***
Если с лейтенантом Коннор мог хотя бы предположить верную линию поведения, то с детективом Ридом всё сразу как-то не задалось. Коннору не нравились люди, направляющие на него оружие, навряд ли они вообще кому-то нравились, но ещё больше Коннору не нравились люди, поведение которых не укладывалось вообще ни в какие рамки. А ведь у Коннора был прокачанный модуль распознавания поведенческих особенностей человека. Рид был просто… мудаком, так говорил лейтенант Андерсон? Обсценную лексику не помешало бы заложить в словарь, нужно будет отметить это в своём отчёте. А лейтенанту Андерсону не мешало бы обзавестись андроидом-горничной, потому что сам он с глажкой рубашек, чисткой костюмов от собачьей шерсти и приготовлением здорового завтрака, совершенно точно не справлялся. Коннор, со скуки влезший в базы участка и просмотревший досье на лейтенанта, был уверен, что это вполне подъемная покупка для лейтенанта, особенно, если бы он завязал не только со злоупотреблением алкоголем, но и с азартными играми. Догадка о последнем была чистой, бездоказательной идеей, здравым выводом из сотен проанализированных фактов. Проще говоря— пропивать весь свой оклад Хэнк Андерсон физически не мог, хоть и старался, а пенсионных накоплений сверх нормы у него не имелось. Коннор, конечно, не собирался открывать рот и излагать свои мысли вслух. Лейтенанту не нравилась излишняя болтливость, любопытство, не нравилось, когда кто-то лезет в его личное пространство и указывает, как ему жить. Проще говоря, лейтенанту Андерсону не нравились окружающие его люди, а андроидов он попросту ненавидел. Прекрасный материал для работы. Если бы поведеческая программа у Коннора была более хамоватой, он в категорической форме согласился бы с лейтенантом в кабинете Фаулера: Хэнк Андерсон охренеть как не подходит для работы над делом девиантов, и для работы с напарником-андроидом. Хотя, как минимум один ещё менее подходящий для этой работы детектив в здании тоже был. Дела девиантов, скользящие по экрану ровным цифровым потоком, не представляют особого интереса, для того, чтобы обработать эту информацию, хватило бы офисного компьютера двадцатилетней давности. Прототипу робота-детектива RK-800 было скучно. Лейтенант Андерсон не поднимал головы от своего терминала, отвлекался только для того, чтобы записать что-то в старомодном и очень потрёпанном ежедневнике. Анализ: обложка из кожзаменителя, датирован нынешним годом, но от частого использования выглядит так, словно отпечатан на заре десятилетия. Бумага писчая, 60 грамм на квадратный метр, белизна около 72 процентов. Множество пятен различного происхождения, в основном: пиво, кофе, кетчуп, масло для фритюра. Исписан примерно на две трети, при таком темпе использования, его должно хватить как раз до конца нынешнего года. Коннор уважительно вскинул брови, глянув на лейтенанта — он не производил впечатления человека, умеющего рационально распоряжаться мелочами. Конечно, у него были награды за службу, но довольно давно. Теперь что-то изменилось. — Чего пялишься? — недружелюбно бросил Хэнк, зыркнув исподлобья. — Есть, что сказать? Коннор заставил себя не воспринимать этот вопрос слишком буквально. Не нужно говорить лейтенанту, что у него пятно от горчицы на галстуке — оно всё равно почти незаметно для человеческого взгляда. Не нужно спрашивать, что произошло в его жизни, что так повлияло на его службу. Не стоит упоминать, что Коннору скучно анализировать факты, которые для его мощности — песчинка в урагане. — Нет, лейтенант… — Коннор быстро перебрал в уме варианты («извините», «провожу анализ», «это слишком просто для меня»), продолжая: — Задумался. Лейтенант фыркнул, как допотопная двустволка, и чуть приподнял уголок губ, возвращаясь к работе. Коннор тоже вернулся к терминалу, пролистывая двести с лишним дел по второму разу. Один рапорт всё-таки зацепил его. В целом, ничего особенного, таких еще три-четыре дюжины наберётся, разнятся лишь крохотные детали, из-за которых всё это и не выстраивается в картину. Но этот рапорт… слишком много незаполненных строк. Робот-сиделка стал девиантом в ходе нападения на него, дал отпор нападавшему. Прибывшей полицией было произведено несколько выстрелов, андроид обезврежен и отключен. Пострадавший в коме. Из более-менее интересных фактов: пострадавший — сын художника Карла Манфреда, Коннор только утром просмотрел статью о нём в журнале. Примечание в рапорте: пожилой джентльмен пытался убедить полицию не стрелять. Списали на шок. Из очень интересных фактов: модель RK-200, прототип, не пущенный в производство. Подарок Элайджи Камски своему другу Карлу. Серийный номер неизвестен. Внешность неизвестна. Из беспокоящих Коннора фактов: RK — это не серия андроидов для домашней работы.***
«Беспокоящие факты», как и «очень интересные факты» относились к программным сбоям и постоянно вываливали на Коннора системные окна с кодом ошибок. Работе это не особо мешало, но несколько секунд в час Коннор тратил на то, чтобы закрыть все уведомления и произвести очередной анализ прекрасно работающей системы. Человеческому восприятию всё это было незаметно, слишком быстро, тем более, что Коннор и без того работал продуктивнее половины отдела вместе взятой. Но отвлекало и беспокоило. Система работала, всё было в порядке, но ошибки тем не менее накапливались, замедляя работу. Коннор вспомнил совет — из модуля примитивной психологии (он вообще сильно сомневался, что этот подход работает с живыми, настоящими людьми), — который он НЕ давал лейтенанту Андерсону: если у вас проблемы личного характера, лейтенант, вам стоит разобраться с ними, прежде, чем приступать к работе. Если бы он сказал что-то такое лейтенанту, тот, наверное, прикладывал бы его головой об стену, пока скин не сползет и на серой стене участка не расползётся синее тириумное пятно (Коннор невольно вздрагивает, понимая, откуда такие мысли — андроид, покончил с собой в камере именно таким образом. Это не должно было задевать, но задело. Вспоминать было неприятно). Тем не менее, совет сам по себе был неплох, а метод был рабочим. У Коннора, по всей видимости, появились проблемы личного характера, с которыми следовало разобраться, прежде чем приступать к работе. Коннор не был человеком, поэтому, в отличие от лейтенанта Андерсона в моделируемых ситуациях, к совету своему прислушался, и уже к вечеру, не омраченному вызовами на дела, выяснил, в какой частной клинике находится Лео Манфред. Судя по газетной статье, отец проводил время рядом с сыном. Расширенного доступа, предоставленного Киберлайф, хватило на то, чтобы добраться до третьего этажа, где находилась люксовая палата, но дальше — тупик. Медсестра за стойкой приятным слуху, но всё же механическим голосом повторяла, что доступ в палату запрещён, а мистер Манфред не принимает посетителей и не общается с прессой. Коннор предпринял тактическое отступление на диванчик для посетителей и подключился к сети камер, без труда находя те две, что стояли в палате. Рассматривая небольшое, напичканное электроникой помещение, Коннор поймал себя на мысли, что не задумывался о том, как должны выглядеть современные популярные художники. Почему-то он представлял кого-то вроде Камски — одногодку или чуть постарше, может, позволяющего себе некоторый авангард во внешности. Но видит он глубокого старика в кресле-коляске, который неотрывно смотрит на молодого парня, лежащего в больничной постели — от него в разные стороны расходится десяток проводов и трубок. Коннор отчего-то испытывает дискомфорт, снова подходя к дежурной медсестре. Та встретила его доброжелательной улыбкой, словно не видела его пару минут назад, безуспешно пытающимся проникнуть за тяжёлые дубовые двери люкса. — Меня зовут Коннор, я андроид, прислан из Киберлайф. Я хотел бы поговорить с мистером Карлом Манфредом, — и раньше, чем гиноид заученно возразит ему, продолжил: — Полицейский департамент Детройта. Диод на виске медсестры мгновенно окрасился в золото — обрабатывает информацию. Коннор не был уверен, приравнивается ли его статус к статусу полицейского — для людей он был спорным, но для андроида? Золото сменилось ровным голубым свечением. — Вы можете пройти. Доступ полиции разрешён. Коннор неловко кивнул — хотя и не должен, хотя это никому и не нужно, — и прошел в палату, аккуратно прикрыв за собой двери. — Я не хочу говорить с полицией, офицер, я уже всё рассказал. Что вам ещё нужно от старика? — Карл неторопливо развернулся на коляске, удивлённо вскинув брови при взгляде на Коннора. — Андроид? — Меня зовут Коннор, — заученно повторил Коннор, чувствуя, как дискомфорт (неловкость? сожаление?) нарастает. — Я бы хотел поговорить о вашем андроиде. Я работаю над делами девиантов. — Какое отвратительное слово, — Карл одарил Коннора спокойным, очень спокойным взглядом. Он знает, — догадался Коннор. Знает, что может выставит его из палаты, может пожаловаться в Киберлайф на самодеятельность модели RK-800. Знает, что нет у Коннора никаких полномочий. — Что ты хочешь узнать, Коннор? Я всё рассказал полиции. — К делу подшит лишь краткий рапорт, экономия ресурсов и трудозатрат… — Коннор понимает, что оправдывается, и это просто невыразимо глупо. Глупее только стоять сейчас перед стариком в коляске, посреди больничной палаты и запахов лекарств и цветов, утопая в отчетливом привкусе чужого горя. Коннор даже не знал, откуда это ощущение, но это оно — чужая боль, боль незнакомого ему человека, давит так, что стискивает виски и до треска сдавливает тириумный насос. — Лео бывает слишком вспыльчив, особенно под веществами, — короткий, болезненно-ласковый, печальный взгляд назад, на больничную кровать. — Эта дрянь вытаскивает на поверхность всё худшее в нём… Зависть, ненависть, ревность. Завязалась драка. Коннор не торопит его, вырисовывая, моделируя ситуацию на одних лишь домыслах. — Я просил его остановиться, я просил остановиться их обоих, — бесцветно-горько продолжает художник минуту или несколько спустя. — Ни один меня не послушал. Коннору не нужен воздух для дыхания, но программа сбоит, слишком быстро гонит тириум по силиконовым венам, это трудно выносить и совершенно не получается контролировать. Системный сбой неясного происхождения? Анализ системы. Все системы работают стабильно. Перегрев некритичный. — И что теперь? — Карл поднял взгляд от своих сцепленных рук на Коннора. — Один мой мальчик в коме, с травмой головы…. И я даже не знаю, доживу ли до момента, когда он откроет глаза… У него длинные, сухие, ломкие пальцы. Артистичные — приходит в голову определение. — А Маркуса расстреляли у меня на глазах, а после вытащили из моего дома, как… как мусор. Моего мальчика, которого я воспитывал последние десять лет… Он теперь мёртв. Это ты хотел услышать, Коннор из Киберлайф? Коннор опустил взгляд, всё равно замечая, как по изборождённой морщинами старческой щеке стекает слеза, одна за другой. Желтый отблеск на одной из панелей случайно привлекает взгляд — Коннор смотрит украдкой на себя, на диод, ровно мигающий золотым. Слишком долго. Он берёт себя в руки (программным) усилием воли, снова поднимая голову. — Я приношу свои извинения, мне жаль, что пришлось побеспокоить вас, мистер Манфред… — Иди, мальчик, — старик устало взмахнул рукой, медленно разворачивая свое кресло. — Иди. Искать ответы никогда не возбраняется. Коннор постоял ещё несколько секунд, глядя ему в спину и малодушно желая попросить, чтобы об этой встрече никто не узнал. Но предпочитает смолчать и молча выходит из палаты. Всю дорогу вниз, в большом, отделанном зеркалами лифте, он снова и снова анализирует систему. Система работает стабильно. Число критических ошибок — ноль.