Мечта

Карамельный петушок блестит от слюны, так и манит взгляд Хеса, он закусывает до боли губы, но отвернуться никак не может. А Братишкин обсасывает сначала голову несчастному петуху, потом хвост и зажимает его зубами, чтобы двумя руками что-то быстро напечатать на ноутбуке, его взгляд прикован к экрану, а то как развратно его губы скользят по карамели, он совершенно не замечает. Зато замечает Хесус и это сносит ему голову, когда пальцы снова обхватывают длинную палочку, когда язык полностью сосредоточенного на чём-то другом парня скользит по леденцу, как промахнувшись он мажет по щеке делая её безусловно липкой и сладкой, пытается дотянуться, чтобы слизать. И всё бы может ничего, если бы Хес не вспоминал, как эти губы так же самозабвенно скользили по его члену, неделю назад, а после этого нихуя вообще не было. Но он продолжает лишь смотреть, как бы не хотелось, беспокоить занятого Вову не стоит, тем более раз он сам не проявляет заинтересованности, то значит ещё не готов. Кто знает, что у беременных парней в голове происходит? Хесус не лезет, потому и не знает. Задумавшись, Вова хлопает конфетой по губам и поворачивает голову набок, что-то рассматривая в экране. Это последняя капля для Хесуса, он закидывает ногу на ногу и зажимает рот ладонью, упираясь локтем в бедро, но взгляд отвести не может. — Хес, ты какой-то красный, заболел? — настороженно спрашивает вдруг Вова. Хесус переводит взгляд с его губ на глаза и удивлённо хлопает своими. — А? Нет, всё нормально. — Точно? А то смотри, заразишь меня. — Братишкин облизывает сладкие губы, снова засовывает леденец в рот и переводит взгляд на экран. — Не заражу. — на выдохе отвечает Хесус, пытаясь сдержаться и не набросится на него. — Хес… Что-то всё же не так? — С чего ты взял? — Ты… Странно на меня смотришь и… Что ты там прячешь между ног? — Вова касается губами конфеты, пока говорит, выгнув бровь, оценивающе окидывает его взглядом, задерживая его на зажатой между скрещенных ног руке. — Как будто ты не знаешь, что у меня там. — У тебя стояк? О чём ты там думаешь? — О тебе. — Хесус быстро пересаживается к нему, закрывает ноут лежащий на его коленях и откладывает его на стол. — И что тебя могло во мне так возбудить? — удивляется Вова. Хесус забирает у него конфету, бросает её тоже на стол, дёргает его за коленку, разворачивая к себе, хватает опешившего парня за подбородок и облизывает сначала щёку. А потом переходит на губы, нереально сладкие, в этой конфете один сахар похоже, зализывает, целует, кусает. — Хес… — шепчет Вова, прикрыв глаза, у него щеки румянятся. — Что на тебя вдруг нашло? — Это ты так сексуально сосёшь потому что. — отвечает Хесус, обнимает его за талию, прижимая к себе ближе, и целует, сразу углубляя поцелуй. Братишкин мычит ему в губы и обвивает руками за шею, начиная завалиться назад, одна нога съезжает на пол, а другой он обхватывает его поясницу. Хес соскальзывает поцелуями ниже и забирается руками под футболку, Вова и тут оказывается нереально сладким, потому он позволяет себе прикусить кожу чуть сильнее положенного, не боясь оставить заметный засос на шее, пальцы любовно оглаживают живот, а затем ползут вверх, трогая, щипая, гладя. — Ах, Хес! — зовёт Вова, шумно вздыхая носом, и вцепляется в него руками крепче, стискивая в кулаки кофту. — Пиздец, ты… Хесус со всей силой зажмуривается, утыкаясь носом в ямочку между его ключиц и глубоко вдыхая родной запах, потом задирает футболку, наклоняется и оставляет осторожные нежные поцелуи ему вокруг пупка. — Прости. — говорит Хес, прижимаясь к нему щекой. — Прости. — За что ты теперь извиняешься? — фыркает Братишкин, упираясь лопатками в подлокотник, и пытается отдышаться от вмиг накрывшего возбуждения. — Хес, блять. — Я… Должен держать себя в руках, но это чертовски сложно. — Кому должен и зачем? — Ну… — Хес садится, пряча взгляд, и рисует завитушки на Вовином бедре пальцем. — Середина второго триместра, твои гормоны нестабильны, и думаю, что тебе не очень хочется заниматься сексом, не знаю… — Я собирался поработать, но, если ты настаиваешь. — ухмыльнувшись хмыкает Вова, снова обвивая руками его шею. — Нет! Конечно же, я не настаиваю. Я имею в виду, что даже если сейчас всё в порядке, то позже будет сложнее, и мне лучше сейчас научится справляться без тебя. — Зачем без меня? — Потому что ты беременный. — А ты тупой, но ведь это нам до этого никак не мешало? — Вов, ты не понимаешь? — спрашивает Хесус больше риторически и смотрит наконец ему в глаза. — Ты ведь перестал дрочить? — П-потому что ты меня полностью удовлетворяешь. — смутившись Вова отворачивается, кусая губы. — Не поэтому, ну, не только поэтому, а потому что не хочешь, тебе это сейчас не нужно. Понимаешь о чём я? — Я слышал, что на последних сроках ещё как ебаться хочется. — Но до них ещё другие месяцы есть. — Зачем ты вообще об этом думаешь? — ворчит Вова, садясь ровно, поправляет футболку, задерживая на ней взгляд, и дуется. — Потому что не хочу сраться с тобой из-за того, что я безумно хочу тебя поцеловать, а ты меня нет. — отвечает Хесус и берёт его ладони в свои. — Да как нет-то? С чего ты взял? — Вов, в тебе растёт другой человек, может ты ещё этого не почувствовал, но потом тебе станет не до моих желаний. И я не говорю, что это плохо, просто… Не хочу тебя расстраивать лишний раз. — Даже если у меня перестанет вставать, думаешь, я не смогу подрочить тебе? — Братишкин обжигает Хеса горячим взглядом. — Меня ебашит такими сильными чувствами, когда ты смотришь на меня, что я готов кончить лишь от твоего взгляда. И если ты думаешь в эти моменты обо мне, то я безумно счастлив, потому что, ну, ты видишь какой я становлюсь бесформенный. — Очень красивый. — не соглашается Хесус и быстро чмокает его в губы. — Не спорь, мы оба знаем, что беременные животы к сексу вообще не располагают. — Но тем не менее, я тебя хочу. — О, поверь мне, я знаю. — самодовольно ухмыльнувшись, говорит Вова и притягивает его ближе. — Так, ты хочешь меня, когда я хочу тебя? — Ага, например, сейчас я даже испугался, когда меня так резко в жар бросило, хотя я просто ел конфету и пялился на скучные документы. — С такой заинтересованностью между прочем. Но это как-то нечестно… — Почему? Мы делимся чувствами друг с другом, можем разделить их. И сейчас я знаю, что ты всё ещё возбуждён, хоть и не понимаю, что во мне такого смогло завести тебя настолько сильно. Хесус приближается совсем близко к его лицу, сжимая руками подлокотник, целует его губы, ещё не полностью избавленные от сладости, и подхватывает под поясницу, укладывая его на спину. — Я сейчас тебе покажу, что меня так завело. — обещает он и стягивает с него футболку, припадая губами к ключицам. Вова поверхностно дышит, вцепляясь пальцами в его плечи, и зажимает его коленками, а Хес продолжает мучить его медленными поцелуями и горячими касаниями. — Блять, Хес. — выстанывает Братишкин, пересекаясь с ним взглядами. — Нравится? — интересуется Хесус, играясь кончиком языка с его сосками. — Ещё как. Хес довольно ухмыльнувшись спускается поцелуями ещё ниже, стягивает медленно короткие домашние шорты вместе с бельём, закидывает его ногу на своё плечо, трётся носом по внутренней стороне бедра и целует мягкую горячую кожу. — Пиздец как хочу тебя съесть. — шепчет Хесус и ведёт дорожку поцелуев по его ноге вниз, сдерживаясь, чтобы на самом деле не вгрызться в него зубами, бросает взгляд на ярко-алый засос на шее, который обещает налиться фиолетовым. — У тебя настроение кусаться? Или просто хочешь меня пометить? — интересуется Вова, тянет руку и вплетает пальцы в его башню. — И то, и другое, наверное. Можно? — Можно. Хесус всё же не кусается, лишь немного прикусывает, но засасывает кожу, оставляя на ней следы, проводит рукой по его боку и крепче сжимает другой рукой бедро. Оставляет самый сильный засос у тазовой косточки и снова пересекается с ним взглядом, у Вовы он горит, потемневший, блестящий, и губы покусанные. Такой чертовски соблазнительный и нежный. — Если ты не начнёшь меня растягивать, я кончу раньше, чем мы перейдём к основному. — предупреждает Братишкин, сжимая свой член в ладони. — У меня немного другие планы. — Какие ещё? Хесус ставит его ногу на диван, чмокает в коленку, перехватывает его член сам и наклоняется, устраиваясь между его ног удобнее. — Хес, что ты задумал? Откусить мне хуй? — шутит Вова, но ему сразу не до смеха, когда Хесус проводит по его члену языком. — Ах! Хес, я говорил, что люблю тебя? Хес отвечает своим способом, обхватывает губами головку и обводит языком, осторожно всасывает в рот, действуя неумело, но как может. Он всё не мог понять, что в этом такого, почему Вова в тот раз это сделал, хотя и был уверен, что ради того, чтобы вставить, но будто Хес бы и так не позволил. Но сейчас, поднимая на него взгляд, его обдаёт жаром, и без того румяное лицо Вовы, стало ещё краснее, он закусывает пальцы, сдерживая стоны, глаза горят. И Хесус понимает желание доводить любимого лишь движением языка, поцелуями, влажными губами скользить по чужому члену, слушая всхлипы и несдерживаемые резкие движения. Хесу приходится прижать его к дивану, чтобы Вова не толкался так сильно ему в рот, уже чувствуя приближение разрядки, он отстраняется с пошлым чмоком. — Вов, ты слышишь меня? — уточняет Хесус, обдавая красную головку горячим дыханием и касаясь её губами, дожидается порывистого кивка и продолжает. — Как ты этого хочешь? Хочешь кончить мне в рот? Хочешь? — Сука! Хес! Ненавижу! За что ты так со мной? — возмущается Братишкин, и цепляется за его волосы, пересекаясь взглядами. Хесус облизывает пересохшие губы и не сопротивляется, позволяя насадить себя на член, и хватает пару движений, чтобы Вова кончил. Братишкин прижимает ладони к лицу и тяжело дышит. — Тебе понравилось? Хуйня же, не? — спрашивает Хес, садясь, вытирается воротником кофты и снимает её. — Хес… — Вова тянет к нему руки, притягивает его к себе и целует. — Дурак, зря я твой рот что ли люблю? — Придурок. Они обмениваются взаимными улыбочками и быстрыми чмоками. Братишкин обхватывает его одной рукой за плечи и ведёт ладонью от груди вниз, забираясь ею в штаны Хеса. — Эй! Ты что, успел подрочить ещё? — возмущается Вова, сердито хмуря брови. — А ебать меня не надо? Хесус закусывает нижнюю губу, выгибая брови, и обтирает влажный лоб об его грудную клетку. — Ты… Что? Серьёзно? — Я тёрся об диван. — в свою защиту заявляет Хес. — Ну… Стой! Нихуя, у тебя жопа выше головы была! — У меня во рту всё ещё вкус твоей спермы, а тебя что-то не устраивает? — Да ты старый, я всё понял. Ещё и меток наделал, все увидят. — Кто все-то, мы дома сидим целыми днями. А штаны ты нигде не снимаешь. — Хесус приподнимается, рассматривает багровый засос внизу живота слева, почему-то ему казалось, что он был ниже, а по внутренней стороне бедра следы совсем слабо видно и пройдут скорее всего быстро. — Не раздвигай ноги, когда сидишь, и никто не увидит. — Ну спасибо! А тут? — Вова наугад тыкает в шею, и вот там прям синяк, который хуй спрячешь. Этот был без разрешения, но Хесус уже ничего не может сделать, лишь наклоняется и нежно целует. — Болит? — Нет. Но ты еблан. — Знаю. — смиренно соглашается Хесус и трётся носом об его ухо. — Если бы я так сделал, ты бы меня поносил не меньше недели. — продолжает Братишкин, но дрожащие пальцы снова цепляются за него. — Пока бы не прошёл, это точно. — У-у, сука! Смотри, если выглядит некрасиво, то я тоже буду злиться неделю. — Ты же будешь вспоминать о нём, лишь смотря в зеркало, что делаешь не так уж часто. Да и как это некрасиво, как это вообще может быть красивым? — Пошёл ты! Он должен отражать всю твою ко мне любовь. — Тогда бы ты ходил как один большой засос. — фыркает Хесус и сползает к нему под бок, обхватив поперёк груди и уткнувшись носом в плечо. Вова ловит себя на мысли, что как дурак лыбится и смотрит в потолок, а потом пихает Хеса локтем. — Эй, не спи здесь! — Здесь это на твоём плече или на диване? — бормочет Хесус, перекидывает его руку за голову и реально укладывается на его плечо, уткнувшись носом в свой же засос. — Хес, мне же нельзя мёрзнуть? Я весь пропотел. — Хорошо, я тебя понял. Пойду наберу ванную. — Малыш… Хесус улыбается, чмокает его в нос, перелезая через него, и топает в ванную.

***

Хесус трогает воду и хмурится. — Ты же сам её набирал, Хес. — ворчит Вова, откидывая голову на бортик, и хлопает его по щеке мокрой ладонью. — Расслабься. — Точно не слишком горячо или холодно? — допытывается Хесус, сидя возле ванны на полу. — А ты залезай ко мне и сам проверь. — Тогда двигайся. Братишкин ползёт чуть вперёд, освобождая за собой место, и Хесус забирается к нему, прижимает его к своей груди, утыкаясь носом в затылок. — Ну, как вода? — интересуется Вова, гладя его по предплечьям и сжимая запястья. — Ты в разы горячее. — Подхалим. — Какие у тебя планы? — Принять ванну, поесть… — отвечает Братишкин, вытягивая сначала одну ногу вверх, затем вторую, и оборачивается. — А какие ещё могут быть планы? — Мы сидим дома уже какую неделю. — Я болел, а потом мы ходили к врачу. — А потом у тебя было куча работы. Но если серьёзно, хочешь куда-нибудь сходить? — Ну… Нет, мне и так хорошо. — Я понял. — Хесус крепче прижимает его к себе и чмокает в щёку. Домоседство Вовы в последнее время прогрессирует с невероятной силой, что довольно плачевно для них обоих. И все ненавязчивые намёки Хеса всячески игнорируются, прямые предложения и вовсе отклоняются, а собраться и поговорить об этом у них не выходит точно так же, как об имени сына.