Минус восемь

Треск будильника прорезал утреннюю тишину, сообщая, кажется, всей улице, что уже половина седьмого.Джон протер глаза и лениво осмотрелся. Все на своих местах, если можно так сказать. Гитара валяется на полу, весь стол завален бумагой, карандашами и прочей канцелярией, одна штора наполовину оторвана и мочалит серым от пыли подолом по полу, на люстре висит… Носок.? Ладно. Вид его комнаты не волновало абсолютно никого, исключая разве что Мими Смит.Тетя называет состояние его жилища помойкой, он сам — творческим беспорядком. Для веселой жизни, которую он надеялся (да что там надеялся, он был уверен в своих планах) заполучить, порядок не был востребован.Намного больше в данной ситуации пригодилась бы ещё одна пачка бумаги, гитара, которая не расстраивалась хотябы после получаса игры и та белокурая девчонка из 8го класса, как ее… Нэнси, а может быть Нонн. впрочем, не важно.Это дела не меняло абсолютно, тем более что надолго она б не задержалась, как бы ее там не звали. В его жизни будут сотни таких. Жаждущих заполучить его внимание лишь на секунду, дотронуться до него, поймать на себе взгляд. Джону нравилось вот так размышлять о своем обязательно грандиозном будущем. А другим оно быть и не могло, ведь принадлежало оно великому Джону Уинстону Леннону, на данный момент к сожалению просто Джону — самолюбивому нагловатому подростку. В его жизни существовало только три правила: «бери сколько сможешь», «не привязывайся ни к кому» и «всегда думай сам за себя», которым он весьма успешно следовал. Все взрослые при виде его только головой качали, да закрывали глаза своим маленьким деткам, когда расфуфыренный Леннон со своей компашкой таких же отвязные парней, как он сам, проходил мимо. Весьма близкий знакомый всех красоток района, категорически забивший на учебу и не терпевший любых ее упоминаний при разговорах о его будущей работе, которой по заверениям тех же взрослых ему не видать, если на корке не будет значиться хотя бы несколько приличных оценок. Ха, да чихать он на них хотел! Одобрение каких то учителей стоило для него не больше, чем пятипенсовая монетка, если не меньше того. Леннон изящным движением поправил воротник рубахи и довольно оглядел своё отражение в старом потертом зеркале. Оттуда ему нахально и заигрывающе улыбался приятной внешности молодой человек с правильной формой лица, вьющимися каштановыми волосами и орлиным носом. На нем красовались круглые стёкла, недавно купленные для него теткой. Джон поморщился, торопливо снял их и сунул в карман. Станут еще очкариком называть, не к лицу вовсе… Очков он очень стеснялся, и, как назло, это была самая излюбленная тема для подколов в его сторону. — Джон, ты опаздываешь! — ужи иду, Мим. -на тебя жалуются каждый день, ты можешь вести себя поприличнее? И не называй меня Мим. Я твоя тетя, а не школьная подружка. -Окей. Пока, Мим —совершенно равнодушно ко всем увещеваниям проскандировал Джон. Женщина разразилась новым потоком гневных слов, но Оно уже не слышал ее. Ветер раздувал во все стороны пряди волос, дразня ароматом булочек, принесённом из ближайшей кофейни и бросая в лицо капли воды с фонтана, мимо которого лежал путь Джона. Засунув руки в карманы и в очередной раз убедившись в их абсолютной пустоте, парень вздохнул. Который день уже его обеды состояли из пива и того, что ему удавалось втихаря умыкнуть из столовой, затем как денег на еду ему не выделяли, а вся заработанная посредством игры на улице мелочь спускалась на выпивку. -и что за идиотский день …? — пробубнил он себе под нос, пиная по тротуару жестяную крышку от колы. -Может Мим была права, когда сказала, что игрой на гитаре на жизнь не заработать? Джон остановился и помотал головой, вытряхивая глупые мысли. Что он, перегрелся что ли, право. Музыка должна была стать главным занятием в его жизни, и он это точно знал. А отказываться от своих прихотей Леннон никогда неумел, да и не очень то старался. Уинстон наступил на крышку, вмяв ее в неровности тротуара. Та нервно скрипнула по камню и навсегда застыла между булыжниками. Он будет заниматься тем, чем пожелает, и никто не встанет на его пути. И не важно, кто попробует это сделать: хоть тетка, хоть преподаватели, хоть мать родная. Они ещё услышат о Джоне Ленноне! Он потряс кулаком куда-то в небо. Мимо пронеслись пареньки лет десяти, одиного из них Оно знал — он учился с ним в одной школе. Тот обернулся, и, глядя прямо в лицо Джону, загорланил так, что прохожие научали в недоумении оборачиваться на происходящее -Леннон очкарик! Джон Леннон четырёхглазый, хаха! Оно, дай промерять бинокль! -ах ты ж тварь мелкая, да я тебя… Парень продолжал заливаться, а Джон просто захлебывался обидой и презрением. Вдруг он кинулся вперёд с кулаками, но мелкий прохвост оказался ещё и ловок. Погоня длилась несколько минут, и вскоре Леннон стоял посередине какого то двора совершенно один. Осмотревшись и поняв, что свою жертву он уже упустил, Уинстон сплюнул и начал осматривать двор, в который его занесло. Кирпичные стены с облезлой серой штукатуркой уходили вверх, закрывая улицу со всех сторон. Пропали куда то прохожие, стих детский смех и остальной шум. Вокруг были навалены старые коробки, валялись клочки сена и обрывки газет. Парень поднял один из них. 65 год … что за чертовщина? Еще сегодня утром было 24 марта 1957 года, в любом случае Джон был уверен в этом также, как сейчас уверен в том, что он держит газету, которая не должна существовать еще почти десять лет… Он смял бумажку и кинул ее себе под ноги. Что то тут было решительно не так, и Леннон решил не медлить с решением этого вопроса.