После победы

Для Ани. Никто не ждал этого больше, чем она. Возможно, даже сами Рон с Гермионой =) 25 июня 2005 года Деньги совершенно не самое важное в жизни, и Рон это прекрасно знал. Куда важнее крепкая счастливая семья, здоровье родных и близких, отличные друзья, интересная работа и далее по списку. Но, когда ты имеешь всё это и деньги вдобавок, жизнь от этого явно не проигрывает. Ты можешь сделать много хорошего и приятного для дорогих тебе людей. И немножко для себя. За почти два года с тех пор, как Рон стал полноценным партнёром Джорджа во «Всевозможных волшебных вредилках», он в этом убедился на собственном опыте. Во-первых, они сняли большую просторную квартиру в Нотинг-Хилле, в которую было невероятно приятно возвращаться после рабочего дня. Здесь не приходилось убирать ноги всякий раз, как Гермиона хотела пройти мимо него, не нужно было думать, куда поставить рабочий стол, как расположить кровать так, чтобы у обоих было место для прикроватных тумбочек. Одним словом, простор и красота. Вообще, Рон, конечно, сначала хотел дом, но Гермиона привела довольно разумные аргументы в пользу квартиры, и он, подумав, согласился. Действительно, пока у них нет детей, пока они живут только вдвоём, наверное, и правда не нужна им такая огромная жилплощадь. Одна уборка сколько времени занимать будет! Особенно у Гермионы, втихаря думал Рон. А нанимать кого-то — это чужой человек в доме, будет совать свой нос, куда не просят. Да и мама, наверное, не поймёт. Даже если ничего не скажет, всё равно в глубине души не поймёт. Тем более, они всегда успеют купить дом, а пока что гораздо удобнее жить в городе. Подсчитав свои доходы за первый год работы, Рон решил, что, в крайнем случае, если они с Гермионой так и не договорятся, можно будет через несколько лет купить и дом, и квартиру. А что? Если они теперь могут себе это позволить. Во-вторых, после рождения Джеймса они с Гермионой вплотную занялись планированием свадьбы. Не то, чтобы они откладывали знаменательное событие до его рождения, просто сначала Рон менял работу и втягивался в новую для себя сферу и реальность, потом у Гермионы тоже были не самые лёгкие времена на работе. Хотя, у неё они такими были всегда, но именно те самые конкретные времена снились Рону в кошмарах. Одним словом, свадьба — это большое событие, и его нельзя спланировать за одни выходные на коленке. А времени катастрофически не хватало. После того, как родился Джеймс, обнаружилось, что, при всём большом желании отплатить Гермионе за помощь при подготовке к её собственной свадьбе, у Джинни элементарно нет такой возможности. Несмотря на то, что Джеймс пока что оставался потрясающе спокойным ребёнком, тем не менее, Джинни была занята по самые уши. Да и никто из них, кроме Гарри почему-то, не питал никаких иллюзий по поводу характера и поведения Джеймса в будущем. В самом ближайшем будущем. Джордж и сейчас клялся, что этот младенец просто планирует какую-то пакость, вот и лежит себе спокойненько, потому что занят. Говорил, что это видно по его хитрому взгляду. Джинни не спорила, а Гарри начинал уверять, что его сын прервёт этот порочный круг хулиганства, нарушения правил и умения попадать в неприятности в их семье. Все переглядывались и бормотали: «Ну да, конечно». Рон и по поводу своих-то будущих детей имел большие сомнения, несмотря даже на гены Гермионы. Сложно, очень сложно будет перебить Фреда и Джорджа. Учитывая, что они даже не были первыми, до них были ещё Гидеон и Фабиан Пруэтты. Гены со стороны Гермионы должны были серьёзно поработать, одним словом. На что рассчитывал Гарри, Рон просто не представлял. У него-то гены с обеих сторон были довольно сомнительные, вообще никакой надежды. На самом деле, плевать на гены, чем больше Рон возился с Джеймсом, тем сильнее ему хотелось собственного ребёнка. И Гермионе тоже. Так что полгода назад они приняли решение: дела делами, работа работой, но свадьба для них становится главным приоритетом. И точка. Ребёнок не был привязан к свадьбе, но у обоих в голове существовала негласная установка — сначала свадьба, потом ребёнок. Что поделать, если так принято? Из-за места проведения церемонии они проспорили неделю. Рон хотел чего-то грандиозного. Не для себя, для Гермионы, потому что она всего этого заслуживала. За всё время, что они были вместе, Рон никогда раньше не имел возможности баловать её дорогими подарками, тратить на неё деньги, не считая, а ему так этого хотелось, особенно глядя на Гарри. А теперь, когда у него появилась такая возможность, Гермиона неожиданно проявила какую-то неуместную бережливость. И цветов-то ей столько не нужно, деньги на ветер, они всё равно завянут через несколько дней, и украшений у неё уже столько, что она их носить не успевает, и туфли, ну куда, Рон, я же не сороконожка. И так во всём. Единственное, от чего она даже не пыталась отказаться, это когда они устраивали кабинет в новой квартире, заказывали книжные шкафы из красного дерева и огромный стол со столешницей, обитой зелёной кожей. Рон быстро смекнул, что к чему, и стал дарить Гермионе походы во «Флориш и Блоттс». Этому она всегда была рада. Беспроигрышный вариант. В конце концов, ты же делаешь подарок любимому человеку, а не своему эго. Кстати, некоторые книги стоили столько, что эго тоже имело все шансы порадоваться. Но вот со свадьбой Рон упёрся рогом. Речь не идёт о том, чтобы устроить что-то безвкусно роскошное, чтобы ткнуть кому-то в лицо своими возросшими доходами, пустить пыль в глаза, совсем нет. Он же не Малфой какой-нибудь. Просто почему бы не отпраздновать на полную катушку, но красиво, чтобы было, что вспомнить? Свадьба — это ведь такое дело, один раз бывает в жизни. Ну, у него-то точно это будет раз в жизни. И у Гермионы тоже. В итоге оба сошлись на дате — 25 июня 2005 года. Красивая дата и суббота, к тому же. В мае было бы ещё красивее, но миссис Грейнджер неожиданно выступила против из-за какого-то там суеверия, связанного с женитьбой в мае. Им с Гермионой, по большому счету, было не так важно, и они спорить не стали. Да и в мае 25-м числом всё равно была бы среда, неудобно. Но самое главное — Рону пришла в голову светлая и вполне осуществимая мысль сыграть свадьбу во Франции. Прямо в самой Франции и пришла в первый раз. Это имело смысл. И было даже, в какой-то степени, символичным. А главное — ощущалось чем-то естественным и правильным. Франция в их отношениях играла не самую последнюю роль. Естественно, у этого была предыстория. И не сказать, чтобы приятная. Когда Джеймсу исполнилось шесть месяцев, у Гермионы случился пусть и не полноценный нервный срыв, но что-то очень на него похожее и крайне тревожное. У неё давно были проблемы на работе из-за активного сопротивления определённой части магического сообщества большинству её проектов, кого бы те ни касались. Казалось, таким, как дедушка Эрни Макмиллана, было до всего дело. Великаны? Жили себе прекрасно до этого и дальше пусть живут. Убивают друг друга? Ну, так это не наше дело. Водяной народ? А их-то кто трогает? Кентаврам отдать часть леса во владение? А, может, и дома свои сразу на них перепишем, чего мелочиться? К гоблинам вообще не надо лезть, они и так буквально купаются в золоте, плохо им что ли? На всё, совершенно на всё у таких людей находились возражения. Никаких аргументов в защиту своей точки зрения они привести не могли, но сопротивлялись очень активно. Добавьте к этому Отдел обеспечения магического правопорядка, который всё ещё возглавлял этот козёл Дилан. Ситуация с каждым годом, казалось, только ухудшалась. Дилан уже был женат и даже успел обзавестись ребёнком, но это нисколько не охладило его жгучей ненависти к Гермионе. Видимо, рана раздутому эго отказом Гермионы была нанесена смертельная. Рон порывался «поговорить» с ним на ежедневной основе, но Гермиона была абсолютно уверена, что Дилан и вмешательство Рона вывернет на пользу себе. Она упрямо хотела бороться сама и часто побеждала, но какой ценой? Как-то вечером, когда уже давненько освободившиеся Рон и Джордж сидели в гостиной у Гарри и Джинни и по очереди отбирали друг у друга полугодовалого племянника, в дом вошли красные и переругивающиеся Гарри и Гермиона. — Он теперь будет припоминать мне этот случай до конца жизни! — на повышенных тонах говорила Гермиона. — Всё время будет спрашивать, не побегу ли я жаловаться друзьям. — Я споткнулся! — тоже довольно громко отвечал Гарри, до того выведенный из себя, что даже не удосужился проверить предварительно, не спит ли Джеймс. — Я уже сто раз тебе сказал. Я перед ним извинился. Тебя там даже не было! Гермиона махнула на него рукой и, вся красная от возмущения и расстройства, подошла к Рону. — Что случилось? — спросил тот, осторожно приобнимая её за талию и целуя в висок. — Гарри вылил суп Дилану на голову, — сказала Гермиона. — Тому пришлось обращаться к целителям за противоожоговой мазью. О чём он мне мило рассказал, как о забавной шутке, на совещании. Сказал, что больше не будет со мной спорить, потому что это чревато последствиями, и ему страшно. — Гарри сделал что? — с округлившимися от удивления глазами переспросила Джинни, пока Джордж откровенно забавлялся. — Я не выливал на него суп, — буркнул сердитый на весь мир Гарри. — Вернее, я не специально. Я запнулся о ножку стула, уронил поднос, и этот несчастный суп вылился на этого… Дилана. Он не такой уж и горячий был, да и Дилан не лысый всё-таки. Он просто притворяется. Рон внимательно посмотрел в лицо Гарри и без всякого труда определил, что тот беззастенчиво врёт. А если это понимает он, то прекрасно понимают и остальные, кроме, может, Джорджа. И Джеймса, хотя это не точно. Позже, когда девушки занялись ужином, а Джордж развлекал Джеймса, пуская пар из обеих ноздрей, Рон подошёл к Гарри и вопросительно посмотрел на него. — Он говорил о Гермионе ужасные вещи, — сразу же сдался Гарри. — Ты бы слышал! Рон, я сам не понимаю, что на меня нашло, ты же знаешь, я не любитель причинять людям физический вред, но… Я просто ничего не смог с собой поделать. Сколько это уже продолжается? Я даже вспомнить не могу, когда он начал свои нападки на Гермиону. — Ты молодец, правильно сделал, — мрачно сказал Рон. — Может, мне всё-таки подкараулить этого Дилана в тёмном углу и надрать его самодовольную задницу? В конце-то концов, я могу надеть маску или изменить внешность, так что он ничего не докажет. Невозможно уже просто наблюдать за этим со стороны! Но, если Гермиона узнает, будет грандиозный скандал, конечно. А она узнает. Подозревать так точно будет, а это одно и то же. Грандиозный скандал-таки случился, но спровоцировал его, на удивление, не Рон. К тому времени, у Гермионы уже снова начались ночные кошмары. На фоне постоянного стресса, как сказал целитель. Организм вспомнил, когда был в похожем состоянии в последний раз, провёл свои собственные ассоциации и выдал ответочку в форме повышенной тревожности и ночных кошмаров. Гермионе прописали какие-то зелья, эффекта от которых было кот наплакал, даже хуже, чем от чая с ромашкой. Рон тогда и ругался, и просил, и требовал, чтобы Гермиона ушла с работы или, как минимум, взяла длительный отпуск, чтобы элементарно отдохнуть, но куда там. В то время снова встал ребром законопроект о статусе оборотней, который откладывался месяцами, для Гермионы это была личная и очень больная тема, поэтому в её голове отпуск даже не числился в числе возможных вариантов. В тот ужасный день, в четверг, как сейчас помнил Рон, финальное совещание было назначено на послеобеденное время. Накануне Гермиона так и не смогла уснуть, всю неделю она была на взводе, чуть что — сразу глаза на мокром месте, Рону на неё просто смотреть было жалко. Он молчал, чтобы не усугублять ситуацию, и поддерживал Гермиону изо всех сил, даже если в чём-то был не согласен. Он собирался найти другое время, чтобы прояснить свои возражения. Что-то похожее, но не так серьёзно выраженное, Рон уже видел на третьем курсе, когда Гермиона набрала нереальное количество предметов и была вынуждена путешествовать во времени, чтобы получать свою порцию так необходимых ей знаний. Теперь было хуже, потому что на кону стояло что-то гораздо более важное, а нервы Гермионы уже прошли через бесконечное количество испытаний. Потом Рону рассказали, что Дилан, который чаще всего не опускался до откровенных и прямых оскорблений на людях, а вворачивал свои двусмысленные комментарии исподтишка, в тот день как с цепи сорвался. Может быть, Гермиона была права, и пролитый суп послужил последней каплей, может, просто настроение у него было не очень, но он бросался на Гермиону совершенно открыто, а в финале с уничижительной интонацией (которая в голове Рона копировала малфоевскую) произнёс: «Хотя, может, мы слишком многого ждём от мисс Грейнджер. Не будем забывать, что некоторых вещей она не в силах понять просто по причине своего… происхождения». Он, разумеется, не произнёс слова «грязнокровка», но все ощутили, что именно оно повисло в воздухе. Гермиона, которая, конечно, ещё и поесть в тот день «забыла», после этого только чудом сумела добраться до своего кабинета, послала патронуса Гарри и потеряла сознание. Рон даже представлять не хотел, что снова пережил бедный Гарри, вбежав в её кабинет и обнаружив ужасно бледную Гермиону без сознания в собственном кресле. Вызванные целители диагностировали крайне низкое давление на фоне нервного истощения, и Гермиону отправили в Мунго, а потом — на длительный больничный. Кингсли лично заявил, что не позволит ей появляться в Министерстве минимум месяц и даже после этого потребует одобрения целителей. Конечно, всё это он сказал Рону лично, как друг, а не как Министр магии. Рон вообще-то хотел быть рядом с Гермионой хотя бы в этот первый день, но ещё в Мунго она никак не могла успокоиться, несмотря на приличную дозу Умиротворяющего бальзама, потому что думала только о том, как Гарри сейчас там что-нибудь выкинет и похоронит все свои шансы на успешную карьеру в Аврорате из-за того, что она не справилась с «давлением на работе». Рон изо всех сил старался не комментировать это её определение прямо сейчас. Он справедливо рассудил про себя, что Дилан от него всё равно никуда не денется, заверил Гермиону, что не спустит с Гарри глаз, и отправился в Министерство, поклявшись себе, что действительно не позволит Гарри ничего выкинуть. В конце концов, это его дело, Рона, защищать Гермиону. К тому же, в глубине души, Рон прекрасно знал, что Гарри всё равно этого так не оставит. Не сможет. Просто пусть действует не на горячую голову. Как мог бы Рон, первым побуждением которого, разумеется, было убийство. С особой жестокостью. Просто у него времени не хватило, потому что он отправился в Мунго. И действительно, Гермиона, как всегда, не ошиблась. Когда Рон спустя какие-то полчаса прибыл в Министерство и добрался до штаб-квартиры Аврората, Гарри удерживали на месте только Дин и Дафна. В физическом смысле этого слова. Рон давненько не видел лучшего друга в таком состоянии. Гарри уже несколько лет старался не повышать голос, а после рождения сына в нём наоборот появилась какая-то особенная мягкость. Сейчас же он сильно смахивал на себя образца пятого курса. По крайней мере, его крики Рон услышал чуть ли не от лифта. Да уж, слово «грязнокровка», даже не произнесённое вслух, всё ещё имело и всегда будет иметь особый смысл для них троих. Ничего с этим не поделаешь. Гермиона специально не позволяла убрать шрамы с руки, чтобы не забыть. Как и Гарри, сохранивший на тыльной стороне ладони бледные, но всё ещё различимые слова «Я не должен лгать». Их шрамы произрастали из одного страшного корня, как и белёсые отметины от мозгов на руках Рона, но всё-таки они были несколько другой природы, и он всегда отдавал себе отчёт в этом. — Гарри, возьми себя в руки, — сказал Рон, положив ладонь на грудь лучшему другу, и Дин, выдохнувший с видимым облегчением, отступил в сторону. Почему-то Рону всегда было куда проще собраться и обуздать собственную ярость, когда он видел, что с этим не может справиться Гарри. — Мы для этого боролись?! — срывающимся голосом выкрикнул Гарри ему в лицо. — Чтобы она слышала это слово снова и снова от всяких моральных уродов, которые за свою жизнь не совершили ничего… Очки Гарри криво сидели на самом кончике носа, волосы растрепались, мантия, за которую только что цеплялась Дафна, перекосилась, но Гарри ничего не замечал. Хронический недосып, нервотрёпка, новая, грандиозная по своей полноте, ответственность новоиспечённого родителя, ярость и жгучая обида за Гермиону, недавно пережитый страх — всё это в совокупности толкнуло его в уже несколько подзабытое необузданное состояние юности. И, будь обстоятельства другими, Рон, возможно, испытал бы что-то вроде ностальгии. — Ты хоть представляешь, что я испытал? Гермиона бы никогда не прислала патронуса в здании Министерства просто так, ты же понимаешь. — Понимаю, — согласился Рон. — Я открываю дверь, а она там сползла со стула и не отвечает! Я чуть инфаркт не схлопотал. Я уже всё успел передумать за эти пять секунд, пока не привёл её в сознание. Я думал, у меня голова от злости лопнет, я… — Я знаю, Гарри. Я же тоже всё это испытал. Гарри уставился на него, тяжело дыша. Ему потребовалось несколько секунд, чтобы восстановить дыхание. — Как ты можешь быть таким спокойным? — наконец, спросил он. — Я думал, ты совсем с катушек слетишь. — Ну, ты успел первым, — криво усмехнулся Рон. — А кто-то из нас должен владеть ситуацией и не дать другому натворить дел, пока Гермиона занята, верно? Она меня сразу сюда отправила, знала, что тут с тобой творится. Гарри сделал подряд несколько глубоких вдохов, потом упёрся обеими руками в бёдра и посмотрел на Рона в упор. — Она снова хочет, чтобы мы ничего не делали? Даже сейчас? — тихо спросил он, и Рон увидел, как в глазах друга замелькали тысячи мыслей. — Она ничего не успела сказать по этому поводу, — осторожно сказал Рон. — Но, уверен, когда немножко придёт в себя, снова попросит не вмешиваться. Гарри кивнул, потом немного помолчал и медленно покачал головой. — Только вот теперь это касается уже не одной Гермионы, а безопасности магического мира, — сказал он. — Мы боролись с людьми, придерживающимися похожих взглядов, наши друзья и родные погибали в этой борьбе. Это не может быть напрасным. Я не позволю. И он не позволил. Даже Гермиона, когда обо всём узнала, не сумела придумать, что бы предъявить ему, потому что Гарри вывернул всё так, что имя Гермионы во всей ситуации практически не звучало, только упоминалось в числе прочих ситуаций. Гарри неформально поговорил с сотрудниками Отдела магического правопорядка, которые были на том совещании, и большая часть из них, как оказалось, была возмущена и шокирована поступком босса. После того, как Гарри копнул немного глубже, выяснилось, что Дилан позволял себе подобные комментарии не только по адресу Гермионы, что от его высказываний (а иногда и действий либо бездействия) страдали и сотрудники его собственного департамента. Собрав солидное досье, приложив все необходимые доказательства и заручившись поддержкой свидетелей, Гарри направил всё это в созданный Кингсли Комитет по этике при Министерстве магии. Было громкое дело, внутреннее расследование, широко освещаемое в «Ежедневном пророке», пусть и без имён, и стремительное разбирательство. Дилана уволили. Да, в школе и даже после неё они оба, скорее всего, просто набили бы Дилану морду. Возможно, Рон бы героически вызвал Дилана на магическую дуэль и наколдовал ему что-нибудь мерзкое вместо какой-нибудь части тела, но теперь была одна, но очень значимая разница. Они выросли. Они знали, что физическое насилие в подобной ситуации ничего не решит глобально. Это не выход. Это никому не поможет на самом деле, кроме них самих. Ну, выпустят они пар, и что дальше? Как же хорошо, что они повзрослели! Да, эмоции всё ещё иногда имели над ними власть, но с этим можно было справиться. Чаще всего. Раньше Рон ни за что не позволил бы Гарри решать вопрос вместо себя, ему казалось бы, что только он, Рон, а не кто-то другой должен был выступить в роли спасителя Гермионы. Теперь же гораздо большее значение для него имел результат. Кому из них было проще добиться вполне обоснованного увольнения Дилана? Гарри. Значит, Гарри и должен был этим заняться. К тому же, вопрос касался уже не только Гермионы, а значит необходимо было взять себя в руки и позволить другу разрулить ситуацию самым оптимальным способом для всех заинтересованных сторон. Поэтому так и получилось, что к тому времени, как Гарри занимался слушанием в Комиссии по этике, Рон уже увёз Гермиону лечить нервы во Францию. Понятно, что шумный и многолюдный Париж, несмотря на всю свою красоту, сейчас мог оказаться скорее во вред, поэтому Рон выбрал маленький городок Блуа. Они уже посещали его во время Чемпионата мира по квиддичу и даже (если верить толстому блокноту Гермионы) были в королевском замке, хотя эти воспоминания из памяти Рона благополучно стёрлись, смешавшись с десятком других, похожих. Они поселились в небольшом отеле, расположенном в особняке XIX века, из окон которого был виден тот самый королевский замок. По утрам они шли на главную торговую улицу городка и пили кофе, сидя за крохотным круглым столиком прямо на тротуаре и глядя, как местные жители лениво и медленно идут то ли на работу, то ли за утренним круассаном, по их виду невозможно было понять. Днём они просто часами бродили по узким средневековым улочкам или сидели на берегу Луары, благо погода ещё позволяла, ели багет с сыром, клубнику и малину, запивали всё это местным вином из полюбившегося им крохотного местечка под названием Вувре (1), разлитым в одноразовые стаканчики, смотрели на мирно голубевшие волны и дышали свежим воздухом. Вечерами ходили на свето-звуковое шоу прямо на фасаде королевского замка, к концу месяца Рон почти начал понимать, о чём там шла речь, без подсказок (2). И Гермионе становилось лучше. Она стала заметно спокойнее, гораздо больше смеялась, лицо округлилось, кожа приобрела нормальный оттенок, из глаз ушло загнанное выражение, она стала спать по ночам и к концу месяца уже почти не просыпалась от кошмаров. И впервые в жизни, уехав от работы, она не взяла её с собой, хотя бы в голове. Это был тяжёлый, но по-своему прекрасный месяц. Они уже давно не проводили вместе столько времени, ни на что и ни на кого не отвлекаясь. Их разговоры не крутились вокруг работы, они никуда не спешили, у них были деньги, они могли просто пожить в своё удовольствие. Единственное, Рон обнаружил, что ему обязательно нужно получить маггловские водительские права, это очень поможет в путешествиях, особенно когда ты не знаком с местностью и плохо представляешь себе, куда трансгрессировать. Рон вспоминал о той поездке, пусть и с некоторой грустью из-за состояния Гермионы, но и с огромной ностальгией. И именно там, когда они прогуливались по берегу Луары, он вдруг подумал, что если поставить свадебный шатёр именно здесь, то с этого ракурса они получат великолепную панораму города. И вообще, это будет очень красиво и волшебно, и необычно. А какие колдографии получатся! И очень легко будет на пару дней оградить это место от магглов. Гермиона поначалу идею не восприняла совсем, даже посмеялась, но потом, выслушав доводы Рона, поняла, что она вполне осуществима. Да, понадобятся некоторые усилия и организаторские способности, но с помощью Перси, который к тому времени перешёл в Отдел магического транспорта, всё можно будет устроить. Деньги не проблема. Это суббота, да и людям, по большому счёту, без разницы, куда добираться на свадьбу. Всё равно это будет портал. Организацию Рон был готов взять на себя, потому что ему ничего не стоило устроить себе гибкий и удобный график. Да и мадам и месье Делакур наверняка не откажутся помочь. Гермионе нужно будет заняться только собой: купить платье и всё такое. Разумеется, Рон будет согласовывать с ней каждый шаг, но, если вдруг он решит устроить ей пару сюрпризов, это будет чертовски удобно. А у него была парочка-другая идей. Конечно, на деле всё оказалось куда сложнее, чем ожидал Рон, но с приближением июня он всё больше и больше втихомолку гордился собой. Он справился. Да, с помощью, да, не всегда всё удавалось сделать с первого раза (особенно пришлось повозиться с получением разрешения французского Министерства магии на ограничение доступа магглов, кроме приглашённых, конечно, к берегу Луары из-за частного мероприятия), но в итоге-то всё получалось как нельзя лучше. Гермиона купила платье пару месяцев назад и справилась с этой задачей куда быстрее, чем Джинни в своё время. Рону ужасно не терпелось на это платье посмотреть, но раз нельзя, то нельзя. Они выбрали песню для первого танца. Она уже была готова, Гермиона предложила, Рон послушал и одобрил. Они даже попробовали под неё станцевать, и быстро поняли, что это как раз то, что нужно. Песня звучала правильно, особенно после того, как Гермиона сказала, что она напоминала ей о них с Роном ещё до того, как они оба признали свои чувства. Что ей хотелось, чтобы их отношения были именно такими. Какие тут могли быть возражения? Мама только расстроилась, что это снова не Селестина Уорлок, а маггловская группа. Таким образом, в четверг они с Гермионой и Гарри с Джинни и Джеймсом вылетели во Францию на самолёте, потому что Джеймс был ещё слишком мал для путешествий с помощью порталов. Флёр тоже собиралась лететь вместе с Луи, но завтра вечером, чтобы не оставлять Билла одного с двумя дочками на целые сутки. Мари-Виктуар и Доминик упросили родителей позволить им воспользоваться порталом первый раз в жизни, и ужасно ждали этого знаменательного события. Тем более, что Мари-Виктуар уболтала Тедди (что было совсем не сложно) и Андромеду отправиться во Францию всем вместе. Тедди порталом уже пользовался как-то раз вместе с Гарри и чувствовал себя бывалым путешественником. Рон же рассудил, что им ещё нужно будет добраться из Парижа в Блуа, неплохо, если у них останется целый пятничный день, чтобы спокойно разместиться, выспаться, лично проверить готовность площадки. Дописать клятву, неустанно крутилось в голове у Рона. Он косился на Гарри и вспоминал, как мучился с ней друг утром перед своей свадьбой. Потом как-то обошлось, Гарри наговорил кучу романтических вещей экспромтом, но Рон-то знал себя и понимал, что с ним такой фокус не пройдёт. А клятва действительно не писалась. Он рассчитывал прогуляться в одиночестве по тем местам, где они с Гермионой бродили семь месяцев назад и поймать вдохновение за хвост. И всё равно было довольно тревожно. Он никак не мог написать то, что действительно хотел, потому что не мог выбросить из головы мысль обо всех людях, которые будут в субботу смотреть на него и ловить каждое его слово. Они остановились в той же самой гостинице, в особняке XIX века, откупили её целиком, чтобы разместить всех гостей. Их, кстати, набиралось меньше, чем на свадьбе Гарри и Джинни, львиную долю составляли многочисленные родственники, и никаких папарацци. Рита Скитер, когда узнает, что её лишили возможности написать гадости о Гермионе в свадебном платье, своё перо сгрызёт. Так ей и надо. Единственным человеком, которого пришлось действительно уговаривать появиться на свадьбе, был Сайпрес. Сначала он вообще наотрез отказался возвращаться во Францию, потом начал слегка колебаться, потому что дом его приёмных родителей так и пустовал, он никак им не распорядился, и эта была хорошая возможность заняться вопросом. Однако, он боялся, хотя его «темнота» за эти годы так ни разу и не вырвалась из-под контроля. Рон даже начал успокаиваться, потому что не похоже было, чтобы Симон превращался во второго Жака. Единственное, рядом с ним могло что-то взорваться, если на горизонте всплывала тема Габриэль Делакур. Или она сама, так сказать, во плоти. Но и здесь были видимые улучшения. Габриэль вернулась в Англию почти сразу же, стоило Флёр только позвать. Правда, Флёр пришлось клятвенно пообещать родителям присматривать за младшей сестрой, что было довольно сложно осуществить, когда у тебя на руках трое маленьких детей. Симон психовал, отказывался разговаривать с Габриэль, мог встать и уйти, если она входила в комнату. В общем, вёл себя как последний засранец и не обращал внимания на все попытки друзей образумить его. Рон не представлял, как Габриэль всё это выдерживала. Чем больше Симон выходил из дома, тем чаще они сталкивались у кого-нибудь в гостях, и, в конце концов, ему пришлось признать, что единственный способ избежать этих встреч — прекратить общение со всем немаленьким кланом Уизли-Поттеров. Включая Флёр, а почему-то всем было очевидно, что своей дружбой с Флёр Симон ни за что не пожертвует. Она была из той, прошлой его жизни, за обломки которой он всё ещё цеплялся всеми осколками своей разбитой души. Рон нисколько не сомневался, что Симон прекрасно видит и понимает все их ловкие шаги и попытки свести его с Габриэль. Не может не видеть. Его первоначальная ярость начала постепенно утихать. Он перестал вылетать из комнаты, если Габриэль входила. Перестал делать вид, что её не существует. Постепенно, крохотными шажками они развили какое-то подобие общения. Сначала вежливо-холодного и осторожного, как будто оба ходили по минному полю. Потом Симон перестал отводить глаза, стоило Габриэль посмотреть на него. Недавно он засмеялся над чем-то, что она сказала. В общем-то, на данном этапе уже даже Рону было понятно, что Симон испытывает что-то к Габриэль, и именно поэтому так реагирует на неё. Боится признать свои чувства и оскорбить память Энни. Или что-то в этом роде, Гермиона как-то объясняла. Гермиона, Джинни и Флёр, главные заговорщики в этом нелёгком деле, были настроены весьма оптимистично. Сама Габриэль считала, что дело мало сдвинулось с мёртвой точки, максимум, их можно теперь с натяжкой назвать приятелями, ей же хотелось совсем другого. А Симон осторожные вопросы Гарри просто-напросто игнорировал. Молчал, и приходилось начинать говорить о чём-то другом. Сильно выводить его из равновесия никто не решался, мало ли. Все осторожничали, они даже не обращались больше к Симону с просьбами, если ситуация не была критической, вели себя так, будто он самый обыкновенный волшебник с самыми среднестатистическими способностями. Рон рассчитывал, что романтическая атмосфера свадьбы скажется на отношениях этой парочки благотворно. Но пока что им с Гермионой стоило забить себе головы более практическими вопросами и убедиться, что всё готово к большому дню. — Ну, кажется, всё в полном порядке, — довольно улыбнулась Гермиона в пятницу утром, оглядывая огромный шатёр и круглые столики со свисающими до самого пола белыми скатертями. На каждом столике были по кругу расставлены таблички с именами гостей. — Ты просто умница, Рон! Я прекрасно знаю, как сложно это всё было. Спасибо тебе. — Ну, ты была немножко занята, — довольно улыбнулся Рон, перебирая в уме то, чего Гермиона ещё не видела и что станет для неё сюрпризом. — Мистер Уизли? Он обернулся на ставший таким знакомым за эти месяцы мужской голос с французским акцентом. — Месье Бертран, добрый день! — Рон пожал ему руку и обнял Гермиону за плечи. — Моя невеста — Гермиона пока-что-просто-Грейнджер. — О, мисс, наконец-то я вижу вас! — патетически воскликнул месье Бертран и поцеловал Гермионе руку. — Вы просто красавица, неудивительно, что мистер Уизли так светился от счастья все эти месяцы, ему невероятно повезло. — Это месье Бертран, распорядитель, человек, который сделал всё это возможным, — продолжил Рон, уже привыкший к высокопарным выражениям распорядителя. — О ля ля, мадемуазель, не слушайте его! Я всего лишь немножко помогал мистеру Уизли, это всё он. Вам тоже невероятно повезло, знаете ли, я редко встречал за годы практики, чтобы жених сам занимался подготовкой. — Да, я тоже считаю, что очень удачливая, месье Бертран, — улыбнулась Гермиона. — Как на ваш профессиональный взгляд? Всё тут в порядке? — Конечно, — месье Бертран оглядел шатёр зорким взглядом. Рон-то знал, что под его внешней радушностью скрывается профессионал, который управляет персоналом совершенно железной рукой. Не дай Бог он обнаружит завтра пятнышко на скатерти или пылинку на салфетнице. Полетят головы. Рону как-то пришлось защищать от месье Бертрана молоденького помощника, которого тот довёл своими придирками чуть ли не до истерики. — Единственное, репетицию церемонии нужно провести в течении двух ближайших часов, — месье Бертран взглянул на часы. — Тогда я могу гарантировать, что все изменения, если такие будут, мы своевременно успеем внести до утра. — Репетицию? — удивилась Гермиона, обернувшись к Рону за разъяснениями. — Просто посмотреть, как все наши планы сработают на местности, — пояснил тот. — Может, нам покажется логичным поменять что-то местами или ещё чего. Чисто технические вещи. — Как минимум, нам пришлось слегка сдвинуть одно мероприятие, — сказал месье Бертран, многозначительно глянув на Рона. — По требованию мэрии. — По требованию мэ… Рон, ты что там такое напланировал, что пришлось задействовать мэрию? — Сюрприз, — привычно отозвался Рон, сверкнув улыбкой. — Всё узнаешь уже завтра. Мне же тоже про платье любопытно, но я терплю. — Я же тебе платье не из собственной вредности не показываю, — парировала Гермиона. — Что я могу поделать, если примета такая? — Ну, а я просто хочу сделать тебе сюрприз. Месье Бертран переводил взгляд с одного на другого и усмехался в густые усы, то и дело подмигивая Рону. — Надеюсь, там не будет никаких воздушных шаров, — проворчала Гермиона. — Потому что я не полезу в корзину, я тебе точно это говорю. — Нет, ничего опасного не будет, — заверил её Рон. — Так, небольшие приятные мелочи. Ну, я надеюсь, что приятные. Небольшие, приятные и крайне дорогие. По крайней мере, некоторые из них. На которые было так несказанно приятно тратить деньги. — Для репетиции понадобятся шафер и подружка невесты? — поинтересовалась Гермиона. — Потому что Джинни пошла укладывать Джеймса спать. — Это ваш… — Крестник, да, — кивнул Рон. — Я показывал месье Бертрану колдографии. — Очаровательный молодой человек, очаровательный, вырастет и будет разбивать сердца юным леди, — скороговоркой выпалил месье Бертран и снова посмотрел на часы. — Нет, я думаю, мы можем обойтись без них. Это только для вашего удобства. Я покажу вам, где что будет располагаться. По цветам, например, мы очень ждали невесту. И месье Бертран снова подмигнул, но на этот раз уже Гермионе. — Ой, пожалуйста, — Рон махнул рукой. — Вот по цветам точно не ко мне. — Всё заказано, мой ассистент вчера ездил к поставщикам, проверял теплицы, всё в порядке, — деловито заговорил месье Бертран. — Всё в сиренево-белой гамме, как вы просили. Цветы привезут завтра рано утром, чтобы за ночь с ними ничего не случилось. Мы начнём украшать площадку с шести часов утра и прекрасно всё успеем закончить задолго до появления первых гостей. Гермиона ошарашенно кивала. Когда месье Бертрана позвал один из сотрудников и он, извинившись, отошёл, она прошептала Рону. — Как ты его нашёл? Он просто идеальный! Всё организовано, всё по полочкам, всё по плану и по порядку. — Я искал того, кто напомнит мне тебя, — усмехнулся Рон. — Как только он начал говорить, я понял, что поиски закончены. — Значит, меня напомнил? — лукаво спросила Гермиона. — Несмотря на то, что у меня нет таких роскошных усов? — Даже несмотря на это, — засмеялся Рон. — Так, теперь еда, — продолжил вернувшийся месье Бертран. — Мы всё подтвердили, всё будет в порядке, еду привезут завтра в фургонах-холодильниках. Официанты наняты. Напитки уже здесь, на складе, охлаждаются те, которые требуют охлаждения. — А решили вопрос с развлечением детей? — вспомнил вдруг Рон. — Их в итоге будет трое ходячих, так сказать, один ходячий, но маленький. И Джеймс. — Для старших детей наняты англоговорящие аниматоры, — подтвердил месье Бертран, сверившись со своим огромным блокнотом, на который Гермиона смотрела с нескрываемым восхищением. — Для маленького ребёнка — свой аниматор с преимущественно сидячими развлечениями. Для Джеймса также приглашена няня, которая могла бы следить за ним, пока он спит, и оперативно взаимодействовать с родителями. Вы сказали, что это вряд ли пригодится, но я взял на себя смелость, на всякий случай. Это моя жена, а у нас всё-таки четверо детей. — Четверо? — ахнула Гермиона, которой месье Бертран, наверное, уже казался каким-то роботом, а не человеком из плоти и крови, и уж точно не чьим-то мужем и отцом. — Именно, мадемуазель, — улыбнулся месье Бертран. — Так что пусть Лорен будет на подхвате. — Вы невероятны, — искренне сказал Рон и покачал головой. — Правда. — Я начала подумывать о смене профессии, — сказала вдруг Гермиона. — Мне кажется, мне бы подошла организация мероприятий. — Правда? — Рон даже воздухом поперхнулся от изумления и неожиданности. — В смысле, ты серьёзно? — А что, думаешь, не справлюсь? — прищурилась Гермиона, уперев руки в бока. — Да ты с ума сошла! — у Рона даже голос сел. — Конечно, справишься! Ты будешь просто великолепна в организации мероприятий! Ты будешь великолепна во всём, за что возьмёшься, но здесь особенно. Ты же обожаешь всё планировать и организовывать, это прямо твоё. И почему ты раньше об этом не подумала? Улыбка Гермионы стала немного нервной, искусственной. Она хмыкнула и отвернулась от Рона. — Может быть, это когда-нибудь потом, в будущем, — проговорила она. — Я вообще-то по большей части шутила. — Аа, — протянул Рон и сразу сник. — Шутила. — Я ужасно извиняюсь, но нам нужно начинать репетицию, — вклинился между ними месье Бертран. — И вас быстрее отпустим, чтобы вы успели погулять, доделать свои личные дела, подышать свежим воздухом. Вы планируете мальчишник и девичник? — Нет, — сказал Рон, а Гермиона покачала головой. — Это была вынужденная жертва в пользу празднования свадьбы во Франции. — Да и у некоторых наших друзей уже есть дети, — добавила Гермиона. — Это тоже налагает некоторые ограничения. — Почти все наши друзья — наши родственники, — со смехом напомнил Рон. — Так что всех детей по родственному признаку можно было сгрузить к бабушке с дедушкой. Мама была бы счастлива. Да и дети-то только у Билла с Флёр и у Перси с Одри, разве нет? — И твой крестник, про которого ты умудрился забыть, — напомнила Гермиона. — Да, слона-то я и не заметил, — Рон стукнул себя ладонью по лбу. — И тем не менее, по родственному признаку — к бабушке с дедушкой. — Репетиция! — хлопнул в ладоши потерявший терпение месье Бертран. — Прямо сейчас. — Ой, простите, — как пристыженная школьница, пробормотала Гермиона и слегка покраснела. — Мы болтаем без остановки, а у вас ещё работы выше головы. — Такое случается с нервничающими молодоженами, — снисходительно улыбнулся месье Бертран. — Для этого и нужен я, чтобы подтолкнуть вас в нужном направлении. В итоге выяснилось, что всё в полном порядке, и через полчаса они оказались свободными и предоставленными сами себе. — Чем хочешь заняться? — спросил Рон, когда месье Бертран буквально вытолкал их из шатра, чтобы сосредоточиться на работе. Гермиона пожала плечами, глядя на воды Луары, и Рон, заглянув ей в лицо, заметил, что взгляд у неё довольно отсутствующий. — Всё в порядке? — осторожно спросил он. Она кивнула, но так и не произнесла ни слова. Рон тоже замолчал. Он ещё по школе помнил, что Гермионе нужно время наедине со своими мыслями, когда она уходит в них с головой. Можно, конечно, продолжать дёргать её и задавать вопросы, но это будет её только раздражать. Рон выяснил это опытным путём. Примерно один миллион раз. Теперь-то он поумнел и больше так не делал. — Единственное, это точно не что-то, из-за чего нам надо срочно вернуться к месье Бертрану? — не выдержал Рон через минуту. Гермиона покачала головой. Рон вздохнул. Как же она любила таинственно замолчать в самый интересный момент! И всё же лучше не стоять у неё над душой в такой момент, всё равно не поможет. Они медленно шли по набережной, прошли мимо кафе, в котором как-то раз выпили какое-то нереальное количество всяких коктейлей, потому что каждый третий коктейль был бесплатным, а у них было такое настроение. Потом они танцевали на улице, вон там, прямо на набережной под фонарём, под музыку, которую никто не слышал, кроме них. Рон усмехнулся про себя. А вон на той скамейке Гермиона сняла туфли на невысоком каблуке и в отель шла босиком, держа туфли за ремешки, и, глядя на неё, Рон почему-то никак не мог отделаться от ощущения, что они на море. Хотя был, на минуточку, октябрь. Она не простыла только чудом. Наверное, её согревало плескавшееся внутри количество алкоголя, как заметила Джинни, узнав про эту историю. — Может, присядем ненадолго? — выдернул его из этих приятных воспоминаний голос Гермионы. — Конечно. Они сели на ту самую скамейку и стали молча смотреть на другой берег Луары. Как тихо. Как хорошо. Если повернуть голову направо, можно увидеть самую верхушку крыши замка, надо только знать, куда точно смотреть. Рон медленно вдохнул полной грудью и даже прищурился от удовольствия. С самого первого их посещения Франции он всегда чувствовал себя несколько иначе в этой стране. Может быть, потому что эта страна была другой, чужой, незнакомой, сразу же появлялось то волнующее чувство, с которым вы отправляетесь в путешествие. Наверняка играл свою роль тот факт, что Франция стала первой страной, в которую они поехали на отдых вместе с Гермионой. Была ещё, конечно, Австралия, куда они ездили, чтобы забрать мистера и миссис Грейнджер, но ту поездку счастливой было не назвать даже с очень большой натяжкой. И, разумеется, Париж навсегда останется тем городом, в котором они провели первую ночь вместе, а это, на минуточку, тоже немаловажно. И, тем не менее, было что-то ещё, Рон не мог бы сказать, что именно. Он как будто был немного другим человеком во Франции. Более спокойным, более уверенным в себе, более раскрепощённым. Он был уверен, что нравится людям здесь, что было довольно странно, потому что дома он, вроде как, был одним из национальных героев, а во Франции он практически никого не знал. И всё же у него было ощущение, что он нравится незнакомым людям. Все здесь улыбались ему так радостно, как будто только и ждали его приезда. Было в самом воздухе Франции что-то такое, чего Рон не мог уловить больше нигде, может, только в их с Гермионой квартире. Какая-то неуловимая магия. Очень здорово, что их свадьба состоится именно здесь. К тому же, в настоящий момент именно Блуа Рон считал своим любимым французским городом. Он покосился на Гермиону. Та тоже смотрела на противоположный берег всё с тем же отсутствующим выражением на лице. Рон мимолётно удивился, что, случись такое несколько лет назад накануне их свадьбы, он бы занервничал, задёргался, обязательно решил бы, что Гермиона засомневалась, передумала, пожалела, что ввязалась во всё это. Сейчас же он прекрасно понимал, какая это ерунда — подобные мысли. Он ни секунды не сомневался больше в её любви. На уме у неё явно было что-то другое. — Рон, ты не сильно расстроился, что у тебя не будет мальчишника? — внезапно спросила Гермиона, и он поперхнулся воздухом. Вот уж чего он даже предположить не мог, глядя на выражение её лица! — Совершенно не расстроился, — усмехнулся он. — Вот уж без чего я прекрасно переживу. А что, ты хотела девичник? — Да нет, не особенно, — покачала головой Гермиона. — Ты знаешь, я люблю всех наших друзей, но в последнее время мне всё больше и больше нравится проводить время в кругу семьи. Ну, знаешь, с Гарри, Джинни и Джеймсом, с Джорджем и Анджелиной, с Биллом и Флёр. И с остальными тоже. Рон хмыкнул и почувствовал, что внутри разливается приятное тепло. Здорово было слышать, как Гермиона называет его семью своей. Так оно и есть, но слышать всё равно потрясающе. — А мы и так постоянно с ними видимся, — продолжила Гермиона и пожала плечами. — Можем посидеть в любой момент. Только детей им нужно будет сгрузить твоей маме. — Мама будет счастлива, в любой момент, — Рон закинул руки за голову. — Ну что, ты готова распрощаться со свободной жизнью и завтра выйти за меня замуж? — Даже не сомневайся, — по губам Гермионы скользнула быстрая улыбка, черты лица стали мягче. — На самом деле, ничего ведь особо и не изменится. — Ещё как изменится! — возмутился Рон. — Это станет официальным, как говорится, для третьих лиц. Гермиона фыркнула. — А я-то думала, мы женимся для себя, а мы, оказывается, для третьих лиц стараемся. Понятно. — Ты поняла меня, — отмахнулся Рон, потом прикоснулся к карману, в котором лежала бумажка с недописанной клятвой. — Ты написала клятву? — Конечно, — кивнула Гермиона. — Ещё давно. А что, ты… — Нет, я тоже написал, — Рон быстро отдёрнул руку от кармана. — Просто Гарри говорил мне, что в тот момент, когда их нужно будет произносить, всё, что ты написал заранее, вполне может и не пригодиться. — Да, я припоминаю, Джинни тоже говорила что-то подобное, — Гермиона заметно встревожилась. — Я не очень люблю быть не готовой, как-то мне спокойнее, если… — Гермиона! — Рон поднял вверх обе ладони и повернулся к ней всем корпусом. — Ты вообще можешь ничего не говорить завтра, если не хочешь. Я всё знаю, я не буду в претензии. Это просто традиция. — Эта традиция появилась не просто так, — строго сказала Гермиона. — В неё заложено огромное значение. — Согласен, — быстро сказал Рон. — Но ты не сильно на меня завтра сердись, если моя клятва будет не такой гладкой и красивой, и просто идеальной, как твоя. — Я такую клятву и не хочу, — засмеялась Гермиона. — Это будет совсем не твой стиль. Я хочу завтра слышать тебя, Рон. Потому что за тебя я выхожу завтра замуж, за настоящего тебя. Просто давай представим, что мы лежим вдвоём в темноте и говорим друг с другом. Хорошо? — Отлично, — Рон взял её за руку, потом привлёк к себе и поцеловал. — Интересно, ты догадываешься, насколько я сейчас счастлив? Гермиона улыбнулась, её глаза блестели. — Думаю, что у меня есть об этом некоторое представление. Они помолчали, так и сидя, прижавшись друг к другу. — А о чём ты сейчас думала? — спросил Рон, потому что теперь уже было можно. Гермиона вынырнула и была здесь, с ним. Она немножко передвинулась и положила голову ему на плечо. Рон покрепче обнял её за плечи, прижался щекой к её непослушным волосам, которые Гермиона грозилась обрезать, наверное, раз в неделю, но он ни за что и никогда бы ей этого не позволил. — Я просто думала… обо всём. — Ну да, очень вразумительно, — Рон закатил глаза. — А теперь так, чтобы было понятно. Гермиона хихикнула. — Это синдром Гарри, он, похоже, заразный, — сказала она, но голос её звучал скорее весело, чем как-то ещё. — Ты собралась кого-то спасать? — удивился Рон. — Кого? Месье Бертрана? Да он же наслаждается своей работой! Оставь человека в покое. На этот раз Гермиона рассмеялась в голос. — Нет, я про другой синдром, — сказала она. — Помнишь, перед рождением Джеймса Гарри каждый день находил новые поводы для беспокойства и для чувства вины? — Ну конечно, — отозвался Рон. — Человек он у нас такой. — Я его сейчас немножко понимаю, — призналась Гермиона. — Не подумай, я страшно счастлива и всё такое, но почему-то, увидев шатёр, всю эту красивую посуду, столы, я начала вспоминать всё самое плохое, самое страшное, что с нами было. Через что мы с тобой прошли, чтобы прийти к этому дню. Ведь чудом же пришли. — Чудом, — согласился Рон и прижал её к себе так крепко, как только мог, чтобы не сделать ей больно. — Я тоже думаю об этом, почти каждый день. Только я считаю, что это повод для благодарности. — И я тоже так думаю! — с жаром согласилась Гермиона. — Просто почему-то мне немного грустно, нет… тяжело, вот, да, тяжело сегодня оглядываться назад. Хотя, я благодарна за всё, даже за плохое, если это плохое привело нас в эту точку. Странно, да? — Гермиона, после всего, что ты пережила, ничего не странно, — тихо сказал Рон. — Чувствуй, что хочешь. Только говори мне об этом. Я хочу знать. — Ну вот, говорю, — проворчала Гермиона. — Чувствую себя, как последняя дурочка, но говорю. — Для разнообразия можно и дурочкой, — захохотал Рон, и Гермиона выпрямилась, чтобы ткнуть его кулаком в плечо. — Вот какая тебе свадьба? — шутливо спросила она. — Какой из тебя муж, если ты совершенно не умеешь быть серьёзным? — О, я умею, когда это нужно, — возразил всё ещё посмеивающийся Рон. — Я тебе больше скажу, из меня ещё и отец получится огого. Спорим, дети будут меня обожать? — Ну конечно, ты же будешь им всё разрешать и таскать все эти товары из своего магазина, а я буду строгой мамой, которая всё запрещает и вообще воспитывает, — возмутилась Гермиона. — Но ничего, они вырастут и оценят, кто сделал для них больше, я подожду. И вообще, почему мы говорим о них во множественном числе? Рон заморгал. — Ну, потому что я бы хотел больше одного ребёнка, и я тебе об этом много раз говорил. — До рождения Джеймса я тоже хотела, — вздохнула Гермиона. — Джеймс классный! — выпалил Рон, изумлённо глядя на неё. — Просто идеальный ребёнок! — Он абсолютная лапочка, — согласилась Гермиона. — Я люблю его всем сердцем, но я смотрю на Джинни и понимаю, что мне будет сложно столько времени быть просто мамой. — Ты их главное роди, а сидеть с ними могу и я, — заявил Рон. — Ох, ну конечно! — Гермиона скептически подняла одну бровь. — Это ты судишь по Джеймсу. Ты можешь поиграть с ним, а потом, когда устанешь или тебе захочется чем-то заняться, ты всегда отдаёшь его родителям и идёшь отдыхать. Со своими детьми так не сработает. — Спасибо, что сказала, а то я не понимал, — проворчал Рон. — Я вообще-то своих детей намерен любить. — Я знаю, — Гермиона погладила его по щеке. — Я тоже. Им так повезёт с тобой, ты будешь прекрасным отцом. — Спасибо, — смутился Рон. — Как и ты. В смысле, не отцом, но тоже прекрасной. Они помолчали. — Вообще, неплохо бы иметь детей обоих полов, — заметила Гермиона. — И девочку, и мальчика. Опять же, как у Гарри и Джинни. — В смысле? — вскинул голову Рон. — Откуда у них… — Ну, пока у них только Джеймс, — успокоила его Гермиона, — но они же оба уверены, что у них будет дочь из-за той истории с браслетом. Они же её даже видели. — А, браслет, — припомнил Рон. — Точно. Я и забыл. Но вообще, да, согласен. Дочь и сын. Отлично. Но сначала дочь! — Заказываешь, как в ресторане, — покачала головой Гермиона. — Как получится уж. — Это я понимаю, но сначала хочу дочь, — упрямо сказал Рон. — Папину девочку. Гермиона только молча закатила глаза. — Сделаю всё возможное. Но, Рон, я не готова рожать детей одного за другим, как твоя мама. Я не говорю, что это плохо, но я просто другая… Я… у меня есть… — Я знаю! — прервал её Рон. — Я тоже не хочу семерых детей. Мне хватит двоих. — Хорошо, — с облегчением выдохнула Гермиона. — И ещё, я тут подумала: наверное, я бы хотела родить первого ребёнка уже сейчас, скоро. Чтобы потом понять, насколько мы потянем, пока мы оба молоды. Рон не сразу смог ответить. Его захлёстывали такие сильные эмоции, что он просто-напросто боялся открыть рот. Они говорили о ребёнке, о конкретном ребёнке, их малыше или малышке, который скоро может у них появиться. — Мы начнём работать над этим завтра, — пообещал он и откашлялся. — Очень усердно. Можно бы и сегодня, но традиции, чёрт бы их побрал. Гермиона засмеялась, и они снова уютно замолчали, глядя теперь в безоблачно голубое небо. Идеальный день, идеальнее будет только завтра. Идеальное место. Идеальный человек рядом с ним, думал Рон. Единственный подходящий человек для него. Ради этого момента действительно стоило пережить всё. *** 25 июня оказалось ещё чудеснее, если это только было возможно. Солнце всё так же светило, небо по-прежнему было голубое, дул приятный лёгкий ветерок. Воздух был пропитан магией. Рон, как только проснулся, сразу же открыл окно, вдохнул его и почувствовал, как магия наполняет каждую клеточку его тела. Он твёрдо знал, что вечером улучит минутку и закупорит воспоминания об этом дне в колбочку на будущее. Может быть, однажды покажет детям. — Ну что, готов? — спросил заспанный Гарри, садясь на своей кровати. Эту ночь они проводили в специально снятом номере, чтобы Рон не видел невесту до свадьбы. — Давно уже готов, — отозвался Рон и прикрыл окно. — Странно, я думал, что буду хотя бы немножко нервничать, но нет, ни капли. Я чувствую только радостное возбуждение. — Это хорошо, — пробормотал Гарри, обеими руками потерев лицо. — Это потому, что ты написал клятву вовремя, как нормальный человек. — Ничего я не написал, — Рон махнул рукой. — В смысле? — Гарри моментально проснулся. — Как это? — Ну, я написал начало, — Рон наклонился и вынул небрежно исписанную бумажку из кармана валявшихся на полу джинсов. — И чуть-чуть в середине. И пару предложений в заключение. Но это всё какое-то… ненастоящее. Я решил, что прислушаюсь к твоему совету и скажу то, что будет на душе в тот момент. Гарри заметно встревожился. — Слушай, Рон, тебе не кажется, что… Нет, идея прекрасная, я ничего не говорю, искренность, она всегда… Просто… А что, если… Я имею в виду, лучше было бы… — Расслабься, Гарри, — попросил Рон. — Всё будет отлично. Потому что Гермионе это не так важно, ей просто хочется, чтобы я сказал то, что думаю. — Хорошо, — сдался Гарри, хотя сомнение ещё не до конца ушло из его взгляда. — Надеюсь, что ты прав. Рон знал, что прав. Он чувствовал себя спокойным и уверенным, как никогда в жизни. В этот день просто не могло случиться что-то плохое, ничто не посмело бы пойти не по плану. А даже если и пойдёт, к чёрту, это будет всего лишь забавно. Ничего глобально плохого всё равно не случится. Рону не очень хотелось разговаривать, он был полностью поглощён своими эмоциями, и Гарри, видимо, это почувствовал, потому что делал всё молча, обращаясь к Рону только в минуты крайней необходимости. К половине двенадцатого они уже были в шатре. Пусть рано, но Рону хотелось посмотреть, что же в итоге получилось. Месье Бертран превзошёл сам себя, что тут можно было сказать. Цветы были просто великолепны, как и всё остальное. Рон смотрел, впитывал в себя окружающую его обстановку и остро чувствовал, что такой день в его жизни будет только один раз, сегодня. Он не повторится никогда, лучше запомнить его как можно лучше. К нему подходили родные и друзья, поздравляли, что-то говорили, он даже что-то отвечал, но на самом деле не особенно вникал. В какой-то момент Гарри стал перехватывать людей, брать беседы на себя, как и положено хорошему шаферу. Рон только смотрел по сторонам и слушал. Наверное, у него был глуповатый вид, потому что один раз он перехватил озадаченный взгляд Билла, который явно пытался привлечь его внимание и спросить, всё ли с ним в порядке. Рон проигнорировал старшего брата. Всё лучше, чем в порядке. Всё отлично. Не отвлекайте, пожалуйста. — Рон, — шепнул Гарри ему на ухо. — Начинается. Рон обернулся, увидел ведущего церемонии, того же самого, что женил Гарри и Джинни, кивнул ему и снова уставился на дальний конец шатра, где слегка развевались на ветру откидные дверцы. Скоро, совсем скоро появится Гермиона, и он уже увидит, наконец, это пресловутое платье. В котором она будет выглядеть роскошно, она всегда так выглядит, даже в пижаме и в шерстяных носках, с грязными волосами и красным носом при простуде. Свадебное платье явно не сможет ничего испортить. — Давай, соберись, — Гарри сжал его плечо. — Ты немного выпадаешь из реальности. — Нет, я тут, — машинально отозвался Рон и расправил плечи под смокингом. Смокинг был лучшим вариантом, чем парадная мантия, учитывая, что они собирались после церемонии гулять по городу. От магглов-то была защищена только площадка, на которой стоял шатёр. Откуда-то издалека полилась прекрасная музыка, она становилась всё громче и громче, и вот в конце шатра показалась Флёр, которая за руку вела Мари-Виктуар и Доминик, одетых в прелестные розовые платья. Девочки улыбались, крутя головами из стороны в сторону, не забывая при этом грациозными взмахами ручек разбрасывать белые лепестки роз из корзинки, висевшей на руке Флёр. Рон машинально отметил, как волосы Тедди, сидевшего в первом ряду, при виде Мари-Виктуар стали ярко-розовыми, и усмехнулся про себя. За Флёр в шатре появилась Анджелина, за ней Полумна и, наконец, Джинни. Рон улыбался в ответ на их улыбки, а сам с нетерпением ждал. И ждал. И ждал. Гермиона вошла под руку с отцом, очень скромно, очень тихо. Если бы не музыка и не тот факт, что все гости поднялись на ноги, ничто не сказало бы о появлении в шатре невесты. Рон впился взглядом в её пока ещё далёкую фигурку, попытался рассмотреть лицо, но густая вуаль всё равно скрывала её черты. Тогда он обратил всё своё внимание на платье. Оно было гораздо более пышным чем то, что выбрала Джинни в своё время. Гермиона в нём была чем-то немного похожа на аппетитное пирожное. Рону платье понравилось с первого взгляда, потому что Гермиона никогда не надевала ничего подобного. Оно выгодно выделялось и как нельзя лучше подходило для такого особенного дня. Когда Гермиона и мистер Грейнджер подошли совсем близко, Рон, напрягая зрение, смог-таки разглядеть сквозь вуаль её улыбающиеся блестящие глаза. Зревший в его груди с самого утра пузырёк чистой радости с тихим шипением лопнул, и вся радость хлынула в организм Рона, не сдерживаемая ничем, кроме остатков здравого смысла. Броситься танцевать джигу прямо сейчас, наверное, было бы не слишком уместно. Дальнейшее Рон фиксировал плохо, но он смотрел во все глаза, чтобы возвращаться в этот день снова и снова, поэтому не слишком переживал. Он просто жил моментом. — А теперь пришло время клятв! — торжественно объявил ведущий, и Рон осознал, что все взгляды устремлены на них с Гермионой. Так и было с самого начала, но, по крайней мере, им не нужно было до этого так уж много говорить. Он уже осторожно откинул вуаль с лица Гермионы, увидел её сияющие глаза совсем близко, поэтому не боялся совершенно ничего. Даже свадебной клятвы, произнесённой перед всеми гостями. Гермиона начала первая. В отличие от Рона, пальцы у неё слегка тряслись, когда она брала крохотный свиток из рук Джинни. — Рон, — тихо сказала Гермиона, и Рон снова перестал фиксировать окружающую действительность. — Я даже не знаю, как выразить всё то, что я сейчас чувствую. И всегда чувствовала. Она опустила глаза, пробежала взглядом по исписанному мелкими буквами пергаменту, кивнула сама себе и снова подняла голову. Её карие радужки практически полностью пропали из-за расширившихся зрачков, и Рон мог бы поклясться, что его собственные голубые глаза сейчас потемнели. — Я никогда не думала, что мне так повезёт, — сказала Гермиона очень тихо, хотя её, наверняка, всё равно было слышно в каждом уголке шатра, уж такие мелочи месье Бертран продумал, как пить дать. — Я довольно рано поняла, что великие истории любви, о которых я читала в книгах, не производят на меня должного впечатления. Я не могла оценить этой глупой романтики, этой ненужной драмы, ничего подобного. Я всегда была для этого слишком рациональной. Боюсь, с возрастом это только прогрессирует. Из зала послышались тихие смешки. — Я даже засомневалась в какой-то момент: а найду ли я свою любовь, такую же, как в книгах? Может быть, это немного самонадеянно с моей стороны, но я больше боялась не того, что никто не полюбит меня, я опасалась, смогу ли я полюбить всем сердцем, всей душой? Смогу ли почувствовать нечто подобное к другому человеку? Рон смотрел на неё во все глаза. Он всё это знал, пусть не всё она говорила вслух, но он знал. Слышать же… Это было чем-то совсем иным. — Даже когда я уже поняла, что испытываю к тебе чувства, выходящие за рамки дружбы, даже тогда я всё время отдавала себе отчёт, что это не то, не так, как в книгах. Я не могла себе представить, как мы с тобой сидим на какой-нибудь крыше, держимся за руки и смотрим на звёзды, а ты читаешь мне стихи. Мне казалось это смешным, нелепым, глупым. Я не хотела этого даже с тобой. И я сомневалась. Я думала: «А что, если это не любовь? Что, если мы просто лучшие друзья, которые обратились друг к другу за новыми эмоциями?» Рон не удивился. Он действительно всё это знал. — Но сейчас… — голос Гермионы пресёкся, и Рон обнаружил, что она плачет. — Сейчас я понимаю, что мне досталось что-то лучшее, гораздо более прекрасное, чем всё, о чём я читала. Рон, ты всегда был моим лучшим другом. Ты заставил меня поверить, что все мои странности, все мои тараканы — это что-то забавное, но не самое важное. Ты увидел во мне что-то, чего я сама никак не могла рассмотреть. Ты был рядом со мной в самые сложные моменты моей жизни, ты был рядом всегда… ВСЕГДА, Рон. Даже когда тебя не было рядом физически, ты постоянно был со мной. Я это знаю, ты это знаешь. Гермиона обеими руками вытерла мокрые щёки и рассмеялась. Рон улыбнулся в ответ, хотя ему тоже больше хотелось заплакать от избытка чувств. — Романтика, интриги, цветочки, стихи и звёзды — это, наверное, хорошо, я ничего не хочу сказать, — с усилием продолжила Гермиона. — Но для меня всё это так маловажно. Я всегда хотела чего-то спокойного и ровного, надёжного и нерушимого. Когда два человека доверяют друг другу, заключают негласный договор всегда поддерживать друг друга и просто быть рядом, несмотря ни на что. Принимать интересы партнёра близко к сердцу. Знаешь, чтобы не гадать: «А что он имел в виду? Может, он обиделся?» Нет, я так не хотела. Мне было важно, чтобы мы могли откровенно говорить друг с другом обо всём. И мы можем, Рон. Есть вещи, которые, я думала, я не скажу никому и никогда. Я говорила их тебе, и это было невероятно. И это чувство, нет, это знание… Что ты будешь рядом со мной до конца… Оно даёт мне такую уверенность, такой покой, такое счастье… Рон, я люблю тебя больше, чем это вообще возможно для меня как для человека. Спасибо тебе за всё, что ты для меня сделал и продолжаешь делать. Я всегда буду любить тебя так же, как в эту минуту, и я не представляю себе более прекрасного будущего. Гермиона перевела дыхание и замолчала. Рон уже пару минут чувствовал, как у него горят щёки. Не от смущения, нет, от гордости и распирающей рёбра радости. Даже привычная удивлённая мысль («Неужели она может любить меня так сильно?») не появилась. Она была не настоящей, потому что, на самом деле, он не сомневался, просто какой-то обязательной, что ли. Сейчас её не было. — Рональд? — обратился к нему ведущий. — Так, ну, здесь все свои, — начал Рон, нервно теребя в пальцах небольшой свиток пергамента (полупустой), перевязанный красной ленточкой, который подал ему Гарри, — поэтому вы знаете, что я не очень хорош в… произнесении больших речей. Да любых, если честно. Гермиона, ты знаешь это лучше всех. Гермиона улыбнулась, протянула руку и погладила его по запястью. — Я обратился за помощью к шаферу, как полагается, и Гарри посоветовал мне быть честным, говорить то, что я чувствую, и забыть на время обо всех людях, кроме тебя, Гермиона. Это хороший совет, я сам однажды дал ему примерно такой же. Рон развернул пергамент, глянул в него, но скорее для проформы, потом сделал глубокий вдох и полностью повернулся к Гермионе. Пару секунд он молча смотрел на неё, и черты его лица постепенно бессознательно расслаблялись, а в глазах всё отчётливее появлялась улыбка. — Я сидел вчера вечером и пытался найти, вспомнить тот момент, когда моя жизнь пошла по-другому, когда началась эта большая игра, — заговорил он. — И я его нашёл. Это случилось, когда ты вошла к нам с Гарри в купе на первом курсе в поисках Тревора. Рон глянул на гостей, нашёл глазами Невилла и поднял вверх сжатый кулак. Невилл в ответ одними губами прошептал: «Йес!» — Я, конечно, тогда не влюбился в тебя до смерти, — с улыбкой в голосе продолжил Рон, снова глядя на Гермиону. — Что я почувствовал сразу, так это раздражение. Но какая разница, если это и был тот поворотный момент в моей жизни? Игра началась, и она не обещала быть лёгкой, я тогда даже не знал, что играю в неё. Не подозревал, как необходимо мне победить в ней. Итак, я впервые увидел тебя. После этого было… Мы прошли через всякое, и этого всякого было так много, и хорошего, но и, к сожалению, плохого… Мы были детьми, и… Знаешь, как говорят, чувства должны пройти проверку жизнью? Так вот, наши проверку прошли практически всем, а… Дети не должны проходить через такое. Ты говорила вчера о прошлом, и я так много думал об этом. О вине, о том, от чего мы никогда не сможем избавиться. Рон снова набрал полную грудь воздуха. — Я имею в виду войну. Это неправильно, когда ты понимаешь, что любишь кого-то больше жизни в тот момент, когда твой любимый человек находится на грани гибели, когда ты осознаешь, что ещё секунда — и ты можешь потерять его навсегда. Никто в мире не должен проходить через такое. Ни в чьем детстве не должно быть войны. Это просто неправильно, это ужасно и несправедливо. Но это уже случилось в нашем прошлом, и мы будем помнить об этом до конца наших жизней, мы можем только научиться жить с этим. Он опустил голову, пытаясь обуздать обуревавшие его чувства. Гермиона взяла его за руку. Рон посмотрел на неё и снова увидел слёзы в её глазах. — Это всё имеет отношение к сегодняшнему дню, — заверил её он. — Я просто не могу сказать всё правильно, но вчера мы с тобой обсуждали… — Ты говоришь замечательно, — тихо сказала Гермиона. — Я знаю, что ты имеешь в виду. — Когда я думал об этом всём вчера, — Рон заговорил медленнее и тише, — когда вспоминал, сколько раз мы были на волосок от гибели, я или ты, у меня всё время в голове крутилось, что я выцарапал своё счастье. И почему-то эта фраза казалась мне неправильной. Потом я подумал, что вот он я. Мне 25 лет. Я совладелец успешного магазина. У меня большая дружная семья, у меня лучшие друзья на всём свете, и я женюсь на девушке, которая… Ну, которая просто любовь всей моей жизни. Разве это правильно — говорить, что я выцарапал или заслужил счастье? Я долго не мог подобрать слова, чтобы они ощущались, как нужно, а потом… Рон сжал ладони Гермионы. — Всё, через что мы прошли, вело меня к этому моменту. Мне всего 25, и дальше тоже будет всякое, я знаю, это не конец. Это ещё только начало, несмотря на всё, что остается у нас за плечами. И, тем не менее, сегодня я смотрю на тебя и понимаю, что люблю тебя и всегда буду любить, Гермиона. Так что я… Он запнулся на секунду, потом продолжил так тихо, что, наверное, не все гости его расслышали. Но это и было не для них, это было только для Гермионы. — Я выиграл свою жизнь. Он произнёс эту фразу и почувствовал, что да, это то самое, ещё прежде, чем заметил, что у Гермионы перехватило дыхание. Если бы ему пришлось объяснять, что он имеет в виду, он бы, пожалуй, не смог, но на каком-то интуитивном уровне он просто знал, что это значит. И, похоже, знала Гермиона. — Всё, я победил, — повторил Рон и пожал плечами. — Дальше можно просто жить и наслаждаться. Гермиона счастливо рассмеялась и кивнула, и Рону захотелось поцеловать её прямо сейчас, не дожидаясь разрешения ведущего. — Гермиона Джин Грейнджер, берёте ли Вы Рональда Биллиуса Уизли в законные мужья? — совершенно бессмысленно спросил ведущий. — Беру, — торжественно сказала Гермиона и сжала пальцы Рона. — Рональд Биллиус Уизли, берёте ли Вы Гермиону Джин Грейнджер в законные жёны? — Беру, — сказал Рон, потом не удержался и добавил: — В любые беру, лишь бы в жёны. Гости рассмеялись, Гермиона тоже улыбнулась, и Рону снова показалось, что они отрываются от земли, как в тот момент, когда он сделал ей предложение. Он отпустил одну ладонь Гермионы и нащупал в кармане брюк делюминатор. Может быть, ему это только показалось, но приборчик дрожал, как от едва сдерживаемого возбуждения. Наверное, Дамблдор смотрел на них в этот момент и улыбался в густую белоснежную бороду, старый интриган. — Тогда я объявляю вас мужем и женой! — громко объявил ведущий. — Можете поцеловать невесту. Под гром аплодисментов Рон наклонился и со всей возможной нежностью прикоснулся к губам Гермионы. Для страсти наступит своё время, сейчас его переполняли совсем другие чувства. *** Первый танец никогда не был для них предметом для споров. Песня подошла идеально, выдумывать что-то и репетировать оба не хотели. Просто стоять, крепко обнявшись, смотреть друг другу в глаза, покачиваться в такт музыке, без слов говорить, как они любят друг друга… Разве нужно что-то ещё? «You held my heart in your hand While it was still beating. I hope you understand That this is the way it’s meant to be. ‘Cause we’ve got nothing to prove We’ve got nothing to lose This is where we belong. So take a look around, It’s so magnificent, This love of ours, It’s something brilliant, So close your eyes again And hope the fireworks never end» (3) В какой-то момент Гермиона пальцем постучала по плечу Рона, и он вопросительно глянул на неё. Гермиона взглядом указала ему на что-то по левую сторону от себя, и Рон, максимально осторожно, чтобы не привлечь лишнего внимания, тоже посмотрел туда. На самом краю танцпола, практически полностью скрытые огромной вазой с цветами, танцевали Симон и Габриэль. На лицах обоих было практически одинаковое обалдевшее выражение, только у неё от счастья, а у него — от неверия. Рон слегка повернул голову и заметил Гарри и Джинни, которые делали вид, что танцуют, а сами, как два коршуна, следили за Симоном, за каждым его движением, за малейшими изменениями в его лице. Рон их прекрасно понимал, он тоже переживал, просто сейчас он был несколько занят. — Надеюсь, они пришли к какому-то взаимопониманию, — шепнула Гермиона. — Это было бы прекрасным знаком, как считаешь? — О да, прекрасным, — отозвался Рон, и в этот же самый момент Симон резко отпустил Габриэль и сделал шаг назад. Что-то сказал, решительно покачал головой. Габриэль вспыхнула, потом явно разозлилась, вскинула голову, прищурила глаза. Симон продолжал говорить, но её лицо всё каменело и каменело, принимало холодное, даже жесткое выражение. В конце концов, она подняла руку, прервав его на полуслове, сказала что-то в ответ, а потом повернулась и вылетела из шатра, взметнув подолом серебристого платься. — Мммм… — пробормотал Рон. — Или же это всё вообще не знак и не имеет к нам никакого отношения. — Что же он такое ей сказал? — пробормотала Гермиона. — У Габриэль было такое лицо, как будто она, наконец, перестала биться лбом в каменную стену. Я боюсь, что он… Рон внезапно словно поймал вдохновение, он просто знал, что нужно делать. К тому же, песня закончилась и их с Гермионой танец, получается, тоже. — Я сейчас вернусь, — сказал он Гермионе, быстро поцеловал её, а потом решительно направился к Симону, так и стоявшему на том самом месте, где Габриэль покинула его. Краем глаза Рон заметил, что наперерез ему уже спешит Флёр, но Гермиона — умница! — вовремя перехватила её. — Симон! — позвал Рон, и тот вскинул голову. Чёрные бездонные глаза были похожи на два пустых колодца. Таким они не видели его уже давно, и на долю секунды Рон заколебался. А стоит ли сейчас лезть к нему, стоит ли бередить в его душе страшные воспоминания? — Мои поздравления! — Симон попытался изобразить радость, но это у него не получилось, да Рон ничего подобного и не ждал. — Спасибо, — ответил он и, отбросив сомнения, приступил к делу. — Сегодня самый счастливый день в моей жизни, потому я женился на девушке, которую люблю и которая любит меня. Это огромная редкость, ты знаешь? — О да, я знаю, — пробормотал Симон, и огромная ваза с цветами слегка задрожала, как будто где-то далеко начиналось землетрясение. Рон непроизвольно глянул на крышу шатра и понадеялся, что месье Бертран отвечал так же и за надёжность всех установок. — Очень глупо было бы упустить что-то подобное, — продолжал Рон, — из-за своего собственного упрямства, не находишь? Симон молчал. Ваза тряслась. — В прошлом было так много плохого, — тихо добавил Рон. — И так и останется, навсегда уже, ничего с ним не сделаешь. Но будущее-то можно изменить. Оно ещё не наступило, оно в наших руках, мы его немного контролируем. Не совершай ошибки, пожалуйста. Позволь Габриэль тоже принимать решения за себя. Ты, главное, прими своё раз и навсегда. И не бойся. Симон по-прежнему молчал. Не ругался, уже неплохо, но и не отвечал. Рон вздохнул и похлопал его по плечу. Что ж, он сделал всё, что мог. Может, это были не те слова, неправильные, но он говорил от сердца. Может быть, Симона спасти уже нельзя. Потому что ты не можешь спасти того, кто сам этого не хочет, хоть в лепёшку расшибись. Но Рон хотя бы попытался. А теперь он вернётся к своей невесте… нет, к своей жене, и они начнут первый день замужней жизни в кругу родных и друзей, они будут наслаждаться каждой секундой этой жизни, будут благодарны судьбе, несмотря ни на что. Потому что они выбрали свет и счастье. Потому что они так решили. — Рон! — шёпотом воскликнула Гермиона, когда он подошёл к ней, и махнула рукой ему за спину. Рон обернулся. Огромная ваза с цветами качнулась особенно сильно и упала набок. По шатру пронёсся лёгкий, но вполне ощутимый порыв ветра. Симон вздрогнул всем телом, потом поднял голову, и Рон пожалел, что тот стоит к ним спиной, что они не могут видеть его лица. Гермиона схватила Рона за руку и затаила дыхание. Не от страха, нет, от волнения и надежды. Многие в шатре замерли в этот момент. Рон взглянул на Флёр и обнаружил, что она беззвучно шепчет что-то одними губами. Побледневший Гарри смотрел в спину Симона с таким напряжением, как будто пытался сдвинуть того с места силой мысли. — Иди! — прошептала Гермиона. — Ну, иди же! Как будто услышав её, Симон неуверенно сделал один шаг к выходу. Остановился, будто налетел на невидимую стену. Поднял руку и провёл ладонью по лицу. Сделал ещё один шаг с таким трудом, как если бы в лицо ему дул штормовой ветер. Шаг. Ещё шаг. Два шага подряд. Рон и Гермиона посмотрели друг на друга, перевели взгляды обратно на Симона. Гарри и Джинни подошли к ним, и все вчетвером они замерли, мысленно подталкивая Симона, давая ему советы, надеясь и боясь надеяться. Ветер стих так же неожиданно, как и появился. Плечи Симона поднялись и опали, как будто он тяжело вздохнул, приняв для себя какое-то окончательное решение. Сердце Рона ухнуло куда-то вниз. Он сказал недостаточно. Он не смог донести свою мысль нужными словами. Не нужно было ему вообще лезть. С чего он взял, что у него что-то получится? В конце концов… И в этот момент, не оборачиваясь, не колеблясь больше ни секунды, Симон откинул в сторону летающую дверцу шатра и твёрдым шагов вышел прочь. Навстречу солнечному свету. (1) Это реальное вино из реального места, моё любимое =) Вино известно довольно давно, за ним в книге «Виконт де Бражелон, или Десять лет спустя» посылает Гастон Орлеанский, дядя короля, который как раз жил в королевском замке Блуа. Когда-то давно, ещё не зная этого факта, я была в самом Вувре, даже, кажется, спускалась в винные погреба, но тогда ещё вино казалось мне невкусным, и я мало что помню) (2) Такое шоу на фасаде замка тоже реально существует, но, учитывая, что Рон с Гермионой должны были приехать в Блуа в конце сентября — начале октября, его уже не могли показывать. Оно идёт, кажется, до середины сентября. И я представления не имею, шло ли оно в 2004 году. (3) Это песня Magnificent одной из моих самых любимых групп всех времён и народов — Hurts. Рон и Гермиона никак не могли под неё танцевать в 2005 году, потому что она вышла только в 2017. Но я всегда думала о них, когда слышала текст. Поэтому пусть будет так. Гарри и Джинни тоже танцевали под ещё не вышедшую песню)