Где бы ты ни был, назад не смотри

Около 840-го года Подземный город под столицей Митра

— Как же мерзко тут… воняет. Фарлан глядит на товарища, а у того лицо бледное, в испарине, и думает, уж не заболел ли он. Фарлан протягивает Леви чистый платок, чтобы он мог утереть им лицо. Правда, вместо того, чтобы вернуть его, Леви просто выбрасывает платок в ближайшую кучу мусора. — Эй! Ты чего творишь?! — возмущается парень. — Это мой единственный чистый носовой платок… — Уже не чистый. — Но его же можно постирать! — Это не обязательно. Я достану тебе другой. Фарлан с недовольством сверкает глазами, но помалкивает. Ох уж этот Леви! Ладно хоть после каждого приёма еды, когда им вообще удаётся что-то толковое поесть, он не выбрасывает грязные тарелки. Они вообще остались бы тогда без посуды. Но стоит отдать ему должное. Леви — отменный воришка, так что дело за новым платком (а, может, и целой дюжиной таких) не заставит себя долго ждать. Парни идут по узкой улочке Подземного города, перебрасываясь время от времени незначительными комментариями по поводу местности. Изабель — их подруга — уверенно шагает впереди, мурлыча себе под нос какую-то мелодию. Фарлан прекрасно понимает, что Леви тут совсем не нравится. Здесь действительно воняет помойкой ещё хуже, чем в других районах. Это самый захламлённый и бедный угол Подземного города, и даже их группа обычно не суётся сюда. — Как думаешь, тот отряд уже потерял нас? — спрашивает Фарлан. Они как раз пересекают переход между домами, где, в основном, обитают безнадёжно больные или пьянчуги. — Если бы не потеряли, поверь мне, ты бы уже узнал… — отвечает Леви и не договаривает. Его острый взгляд вдруг останавливается на дыре в ближайшем деревянном заборе. Он встаёт, как вкопанный, и почему-то долго гипнотизирует эту дыру. — Эй, братишка, что такое? — Изабель тут же подскакивает к нему. — Что там, за забором? После недолгой паузы Леви, наконец, произносит таким похоронным тоном, что любой чужак уже наделал бы в штаны: — Лет шесть назад тут планировали сделать приют для беспризорных, но лавочку закрыли, потому что кто-то сверху зажал на это средства. Фарлан наблюдает, как товарищ хмурится, как его кулаки сжимаются всё сильнее, отчего ему самому становится погано. — Чёртовы… ублюдки, — шепчет Леви одними губами. — В этом мире всё решают связи и деньги, — вздыхает Фарлан. — Когда выберемся отсюда, не хочу стать таким же зазнавшимся уродом. Хочу даже там, на поверхности, оставаться самим собой. Леви долго молчит. На нём лица нет, он всё ещё мрачнее тучи. — Хм, так, значит? — произносит он. — Жаль, я такого себе позволить не могу… — Погодите-ка! Что это там виднеется? — между ними лезет Изабель, затем падает на колени и заглядывает в дыру в заборе. — Да твою ж… ох, нет! Одним ловким кошачьим движением девушка ныряет за забор, ей ничуть не мешает привод на поясе, и вот, через мгновение, парням остаётся лишь наблюдать, как исчезают за ограждением её сапоги. — Эй, Изабель! Ты с ума сошла? Стой! Да куда ж ты лезешь? Фарлан пригибается и ползёт за нею следом, пока Леви, разбежавшись, перепрыгивает забор поверху. Теперь все трое стоят посреди широкого пустыря, где когда-то предполагалось выстроить здание приюта. Уже и фундамент заложен, и парочка внешних стен готовы, но не более того. — Дурёха, не делаей так, — Леви сильно дёргает подругу за один из её «хвостиков». Но Изабель молчит. Вместо ответа, она тычет указательным пальцем на пятерых беспризорников, сидящих под одной из недостроенных стен. От этой картины у Фарлана сжимается сердце: пятеро ребят, явно не старше десяти-двенадцати лет, как облезлые воробьи, ютятся около друг друга, одетые в какие-то обноски. Недалеко валяются кости какого-то мелкого зверя, возможно, грызуна; слева лежат две пустые банки из-под консерв. Парень сжимает кулак и представляет вдруг, как дети вылизывали остатки еды из этих банок… Ему почти становится дурно. — Вот же чёрт, — шепчет он, затем уверенно шагает к одному из ребят. Фарлан достаёт из-за пазухи два завёрнутых в бумагу ломтя хлеба и осторожно, опасаясь, что вся ребятня кинется к нему, протягивает хлеб мальчику лет семи. Тот сидит, привалившись плечом к каменной кладке, и едва моргает. Никто из детей даже не шевелится, чтобы забрать из рук Фарлана хлеб. — Эй, малыш? Давай, съешь немного. Потом поделимся с твоими друзьями, — произносит парень, а у самого голос предательски дрожит. Мальчик поднимает тонкую ручонку, хватается грязными пальцами за ломоть, затем суёт себе в рот столько хлеба, сколько ему позволили силы отломить. Он начинает жевать очень медленно, будто с неохотой, и морщится. — Бедняга! Наверное, тебе сначала надо попить, да? — не вставая с колен, Чёрч оборачивается. — Эй, Леви! У тебя есть в сумке фляга? Его товарищ стоит на месте, как вкопанный, и вся его фигура напряжена настолько, что кажется, будто он вот-вот взорвётся. У Леви такое лицо, словно его окатили ледяной водой, а затем ещё и кипятком. Казалось бы, куда ещё удивляться? Да он каждый день, если захочет, может наблюдать такую картину на улицах Подземного города. И всё равно каждый раз его будто окунают с головой в дерьмо, в котором он и сам когда-то жил, благо, на пути попался Кенни и хоть чему-то его научил. Леви всегда остро реагирует на то, что напоминает ему последние недели в борделе. Вонь, пустой желудок, пьяные крики мужиков… и крысиный писк по углам комнаты. Когда Кушель умерла, ему казалось, что весь мир оставил его. Эти дети, сидящие и лежащие тут, на голой земле, для него как адские стрелы, от которых ему уже не увернуться. Как же он ненавидит этот мир. Он даже ненавидит людей, которых в глаза прежде не видел, но он убил бы их всех, не задумываясь — всех тех людей, которые заставляют этих ребят страдать. О них забыли, их бросили тут гнить после недавней эпидемии… А идиоты из военной полиции сидят по трактирам да на пропускном пункте дурью маются. От злости и обиды у него скрипят зубы. Крысы…  — проносится в голове одно единственное слово. — У меня нет воды, — шепчет Леви, затем оборачивается к Изабель, припоминая, что у неё в сумке есть припасы. Она, прижимая к груди руки, с трясущимися губами и влажными глазами, тупо мотает головой. — Изабель! — рявкает Леви, но она лишь делает шаг назад. — Я н-не могу… Я не могу на эт-то смотреть! — она скидывает с себя сумку и, рыдая, бросается назад, к забору. Через пару мгновений её друзья видят, как Изабель взлетает на УПМ и скрывается за ближайшим зданием. — Изабель! Да что с ней?! Фарлан вскакивает, намереваясь кинуться следом, но вдруг видит, как Леви берёт из брошенной сумки полупустую флягу и еду — два яблока и чуть чёрствую булку — затем подходит к каждому из детей, пытаясь их накормить. Один мальчик, лежащий на земле, медленно садится и, когда Леви подносит к его губам флягу, а после нежно треплет по спутанной копне рыжих волос рукой, пытается улыбнуться. Фарлан, как никогда, ощущает себя беспомощным. А он просто ненавидит себя такого. И сегодня он в который раз убеждается, что его товарищ — удивительный и чудовищно чувствительный человек. Леви чуть не каждый день заставляет их с Изабель прибираться в убежище, а в это самое мгновение совершенно не брезгует прикасаться к ребёнку, на которого даже местные крысы не позарятся. Очередь доходит до пятого мальчика: он сидит, прислонясь к стене спиной, подтянув колени и низко опустив и спрятав голову, так что он похож, скорее, на обтянутую тканью горстку костей с грязной шевелюрой то ли каштановых, то ли чёрных волос. Перед тем, как потрясти его за плечо, Леви медлит, и Фарлан догадывается, почему. Не нужно было им сюда лезть. Леви ещё не скоро забудет этот кошмар, напомнивший его самого много лет назад. — Проснись, ну же. Просыпайся, мелкий, — Леви слегка треплет ребёнка за руку, но тот не двигается. — Наверное, он умер, — произносит тихим голосом другой мальчишка. — Он сидит так уже долго. Фарлан прижимает руку ко рту, а Леви вскакивает на ноги, затем делает какое-то нервное движение плечами. Его товарищ наблюдает, как он мечется тут, перед этими детьми, будто загнанный в угол зверь. Его губы шевелятся, но Фарлан ни слова не слышит. Он и так знает, что Леви, на чём свет стоит, проклинает сейчас всех и вся. — Это не мальчик… — хрипит кто-то из беспризорных. Фарлан еле проглатывает ком в горле: — Что? — Это. Не. Мальчик. — Мелкая девчушка лет шести чешет свою щёку тонким пальцем. — У неё сестрёнка и мама умерли недавно, и она перестала разговаривать. Мы предлагали ей съесть ту дохлую крысу, но она уже не шевелилась… После этих слов Чёрчу страшно смотреть Леви в лицо. Ох, как же часто он видел у него это выражение! Наверное, если бы дьявол на самом деле существовал, это было бы его лицо… Где-то вдалеке неожиданно раздаётся свист, и становятся всё отчётливей слышны злые голоса. — Тц, только не теперь! — Леви бегло осматривает детей. — Надеюсь, с Изабель всё хорошо. А если нет… Чёрт, Леви! Надо быстрее валить отсюда и найти её! Но товарищ его словно не слышит. Он встаёт на колено перед неподвижной девочкой и пытается нащупать у неё пульс. Откуда-то с северной улицы снова слышится свист. Фарлан торопит Леви и обещает, что они вернутся сюда завтра, а сейчас им нужно уходить. — Живая! — Леви убирает пальцы с шеи ребёнка и оборачивается. — Она ещё жива! Фарлан! — Ты серьёзно? Да нет у нас времени, пойми! Я тоже хочу им помочь, поверь мне, но если не уйдём сейчас, придётся ввязываться в драку! — Тц… Леви думает, думает, пока гул голосов военной полиции не становится пугающе близко. — Эй, пацан! Как тебя зовут? — спрашивает он, наконец, у одного мальчишки. — Ян. — Что там у тебя? Больная нога? — Ага… — Идти можешь? — Не могу, сэр. Леви ругается вслух и снова вскакивает на ноги. Его тяжёлый измученный взгляд встречается с глазами Фарлана. Тот встревожен не на шутку и уже топчется на месте. — Леви, пожалуйста! Вернёмся завтра! Если возьмём кого-то сейчас, то сбежать не удастся! — Эй, вы-ы-ы! — раздаётся за их спинами вопль полицейского. — СТОЯТЬ, ПОМОЙНЫЕ КРЫСЫ! — Будьте вы прокляты, — шипит себе под нос Леви. Бросая последний взгляд на притихших детей, он и Фарлан бегут в противоположную сторону, затем взлетают на УПМ. Сумка Изабель и несъеденные яблоки остаются на земле. — И нас вы называете крысами? — орёт, что есть мочи, Чёрч с высоты. — Жалкие уроды! Лучше бы помогли этим детям! — Не утруждайся, — кричит ему Леви после того, как им удаётся скрыться из виду. — Они и пальцем не пошевелят ради них. Разумеется, потом он ведёт себя так, словно всё в порядке, и ничего не случилось. Однако Фарлан знает, при всей его недосказанности Леви будет продолжать накручивать себе, будто он никого не спас и никому не помог. Он промолчит, но не успокоится. Тех детей Леви так просто не забыть. Изабель ждёт их недалеко от убежища. Она просит прощения, что расклеилась и убежала, на что Леви обзывает её «дурой» и с родительской строгостью треплет по голове. На следующий день он просит Фарлана задействовать его связи и привести тех детей к нему. К вечеру Фарлан возвращается лишь с одним Яном. Мальчик рассказывает, что вскоре после ухода полицейских к ним пришли какие-то важные люди в костюмах и забрали остальных. Сам Ян оказался единственным, кому удалось спрятаться неподалёку. — Я всё понял, — со вздохом произносит Леви. Он встаёт из-за стола, подходит к окну и долго пялится куда-то вдаль. Фарлану ничуть не нравится такое настроение. Друг снова будет накручивать себя. Поэтому Чёрч делает то, что ему удаётся лучше всего в таких ситуациях: пытается утешить. — Слушай, Леви. Я понимаю твоё состояние. Ты лучше моего знаешь, каково пришлось этим детям. Но пойми. Ты не можешь спасти всех и каждого. Это невозможно, не в нашем мире. Когда-нибудь придётся чем-то жертвовать… Не будь таким наивным, иначе ещё хуже сделаешь. Леви скрещивает руки на груди и медленно оборачивается. На его лице снова непроницаемое выражение презрения ко всему и всем. Но Фарлан знает, что за этим пустым взглядом скрывается глубокая скорбь. — Да, ты прав. — Леви шагает мимо и со злостью швыряет Фарлану в руки новёхонький носовой платок. — Я всё ещё слишком наивен для этой помойки. Спасибо. Ты раскрыл мне глаза. Тогда ни он, ни остальные ещё не догадывались, с какими ужасами им придётся столкнуться в будущем. И встреча с полудохлыми беспризорниками превратится в памяти Леви в густой туман, который вскоре растворится среди новых кошмаров.