Пути рационального выбора (ГП МРМ)

— Гарри, — произнес в ответ Малфой слегка дрогнувшим голосом. Гарри множество раз представлял этот момент в своем воображении, раз за разом пытаясь найти подходящие слова, жесты, выражение лица. У него было уже несколько элегантно подобранных фраз для этого разговора, однако взглянув в глаза человека, который стал ему почти что другом, и чьего отца, пусть и Пожирателя Смерти, он убил своими руками, Гарри не мог выдавить из себя ни единого слова. Вокруг уже начали собираться другие ученики, с интересом кидавшие взгляды то на побледневшего Гарри, то на почти болезненно спокойного Драко. Наконец, Гарри с усилием открыл рот: — Как ты себя чувствуешь? — этот вопрос, казалось, вылетел изо рта Гарри и разлетелся по всему замку, несмотря на то, что был произнесен очень тихо. Гарри начал корить себя за него еще даже до того, как успел задать, но все-таки, это было необходимо сделать. Показать, что ему все равно, и сделать вид, что ничего не случилось, казалось стократ хуже, чем совершить подобную глупость и не дождаться возможности поговорить наедине. Это был тот самый случай, когда рациональности мышления стоило уступить эмпатии и человечности. Из-за плеч Драко выросли две скалы в виде Крэбба и Гойла. Прошло всего три месяца, но они уже вымахали на несколько сантиметров. — Это тебя не касается, Поттер, — ответил Драко выпрямившись и заметно более уверенным голосом. — Ты рассчитывал на что-то другое? Гарри кивнул, будто это было самой очевидной вещью на свете. "Как все-таки непросто устроена человеческая психика" — подумал Гарри. На самом деле, он списывался с Драко еще месяц назад и еще тогда уверился, что Драко сумел смириться с произошедшим и не винит его. По крайней мере, вновь обретенная мать помогла ему пережить несчастье. Не стоило исключать вероятности, что мистер Малфой просто обнадежил его, чтобы не потерять доверие, а на деле только и думает о том, как будет убивать. До конца доверять Драко было нельзя. Краем глаза Гарри заметил, что Теодор Нотт остановился и наблюдает за ним со стороны. Его отец также был Пожирателем Смерти. Более того, чуть поодаль стоял и Роберт Джагсон со своим братом Этаном, Дэниел Гибсон, и, вероятно, другие старшекурсники, которых Гарри не знал в лицо. Что здесь вообще происходит? Ловушка? Но это совершенно неудачный выбор, буквально в любом другом месте нападение на Гарри было бы логичнее и безопаснее. Но чего они ждут и почему не вмешиваются? Мозг моментально подсказал ответ: хотят увидеть реакцию Драко. Если подобная коалиция и могла возникнуть, то Драко непременно хотел бы ей руководить, а не подчиняться чужим приказам или вовсе остаться в стороне. Но он младше многих из них, да еще и прошлогодние события дали всем понять, что он действительно помогал грязнокровке Грейнджер, а такие действия непростительны в обществе борцов за чистоту крови. В таком случае, цель сегодняшнего представления — не убийство Гарри, даже не объявление ему войны, а проверка намерений самого Драко. И, очевидно, он должен был сделать что-то более жестокое, чем толкнуть его лицом в тарелку с супом, причём, сделать это на глазах у всех, тем самым схлопотав наказание. Будто подтверждая эти мысли, Драко нерешительно молчал. Это было совершенно несвойственно такому хладнокровному тактику. — Поттер, твои дружки сделали то, что очень сильно разозлило многих добропорядочных людей, — Драко сжимал свою палочку, пока произносил это. — Если ты считаешь, что тебе все сойдет с рук и тебя всегда прикроет твоя подружка-директор, то ты очень жестоко ошибаешься. Что? Что Драко должен сделать? — лихорадочно соображал Гарри, — Может ли это всерьез навредить мне и как это навредит ему самому, когда он сделает это на виду у всех? Какой путь избрать, чтобы минимизировать ущерб для нас обоих, но при этом не разрушить всю игру Драко? Если от него ждали конкретного действия, то все было бы насмарку. Но Малфой колебался. Возможно, что способ предоставили придумать ему самому. На это стоило сделать ставку. — Что… что ты делаешь? — вскричал Гарри, и его рука стала странно выгибаться, доставая палочку. — Это не я, я ничего не делаю! — и с этими словами Гарри запустил Ступефай сам в себя и упал. Все поспешили расступиться, многие начали показывать на Гарри пальцем и хихикать. Из толпы вынырнул профессор Флитвик. Он использовал заклинание, которое привело Гарри в чувства, после чего помог ему встать и расспрашивал о том, что случилось. — Я не знаю, профессор, — растерянно ответил Гарри, — Я просто общался с Драко, и тут моя рука сама… — Мистер Малфой произнес какое-нибудь заклинание? — Нет, профессор, я не помню. Я никогда не слышал про такого рода магию. Профессор Флитвик нахмурился, погрозил Драко пальцем и ушел. По всей видимости, профессор все понял, либо догадывался. Абсолютно бесстрастный и самодовольный Драко отвернулся. Его руки были ледяными, но никто не мог этого знать. — Отлично сработано, Малфой — похвалил его Роберт Джагсон, — Я не знаю, как ты это сделал, но это было красиво. Научи меня потом делать так же. К своему удивлению Гарри обнаружил, что очень многие смотрят на него сочувствующе. Некоторые, например, Трейси и Парвати, спросили, не сильно ли он ушибся, другие начали выражать свою злость по отношению к слизеринцам. Началась небольшая перепалка между старшекурсниками Гриффиндора и Слизерина, но все разговоры смолкли, когда капитан команды Слизерина по квиддичу, шестикурсник Маркус Флинт обратился к Гарри: — Они правда дали доступ к Философскому камню вообще всем желающим, Поттер? Без разбора и определения того, насколько человек достоин омоложения? — с презрением спросил он. — Конечно. Скажи мне, разве ты можешь установить моральный кодекс для того, чтобы решать, кто достоин продолжать жить, а кому следует умереть? — про себя Гарри подумал о том, что если будущие временные петли существуют в истории заранее, то есть даже если прямо сейчас можно предсказать будущее событие не на уровне туманного предсказания, а совершенно точно, и утверждать о его детерминированности, то подобное моральное право все-таки можно вывести, ведь это будет значит, что мир живет по строго определенной судьбе. Но вслух он этого не высказал. Он продолжил: — Даже если мы установим такой кодекс исходя из текущего законодательства, мы упремся в то, что несовершенная судебная система сможет буквально вычеркивать людей из жизни. Да, она и раньше так делала, помещая невинно осужденных в Азкабан, но одно дело, когда речь идет о заключении в тюрьму, и совершенно другое, когда мы пытаемся решить, кому разрешается продолжать жизнь, а кому нет. Использование Философского камня почти ничего не стоит, и всегда найдется человек, который посчитает, что его действие можно монополизировать. Ты можешь отрицать этическую составляющую и не принимать благо для всех людей как абсолютный моральный ориентир, но ты не можешь отрицать, что единственный способ не дать Камню стать чьей-то политической игрушкой — это разрешить его всем, сделать массовым. Ведь тогда он будет ничьим, и любое посягательство на него будет актом враждебности по отношению ко всем остальным участникам. — Его контролирует Хогвартс, — заметил Флинт, — А не какая-то природная стихия, принадлежащая всем и сразу. Благо для всех людей? Очень наивно, Поттер, потому что создав благо для одних, ты тем самым заберешь его у других. — Ты так говоришь, потому что считаешь, что тебе не хватит ресурсов для счастья. Видишь ли, что волшебники, что маглы, вероятно, уже более двух целых восьми сотых миллионов лет живут в конкуренции. Согласно последнему исследованию об останках в Эфиопии, именно столько лет человечеству. — Маркус недоверчиво посмотрел на него, но ничего не сказал. — Это, конечно, не значит, что процесс превращения в человека прошел резко и раньше конкуренции не было. Для всех живых организмов — в порядке вещей конкурировать друг с другом и бороться за выживание. Но конкуренция для счастья — это не аксиома! Наш мозг просто не устроен так, что не способен получить достаточно счастья, когда другие тоже счастливы. Мы просто еще не построили модель такого общества, где все люди могли бы быть достаточно счастливы без вреда друг другу. Раздался голос, который никто не ожидал услышать. Потому что никто не знал его обладателя. — Но как вы намерены бесконечно генерировать счастье? — спросил голос, и спустя мгновение из толпы появился взрослый мужчина средних лет со светлой шевелюрой и редеющей бородой. Выглядел он доброжелательно и участливо, его карие глаза будто светились озорным огнем сотен свечей вокруг. — Прошу прощения, господа, случайно подслушал ваш разговор. Позвольте представиться, Гордон Рассел, ваш новый преподаватель философии. Я, как это у вас, эээ… магл. Челюсть Флинта немного отвисла, но он быстро взял себя в руки: — Магл? Профессор в Хогвартсе — магл? — Именно так, — бесстрастно ответил профессор Рассел. — Меня пригласили по новой программе включения магловских предметов в учебный план. Нас выбирали… впрочем, наверное, директор сама вам все объявит. Так вот, молодой человек утверждает, что он будет строить модель такого общества, конкуренция в которой отпадет за ненадобностью, и, следовательно, ничего не будет мешать благу для всех. Слова истинного утилитариста. Но что же делать с тем фактом, что счастье и благо для того, кто выиграл в лотерею миллион, перестанет таковым восприниматься уже через пару месяцев, и человеку потребуется все больше и больше для достижения прошлого уровня? В то же время, человек, попавший в аварию также свыкнется со своим положением и будет на том же уровне счастья. — Я это знаю. Что вы… нет, — Гарри дважды моргнул, всматриваясь в лицо оппонента, в его голосе начало нарастать раздражение. Он ненавидел, когда ему указывали на его псевдо-ошибки, используя примеры, которые он, между прочим, использовал сам. — Я не рассматриваю счастье как набор гормонов, который надо повышать. Это более сложное психическое явление, настоящий комплекс… — Но если вы будете гнаться за его вечным ростом, не приведет ли это к его обесцениванию? Что делать в тех случаях, когда благо одного человека — это страдания второго? И ничто не способно доставить ему больше счастья, чем видеть мучение недруга? Скажете ли вы, что такой человек недостоин счастья, как и не достоин Философского камня по мнению вашего друга? Я предлагаю выбрать другой знаменатель — страдания. Не всеобщее счастье есть конечная цель, а лишение страданий каждого индивида. Ведь, согласитесь, несмотря на то, что общий уровень счастья после произошедшего события, например, после счастливого дня рождения или отличной книги, постоянно падает, то страдания от больного зуба будут только усиливаться с каждым днем. И тогда, выбрав избавление от страданий, мы избавляем себя от ловушки счастья для каждого индивида, связанного, зачастую, с их собственным эго. Это называется негативным утилитаризмом. Неожиданно, сзади появилась директор МакГонагалл и легонько толкнула Рассела к преподавательскому столу, повторяя: Пойдемте, профессор, пойдемте, скоро начало церемонии. Все вокруг также стали расходиться по своим местам. Наконец, Гарри сел за столом Когтеврана слева от Гермионы. Общение с профессором Расселом оставило не самый приятный отпечаток, потому что Гарри банально не успел договорить. Но ничего, он еще успеет ему все высказать. — Что с тобой сделал Драко? — шепнула Гермиона обеспокоенным голосом. — Ничего. Потом расскажу. — шепнул он в ответ и замолчал. Гарри вспомнил о своем эксперименте с прыским чаем год назад и рассеянно подумал, что так и не поискал субстанции с похожим эффектом, но работающим не по принципу смеха. — Гарри, эй Гарри, — послышался голос Энтони Гольдштейна. — Это правда, что тебе выделили собственный кабинет, где ты разрабатываешь планы по свержению правительства магической Британии? — Нет, — отрезал Мальчик-который-выжил, — Мне выделили комнату на время летней учебы, только и всего. Сейчас было неподходящее время для лишних слухов об этом. В основном, Гарри любил свою славу, зачастую опережавшую его реальные достижения и создающую необходимый ореол таинственности и притягательности. Бывали случаи, что он и сам их распускал. Но сейчас директор МакГонагалл попросила его как можно меньше светиться своим положением среди других учеников, и это было разумно. В лучшем случае, все ученики могли решить, что теперь Гарри настоящий серый кардинал Хогвартса, и он стоит выше всех законов и условностей. В худшем, так могли подумать и родители учеников, в результате чего из-за непростой политической обстановки Хогвартс мог стать тем самым поводом, из-за которого начнется пожар. — Дорогие ученики и преподаватели! — объявила директор МакГонагалл и голоса вокруг резко притихли. — Я рада приветствовать вас в новом учебном году! Прошлый год выдался одним из самых трудных за все время, что я работаю здесь, и я с гордостью за всех нас могу сказать, что мы справились с ним! Многие ученики столкнулись с трагедией, с которой не должны сталкиваться дети. Потеряли тех, кого потерять страшнее всего. Я попрошу серьезно отнестись к этой теме и не смеяться. Наказание будет суровым для всех, кто нарушит это правило. — ее очки сверкнули, отражая свет сотен свечей. — В этом году у нас большое пополнение. И я говорю не только о первокурсниках, которых прибыло больше, чем когда-либо. Прежде всего, Северус Снейп принял решение покинуть Хогвартс. Раздались самые разные звуки восклицания. Кто-то был крайне удивлен. Другие начали пританцовывать, сидя на месте, иные запели радостную песню. Но были и те, кто заметно взгрустнул, особенно за столом Слизерина. — Тихо! — рявкнула директор и гомон прекратился. — Новым деканом Слизерина назначается профессор Септима Вектор. Она давно зарекомендовала себя как достойнейший преподаватель нашей школы. Я уверена, что под ее началом Слизерин заиграет новыми, давно утраченными красками, и все дети будут мечтать попасть на этот замечательный факультет. Давайте похлопаем ей! Все послушно зааплодировали, где-то за столом гриффиндора даже послышалось присвистывание. — Новым преподавателем Защиты от темных искусств и, надеюсь, не на один год, будет профессор Гилдерой Локхарт! В Большом зале поднялся настоящий рев. Многие кричали, хватались за голову, удивленно переглядывались друг с другом. Светловолосый человек с идеальными кудрями и белоснежной улыбкой помахал всем со своего места за столом преподавателей, а в конце даже отправил воздушный поцелуй, обращенный ко всему залу. Повинуясь всеобщему настроению, Гарри шепнул Гермионе: — Это кто? Какая-то знаменитость? — Ты что, Гарри, ни разу не слышал о Гилдерое Локхарте? — А должен был? — Гарри приподнял бровь. — Он издал несколько автобиографических книг о своей борьбе с темными магами. Они стали бестселлерами и сделали мистера Локхарта популярнее Министра Магии. Я прочитала почти все, и они мне показались излишне… художественными. — Я не удивлен. Художественные книги всегда расходятся лучше научных. Многим людям сама мысль открыть учебник или научную литературу кажется чем-то противоестественным, будто эти книги дозволяется читать только особой касте людей, к которой они не относятся. Это достаточно серьезно ограничивает самообразование. — Эй, тише там! — шикнула староста Когтеврана, и они замолчали. Гарри продолжил думать. Зачем такому известному человеку как Локхарт понадобилось преподавать в Хогвартсе? Если он такой успешный борец с темными магами, не лучше ли для его авторитета продолжать свое дело, либо заняться политикой? Он считает, что преподавание поможет ему снискать большую славу и увеличить собственные продажи? Или же он тут за чем-то другим, например, за Философским камнем? Гарри решил, что непременно присмотрится к нему внимательнее на занятиях. И все же, вряд ли он сможет преподавать лучше, чем профессор Квиррелл… — С уходом профессора Снейпа, место профессора зельеварения также освободилось. К сожалению, наш основной кандидат… резко передумал, поэтому мы ведем переговоры с другим многообещающим профессором. Занятия по зельеварению начнутся с октября, до тех пор всем ученикам предписано заниматься самостоятельно по учебнику. Старшие курсы должны обратиться ко мне, я буду выдавать ключи для самостоятельных практических занятий. — Кроме того, — продолжила директор. — с этого года мы в пробном порядке запускаем три магловских курса дополнительного образования. Это курсы математики, физики и философии. Запись на курсы начнется через несколько дней, они будут двух типов — базовые и углубленные. Пожалуйста, проявите свой интерес. — МакГонагалл обвела весь зал взглядом, задержав его на столе Пуффендуя. Кажется, многие были растеряны и не понимали, как на это реагировать. Только один человек активно аплодировал. Этим человеком был Гарри. Его робко поддержали несколько однокурсников с его стола, а также некоторые маглорожденные.  — А теперь, приступим к распределению первокурсников! Среди толпы первокурсников послышались нервные перешептывания. Гарри перехватил взгляд Джинни Уизли, которая смотрела на него, а не на шляпу. А ведь точно, год назад ее насильственно «выдали замуж» за Гарри в газетных заголовках Ежедневного Пророка. Наверное, стоит извиниться перед ней и заверить, что сам он тут ни при чем. По крайней мере, из-за слухов, будто они с Гермионой встречаются (что, разумеется, было не так, ведь они были лучшими друзьями), Джинни могли заклеймить разными нехорошими словами из-за прошлогодней шутки. — Профессор МакГонагалл! — послышался громкий голос со стола гриффиндора, принадлежавший одному из семикурсников. — А что…. что с профессором Дамблдором? — Мы ищем его, — тихо произнесла МакГонагалл, но затем ответила твердо и ясно. — И не успокоимся, пока не найдем. Я обещаю вам.