Последний рассвет

В комнате стоял смог от дыма сигарет. Мужчина, сидевший за столом, просматривал папку. Он тяжело дышал. При его диагнозе (астма) он всё равно продолжал курить и практически не принимал лекарства, которые выписывал врач. – Курение в общественном месте, езда без прав, драка, посещение полицейского участка… три раза, – мужчина закашлялся, – за последние две недели. Без меня ты бы уже давно оказался за решёткой. Напротив него на чёрном кожаном диване сидел парень. Он шкрябал ногтями поверхность подушек. – Чанбин, – обратился к нему мужчина. – Почему ты вырос таким монстром? Я тебя, кажется, не таким воспитывал. Чанбин смотрел на потолок. Его совсем не заботили слова отца. Ему было не привыкать слышать от своих родителей: «Ты – монстр!». Мистер Со ждал, когда его сын скажет хоть что-то в ответ, найдёт хоть какое-то оправдание. – Ответь мне, отец. Кто рождается у гиены? – внезапно спросил Чанбин. Он прекратил пялиться в потолок и уставился на отца, сцепив руки в замок. ­­– О чём ты? – У гиены никогда не родятся крольчата. Родятся такие же гиены, которые потом научатся у своих родителей перегрызать глотку своим жертвам. Если бы ты хотел, чтобы твоё чадо выросло похожим на мягкого кролика, ты бы сам стал таким. Но ты выбрал быть монстром и воспитал монстра. – Мы с матерью дали тебе всё, о чём ты просил. Чанбин усмехнулся, и тут же улыбка пропала. Он продолжал смотреть на своего отца. В этом взгляде выражалась вселенская обида. – Вы дали мне всё, кроме своей любви. Я пытался заполучить её как угодно. В ход шло то, что разрушало меня, но делало хоть немного счастливым. Вас с мамой заботила только моя младшая сестра. Я всё ещё удивляюсь, как вы этого не понимали. Мистер Со промолчал. Он понимал, что его сын прав. Но гордость мешала признать это вслух. – Ты упустил лучшие годы для воспитания меня. – Ещё не поздно, – мужчина встал из-за стола, зажёг вторую сигару, подошёл к огромному окну во всю стену. Он снова закашлялся и, достав платок из кармана пиджака, вытер пот со лба. — Твоя астма... Не боишься помереть? Мужчина засмеялся. — Ты только этого и ждёшь? – он сделал паузу. — Летние каникулы ты проведёшь в специальном учреждении. В качестве помощника. Мой партнёр по бизнесу владеет хосписом. Послезавтра ты уже отправишься туда. Будешь помогать ухаживать за пациентами и, может, поумнеешь. – Издеваешься? Ты хочешь, чтобы я менял нижнее белье инвалидам и кормил их с ложечки? Чанбин показушничал. У него были свои планы на лето: тусить на полную катушку, как и обычно. – Как ты себе это представляешь? – спросил он. – Прекрати ёрничать. Всё уже решено. Только попробуй выкинуть какой-нибудь фокус. За тобой будет присматривать сын владельца. – Надеюсь, он красавчик, и мы подружимся, – с иронией сказал Чанбин.

***

Чанбин после встречи с отцом направился туда, куда и обычно сбегал – на одну из старых свалок за чертой города. Хан, давний друг Бина, уже был там, о чём отписался в смс. Чанбин шёл сквозь небольшой лесок, допивая банку пива. Хоспис? Отец ничего получше не мог придумать? Мог бы и за решетку в таком случае отправить в качестве наказания. Там хотя бы напрягаться особо не придётся. Мать, вероятно, поддержит решение отца. Хотя, обычно ей плевать. Она окружала вниманием лишь дочь. Чанбин со злости пнул лежащий на дороге камень и, замахнувшись, выкинул пустую банку куда-то за деревья. – Поскорее бы зажить собственной жизнью, – сорвалось с уст Чанбина. Наконец, он дошёл до своего второго, а может, главного, дома. ­–Твой отец рехнулся? – в недоумении спросил Джисон. Ребята сидели в старом ржавом автобусе, который они превратили в довольно неплохой ночлег. Здесь даже висели гирлянды и на сиденьях лежали подушки. Чанбин подшучивал, что интерьер получился слишком девчачьим и не соответствующим его личности, а вот Хан любил тащить в этот автобус всякую ерунду. Солнце уже скрылось за высокие ели, среди которых спрятался филин, и его глухое уханье доносилось до старой свалки металлолома. – Это лето станет самым отвратительным за все восемнадцать лет моей жизни. Чанбин выдохнул сигаретный дым, затушил окурок и откинулся на спинку сиденья. Листья деревьев шелестели от ветра. Несколько минут ребята просто молчали. – Может, не всё так плохо? – обратился к нему Джисон. – Побудешь вдали ото всех. Правда, и от меня тоже. Но ты же, чувак, не забудешь своего товарища? Хан хотел разрядить обстановку, потому что Чанбин был слишком серьёзен. Но без толку. Улыбки или попыток шутить у Чанбина Хан не увидел. – Далеко находится хоспис? – В Кунсане. – Это 124 км отсюда? Охренеть. – Ненавижу жизнь. Сегодня отец снова сказал, что я монстр. Впрочем, я согласен с ним. – Таким монстрам, как мы, самое место на этой свалке, – усмехнулся Хан и начал напевать: «I'm only a man with a candle to guide me, I'm taking a stand to escape what's inside me. A monster, a monster, I've turned into a monster» – О, драконы? – спросил Чанбин. – Звучит как гимн нашей жизни. – Давай развеемся? – предложил Хан. – Найди пару бутылок. Чанбин приступил к поиску целых бутылок, а Хан выстраивал их на самодельном столе из досок. Бутылки выстроились в ряд, и парни поочередно стали разбивать их битой. – Чувствуешь, как выходит весь стресс? – кричал Хан. Чанбин не мог остановиться, он принялся ударять по всему, что видел: машины, деревья, доски. И, наконец, он замахнулся и выбросил биту из рук, упал на колени и закричал. Ярость охватила всё тело. В ушах звенело, а руки тряслись. Хан на мгновение испугался. Он редко видел друга таким. – Чтоб вы все провалились! Ненавижу всех! – Чанбин кричал, пока полностью не выбился из сил и не упал на землю. Копившаяся злость смогла выйти наружу. – Ты всё-таки послушаешься его? – Хан подошёл к лежавшему на земле Чанбину и протянул руку. Чанбин встал, отряхивая пыль со спины своей косухи. – Я могу, конечно, прямо сейчас сбежать. Но мой отец, ты ведь знаешь его? Даже если я зароюсь в землю в абсолютно рандомном месте, он достанет меня собственными руками. Бежать нет смысла. Тем более, я уже проворачивал это много раз. Как видишь, я до сих пор здесь. Чанбин пытался вырваться из оков, в которые его поместил отец. При всем своём равнодушии к чувствам сына, мистер Со всё же держал Чанбина в поле своего зрения. Чанбин хотел свободы. Старался её добиться. Ему казалось, что, вероятно, только после смерти отца он наконец выйдет из-под этого контроля и сможет зажить так, как хочет. Проблема только в том, что Чанбин не знал, как он хочет жить. Ни целей, ни планов на ближайшие годы. Временами он вообще жить не хотел. Травя себя всем, чем можно, Чанбин был вполне себе здоровым физически, что не совсем его радовало. Точнее, ему было плевать. Так и жил он только потому, что не мог умереть.