В клетке

Все становится белым. Каждый уголок его памяти съедает пустота, не оставляя ни малейших осколков воспоминаний. Он понимает, что это, но не понимает, как с этим бороться. Пролистывая множество древних фолиантов, существовавших еще до его рождения, он так и не нашёл ответа. Его тело теперь — клетка, ключ от которой он давно потерял. *** — Лукас? — принцесса спрашивает осторожно, озабоченно. — Ты меня слушаешь? Атанасия пытает его взглядом и отчего-то хмурится. Он отводит глаза и, как обычно, высокомерно фыркает. — Слушаю я. Так этот ублюдок подался в бега? После того как Клод предстал народу в целости и сохранности, всё более-менее пришло в норму: аристократия успокоилась, а нелепые слухи тотчас же были подавлены и уничтожены. Осталось только найти виновных. — Да, дядя сбежал в тот же день, как папа проснулся, — Атанасия вздыхает, опуская взгляд, — теперь у папочки работы еще больше… — А дочь ему на что? — Он сказал, что сам всё уладит, не хочу ему мешать. На этом можно поставить точку. Разговор прекратился, висит тишина. Так почему же ему так хочется сказать еще что-то? Хоть слово, лишь бы он не оставался со своими мыслями наедине. — Лукас, — зовет серьезно, будто о чем-то подозревая, сердце пропускает удар, — ты хорошо себя чувствуешь? — Со мной все нормально, а вот тебе бы одеться потеплее — зима на улице. И правда, на сегодняшний день в Обелии царствует снежное время года. Зимние балы дебютанток вот-вот загремят на всю Империю, а самые разные фестивали украсят ночные улицы. Лукас хочет сходить куда-нибудь с принцессой, хочет отчаянно, будто эта зима его последняя. Но Атанасии от ни за что такого не скажет. — Эй, — зовет Лукас немного отрешенно, совсем на него не похоже, — если бы я был на месте Императора, ты бы волновалась? — Конечно! — она вскакивает с дивана, немного хмурится и упирает руки в боки. — Ты мой друг, и я бы нашла способ исцелить тебя. Всегда целеустремленная, серьезная и честная. От её строгого, иногда нежного взгляда сердце бьётся так быстро, что Лукас почти чувствует физическую боль. Чем вызваны эти чувства он не знает, но и не спешит узнавать причину: Лукас знает — так и должно быть. Он уже и не помнит, когда не чувствовал пронзающих сердце ударов в последний раз, не помнит, когда его голова не раскалывалась настолько, что хочется выть. Вообще-то, он не помнит многое, но Лукас точно знает, что её он не забудет никогда. И снова тишина. Больше ни слова не будет слышно в этой комнате. Только тихие перелистывания страниц учебника, под что и заснул великий маг. *** — Атанасия, — снова зовёт Клод, зовёт громко, — Атанасия! За окном замка бушует метель, вьюга воет грустной песнью — голос природы разбудил его и навёл страх. Одиночество и холод вновь снились ему в кошмарах, напоминая о грехах, которые он совершил за две жизни. — Папа? Я тут, что случилось? Тут же его дочь появляется в покоях и быстро подбегает к кровати, аккуратно прикладывает ладонь к его лбу, чтобы померить температуру, и внимательно на него смотрит, вглядываясь в такие же чистые топазовые глаза, как и у неё самой. — Не уходи пока, — говорит он тихо, почти шепотом, — поговори со мной. Атанасия смотрит удивленно, но затем улыбается — не часто отец так нуждался в ней, не часто сам просил о разговоре. Она вздыхает и расслабляется. — Папа, с дядей что-то не так. Клод бросает тревожный взгляд на дочь, не понимая, почему она вообще о нём завела речь. — Он должен быть мертвецом, конечно, странно, что он все еще жив. — Нет, тут другое, — Атанасия мотает головой и отводит взгляд в сторону, — мы с Лукасом предполагаем, что в него мог вселиться кто-то очень злой. Клод опускает голову, протянув руку к подбородку, погружается в раздумья. Да, такое вполне может быть, потому что другого объяснения тому, почему он до сих пор жив, а не гниёт в земле, попросту нет. Он поднимает глаза на дочь, видит, что она гораздо больше нервничает, чем обычно. — Ты что-то хочешь мне сказать? — Папа, не убивай дядю, — просит Атанасия, — он очень дорог Дженнет. Та девочка, его племянница, очевидно, небезразлична дочери, и он совершенно не знает, что с ней делать. Клод может только промолчать, оставив просьбу без ответа. *** Наконец-то в Обелии яркая, снежная, солнечная зима. Сезонные фестивали в самом разгаре, люди пьют и танцуют ночами напролёт, отдавая себя счастью и радости, особенно когда ситуация в Имперском дворе разрешилась. Атмосфера преддверия нового года разлетелась по всей стране: жители украшают дома; на ярмарках продаются всякие разные новогодние вещички, что не могут не зацепить глаз. Она сидит в своем кабинете за очередными книгами и, временами поглядывая в окно, томно вздыхает. Вроде бы все хорошо — папе больше ничего не угрожает, от счастья и деваться некуда, так почему же ей так плохо сидеть в четырех стенах? Атанасия задыхается. Канун нового года ураганом несется по всей Обелии, охватывая радостными ожиданиями новогоднего чуда каждого, но принцесса лишь сидит за учебниками и света не видит. — Лукас, — зовет она, — давай куда-нибудь сходим! — Наконец отложив книги в сторону, она вскакивает со стула и идет к дивану, где и мирно дремлет молодой маг. — А? — На дворе зима — самое время для праздников! Давай, вытащи меня отсюда, как в прошлый раз, — радостно просит она друга, широко улыбаясь. Лукас удивленно несколько раз моргает. Перед глазами пелена. Как в прошлый раз? Когда? — Чего ты от меня хочешь? — ворчит он, все больше подтягивая одеяло. — Мы разве куда-то ходили? И тишина. Атанасия внимательно смотрит, хлопая большими глазами, а радостная улыбка медленно сползает с лица. Взгляд чистых топазовых глаз теперь обременён беспокойством. Кольнуло сердце. Белая пелена в сознании растёт всё шире, окутывая его разум и запирая воспоминания на еще один замок, ключ от которого давно потерян. — А… — Лукас пытается выдавить из себя хоть слово, хоть одно, — всё, вспомнил. Атанасия подходит ближе и садится перед ним на колени, внимательно вглядываясь в побледневшее лицо мага. — У тебя началась старческая деменция? Лукас усмехается, встает с дивана, берет принцессу за руку и щёлкает пальцами. Всего лишь миг — и они оказываются среди толпы. Морозный воздух мягко прикасается к коже, оставляя красноватый след и приятное покалывание на щеках. У Атанасии захватывает дух от невероятной свободы и невообразимой зимней красоты Обелии: разноцветные гирлянды, украшающие дома сейчас светятся так, что их яркого света хватает, чтобы превратить вечер в утро; задорные песни, исполняемые торговцами, привлекая покупателей, звучали из всех щелей главной улицы, — всё это было ничем иным, кроме как самым настоящим волшебством вне стен замка. Внезапно Атанасия чувствует тепло, сначала в ладони, потом — по всему телу. Она оглядывается на Лукаса, а тот прикладывает палец к губам и задорно утягивает принцессу подальше в толпу, покрепче ухватывая за руку, не отпуская её ни на миг.