Детективное агентство "Анна и её духи". История вторая. Труп в анатомическом театре.

Штольман подумал, что если сегодня утром ещё что-нибудь произойдёт, он по-настоящему сойдёт с ума. Вот просто сядет прямо на крыльцо своего собственного дома и натуральным образом съедет с катушек. Последний раз такое безумие на его памяти случалось, когда он учился в Императорском училище правоведения, куда был принят вопреки всеобщему мнению благодаря отличной учёбе и спортивным достижениям, а вовсе не по протекции дяди. В тот злополучный день императрица решила нанести неожиданный благотворительный визит в его альма матер, и известно об этом стало лишь в ночь накануне посещения. Все учащиеся, персонал и учителя были подняты словно по тревоге в три часа ночи. До самого утра всем известные недоработки, до которых вечно никогда не доходят руки, были практически устранены. Государыню встретили стоящие навытяжку, бодрые, красивые, улыбающиеся студенты. Если бы Мария Александровна знала, чего им это стоило, она сократила бы свою приветственную речь и поскорее перешла в кабинет ректора. Кроме того, императрица была бы крайне удивлена, что сто пар глаз напряженно следят за её перемещением по зале не только из безграничного обожания и великого уважения, но и потому, что тяжёлое зеркало слева от входа закрепили только час назад и надёжность крепления ни у кого из присутствующих доверия не вызывала по причине беспробудного трёхдневного пьянства плотника Василия, нынче запертого в сарае на заднем дворе. Поэтому, когда Мария Александровна перемещалась ближе к двери, все дружно задерживали дыхание, облегчённо вздыхая, когда государыня возвращалась в центр залы. В тот раз всё обошлось, а вот сегодня утром Штольману казалось, что их с Аней не такой уж большой дом стал средоточием жизни шебутного и легкомысленного Парижа! Всё началось в семь утра. Ну, тут справедливости ради надо сказать, что против такого начала Яков не возражал. Проснулся он от того, что Анна вместо того, чтобы как обычно дать ему поспать, стянула с него одеяло и совершенно недвусмысленно заменила его своими руками и губами. По не совсем здравому в тот момент рассуждению Штольмана день явно задался. Знал бы он, что будет дальше, прикусил бы язык! Через пять минут во дворе раздались крики, и утро из сладостного превратилось в суетное. К ним прибежал садовник господина Руже, который жил на соседней улице. Несчастный рыдал не скрываясь. Жена его надумала ночью рожать, позвали акушерку, но роды вышли тяжёлыми. Доктора вызывали уже два раза, но он не идёт — трущобный дом рухнул ночью, много раненых, он не может отлучиться оттуда. А ведь все знают, что жена господина Штольмана не только проницательный сыщик, но и великолепнейший врач! Не откажите, спасите несчастную, а уж он отплатит, ей-Богу, отплатит! Решительно прервав все предложения об оплате, Анна взяла свой докторский чемоданчик и быстро последовала за визитёром. Немного разочарованно вздохнув, Штольман привёл себя в порядок и сел в столовой пить кофе. Когда его Ани дома не было, завтракать в их маленькой гостиной наверху ему было тоскливо. Пропадал весь вкус, если её нежная рука не разливала чай, не протягивала ему булочку или просто ласково не проводила по запястью, радуясь его присутствию. Яков стал ловить себя на мысли, что эта женщина срослась с ним как вторая кожа. Он уже не мыслил без неё всех тех повседневных вещей, которые раньше казались ему совершенно ординарными. Вот что такого необычного в том, чтобы прийти домой и снять пиджак? Ничего. Но после переезда в Париж, когда он открывал дверь в прихожую, Анна, если она была дома, жизнерадостно сбегала вниз по лестнице, отбирала у него трость и шляпу и легко сдёргивала с него сюртук. И всё — снимать его самому стало неуютно что ли! Размышления его прервались оглушительным грохотом, треском и женским воплем со стороны кухни. Подскочив, Яков бросился на звук. Пыль, грязь, какие-то опилки витали в воздухе и покрывали все возможные поверхности. Мадам Агнес, их кухарка, стояла около печки, заслонив голову руками. Резные полки с банками, горшками, коробками со снедью когда-то были украшением кухни. К сожалению, это было очень много лет назад. Сейчас же всё это обветшавшее великолепие, не выдержав хлебосольной руки поварихи, рухнуло под тяжестью запасов. Комната превратилась в хаос. Успокоив напуганную мадам Агнес и передав её попечению Мари, прибежавшей на шум, Штольман вызвал дворника и плотника, чтобы они привели всё в порядок. Те, получив аванс, с усердием принялись восстанавливать помещение. Вернулась Аня. У садовника родились близнецы. Оба здоровые и крепкие. Мать потеряла много крови, но её удалось спасти. Когда Анна заканчивала зашивать женщину, подоспел, наконец, вызванный доктор. Оценив превосходную работу коллеги, он вызвал экипаж и роженицу увезли в больницу. Всё разрешилось благополучно к всеобщему облегчению. Штольман рассказал об утреннем происшествии дома. Аня поохала, но, узнав, что все целы — успокоилась. Она была какая-то отрешенная, но благостная одновременно. Яков не понимал, что у неё на уме. Его любимая удивила его ещё больше — сначала, склонив голову, долго смотрела на него, потом, вдруг засмеявшись, запрыгнула на его колени, обхватила голову руками и так поцеловала, что под конец Штольман был рад, что сидит: кислород закончился ещё минуты две назад, но было не оторваться. «А день-то налаживается!» — подумал мужчина. В эту самую минуту к дому подкатил экипаж. Из него, шумно вздохнув и радостно улыбнувшись, вышёл Пётр Иванович Миронов, одетый в модный песочный льняной костюм, и тут же потребовал к себе повышенного внимания. Штольман и Анна были рады визиту дяди, он привёз им множество подарков и невероятное количество писем и приветов от родных и друзей. Младшего Миронова разместили в правом крыле и пояснили состояние кухни. Никого не смутило, что завтракали они поздно и на веранде. Настроение было весёлое: Пётр Иванович балагурил, Штольман шутил, Аня радовалась. Чай пили в беседке. Хозяева дома сидели рядом на скамейке, их визитёр — напротив на стуле. Разговаривали о Затонске и очередном опусе Ребушинского. Посреди беседы Яков вдруг поперхнулся и странно взглянул на свою любимую. Дело в том, что рука её под прикрытием скатерти поползла вверх по его бедру. Во второй раз за день Штольман был рад, что сидит. Что вообще творится?! Не то, чтобы он был против, но его Аня так раньше никогда не делала! Разговор застопорился, ответные реплики шли как-то невпопад, и Анин дядя понял вдруг, что с дороги ему пора бы и отдохнуть, после чего откланялся. «Благослови, Боже, мужскую солидарность», — успел подумать Яков перед тем, как пересадить Анну к себе на колени. Она была вся такая мягкая, нежная, горячая и просто умопомрачительная. День ещё мог быть спасён. Треск шпалер позади беседки заставил супругов подскочить. Мальвы были примяты, деревянные обломки усыпали траву вокруг. Из развесистых листьев высунулась вихрастая лохматая головёнка. Под густой чёрной чёлкой, свисавшей на лоб, обнаружились тёмные любопытные глаза и открытый рот, в котором не хватало двух зубов. — Ты кто? — изумлённо спросил Штольман. — Гастон Трубочист, — невероятно гнусаво ответствовал мальчик. Профессия мальца сомнения не вызывала. Густой слой сажи покрывал его с головы до ног. Даже сквозь прорехи в рубахе виднелось чёрное тело. Пацан сплюнул и почесал шею. — Так, — сказал Штольман, — это я понял. Ты что тут делаешь, Гастон Трубочист? Гастон шмыгнул носом. — Так это, ваш благородь…от Косого Жана прячусь. Он жуть какой злючий! За оградой и впрямь слышались звуки погони, крики и свист. — Что ж ты от него бежишь, горе? — спросила Анна, сердобольно глядя на худенькие ключицы. Гастон перевёл взгляд на женщину и замер. Рот его открылся ещё больше, глаза распахнулись. Весь вид его выражал благоговение. Никогда, вот те крест, никогда ещё мальчик не видел такой красивой мадам. Всякие ему встречались: разодетые в пух и прах, с украшениями во весь бюст, симпатичные и добрые, да — но такой он не видел никогда. Если бы у Гастона была мать, именно так в его представлении она должна была бы выглядеть: с неземными глазами, мягкими руками, сложенными у груди, и Улыбкой. Настоящей, не вынужденной. Ему часто дамочки на улице денежку давали, тоже улыбались, но не так. Эта же светила радостью прямо из глаз. И прямо на него, Гастона. В общем, мальчик был поражён прямо в сердце - сразу и навсегда. Наконец он отмер. — Он хотел у господина Буве лопатник вытащить, а я не дал. Он добрый, завсегда детей булкой угощает, не жмотится. Чего ж хорошего человека зря добра лишать. Вот Жан и озлился, ребят собрал и за мной. А я к вам! — Почему к нам? — спросил Штольман. — Так наши все знают: тут живут сыщик и его жена. Закон любит, порядок любит, но просто так гнать не будет. Я и решил — лучше к вам, чем к Косому с прихвостнями. «Дааааа», — подумал Штольман. «Только этого ещё не хватало — заработать у местной шпаны репутацию доброго дядюшки! И что с тобой делать, чудо немытое?» Чудо вытерло сопли об кулак и независимо посмотрело в сторону. Анна взволнованно взглянула на Якова. — Яша? — с непередаваемой интонацией спросила его любимая. — Да, — сдаваясь, ответил Штольман. — Так, Гастон, слушай меня! Я сейчас скажу один раз и больше повторять не буду, ты меня понял? Мальчик кивнул, напряженно вглядываясь в лицо этого очень важного человека. Он понял, что решается его, Гастона Трубочиста, судьба. И если он не будет совсем уж дураком, то с этого момента всё может пойти по-другому. Дураком он не был. Штольман подумал несколько секунд, думая, как лучше сказать. — Я предлагаю тебе партнерство, — наконец проговорил он. Мальчик замер. — Да, да, — ответил Штольман, — именно так! Мне нужен помощник в сыскном деле. Глаза, уши и ноги там, где потребуется. Ты понимаешь? Гастон перевёл глаза на Анну. — Все говорят, что вы с супругой своей сыскарите, что ж — брешут? — Нет, но даме не везде можно, где шустрый малый вроде тебя легко незамеченным останется. Понимаешь, о чём я толкую? Надежда толкнулась в грудь пацаненка, осмотрелась там и осталась. Он медленно кивнул. — Жить будешь здесь, комната имеется. Форму тебе выдам, вид внешний наладим. Но! Штольман поднял палец. — Если я узнаю, что ты воруешь, или мне лжёшь, или каким-то образом злоумышляешь в моём доме — накажу со всей строгостью. Гастон кивнул. — И ещё, — продолжил Яков. — Я сегодня наведу о тебе справки, к вечеру буду знать тебя как облупленного. Ты уж не обессудь, коли наврал и стоишь на каком-нибудь крупняке, путь тебе сюда будет заказан. Мальчонку передали Мари и мадам Агнес. Они увели его отмываться, пообещав вернуть ему человеческий облик и найти нормальную одежду. Штольман и Анна сели прямо на крыльцо, женщина положила голову ему на плечо, он прижался щекой к её макушке. — Мне уезжать через полчаса, — с сожалением произнесла Аня. — Почему? У тебя же был сегодня свободный день! — Утром записку принесли. Профессор Дюбуа просит присутствовать на вскрытии, прелюбопытнейший случай, как он говорит, так что — надо ехать. Яков сел ровнее и уставился на ворота, ведущие во двор. — Что случилось? — удивленно спросила Анна. — Жду, что сейчас они откроются и войдёт Коробейников. Ей-богу, для полного комплекта только его сегодня ещё не было! Аня хихикнула.