красное полусухое

- забудь обо всём хотя бы на минуту, - шепчет кэйя, прижимаясь к нему лбом, и за сбитым дыханием их обоих дилюк слышит мольбу. у него не хватает смелости поднять на кэйю глаза; будто что-то в нём самом тогда безвозвратно сломается. дилюк боится узнать, что именно. он не отстраняется, но и вперёд подаётся разве что на пару милиметров. дыхание кэйи обжигает губы, и они неловко соприкасаются носами перед тем, как кэйя, большим пальцем проведя по его щеке, зарывается в его волосы. мир накреняется; дилюк чувствует спиной прохладу простыни - и привкус вина в чужом рту, когда они снова делают то, что, он думал, никогда больше не произойдёт. от всего этого сквозит отчаянием. прости меня, прими меня, мне жаль, что я не могу ничего изменить - дилюк знает всё, что кэйя хотел бы сказать, но слова не сделают никому из них легче. ничего не сделает - и ему не хочется больше об этом думать. наверное, никто не поставил бы на то, что у каждого из них всё будет выходить так бестолково. прикосновения - требовательные и нелепые, будто перед каждым действием в воздухе висит не произнесённое "можно?", поцелуи - быстрые и глубокие, но такие же, как в прежние времена, когда они были не смыслящими ничего в этом подростками. кэйя прижимается к нему так, будто ему не нужно ничего, кроме; будто находиться рядом - уже за гранью того, на что он вообще мог надеяться. дилюк сжимает его плечи, синяя чёлка щекочет скулу. их близость, кажется, правда заставляет забыть обо всем на свете, когда кэйя целует его вот так, напористо и нежно, словно не зная, как этим насытиться. но дилюк знает, что не может продолжить. - тебе пора, - ему требуется огромное количество сил, чтобы остановиться. что-то внутри запрещает всё это, и эта сила мощнее всех приказов, которым он когда-либо готов был подчиниться. кэйя смотрит на него с этим проклятым раскаянием. будь это битвой - проиграли бы они оба.