненько у меня не было такого стояка как сейчас. Интересно, это потому что я намереваюсь присунуть подружке сегодня вечерком или в связи с тем, что мы вот-вот отправим тебя в преисподнюю? Толстяк-панда зыркнул на старшего констебля. О Кевине, что стоял чуть поодаль едва живой, он даже не вспомнил. -Эй, какие проблемы? Я всего лишь пытаюсь быть романтичным! – развёл лапищами Империя и поиграл бровями. Свет лампочек отражался в стеклянных глазах кошака. Голова запрокинулась. С уголка пасти стекала слюна. Империя видал такое. Иногда бывает так что «подопечные» его отдела как-бы уходят внутрь себя, уходят с концами. Возможно, просто потому что возвращаться-то им по сути дела некуда. -Впрочем, будь я на твоём месте, Стэн, я бы не стал расстраиваться. Раз уж тебя наебали ещё при зачатии, такой финал вполне закономерен... Ведь всё лучшее что должно было в тебе быть стекло по заднице твоей мамаши и осталось грязным пятном на её рабочем месте — то бишь на трухлявом клопином матрасе где та трясла сиськами обслуживая пол-квартала... Тем не менее, насколько мог судить старший констебль Гладстон, какие-то процессы внутри осуждённого всё ещё продолжались, судя по струйке мочи стекавшей с края сиденья коляски.       -Только классика, только хардкор. И пуф! Ты уже в твоем языческом аду. Шербета там ни хрена. А бабы будут давать сдачи. Эхо от щёлканья каблуков гулко разносилось по коридору в обе стороны. Спешить им было некуда даже с таким плотным графиком как у виселицы на плацу. -Эй, Стэн! А ты, кажись, хотел нам что-то спеть?! Империя утвердительно потряс Саидову голову вместо него и засунул большие пальцы ему в рот, поднимая уголки рта вверх словно каракал улыбался им обоим своей порватой пастью. -Яволь, насяльника, масса Питер! Моя будит петь песянку чирнамазого! Массе панравицца, зуб даю, чурка абищает! -чревовещатель из Пита Империи был более чем посредственный. Хрипатый голос, которым он это сказал заместо каракала, даже не годился на пародию в благотворительной столовой при Армии Спасения. -ЧУНГА-ЧАНГА, В ЖОПЕ ДИНАМИТ! ЧУНГА-ЧАНГА, ОН УЖЕ ГОРИТ! ЧУНГА-ЧАНГА, ЖОПУ РАЗНЕСЛО!... Полутьма коридора продолжала оглашаться апокалиптическими воплями толстяка-панды с удовольствием смакующего вульгарный текст, регулярно прерываемые непристойным ржанием последнего. Гладстон уже начинал его ненавидеть. Впрочем, едва-ли старый медведь собирался делать что-либо по этому поводу. Каждый развлекается в меру свой испорченности. -ЧУДО-ОСТРОВ, ЧУДО-ОСТРОВ! ЖИТЬ НА НЕМ ЛЕГКО И ПРОСТО!... – исполнение сопровождалось похрустыванием челюстей каракала. Мутная струйка жидкости скользнула с правого глаза пустынной рыси. Наверное, повредился слёзный канал, решил старший констебль. И всё равно перед глазами всплыла другая слеза, стекавшая на мрамор, залитый кровью невиновных. -ТИХО ШИФЕРОМ ШУРША КРЫША ЕДЕТ НЕСПЕША, ЧУНГА-ЧАНГА!... Потом Фрэнк заприметил как каракалья моча капает с кресла прямо на ботинок сержанта Империи, увлеченно играющегося с коматозной тыквой смертника. Старший констебль почему-то счёл не ставить панду в известность о данном обстоятельстве. А молодой кот позади шаркал по луже ничего не замечая. Домой отправляли. Пришёл снова на службу. Начальство почесалось, плюнуло и отправило сюда в конвойные. Инвалидная коляска встала рядом с укреплённым выходом. -Пока не забыли, я всегда хотел провернуть вот этот фокус... Империя нехотя выпустил морду каракала из лап, и та упала на грудь с неестественно вывернутой челюстью. Из глубин мундира появилась сигара с ярлычком — с виду пересушенная и кривая, но всё же сигара. -Сезам откройся! - Империя аккуратно приоткрыл пошире кошачью пасть с той стороны где по предположениям навскидку должно было остаться больше зубов и вставил между ними кончик сигары. После дополнительных расчётов и кое-каких действий с челюстью на макушку каракала опустился кулачище Империи. Срезало кончик идеально. Потом он чиркнул спичкой по каракальему носу – зажечь её удалось с первой же попытки. Пандёныш всё-таки добился некой символической реакции на свои действия от кошака. Тот стал задыхаться из-за застрявшего в горле сигарного огрызка. Спустя краткий промежуток времени сержант с видимым омерзением на морде уже вытирал обслюнявленную лапу в перчатке о полосатую тюремную робу смертника. Шею саднило, Фрэнк по ней надавал. Конечно у панды была та ещё репутация раздолбая, но продинамить смертника в десятке ярдов от виселицы это явный перебор. Пока сержант уныло рыскал по полу в поисках запропастившейся куда-то сигары то думал, что это ему по рангу полагается раздавать оплеухи. Впрочем, старший констебль Гладстон был вдвое его старше и лучше это молча скушать и утереться. И какое-то время садиться на что-нибудь помягче, после пинка под зад от Гладстона всё ныло. Седой медведь сам не теряя времени подошёл к люку и крутанул вентиль, ведь всё должно уложиться в график. Потом схватил молодого кота за шкирку и стал его трясти как пыльный мешок. Эффект скорее всего временный, но зато Кевин встрепенулся и задёргался как фриц, вышагивая на месте словно заведенный. Главное не слишком всматриваться в морду. Медвежья лапа толкнула люк.       Бронированный выход на плац тюрьмы распахнулся. В морду пустынной рыси дохнул сырой ветер с примесями промышленной химии и свежей краски. Пасмурно-свинцовое небо. Накрапывал дождь. Знамя США вяло полоскалось на флагштоке. Посреди плаца была возведена классическая виселица. Гробы же не завезли. Вместо них в основании конструкции лежали стопки мешков для трупов - одни полотняные, другие прорезиненные. А уже наполненные увозили на каталках санитары с конвойными другим выходом.       На площадке эшафота уже ожидали распорядитель с помощниками в масках и священник под зонтом. Империя наконец нашёл свою многострадальную сигару в углу, оттряхнул с неё пыль и снова раскурил. -Есть ещё кое-что, мой маленький принц. - хмыкнул бочкообразный коп, выдавая в стеклянные глаза кошака ещё один сизый табачный выхлоп. -Твоего языческого тумбуюмбу мы звать не стали. А то мало-ли, удумает ещё членом трясти. Будет орудовать обычный поп, и я почти уверен, что членом он размахивать не станет. Да, бывают в жизни разочарования. Ну-с, вперёд, на жёрдочку! Большому топору – большое плавание! Империя отковылял в сторону освобождая проход для Гладстона, Гудди и выродка на коляске, провожая их издевательским жестом словно швейцар в приличном отеле. По регламенту должны сопровождать двое. Но когда Фрэнк уже вывез смертника на плац, а Кевин как заправский пруссак промаршировал по-гусиному за ними панда хлопнул себя по-лбу. -Куда!? - чёрно-белая небритая жирная харя в фуражке высунулась из люка, сложила лапы рупором и стала орать вдогонку. -Погодь-ка, Я чуть не забыл! Сегодня парадом командует сержант Пэтти Доукинз, а она таки женщина, Стэнли! Женщина, слышь, Стэн! Я проверял! -ПИТ! ЗАКРОЙ НАХРЕН СВОЮ ХЛЕБОРЕЗКУ! - гневно взвизгнула с высоты эшафота грозная фигура в чёрной маске на всю голову, перекрывая окриком хохот почётного караула у лестницы. -СОБЛЮДАЙ ТРАДИЦИИ, ЁБ ТВОЮ МАТЬ! Панда быстро прикусил язык и спрятался в коридоре. Распорядителю казни полагается вообще-то быть анонимом. Даже если каждая собака в округе будет знать, чья именно очередь сегодня исполнять почётную обязанность вздёргивать, расстреливать и врубать ток. Империя посмотрел им вслед и раскурил ещё раз. Да, не поваляешь, не поешь, правду звери говорят. Ну хоть в моче не искупала… ать, вот дерьмо. Правый башмак подтвердит. Ёдрен-батон, лампас на штанине тоже обдристало.       Империя недовольно фыркнул. C’est la vie, как говорят лягушатники. В Квебеке услышал от шлюх. Впрочем, братец шефа – тип скользкий как мешок сала – при встрече пообещал ему тёплое местечко распорядителя на одной из ближайших казней. Будет что-то крупное. А Фрэнк с Кевином (ну хоть моторные функции пока ещё не утратил, и на том спасибо) уже открутили смертника от инвалидного кресла и уже тащили его вверх по лестнице на эшафот. Приглашённый священнослужитель, из того что знал о нем медведь, является протестантом. Раньше бы это известие бы вызвало вопросы, можно ли ему как католику находится поблизости, когда последний обряд проводится не на латыни. Но в данный момент он не чувствовал себя особенно близким к Богу. Хм. Странно. А ведь ему нравилось быть католиком. К примеру, раз в неделю им прощаются все грехи. Священник оказался ещё одним пандой, но высоким и выбритым, в отличие от Империи. Его немного сгибало, сказывались... травмы. А ещё от того не несло перегаром за версту, как от последнего. Морда преподобного потемнела. Было от чего – на ней ещё не успели зажить следы побоев и шрамы, полученные в застенках Последней Капли. Но дело было в том, что он уже видел это… существо… которое проезжало мимо него в клетке ещё во время Бича Божьего. «...я хочу чтобы вы все сдохли...» - пронеслось нервное воспоминание, приправленное порцией стыда и вины выжившего. Преподобный сглотнул. И в тот день вы не спросите Меня ни о чем. Истинно, истинно говорю вам: о чем ни попросите Отца во имя Мое, даст вам. Новый Завет; Евангелие от Иоанна, глава 16, стих 23. «...Господи смилуйся надо мной. И над ним.» - думал священник пока седой медведь и молодой котёнок в синих бушлатах привязывали теперь коматозного смертника к доске чтобы тот стоял прямо. Правильно ли так поступать?... Гладстон же лишь молился Богу о том, чтобы тот простил его за то, что сам медведь не прощал, когда тот почти торжественно затянул петлю на шее у каракала. А ещё за то, что его душа словно умасляется елеем едва подавляемой радости, отравляемой лишь осознанием того что мерзкий богохульник и убийца Хантер страдал в его, Гладстона, лапах очень немного, даже меньше чем Алиса в лапах самого Хантера. Кевин же снова впал в какое-то полукататоническое состояние и толку от него снова стало очень немного. Распорядительница казни шепнула преподобному что время не ждёт и тот раскрыл Библию на подходящем ко случаю эпизоде: Ветхий Завет, Екклесиаст, третья глава. -Всему своё время, и время каждой вещи под небом: Время рождаться, и время умирать; время насаждать, и время вырывать посаженное; Время убивать, и время врачевать; время разрушать, и время строить; Время плакать и время смеяться... Пока парашютиста готовили панда слушал благую весть вполуха наслаждаясь сигарой и свёртывал себе ещё одну папиросу то сам для себя незаметно замурчал под нос мелодию блюза что как-то мельком слышал в одном из гарлемских джаз-клубов, но не запомнил названия.       -Где-то в гетто,        с рассветом,       В холодном северном Чикаго        Родился на свет ещё один бедолага,       Где-то в гетто… Высокий бас священника тем временем разносился по плацу. -…Время раздирать, и время сшивать; время молчать и время говорить; Время любить, и время ненавидеть; время войне, и время миру… Надо собраться всем четверым, ну хотя-б втроём, ладно. Выкроить вечерок на посиделки с виски и сигарами, отметим, помянем… Империя считал эту идею довольно удачной. То, что нужно для поднятия упавшей морали. Как можно бить чужую морду без настроения для него оставалось загадкой и поэтому сержант всегда старался держать себя в хорошем расположении духа и в идеале поддерживать его за счёт чужого. -А мать безутешна его! Ведь то что хотелось ей меньше всего так это голодного рта ещё одного, Где-то в гетто… - довольно мурчал пандёныш. Буквально. А всё его мамочка, запавшая на уцелевшие две трети экс-корниловца и как следствие, вот тебе, сынок, тигриные полоски под майку-алкашку. Носи! Распорядительница зачитала приговор суда и закончила шаблонным «Да помилует Господь вашу душу». Её лапа легла на рычаг открывающий люк под ногами смертника. Интересно, а шея у него сломается или с нашим оздоровительным курсом полезного питания выдержит и будет задыхаться в долгой и мучительной агонии? Империя поставил два доллара и полтинник на последнее, такой Стэн стал тощий под их опекой, да и раньше не жаловался на проблемы с лишним весом. Весь коридор был усыпан слезающей каракальей шерстью и выпавшими вибриссами, ну теми что они не успели выдрать сами. Барабанный бой. Фрэнку почему-то вспомнился День Победы в Великой Войне. Немцы сдались. Казалось это был повод для великой радости по всему миру. И всё равно, погода как назло была ещё дрянней, а от испанского гриппа умирали многие миллионы. Кто-то утверждал, что эта чума скосила гораздо больше народу чем сама Великая Война с её последствиями в виде послевоенного голода и хаоса колониальных войн, пограничных столкновений и мятежей. Точно такой же плац. Если видел один такой значит повидал их все. Всё вокруг провоняло дезинфицирующими химикатами, чувствующимися даже сквозь толстые наслоения марли. И все были больны как неразумные собаки. Дизентерия. Генерал Першинг обратился к солдатам и его штабу с прощальной речью в которой восхвалял идеалы Свободы и Демократии и их триумф над германским деспотизмом. А войска на плацу всё редели потому что рядовые... да что там, капралы, сержанты, офицеры... все срывались с места в карьер, и бегом к отхожему месту на ходу спуская форменные портки. Даже музыканты из сводного оркестра, фальшиво игравшего на расстроенных инструментах под проливным дождём «Звёздно-полосатое знамя». Национальный гимн доиграли через пень-колоду. Барабанный бой смолк. Рычаг опустился и механизм люка сработал. А сержант Питер Констанс Империя обогатился на два доллара и пятьдесят центов в связи с правильно подобранной диетой. Позднее, когда Гладстон и Гудди уже упаковывали тело в полотняный мешок для трупов, медведь всё думал. Он вообще много думал в последнее время, ведь говорил он теперь совсем мало. Но почувствовал ли старший констебль Гладстон облегчение от смерти этого выродка... Фрэнк ещё раз посмотрел в остекленевшие глаза и залитую агональной пеной рожу со сломанной челюстью. Нет, не стало. ...но вот какое-то низкое удовлетворение... пожалуй. А Кевин? Молодой кот продолжал подёргиваться словно время от времени через него пропускали ток. Виду он был неважного. Пуговицы застёгнуты в неправильных местах. Воротничок сорочки всё также нелепо торчит из бушлата. Теоретически он даже не переодевался с того момента. И вряд-ли смыкал глаз с того момента, когда... ну... не стало Маргарет. А с её смертью разбились и розовые очки через которые тот всё свое бренное бытие на этой планете смотрел на окружавшую его действительность. Теперь вся жизнь для Гудди представляет собой один сплошной непрекращающийся оживший ночной кошмар. Мешок с останками уложили на каталку. Ухмыляющийся пандёныш, которого теперь временно прикрепили к отделу внутренней охраны и транспортировки, уже увозил мешок в сторону цокольных уровней тюремного комплекса. Медведь и котёнок смотрели ему вослед и слышали его мурчание про какое-то гетто. Кевин же не совсем теперь понимал, что вокруг него происходит. Дальше он видел, как к медведю подошёл преподобный с казни... кажется... мы же только что кого-то казнили... убили... нет... покарали... за преступления... за измену. Да. Изменников надо убивать. Истреблять. Тик. Кевина опять поразил какой-то припадок. Рано или поздно его погонят к мозгоправу. Молодой кот дал себе пощёчину. Кевин хороший. Кевин. Хороший. Хороший… …хороший… Фрэнк ведь был слишком занят разговором со святым отцом чтоб ему с этим помочь. Святой отец что-то говорил медведю, подняв его маленькие заплывшие от побоев глазки к небу. Согнутый панда положил лапу на плечо молчавшего медведя. Но медведь с каменной мордой покачал головой и тяжело стал зырить на лапу священника у себя на плече. Тот понурил голову, убрал её и печально посмотрел в глаза Кевина. Молодой констебль замотал головой и попытался выдавить улыбку, но та почему-то никак не хотела появляться на его зарёванной мордочке. Лишь в уголках глаз стали снова наворачиваться крупные бусины слёз, которые Кевин стал яростно стирать рукавами. Ведь он же мужчина, да? Мужчины не плачут, так ведь? Священник оставил их с Фрэнком в покое и согнуто пошаркал прочь. Какая-то маленькая частичка внутри Кевина захотела бежать за ним, рассказать ему всё. От этого же становится легче, правда? Но приказы он получал от Фрэнка. Жить по приказу оказывается так просто... и думать не надо... от мыслей одни только тревоги и беспокойство... Пощёчина. Не думать. Не думать... не думать о.... Ещё пощёчина, пощёчина за пощёчиной. Фрэнк и Кевин задержались возле флагштока, на котором висел потяжелевший от воды стяг со звёздами и полосами. Констебль-медведь отсалютовал и его голос прогудел в голове у маленького измученного котишки чему тот немедленно вторил своим севшим писклявым голоском: -Боже, храни Америку. Кого-то же Бог должен хранить? Если не его, Кевина, и не Мэгги, то хотя бы Америку. Мэгги... Мэгги. Ноги Кевина подкосились, и он шлёпнулся на колени в лужу, поджимая губы и дрожа в конвульсиях. Только бы не заплакать. Он ведь мужчина, не так ли? Дрожащая лапа всё упиралась ему в правое ухо салютуя Земле Свободных.