Мечта

Соулмейтам достаточно касания, чтобы почувствовать влечение друг к другу. В жизни Братишкина всё становится сложнее, когда он переезжает в Москву. Он — тот, о ком Вова старался не думать, но залипал порой, даже не понимая точно почему. А теперь с ним он видится так часто, что наизусть помнит интонации его голоса и даже в голове звучит иногда его «Вова, долбаёб!», особенно, когда тупит снова. Хесус сводит его с ума и это не лечится. Вова думает о нём, просто думает, представляя его образ в голове. И эта бесконечная тревога проходит, только когда Братишкин видит его перед собой вживую, слышит голос. Хочется видеть его постоянно, а ещё коснуться, хоть на мгновение, кончиками пальцев. Достаточно одного поцелуя, чтобы соулмейты поняли кем являются и установили связь. Хесус рядом, так близко, что протянуть руку только, не дотянется, ебаный стол слишком широкий. А этот ещё улыбается, протягивая ему трубку кальяна, Вова касается его пальцев, когда забирает её, и их током пробивает. Они в этом напряжении уже несколько лет. Вова ни на чём сосредоточиться не может, а сейчас отчего-то особенно. Он поднимает тяжёлую голову, замечая, как Хесус протягивает ему по столу руку, как будто для рукопожатия, и Вова касается его ладони кончиками пальцев. Дыхание перехватывает, когда они просто делятся этим теплом друг с другом, кожу покалывает электрическим током. Братишкин едва ли не дрожит и думает, что, наверное, это ненормально, странно и вообще с чего бы? Но, поднимая испуганный взгляд, он видит, как Хес растекается по столу, уткнувшись лицом в свою руку, и уже не боится сжать его ладонь, понимая, что чувства у них одинаковые. Хесус первым приходит в себя, отходит от накрывших с головой эмоций и убирает свою руку. Вова рассматривает его напряжённое лицо и впивается пальцами в свои коленки, подавляя дрожь во всём теле. — Поднимешься ко мне? — спрашивает Хес, прожигая взглядом. — Постримим вместе? — Постримим? — с сарказмом переспрашивает Вова. — Ну да… Но не отказывается подняться. Они едва переступают порог, как прижимаются друг к другу, не могут, задыхаются. Поцелуи с соулмейтом усиливают чувства, в свою очередь с обычным человеком имеют обратный эффект. — Что там за хуйню в этом кальяне намешали? — спрашивает Хесус и прижимает его к тумбе, утыкаясь носом в воротник его толстовки, не обращает внимание, что тот локтем сбивает половину вещей на пол. — Нихуя нас ёбнуло. — Пиздец вообще. — соглашается Вова, хотя уверен, что дело в другом. Хес заглядывает ему в глаза и проводит по изгибу спины, зарываясь ладонью в тёплые складки кофты. — Я тебя вообще-то не для секса позвал. — Я так и понял. И что. Мы чаи гонять пришли? — А лучше продолжить то, что мы начали? Братишкин прижимается ухом к его груди, удивляется, так чётко услышав, как бьётся его сердце. Какой там секс, если ему так охуенно от объятий? Ему даже этого достаточно, чтобы поплыть. Разум Вовы совсем туманится, смотреть Хесу в глаза самоубийство, но он трётся об него бёдрами, притираясь ближе, и стискивает в руках его кофту на плечах. — Сделаем это. — Вова выглядит даже слишком уверенно, но не даёт себя поцеловать. — Только давай не будем… Не хочу всё испортить. — Веришь в эту хуйню? — Меня так сильно давно ни к кому не тянуло, а поцелуи… Они… — Я знаю, но… — Хесус проводит рукой по его щеке, приподнимая лицо, наклоняется и мягко целует в шею. — Целоваться можно не только в губы. Вова утыкается носом ему в плечо и обнимает крепче. — Тогда не останавливайся. Хес ухмыляется, стаскивая с него кофту, целует шею, плечи и проходится по ключицам. Братишкин ещё больше вещей скидывает на пол с тумбы, ещё немного и заберётся на неё сам. — В спальню. — направляет Хесус, всего пара шагов до двери, и они в комнате. Одежда скидывается так ловко, будто они не один раз это делали друг с другом. Хес невольно замирает, встречая уверенный открытый взгляд Вовы, он впервые с парнем, едва ли не впервые в таком состоянии, когда готов забыть обо всём и так хочет его. — Расслабься, Вов. — просит Хесус и терзает поцелуями его шею ещё интенсивнее, смазанные пальцы в Вове двигаются очень туго. — Всё хорошо? — Да, я… Да. О, Хес… — Братишкин всхлипывает, обнимает его за голову и трётся об него щекой, стараясь унять беснующие чувства. — Я мог бы кончить только от этого. — Только попробуй. Не сдержишься, будешь сосать. — Блять! — Шутка. — Хес целует его в покрасневшие щёки, и тот наконец полностью расслабляется. — Заставлять не буду. — Ты уже достаточно глуб… — голос у Вовы срывается. — Ещё! Хес, там ещё… Но Хесус дразнит его, почти полностью вытаскивая пальцы, ловит на себе сердитый взгляд и сгорает от невозможности поцеловать губы, которые тот так активно прикусывает. Кто кого теперь дразнит непонятно. Хес отстраняется, находит затерявшуюся в одеяле смазку и выдавливает её на ладонь, нетерпеливо сдавливая флакончик в руке. — Погодь, мне нужно… — Братишкин изворачивается, протягивая руку, и обхватывает его член первее. От неожиданности Хесус чуть не падает на него сверху. — Пиздец. — Нам необязательно… — Нет, я хочу. — Ну, держись тогда. — За тебя буду. — Вова цепляется за его плечи и ухмыляется, хотя Хеса ему всё равно не удаётся обмануть. Хесус старается не торопиться, в первую очередь чтобы не делать больно, но они подходят друг другу идеально. Вова сам подаётся навстречу и держит крепче. Они жмутся друг к другу и двигаются в унисон всё быстрее. Током пробивает всё тело, настолько горячо, что они оба едва держатся. — Почему мы раньше этого не делали? — умудряется спросить Братишкин, хотя задыхается, и из лёгких выбивает воздух. — Да потому что мы… В интернете встречаемся раз в вечность… — отвечает Хесус, его к краю уже от одного Вовиного голоса подводит. — Вот поэтому… Дохуя упрямые. Вова хмыкает, ему сейчас лицо Хеса отчего-то особенно нравится, и блестящие губы, которые тот постоянно облизывает, хочется. Может ничего не испортится, когда их уже оргазм накрывает? Братишкин тянется вперёд, притягивает Хесуса к себе и целует, и стонет ему в губы от нахлынувших эмоций. Они не могут оторваться друг от друга, даже кончив, и продолжают целоваться, доводя себя до сумасшествия. Уже дыхания не хватает и возбуждение накатывает заново, но никто не хочет останавливаться, осознавать произошедшее. Хес не выдерживает первым, хотя мягкие губы Вовы ему неожиданно сильно понравилось целовать, он отскакивает назад, садится и не знает куда деваться. Братишкин тяжело дышит, сесть ему куда сложнее, он вытирает рот запястьем и проводит ладонью по волосам, зачёсывая их назад, подтягивает к себе коленки и смотрит огромными испуганными глазами. — Это же нихуя не значит? — уточняет Вова. — Нам просто показалось. — Ну, успокаивай себя. — Хесус трогает горящие щёки, но руки тёплые и это не помогает их остудить. — Блять. Это неправда! — Ты прав только в том, что это ничего не значит. — Нет, ещё раз, проверить. — Братишкин подаётся вперёд, тянет его к себе за шею и целует. Сомнений не остаётся, а оторваться снова ещё тяжелее. Хес обнимает его и притягивает к себе, растворяясь в объятиях. Они заглядывают друг другу в глаза, почти снова начинают целоваться, но Хесус успевает поймать его лицо в ладони. Братишкин вырывается, отскакивая назад. — Вот же пиздец. — вздыхает он. — Мы ебучие соулмейты. — И похуй. — Хесус свешивается с кровати и поднимает с пола свои трусы. — Да хули ты такой спокойный? — А что мне делать? Как ты паниковать? Тебе вообще есть дело до этого? — Но это же… Важно. — Всегда считал это бредом, кому нужна родственная душа, какой-то неизвестный человек на всю жизнь. Эта хуйня вымерла уже. — Да? Заявляешь такое, хотя мы оба знаем таких людей? — возмущается Вова, принимая от него свою одежду. — А мы? Что с нами? — Нас это не обязывает, просто поддались моменту. Я никогда не собирался быть со своим соулмейтом, мне это не нужно, тем более с парнем, с тобой. Ты сам что думаешь? — Я… Я… — Братишкин хватается за голову. — Почему это, блять, ты? — Так ты… Ну, прям мечтал об этом? Ждал? — И дождался нахуй. Нет, ты прав, мы всё равно не можем быть вместе. Но… Мы же не умрём от этого? — Нет, мы ж не любим друг друга, ничего такого. — Хесус старается его успокоить, хотя и сам точно ничего не знает. — Пока не поздно не будем это развивать, хотя ебанёт скорее всего в любом случае. Если бы мы только целовались, а мы переспали. — Пиздец. — Вове тяжело смотреть ему прямо в глаза, он двигается ближе и неуверенно касается его ладони. — Ведь было так хорошо, да? — Это только гормоны, всего лишь игра организма. — Хесус всё же берёт его за руку, просто не может смотреть на него подавленного. — Если не сможешь терпеть это, я знаю какие таблетки нужны. — Такой прошаренный, готовился? — Да. Для меня только лучше, что ты парень. На мужиков меня никогда не тянуло. — Ты жестокий. — жалуется Братишкин, утыкаясь носом ему в плечо. — Ты отойдёшь и тоже будешь так же думать. — Хес гладит его по голове и вздыхает. — Нам нахуй не нужно быть вместе. — Но ты не сможешь ничего поделать с тем, что как со мной у тебя больше ни с кем не будет. — Ты чего вообще добиваешься такими высказываниями? Я знаю, я всё знаю. И быть с кем-то я не хочу больше, чем ловить кайф от человека, мне это не нужно. — А как же я? Что делать мне? Ты так много об этом знаешь и не заметил? — Вова начинает тонуть в отчаянии, сердце так тянется к тому, кому он совершенно не нужен. — Почему… — Думаешь, я когда-нибудь мог подумать, что мой соулмейт — парень? Ну, была между нами какая-то симпатия, но… Я тоже не знал. Я точно в такой же ситуации, что и ты. — Только ты уже давно знал, что будешь делать, а я нет. И я… Думал, что влюблюсь и буду со своим соулмейтом. — Но так не будет. Это же так очевидно. — Очевидно, но… — Вов, ты только сейчас так думаешь, это пройдёт. — убеждает Хес, только сам он не очень уверен. — А если нет? — Тогда и будем думать, чего сейчас об этом говорить? — Ну и ладно. — Вова вскакивает и хватается за поясницу, дёрнувшись слишком резко. — Бля… Я домой поеду. Спасибо, блять, за охуенный вечер. — Ты в порядке? — Хесус идёт за ним следом. — Мне вообще охуенно. — Обманываешь. — А ты не подсматривай! Не используй нашу связь. — Как будто я могу, если мы думаем друг о друге, то делимся чувствами, а как мне не думать о тебе, когда ты передо мной? — Зато я знаю, что тебе похуй, тебе даже делиться ничем не нужно. — Братишкин стреляет недовольным взглядом, хватает свою кофту с пола в коридоре и надевает кроссы. — Это не так. Если тебе нужна моя помощь, я помогу. — А мне от тебя ничего не нужно. — Тогда я не стану тебя держать. — Ты и не держишь… — Вова в последний раз поднимает на него печальный взгляд и скрывается за дверью. И ноющая боль будет преследовать ещё долго. Но сколько бы Хесус не думал, в его голове это никак не хочет укладываться, быть с Вовой невозможно. Быть без него возможно тоже, но они ведь были знакомы столько времени и связь особо не мешала жить, хотя теперь множество вещей обретает смысл. Чем чаще и больше соулмейты взаимодействуют, тем сильнее их тянет друг к другу. Хесус ничего не может поделать с тем, что Вове сложнее, чем ему, тот слабее как минимум психически, и не сможет выдержать этого давления, которое начинает ощущаться уже сейчас. Только помощи от него мало, что он может сделать? Посоветовать врача разве что, таблетки пить, чтобы подавить чувства, если делать это на первом времени это даже может помочь. Тем более в России всё ещё не принимают однополых соулмейтов и всячески пытаются это лечить. Эти мысли Хес откидывает куда подальше, таких крайних мер им обоим не пережить. Разорвать связь всё равно невозможно, а попытки смертельно опасны. Хесус старается контролировать свои мысли, потому что случайно поделиться чувствами особенно во время дрочки слишком неловко. А он пока точно не знает насколько стала их связь сильна, Вовины ли эмоции его одолевают, заставляя трястись от тревоги, такого раньше с ним не случалось. Может они делятся только совсем сильными чувствами? Хес старается не впускать его в свою голову, и скорее всего Братишкин поступает так же. И они больше не видятся, у них и так не слишком много возможностей пересечься, а уж когда они избегают друг друга их совсем не остаётся.