После победы

Июль 2007 года «Fix You» Coldplay — включите в начале. — А что, если добавить сюда экстракт из корня болиголова? — задумчиво спросил Фред, опасно низко склонившись над пробиркой, в которой тихо пузырилась ярко-бирюзовая жидкость. Наблюдавший за ним Джордж открыл было рот, чтобы попросить брата быть осторожнее, но в последний момент передумал и только устало потёр рукой лоб. — Ты уже предлагал это в прошлый раз, — вместо этого напомнил он. — Да? — Фред выпрямился и обернулся к нему, на его лице был написан живейший интерес. — И что произошло? — Пробирка разлетелась ко всем чертям, — Джордж слегка ухмыльнулся. — Ты очень ругался. — Это я мог, — Фред улыбнулся по-настоящему, широко и радостно. — Ну чего ты вечно такой кислый, Джордж? Каждый раз, как ни зайду, ты всегда сидишь с таким лицом, будто кто-то насыпал тебе в пижаму пузырчатый порошок, а тебе ничем нельзя выдать своих страданий. Джордж молчал. Он отвечал на этот вопрос уже несколько десятков раз, но легче всё равно никогда не становилось. — Что случилось? — тихо и уже куда серьёзнее спросил Фред, подошёл и присел на край стола, внимательнее рассматривая брата. — Скажи мне. Джордж усилием воли подавил желание протянуть руку и сжать предплечье Фреда, хотя бы рукав его шикарного пиджака, хотя бы просто потрогать, только прикоснуться, убедиться… А вдруг… Вдруг реальность — это здесь, а тот, другой мир, ему только приснился? Что, если всё наоборот? Но позволить себе такого нельзя, иначе потом пробуждение будет ужасным. Джордж знал наверняка. Пробовал. — Скажи мне, — повторил Фред с нажимом, и их взгляды встретились. — Ты умер, — едва шевеля губами, произнёс Джордж и откинулся на спинку кресла. Фред не шевелился, только продолжал внимательно и чуть встревоженно вглядываться в лицо своего близнеца. Потом встал, обошёл стол и положил тёплую ладонь Джорджу на плечо. Джордж закрыл глаза. — Тебе просто приснился плохой сон, — тихо и очень убедительно сказал Фред. — Я здесь, рядом, живой и здоровый. Ничего плохого не случилось, Джордж. Джордж молчал. Каждый раз, каждый несчастный раз, когда такое происходило, он мечтал, чтобы время остановилось, чтобы он остался в этом кабинете, в том, первом, который уничтожил старый взрыв, наедине с Фредом. Навсегда. И каждый раз ему становилось стыдно за своё эгоистичное желание. И каждый раз он знал, что это сон. Даже во сне он отдавал себе отчёт о реальности. Где-то он читал, что нужно делать, чтобы понять, что спишь. Якобы во сне ты не можешь читать, не чувствуешь боли… Ему это никогда не было нужно: если Фред рядом — это сон. — Мне нужно идти, Фред, — прошептал Джордж и, не сдержавшись, быстро накрыл своей рукой ладонь брата. — Куда? — тихо спросил Фред. — Куда тебе нужно идти? Джордж открыл глаза в тот момент, когда его губы ещё шевелились. — Жить дальше, — прошептал он в полумрак рассветной комнаты, не успев остановиться, и рядом с ним тут же зашевелилась Анджелина. Джордж почувствовал прикосновение к плечу, такое же тёплое, такое же живое, как и несколько секунд назад. За тем крохотным исключением, что это всё-таки было настоящим. — Снова? — шёпотом спросила Анджелина, и Джордж кивнул. Она и так знала ответ, ей не нужно было его слышать. Анджелина провела тёплым пальцем по его щеке. — Ты плачешь, — сказала она. — Джордж… — Ничего, — пробормотал он. — Это ничего. Пусть. Давай поспим ещё, у нас есть пара часов. Джордж повернулся на бок, подложил ладонь под мокрую щёку и стал смотреть на пробивающуюся сквозь занавески тонкую полоску слабого света. Он знал, что ни один из них больше не уснёт, но и не произнесёт ни слова. Так всегда случалось в те ночи, когда между ними лежал Фред. *** Обычно настолько плохо бывало где-то за неделю до 2 мая. И пару дней после. Потом как будто немного отпускало, непонятно, почему, на самом деле. Потому что Фреда как не было, так и не было, несмотря на даты. Джордж ни у кого не спрашивал, чувствуют ли они что-то подобное, но лично для него годовщина смерти брата имела какой-то особый ужасающий смысл. В этом году она уже два месяца, как прошла, а непонятная тревога, ужас, растерянность и всепоглощающая тоска всё не отступали. Как тогда, в первые страшные месяцы. Казалось бы, чего теперь уже бояться? Самое страшное уже всё равно случилось. Джордж устало потёр лицо руками. Он сидел за своим столом, прямо как во вчерашнем сне, только Фред не ходил по кабинету, не брал в руки полуготовые изобретения, не давал советов, не спорил, что он жив, что всё это просто ночной кошмар. Кошмар, это точно, только наяву. За стенкой в своём кабинете сидел Рон. Тоже брат, но другой. Джордж был счастлив, что Рон согласился вступить в партнёрство, тут ничего не скажешь, но чего бы он только ни отдал, чтобы за стенкой сидел Фред. Да и стенки-то тогда никакой и не было бы. Наверное, тогда, девять лет назад, все были правы: ему нужно было с кем-то поговорить. Ему нужна была помощь. Она всё ещё ему нужна. Но с такой же отчётливостью Джордж понимал, что не пойдёт её просить. Он не мог. Иначе придётся говорить о Фреде, а это было невозможно. Стоит ему только сказать кому-то о своих снах, и его начнут убеждать избавиться от них. А это всё, что у него осталось. Они начались не сразу, такие сны. Джордж плохо помнил, что было в самом начале. Тишина. Пустота. Одиночество. Постоянное ощущение нехватки воздуха. Всё время это чудовищное чувство неполноты, неполноценности, как будто он пытался раз за разом опереться на ампутированную ногу и падал, падал, падал в оглушающую черноту… Ему ничего не снилось, он просто проваливался в неё, а потом выныривал снова, такой же уставший, всё в таком же ужасе. Единственное, что он запомнил отчётливо — это похудевшее и осунувшееся лицо Перси в криво сидящих старых роговых очках. Перси был с ним рядом каждую секунду, Перси спал на полу их… его комнаты. Перси следовал за ним по пятам, делая вид, что это просто совпадение, и так получается, что им постоянно нужно в одну и ту же комнату. Перси, выламывающий дверь в ванную комнату, когда Джордж разбил зеркало, не в силах больше выносить вида собственного лица. Перси, Перси, Перси, вечно Перси. А должен был быть Фред, Фред, Фред. Всегда должен был быть он. Все кругом думали, что Перси просто отчаянно боится за младшего брата, как бы тот чего с собой не сделал, но Джордж прекрасно знал, что дело не только в этом. Перси сам сказал ему об этом как-то в Рождество, когда хлебнул слишком много пунша. Он много всего сказал тогда, его странный, не понятый никем из семьи, занудный, вредный и противный старший брат. Единственный, кто подумал о том, что Джордж никогда в жизни не оставался один. Что ему нужно натыкаться взглядом на чьё-то лицо, когда он оборачивается. Что ему нужно видеть кого-то, когда он просыпается. Перси знал, что его лицо будет приводить Джорджа в ярость, что, возможно, потом Джордж больше не захочет его видеть (а так и случилось и до сих пор не прошло окончательно), но он был к этому готов. Этим он надеялся хоть чуть-чуть искупить всё плохое, что он сделал им с Фредом. Слова Перси, Джордж это не сам придумал. Но, во-первых, ничего плохого он им лично не делал. Ну, орал постоянно в школе, но на них все ругались, они и внимания не обращали. Им даже нравилось бесить брата-ботаника. А, во-вторых, Перси нашёл в себе силы признать свою неправоту, прийти назад и извиниться. Они с Фредом оценили этот его поступок, достойно уважения. Нечего ему было так уж искупать, но всё же он чувствовал свою вину ни за что. Может, за потерянное время. Джордж просто не мог признать право кого-нибудь другого на чувство вины, потому что оно целиком и полностью принадлежало ему одному. Это он оставил своего близнеца одного. Это он не прикрывал ему спину. Это он не уберёг его от опасности. Не закрыл от смерти собственным телом, как мантией-невидимкой Третьего брата. Это он жил дальше, как если бы ничего не произошло. Это он влюбился в девушку брата, как если бы только и ждал, чтобы Фред куда-то подевался, и Анджелина досталась ему, Джорджу. Это он жил смеялся, смотрел в будущее, работал и принимал решения по поводу магазина, это он качал на руках племянников, он ходил в бар с Ли, он посещал матчи по квиддичу и иногда, забывшись, даже кричал вместе со всеми, подбадривая команду, за которую болел. Это он делал всё, чего не мог сделать Фред. Это он делал то, на что не имел никакого права. Вначале он осекался, стоило ему принять участие в общем разговоре. Грыз себя за жалкое подобие улыбки. Из-за того, что посмел наслаждаться вкусной едой. Что посмотрел на безоблачное небо и порадовался тёплой погоде. Потом в его жизни появилась Анджелина. И всё стало гораздо хуже. Анджелина была частью его мира с одиннадцати лет, с тех самых пор, как Распределяющая шляпа уверенно отправила их с Фредом в Гриффиндор, и они уселись на скамейку напротив девочки, длинные тёмные волосы которой были заплетены в десятки тонких косичек. Они тогда перезнакомились со всеми в поле зрения, в том числе и с Анджелиной, пока Перси не шикнул на них с таким видом, словно у него из ушей сейчас пар повалит. Анджелина была не робкого десятка, и частенько принимала участие в их проделках. Она была своей в доску, отличным другом, хотя и не таким, как Гермиона для Гарри и Рона. Фред и Джордж всё-таки всегда были особняком. Зачем искать себе друзей, если твой лучший друг всегда с тобой, с самого рождения? Но Анджелина была той постоянной в их жизни, о которой особенно не задумываешься, потому что, зачем? Она же рядом, никуда не собирается, будет здесь и завтра, и послезавтра, и всегда. Крутая девчонка, свой парень, отличный друг. Пока Фред не заявил, что это его будущая жена. Он это довольно рано сказал, ещё тогда, когда они почти и не начали обсуждать девчонок. Джордж немного опешил, потому что обычно они всё делали вместе, а тут Фред как будто шагнул на следующую ступеньку, не дождавшись брата. Он уже нашёл себе будущую жену, тогда как Джордж вообще не слишком-то задумывался о том, чтобы обзавестись девушкой. И да, возможно, если бы ему дали время подумать, выбрать, то он с таким же успехом выбрал бы ту же Анджелину. Но ему выбора не дали, Фред просто решил считать её своей, вот так запросто, в порядке вещей, как что-то, не стоящее обсуждения. До этих его слов Джордж и не собирался приударять за Анджелиной, но из чувства близнецовости он, разумеется, тоже к ней присмотрелся внимательнее. Всё такая же крутая, свой парень, но теперь было что-то ещё, чего не было ещё пять минут назад до слов Фреда. Теперь Анджелина в глазах Джорджа стала чем-то, чем он не мог обладать наравне с братом и поэтому иррационально хотел этого больше всего на свете. Разумеется, он ни разу не произнёс этого вслух. Фред успел первым, всё было по-честному. Если бы ситуация была противоположной, то брат точно так же принял бы его выбор, отошёл бы в сторону, Джордж в этом нисколько не сомневался. Единственное, была крохотная вероятность, что Фред о его чувствах просто не догадывался. Да и были ли они тогда, эти чувства? Теперь, оглядываясь назад, Джордж приходил к выводу, что их не было. Вернее, он всегда любил Анджелину, но как друга, как сестру, может быть, как чуть повзрослевшую Джинни. Если бы Фред не назвал её своей будущей женой… Джорджа всегда убивала эта неопределённость. Любит ли он Анджелину по-настоящему, или пытается следовать плану брата-близнеца, который тот уже не сможет выполнить сам? Не пытается ли он, так сказать, жить за двоих? А то и просто проживать чужую жизнь? Нет, он, конечно, не справедлив. Нельзя отрицать, что Анджелина — самый близкий ему человек в настоящий момент, он любит её. Любит. И она любит его. Именно его, не Фреда. Джорджа. Она ни разу не назвала его именем брата, как мама, например. Она знает, что он не Фред. Всё, что она делает и говорит, предназначается ему, Джорджу. Он не сомневается в этом. Практически совсем. Джордж со стоном опустил голову на руки. Почему? Почему в этом году так трудно? Девять лет прошло, разве не должно уже горе немного притупиться? Где это пресловутое время, которое лечит? Когда уже его лекарство начнёт действовать? В глубине души он знал ответ. Он стучал в его голове с каждым ударом сердца. Ни. Ког. Да. Не. Ста. Нет. Лег. Че. Ни. Ког. Да. Наверное, нужно с кем-то поговорить. Но, если честно, не пойдёт же он в Мунго, не признается в своей проблеме. Не будет такого. «Здравствуйте. Мой брат-близнец погиб девять лет назад, но я никак не могу с этим смириться. Не могу представить, что он лежит где-то под землёй, что его действительно больше нет. О, да, совсем забыл упомянуть, что почему-то с годами мне делается только хуже. Наверное, это как-то неправильно, но я точно не знаю. Ха-ха. Что вы можете прописать от этого? Забвение? Ох, какая прекрасная идея! И поговорить? Уже хуже. Нет, не обсуждал и не планирую. Потому что не могу, что за вопрос. Если я начну говорить, это станет реальным. Я не уверен, что смогу вынести то чувство, что иногда поднимается внутри. Оно похоже на… шаг вниз с обрыва. Я знаю, что не смогу этого отменить, не смогу шагнуть назад. Ах, что вы? Нужно шагнуть, вы считаете? Правда? Спасибо за совет, до свидания». К чему ходить к кому-то, если Джордж точно знал, как будет развиваться этот разговор? Однажды к нему нерешительно приблизился Сайпрес, попытался завести разговор о Фреде (которого, на минуточку, он совсем не знал, как и Джорджа), но Джордж пресёк это на корню. Глупо сравнивать боль от потерь. У Сайпреса своё, у него — совсем другое. Джордж старался не обесценивать чужих жертв, чужой боли, но потерять близнеца — это всё-таки другое, что-то совсем на другом уровне. Мама с папой потеряли сына. Билл, Чарли и Перси — младшего брата. Рон и Джинни — старшего. Им всем больно. Но только Джордж потерял и брата, и половину себя. Они не могли его понять, как бы ни старались. Их боль была другой. Они могли с ней жить. Они могли её выражать. Он не мог. И всегда оставался невыясненный вопрос с Анджелиной. — Ты домой-то, говорю, идёшь? Джордж вздрогнул и уставился немного расфокусированным взглядом на прислонившегося к косяку его кабинета Рона. — А, да, конечно, — Джордж неосознанно стал перекладывать какие-то бумаги на своём столе, стараясь изо всех сил сделать вид, что просто с головой погрузился в рабочие дела, ничего больше. Но провести Рона, кажется, не удалось. С появлением Роуз его инстинкты обострились до невозможности, он настолько привык угадывать настроения дочери по выражению её лица, что теперь с такой же лёгкостью проделывал это и с другими. А пару месяцев назад, когда сияющая Гермиона объявила, что снова беременна, Джордж понял, что теперь проницательность Рона увеличится вдвое. В каком-то смысле было бы проще, если бы они работали пусть и вместе, но в разных местах. — Всё в порядке? — уточнил Рон, так и не пошевелившийся, хотя они сегодня и правда уже засиделись. — Ну конечно! — Джордж сверкнул фальшивой улыбкой, на которую Рон не ответил, даже наоборот прищурился. — Ты-то что здесь делаешь? Роуз там уже, наверное, устроила Гермионе сладкую жизнь. Как же, папочка не пришёл поцеловать её на ночь. Вот теперь Рон слегка расслабился, как всегда, при одном только звуке имени дочери. Это была не первая племянница Джорджа, разумеется, он уже наблюдал, как отцовство поменяло Билла и Перси, как материнство кардинально изменило Джинни, но никто не удивил его так, как Рон. Да, был момент, если верить Биллу, в который Рон будто бы стал другим человеком, но Джорджу трудно было оценить это: в отличие от Билла он увидел Рона только в день Битвы за Хогвартс, а при том пресловутом изменении в «Ракушке» не присутствовал. Ну, а тот день, День Победы, изменил всех. С тех пор внутреннее напряжение в младшем брате обычно пряталось где-то на заднем плане, но никогда не уходило насовсем. Сначала жизнь продолжала преподносить сюрпризы, потом — привычка, но после рождения Роуз Рон как будто расправил плечи. Для него началась новая жизнь, более свободная, как бы абсурдно это ни звучало. В такие моменты, когда Джордж видел, как разглаживаются сосредоточенные морщины на лбу брата, он позволял себе задумываться, что чувствовал бы сам по отношению к собственному ребёнку. Помог бы ребёнок и ему? Но можно ли возлагать на ребёнка ответственность по спасению отца, который не мог помочь себе сам? Не осмеливался попросить помощи? — Джордж? — М? — Джордж встал из-за стола, рассеянно оглядывая кабинет. — Я закончил, Рон. Всех дел всё равно не переделаешь. — Ты что, не слышал, что я спросил? — морщины вернулись, Рон выглядел по-настоящему озабоченным, и Джордж выругался про себя. Ну, что он опять прослушал? — Прости, я просто… этот контракт, он меня с ума сведёт. Ну, сколько можно, в самом деле? Ты можешь себе представить, что они вернулись с седьмой редакцией? — Да, кошмар, — откликнулся Рон, но Джордж видел, что провести брата снова не удалось. — Но я не только про сегодня. Ты уже несколько недель сам не свой. — Ерунда! — Джордж захлопнул за собой дверь магазина и взмахнул палочкой, запирая его на ночь. — Вечно ты выдумываешь что-то, чего на самом деле… — Это все заметили, не только я, — пожал плечами Рон. — Я просто чаще всех тебя вижу. Джордж заставил себя недоверчиво хмыкнуть и состроить недоумевающую гримасу. — Не понимаю, о чём ты. Всё со мной в порядке. Он покосился на младшего брата, для чего пришлось немного повернуть голову назад и вверх. Рон шагал, закусив нижнюю губу и явно о чём-то раздумывая. — Тебя мама подослала со мной поговорить? — догадался Джордж. — Мама? Нет, — Рон покачал головой. — Если честно, то Анджелина. — Андже… — Джордж оборвал удивлённое восклицание. Значит, всё-таки и её он не обманул. Ну что ж, неудивительно. — Она тоже считает, что с тобой что-то происходит, что тебя что-то беспокоит, но ты не хочешь с ней это обсуждать, — быстро проговорил Рон. — Вот она и подумала, что, может, со мной поделишься. Джордж промолчал. Ни с кем он не собирался делиться. Девять лет прошло, у всех теперь своя жизнь, ни к чему ворошить прошлое. Все нашли в себе силы оправиться и пойти дальше, даже Сайпрес, а уж он-то как боролся со своими чувствами к Габриэль, и то Флёр недавно намекала, что дело у них движется чуть ли не к свадьбе. Свадьба… Может, ему нужно жениться на Анджелине? Может, это всех так беспокоит? И снова эти сомнения: нужно жениться? А хочет ли он? А если хочет, то потому что любит её? Как они могут думать о семье, если он до сих пор не может понять, не является ли для неё просто клоном собственного близнеца? И не старается ли он сам изо всех сил прожить не свою жизнь, настоящую, а Фреда — несостоявшуюся? — Мне кажется, вы преувеличиваете, — осторожно сказал Джордж. — Да, у меня бывают периоды, в которые мне… хуже. Но они проходят. Это нормально, Рон. — Я знаю, что это нормально, — брат явно выделил слово «знаю». — Думаешь, у меня их не бывает? И я знаю, что у тебя по-другому, но, Джордж… — Девять лет прошло, должно стать лучше, — перебил его Джордж. — Только вот не становится. И я не думаю, что когда-нибудь станет. Так что просто смиритесь, что будут такие периоды в моей жизни. — Анджелина говорит, этот период тянется с самой годовщины смерти Фреда, — просто сказал Рон. — И что раньше такого, вроде, не было. На это Джордж вообще не стал отвечать. В груди поднималось глухое раздражение на Анджелину. Какое право она имеет обсуждать его с его же собственными родственниками? Она не на том же положении, что Гермиона, Флёр или Одри, она не является частью их семьи официально. Джорджу тут же стало стыдно за такие мысли. Если она и не связана с ним официальными узами, это совсем не значит, что она не имеет права на чувства и переживания. За него, между прочим. — У вас вообще всё в порядке? — неуверенно спросил Рон. — В каком смысле? — вопрос прозвучал чуть резче, чем хотелось бы. — Ну, вы уже восемь лет живёте вместе, вы, вроде как, семья, — выговорил Рон. — Но почему-то вы не обсуждаете того, что вас волнует, друг с другом. Я не представляю себе, чтобы я не мог чего-то рассказать Гермионе, и она бы пошла просить Гарри поговорить со мной, потому что вдруг я ему расскажу. — Все отношения разные, братишка, — машинально отозвался Джордж. — Главное, чтобы нас они устраивали. Хотя, неприятно слышать, конечно. Да, Джордж знал, что может быть и по-другому, он видел это каждый день в семьях своих братьев и сестры. А вот у него иначе, потому что… ну, потому что он другой. И Анджелина тоже. Рон облизал губы, потом остановился, поколебался немного, но всё-таки выдавил: — Знаешь, мне не кажется, что Анджелину всё устраивает. Просто она любит тебя и не хочет… — Это тоже она попросила тебя передать? — взвился Джордж. — Нет, — тихо ответил Рон. — Нет, конечно. Это мои собственные наблюдения. И немножко Гермионины. Джордж заставил себя сосчитать до пяти, потом повернулся к младшему брату и медленно, раздельно, чуть ли не по слогам произнёс: — Спасибо за заботу. Но я со своей жизнью как-нибудь сам разберусь. А с нашими отношениями — вдвоём с Анджелиной. Ладно? Рон посмотрел на него долгим и невыразимо грустным взглядом. — Просто неприятно смотреть, как ты собственными руками лишаешь себя шанса на счастливую жизнь. Вот и всё. Джордж крутанулся на месте и трансгрессировал домой. Одно дело, когда ему осторожно давали советы или задавали вопросы, другое — когда вот так, как Рон сейчас. Как будто Джордж упивается своими страданиями. Как будто не хочет перестать чувствовать то, что чувствует. Не мечтает больше всего на свете однажды проснуться нормальным. Но ведь этого никогда не будет, потому что это невозможно. К тому же, что Рон может понимать во всём этом, он никогда не воровал девушку погибшего брата-близнеца. Не жил его жизнью. — Джордж? — Анджелина выглянула из кухни, со слегка встревоженным выражением лица. Обычно они не трансгрессировали сразу в квартиру, по старой привычке заходили через дверь. — Привет! — улыбнулся Джордж. — О, новая причёска? Анджелина прикоснулась левой ладонью к коротким, чуть ниже подбородка, прямым иссиня-чёрным волосам. С косичками она распрощалась сразу после Битвы за Хогвартс, Джордж никогда не спрашивал, почему. Стиль афро ему нравился, Анджелина выглядела с ним очень естественно, но она всегда жаловалась, что волосы требуют сложного ухода. А несколько лет назад она открыла для себя какое-то там выпрямление, и с тех пор Джордж не видел ни косичек, ни кудряшек. В душе он скучал по старой Анджелине, но ничего не говорил. — Да, захотелось убрать длину, — Анджелина улыбнулась ему смущённой и робко-кокетливой улыбкой. — Тебе нравится? — Мне всё в тебе нравится, — сказал Джордж. «Верни косички. Стань снова той девочкой, которую мы знали в школе. Не меняйся». Улыбка Анджелина исчезла, а потом и сама она скрылась в кухне. Джордж пожал плечами и отправился мыть руки. Такие перепады настроения у неё бывали, и он даже пытался выяснить, чем они вызваны. Но ответа не получил ни разу, поэтому скоро перестал спрашивать. Ну что ж, не один он в этой семье умел замалчивать проблемы. Подумал — и вздрогнул. Подумав о семье сейчас, он имел в виду не огромный клан Уизли, а Анджелину. Только Анджелину. Кажется, впервые. Это всё Рон с его речами. — Что у нас на ужин сегодня? — потирая руки, спросил Джордж, входя в кухню и выбрасывая из головы непрошенные мысли. Подошёл и чмокнул Анджелину в щёку. Она никак не отреагировала. — Паста болоньезе, — без эмоций откликнулась Анджелина, даже не повернув головы в его сторону. Джордж почувствовал глухое раздражение, но попытался подавить его. — Всё в порядке? — устало спросил он. Выслушать её. Надо выслушать. Анджелина сняла с плиты большую сковородку, разложила пасту по двум тарелкам, поставила одну перед Джорджем, потом села за стол напротив него, сжала пальцами края своей тарелки и, наконец, подняла на него глаза. — Нет. Джордж кивнул. — Что не так? Что случилось? — Поешь сначала, остынет, — проговорила Анджелина, хотя сама даже вилку не взяла. — Как я могу есть, пока не выяснил, что у тебя случилось? — спросил Джордж и сам внутренне поморщился от какой-то непонятной фальши. Анджелина закатила глаза, и сейчас он практически не нашёл в себе сил, чтобы обвинить её в чём-то. — У меня ничего не случилось, — сказала Анджелина. — Всё по-старому. Ну, кроме причёски, волосы захотелось обрезать. — Новую жизнь собираешься начать? — пошутил Джордж и сразу же почему-то осёкся. Она не улыбнулась. Не вздохнула с раздражением. Вообще ничего не сделала, только грустно смотрела ему в лицо. Джордж почувствовал, как сердце ухнуло куда-то вниз. Она же не собирается… — Вообще-то да, Джордж, — тихо сказала Анджелина. — Кажется, время пришло. — Для чего? — пересохшими губами спросил Джордж и закашлялся. В горле тоже была пустыня. Он сделал большой глоток красного вина из бокала, который Анджелина налила заранее. Значит, планировала этот разговор. — Я больше не могу… — голос Анджелины пресёкся, и она на секунду закрыла лицо руками. — Нет, плакать я не буду. Джордж прирос к своему стулу. Она уходит от него. Уходит. Насовсем. Единственный человек, который держит его на плаву, не позволяет соскользнуть в эту страшную чёрную пропасть. Она уйдёт. И он останется один. — Я люблю тебя, Джордж, — Анджелина расправила плечи. — Ты это знаешь. Но, очевидно, ты не испытываешь ко мне тех же чувств. Это не твоя вина, ты же не можешь заставить себя. Просто я все эти годы надеялась, что ты сможешь… полюбить меня. Потом думала, что мне достаточно того, что есть, но… но мне этого мало, Джордж. — Ты с ума сошла? — севшим голосом спросил Джордж. — Конечно, я люблю тебя! На задворках сознания мелькнули старые сомнения, которые ломились в его голову какой-то час назад, но он только отмахнулся от них. Конечно, он любит Анджелину. Он всегда её любил. Ему никогда даже не нравилась никакая другая девчонка. А вот как раз Фреду… — Я знаю, — Анджелина улыбнулась ему сквозь слёзы. — Но это не та любовь, Джордж. — Та самая, — Джордж потянулся к её руке, но Анджелина откинулась на спинку стула. — Брось, ну что ты начинаешь? Какая ещё не такая любовь может быть? Я ни разу не дал тебе ни одного повода в чём-то меня заподозрить, я бываю только… — Господи, Джордж, ну при чём же здесь это? — Анджелина всплеснула руками. — Я ни в чём тебя не подозреваю, я просто… И тут Джордж почувствовал, что все накопившиеся в душе за эти недели эмоции, вырываются наружу. Удержать их он не нашёл в себе сил. — У меня нет ни времени, ни сил, ни желания выслушивать твои идиотские соображения! — выкрикнул он. Анджелина отшатнулась, в её глазах промелькнуло ужасное выражение, но Джордж уже не мог остановиться. — У нас всё нормально, но нет, тебе вечно нужно выдумать проблемы, где их нет, чтобы потом… — У нас есть проблема, и ты прекрасно знаешь, какая! — закричала Анджелина и ладонями вытерла мокрые щёки. — Нет, я не знаю! Скажи мне! — Джордж, не прикидывайся дураком, я не буду говорить, потому что… — Нет, давай, произнеси его имя! Что тебе мешает? — Потому что проблема… — Фред — это проблема? Ну, скажи это! Фред — проблема! Смотри, легко получается. Мой брат-близнец, который умудрился влюбиться в тебя первым. А потом взял и умер. А мы остались. Он — проблема? — Я никогда в жизни не скажу ничего подобного! — закричала Анджелина и зарыдала уже по-настоящему. — А ты… Тебя я сейчас просто ненавижу! — Не сейчас, а всегда! — Джордж вскочил из-за стола, стул упал, но он не обратил на это никакого внимания. — Ты всегда ненавидела меня за то, что я не он, просто признай это! И не надо сейчас делать вид, что ты бросаешь меня по какой-то другой причине! Ты просто поняла, что я никогда не стану Фредом! — Я ухожу от тебя, потому что ты не можешь бросить привычку жить его жизнью, — Анджелина наоборот успокоилась. — Я ухожу, потому что не могу больше видеть, как ты пытаешься притворяться им. Фреда больше нет. Но и тебя уже нет, Джордж. Ты потерял себя и даже не пытаешься найти снова. Я хотела помочь тебе, о боже, Джордж, как сильно я хотела этого! Но это и моя жизнь, и она происходит сейчас. Я хочу прожить её счастливо, насколько это возможно, даже если и не с тобой. Я не могу больше быть для тебя той Анджелиной, которую ты себе представляешь. Я не хочу видеть, как ты постепенно растворяешься в воспоминаниях. Я хочу идти вперёд, я хочу детей, Джордж. Я хочу, чтобы они росли в здоровой семье. Поэтому я ухожу. Она вышла из кухни, а Джордж так и остался стоять рядом с упавшим стулом, чувствуя, как грудь сдавливает всё сильнее и сильнее. Он больше не злился. Она права. Она ведь во всём права. Но она ему уже не поверит. И уйдёт. Паника начала подниматься откуда-то из бёдер. Подсекала их, мешала стоять прямо. Джордж боролся с желанием ворваться в спальню и броситься на колени перед Анджелиной, умолять её не оставлять его. Останавливали только её слова. Это её жизнь. Он не имеет никакого права просить её пожертвовать ей ради него. Он должен разобраться в себе. Должен что-то сделать. Как-то ей объяснить. Заставить её поверить. Пытался ли он быть для неё Фредом все эти годы? Намеренно — нет. Но что, если это происходило случайно, из-за его неуверенности в её чувствах? И в своих… С другой стороны, был бы он сейчас в таком ужасе, если бы не любил её? Возможно. Остаться одному для него сейчас… Нет. Не одному. Именно без Анджелины. Страшно представить, как она будет искать это своё «счастье». Как родит детей другому мужчине. Который не будет вести себя как самый последний негодяй. Который сможет дать почувствовать любимой женщине, насколько она любима. — Анджелина! — заорал Джордж и бросился в спальню. Он застал её сидящей на кровати перед уже собранным чемоданом. Значит, точно не прямо сейчас решила, готовилась заранее… — Анджелина, не уходи! — Джордж на колени не упал, просто встал перед ней и умоляюще сложил перед собой руки. — Пожалуйста, дай нам ещё один шанс! Я… я готов меняться… Я знаю, тебе не нравится, что я не говорю… не делюсь с тобой. И не слушаю тебя. — Я понимаю, как для тебя это тяжело, но… — начала было Анджелина, но Джорджа прорвало. Если не сейчас, то когда? — Я не могу простить себе, что остался жив. Я не могу простить, что влюбился в тебя. Я не могу простить себе, что оставил его одного. Я не могу простить себе, что радуюсь чему-то, когда он не может. Я не могу выносить, что его нет. Я не могу жить без него. Я не могу разобраться, любишь ли ты меня? Или ты видишь его, когда смотришь на меня? А я? Не делаю ли я то, что сделал бы он? И прекратится ли это хоть когда-нибудь? Хоть одну чёртову минуту, когда-нибудь буду ли я… просто почувствовать… что я… Джордж всё-таки упал на колени, но не перед Анджелиной, а сотрясаясь в рыданиях. Такого с ним не было с того лета после Битвы за Хогвартс. Он не допускал. Переключался. Сдерживался. Боялся как раз чего-то подобного, боялся упасть в пропасть. А теперь взял и упал. Нет, даже шагнул. Ради неё, ради Анджелины. Потому что ещё страшнее, чем шагнуть самому было бы смотреть, как она шагнёт за порог с этим своим нелепым чемоданом. — Прости… я… — попытался выдавить Джордж, не в силах даже нормально вдохнуть, но тут Анджелина опустилась на пол рядом с ним и крепко прижала его к себе. Так крепко, что дышать стало ещё сложнее, зато он больше не чувствовал, что сейчас разлетится на кусочки. Её руки, её губы и эти новые короткие волосы были единственным, ради чего Джордж мог постараться собрать себя назад. Себя самого. Одного. Только себя. Не Джорджа и Фреда, а просто Джорджа. Который имеет право на жизнь. И даже на счастье. Хотя, Фред и никогда не уйдёт насовсем. Никогда. — Я бы тоже хотел ребёнка, — всё ещё прерывающимся голосом шепнул Джордж на ухо Анджелине. — Знаешь, в чём проблема с племянниками? Их потом приходится отдавать. Анджелина всхлипнула у него на плече и прижалась к нему сильнее. Джордж медленно выдохнул. Кажется, она передумала уходить. Он осторожно отстранился. — Ты простишь меня? — спросил он, и Анджелина улыбнулась ему такой сияющей улыбкой, что у него дыхание перехватило. — Мне нечего прощать тебе, я просто счастлива, что ты наконец-то смог довериться мне, открыться, — сказала Анджелина. — Но ты больше не бросаешь меня? — уточнил Джордж, не обращая внимания на то, как жалко это может прозвучать. — Я остаюсь, — Анджелина засмеялась и шмыргнула носом. — Я и не хотела никуда уходить, Джордж. Я ведь правда люблю тебя, ты знаешь? — Я знаю, — Джордж, кажется, впервые в жизни действительно это знал. — И я люблю тебя. И я хочу, чтобы мы поженились. Анджелина изумлённо моргнула. Джордж и сам чувствовал себя ошарашенным, но она должна стать частью семьи. Она — его семья, но ему хотелось, чтобы это было официально. Для всех. Сам же сегодня в разговоре с Роном почувствовал, как это неправильно — держать её в стороне, в подвешенном состоянии. — Если ты тоже хочешь, конечно, — неловко добавил он. — Очень хочу, Джордж, — Анджелина улыбнулась сквозь слёзы, — но предлагаю не совершать никаких поспешных… — Это для тебя поспешно? — перебил Джордж. — Восемь лет! — Это поспешно прямо сейчас, — покачала головой Анджелина. — Нам обоим нужно успокоиться. О многом поговорить. — Да, но моё желание от этого не изменится, — упёрся Джордж. — Как и моё, — в Анджелине на миг промелькнула капитан команды по квиддичу, и Джордж впервые не ощутил никакой вины за то, что любил её ещё тогда. Или не любил, но что-то явно испытывал. Его любовь к Анджелине ни коим образом не оскорбляла его любовь к Фреду. И не подменяла её. Он всегда это знал. В глубине души. — Я сделаю, как ты хочешь, — сказал Джордж и поцеловал Анджелину. Губы у неё были солёные от слёз, но и у него наверняка не лучше. — Спасибо, — Анджелина погладила его по щеке. — Ну, ты только сильно не затягивай, потому что я до этого момента не осознавал, как сильно хочу ребёнка, — не удержался Джордж. — Желательно, завтра. — Завтра не обещаю, — рассмеялась Анджелина, ногой отпихивая чемодан подальше к стене. — Но попробовать можно. Хоть сегодня. Хоть сейчас. — Надо было, конечно, сначала поесть, — улыбнулся Джордж, поднимаясь с пола. — Я же не знал, какая серьёзная работа мне предстоит. — Как же я люблю, когда ты шутишь, — покачала головой Анджелина с мечтательной улыбкой. И, хотя Джорджу было очень приятно это слышать, в данный момент он совсем не был настроен шутить. Он наконец-то научился любить их обоих и не чувствовать вину за это. И, пусть в каком-то смысле это и было грустно, но почему-то Джордж знал, что Фред больше никогда не будет лежать в постели между ним и Анджелиной. Может быть, он никогда не почувствует себя нормальным, но счастливым почувствует. В конце концов, что вообще такое счастье? У каждого оно своё. — Джордж, ты там заснул? — позвала Анджелина. — Такими темпами ты ещё долго не получишь никакого ребёнка. — Я когда-нибудь говорил тебе, что и сам обожаю, когда шутишь ты? — с улыбкой спросил Джордж. А потом, хотя бы на эту ночь, позволил себе быть счастливым.