dacryphilia

Эрвин Смит

…видит, как ты плачешь, и обожает. Он притворяется таким нежным, и в некотором смысле так оно и есть; нет никакой неискренности в том, как он проводит большим пальцем по твоей щеке, размазывая твои слезы; нет неискренности в мягкости его глаз или мягком смешке, приглушенном твоей шеей. Нет никакой неискренности в том, как его голос, баритон и гладкий, как он, путешествует по воздуху к твоим ушам: —Ты выглядишь красивее всего, когда плачешь, дорогая. Но его бёдра - это совсем другая история: безжалостные и очень точные, вращающиеся и скрежещущие в этом чертовски головокружительном движении, головка его члена приподнимается вверх и прижимается к тому мягкому, губчатому месту внутри тебя, которое заставляет тебя сжиматься. Его пальцы такие же — твой чувствительный клитор зажат между указательным и большим пальцами его правой руки, опухший и красный и подверженный большей части его поддразниваний. Если можно назвать то, что он делает, поддразниваем, то на самом деле это не так. В начале занятий любовью всегда есть этап, когда он пытается быть нежным, пытается обращаться с тобой со всей заботой, которую, по его словам, ты заслуживаешь; мягкие прикосновения и более мягкие поцелуи, тонкие, как паутинка, следы его пальцев, бормочущие признания в любви на твоей коже… но все это рано или поздно забывается. Праздно, разум мутный и приятно туманный, ты вспоминаешь то, что он однажды сказал — в порыве страсти, не меньше, хотя и не такой любовной и интимной, как эта страсть. Что-то о дьяволах и необходимом зле и хороших людях, делающих плохие вещи - ты не можешь вспомнить, не здесь, не с его членом на глубине восьми дюймов в тебе, и твое дыхание сокращается и так близко, так, так близко— Очевидно, он хотел сказать, что он такой же дьявол, как и любой другой человек в его положении. В это и легко, и трудно поверить, когда он вот так часами горбится над тобой, прислужник твоего альтера — если, конечно, киска представляет собой альтер; если его сердце и душа (поврежденные, как он утверждает) представляют собой подношения. —Еще один, — обещает он, горячее и тяжёлое, тебе в ухо, обещание, которое он давал дважды- трижды?—уже последние несколько часов. Ты бы назвала его ненасытным, если бы не проливала слезы в своем желании к большему. —Дай мне еще один. Это все, что я хочу. (Это еще одно обещание, которое он нарушает — на самом деле это не все, что он хочет. Он заставляет тебя еще раз смазать его, прежде чем кончить в тебя; даже тогда, после этого, он проставляет рот над твоей киской и заставляет тебя кончить ему в рот, прежде чем он насытится, удовлетворится. Хотя, по правде говоря, ты не уверена, что он знает значение этого слова.) Может, он и дьявол, но любимое средство Эрвина — это оргазмы, а его любимая тема — это ты.