Вот Вам, матушка, и сюжет, достойный России 1 или Домашнего

- Что-то в последнее время Вы часто задерживаетесь на работе, товарищ старлей, - подмечает уборщица тётя Лида, размахивая шваброй на лестнице. Я вздрагиваю от неожиданности и чуть не задеваю ведро, когда опускаю ногу на очередную ступеньку. Папка выпадает из моих рук, и секретные документы по очередному маньяку-педофилу могли бы спокойно разлететься по всему пролёту, оказавшись на виду у гражданского лица, однако она плотно подшита внутри. Собственно, этим дерьмом я и занималась после окончания рабочего дня, растягивая время, чтобы не идти домой сразу же. Потому папка с надписью «Дело №…» просто падает на бетон. Даже не раскрывшись. - Хочу достичь подполковника к тридцати пяти, - в шутку отмахиваюсь я, поднимая папку. А вот если бы бумаги всё-таки разлетелись, я могла бы вернуться в кабинет и потратить ещё какое-то время на их сортировку и сшивание по новой. - Ах, Ева Ивановна, Вы так амбициозны, - вздыхает тётя Лида, наклоняясь над ведром, оттопыривая объёмный зад, и выжимает тряпку. Тётю Лиду мы все любим и ценим. Она классная и мудрая женщина. Всегда даст какой-нибудь умный совет. Как сейчас, например: - Но знаете, старший лейтенант, чтобы достичь подполковника в Вашем возрасте не обязательно работать на износ, - она поворачивается ко мне, не разгибаясь, и накидывает тряпку на швабру. Я слежу за её действиями, терпеливо дожидаясь продолжения примудрого совета. – Достаточно лечь под полковника, и – вуаля! – вот тебе погоны подполковника в тридцать лет, - подмигивает она, и я ухмыляюсь. - Я запомню эту шутку. - Запомните, милая, запомните, - она разгибается, вытягиваясь во весь свой рост. Её макушка с трудом достигает моего подбородка, а ведь я совсем не лошадь, у меня рост выше статистического среднего сантиметра на три-четыре максимум. Наверное, везде есть такая тётя Лида – маленькая, полненькая, заводная. В каждом отделе и в каждом офисе. Если будут снимать сериал для какого-нибудь канала вроде «России 1» или «Домашнего», то такие вот тёти Лиды идеально впишутся на роль феи-крёстной, машущей шваброй вместо волшебной палочки. - И помните, моя дорогая, что в каждой шутке… - философски продолжает она, и я перебиваю её, прижимая папку к груди: - …есть доля шутки, да. Она не обижается, лишь прищуривается да лукаво машет толстым мозолистым пальчиком. Документы я отношу в архив, оставляя тётю Лиду одиноко намывать полы к завтрашнему рабочему дню. Время уже почти половина девятого, на улице давно стемнело. Рабочий день у всех чекистов с 9 утра до 6 вечера, кроме уборщиков да охраны на КПП, разумеется. Я одна такая вот засиделкина, остальные мои коллеги уже давно сидят дома с семьями, попивая чай, выбрасывая из головы все страсти-мордасти, что вынуждены наблюдать на работе. Я не карьерист и не трудоголик, поверьте. Просто мне совсем не хочется возвращаться домой к семье. Вот и растягиваю время как могу. То на работе специально задержусь, занимаясь бумагами, которые не успели разгрести мои коллеги, с которыми я делю кабинет, то по парку прогуляюсь, слушая музыку в наушниках. Хотя получить досрочно звёздочку капитана на погоны за заслуги я совсем не против. Закрываю архив на ключ, засовывая его себе в карман юбки, и двигаюсь в раздевалку. В нашем управлении 7 этажей. Лифта нет, зато ступеньки на лестнице не сильно высокие. Это всё для того, чтобы чекисты держали себя в форме, а не расслаблялись, поднимаясь с первого этажа на седьмой, пользуясь лифтом. Кардионагрузочки, так сказать. Да и само здание строилось давным-давно, во времена, когда на нашем полуострове вообще запрещалось что-то выше пятиэтажек в виду частых землетрясений и вулканической активности. Нам семь этажей сделали в виде исключения, а потом в городе сделали жилую шестнадцатиэтажку с лифтом, в качестве эксперимента – рухнет или нет при 8-баллах по Рихтеру. Нам-то всё равно, мы привыкшие бегать по лестнице, и не важно офисная юбка на тебе или полевые штаны. А вот толстым мордоворотам с высшими погонами, прилетающим к нам из Москвы для инспекции, совсем не сладко. Задыхаются уже этаже на четвёртом, бедолаги. Переодеваюсь в штатское, аккуратно повесив форму в шкафу, чтоб с утра ни одной складочки не было. Полковник мой, под чьим чутким руководством находится непосредственно наша команда из десяти человек, человек требовательный, считающий, что мятая форма – бардак в голове. А распиздяи ему в команде ни к чему, он карьерист. Сдаю ключи от архива и от кабинета мальчишке на КПП. Этот, что дежурит в ночную смену, молоденький совсем. Ему бы учиться в таком возрасте. Он мне нравится, забавный парень. Вон шутку кинул на прощание. Я даже посмеялась вполне искренне. А тот хмырь, что сидит на входе днём, не нравится никому. Гнида он вредная. Машина у меня стоит не на нашей служебной стоянке, а чуть дальше. 650 метров вниз по прямой, примерно. Во-первых, служебная стоянка не большая и не может вместить в себя все машины сотрудников, потому обычно ею пользуются только старшие офицеры, а во-вторых, прогуливаясь пешком до центральной площади, где огромная стоянка у краевой администрации, можно убить ещё какое-то количество времени. Минут 10, наверное, если идти не спеша. Сажусь за руль. Пристёгиваюсь. Камере видеофиксации на дороге ксивой перед объективом, как перед лицом госавтоинспектора, не помашешь особо. Удостоверение от штрафа не поможет. Это с сотрудником МВД можно договориться, а с аппаратурой не выйдет. Заезжаю в мини-маркет у дома, втариваюсь небольшим продовольственным набором, выкидывая из семейного бюджета почти две тысячи. На кассе молоденькая девчушка из ближнего зарубежья желает мне доброго вечера. Я в ответ улыбаюсь и мысленно желаю девчушке найти нормальную работу с зарплатой больше тридцати тысяч, которые она получает тут. На такую зарплату жить сложно, приезжим – особенно. Люди сейчас дурные совсем, за съёмное жильё с бабушкиным ремонтом по двадцать пять тысяч ломят. Лично видела такие объявления совсем недавно. Глушу двигатель, беру с пассажирского сидения пакет. Выхожу из машины, ставлю на сигналку. Закуриваю около подъезда. Район у нас когда-то был дурной, знаменитым разбоем и грабежом в 90-е годы. И расчленёнкой в местных развалинах, оставшихся от былой высокоразвитой цивилизации. Сейчас, конечно, такого нет, да и сумки тут уже не вырывают из рук поздними вечерами. Шпана местная может пощемить немного, но особо без насилия. Меня они тем более не трогают – знают, где работаю. Дальше трусливого вскукарека «Псина легавая!» не доходит. Домой совсем не хочется. В нашем кухонном окне, выходящем во двор, горит свет. Ужинают уже, наверное. Меня никогда не ждут. Выдыхаю едкий дым, выбрасываю сигарету в урну. Набираю полную грудь воздуха и прикладываю ключ домофона, открывая дверь.