telepathic heart.

      Их тренировки могли показаться изнурительными для обычных, неподготовленных людей. Если, конечно, те хоть раз попытались забрести на ту самую заброшенную площадь и почувствовать не только холодок по спине. Ёсан может и учёный, который весь день проводит в сидячем-стоячем положении среди четырёх стен, но не упускал физических тренировок. Как, собственно, и Чонхо, втянувший любимого человека в среду знания боевых приёмов, обращения с различным оружием. И хоть сам Чхве не распространялся и не рассказывал откуда такие навыки развил, но Ёсан словно понимал всё заранее: собака бывает кусачей от жизни собачей. А напоминать о злосчастном прошлом не хотелось совершенно. Программист ловко блокировал каждый новый удар со стороны, не сдерживая хитрой улыбки. Он начинает запоминать любимые комбинации человека, посему даже не прочь порой поддаваться. Ведь раздражать эту персону — дело прелестное, ведь даже в злых эмоциях Кана Чонхо видел что-то миловидное для себя. Поэтому, когда учёный, отступив немного, вновь с разбегу собирается напасть, Чхве довольным про себя остаётся. Его 'обдурили', совершив выразительное сальто, предоставляя возможность забраться на спину противника, пока тот соображал. — Это было красиво, — улыбнувшись широко, собираясь только повернуть голову, программист ощущает довольно крепкий захват за шею, опуская с тенью ухмылки взгляд. — Но руки твои куда более сексуальные. — И кто это тут говорил про самоконтроль? А ты вот о чём думаешь, — посмеявшись, распускать захват Кан не спешил, лишь дыханием тёплым опаляя чужое ухо. — Сдавайся, иначе вырублю и валяться будешь. — Обожаю твои угрозы, — пропуская усмешку, Чхве осторожно на колени опускается, да поднимает руки в знак поражения. Ведь знает, что Кан не упустит возможности. Потому что и его самоконтроль имеет лимиты, что вскоре готовы были загрызть насмерть, если перестаёт чувствовать близость с Чонхо хотя бы на час. И последний глаза прикрывает, ощущая, как захват регенерируется в объятия, а на бёдрах появляется давление. Веки приоткрываются. Всего на несколько минут объект вновь поддался собственным воспоминанием из прошлого, стоило услышать одно единственное слово. Самоконтроль, значит? Ему почему-то хочется воспринимать это как вызов самому себе, пусть в то же время что-то пытается шептать обратное. Однако, пока взор карих глаз был направлен на выход из переулка, в котором Чонхо уже находился в одиночестве, про себя пытается настроиться вновь. Даже видения из прошлого показывали, что этот человек ему не просто близок и терять только-только появившийся контакт ни в коем случае нельзя. В голове каждую секунду звучали чужие слова. '— Попробуй вспомнить то, что заставит меня не спрыгнуть с крыши. Найди путь домой.' С усилием заглушив какие-либо силы и сигналы внутри себя, не ощущая и процента опасности с тыла, Чхве осторожно выбирался из переулка. Это были первые шаги, которые могли привести к результатам и ответами. Но кто сказал, что всё будет просто? Свернул ли он не туда или пропустил поворот — чёрт знает. Этот район Старой стороны Сеула оказался совершенно незнакомым, не вызывающем и единого воспоминания даже об улицах. Незнакомые, бездомные люди, полная разруха. Объект на секунду ощутил себя потерянным дитём, которого попросту из дома в наказание выставили, а он и забрёл куда не стоило. И тут уж либо стоило руки опустить, либо хорошенько подумать ещё раз. "На всё нужно иметь сосредоточенность." — эти слова кричали далеко скрытые мысли, что заперли, будто в инкубаторе. И это мешающие 'стекло' Чонхо собирался пробить, когда закрывал глаза, пытаясь настроиться на тот самый милозвучный, чуть басистый лад внутри себя, что способен привести к поставленной цели. Найти дорогу домой: туда, куда с упоением стремился каждый день. Он видел и чувствовал внезапно тот темп ходьбы, когда переходил одну улицу за другой вслепую. Словно доверился самому себе, памяти тела. Если его мозг, грубо говоря, прочистили от ненужной информации, то кто сказал, что тело уж точно всё забудет? "Никто не знает путь к дому лучше, чем я сам. Человек способен найти свою родную улицу даже с закрытыми глазами, если направит поток мыслей в нужное русло: ноги сами собой, словно по инстинктам, приведут в родное место." Это было своеобразным риском, но терять уже нечего, когда почти всё забрали. Ключевое слово — почти. Сжимая единственную лямку рюкзака, что покоился на плече неизменно, с закрытыми глазами тёмная фигура не спеша следовала по улице, где давно погасли все фонари. А люди будто специально затаились, словно не собирались мешать страннику найти верную дорогу домой. Уровень внутреннего тепла повышался, будто температура тела, преподнося особенные ощущения. Чхве словно становился частицами того остатка кислорода, коим они до сих пор дышали: приобретал форму собственным призрака, что невидимо 'плыл' по до боли знакомой тропе. На самом деле, объект крайне сильно рисковал. Армия наверняка продолжала прочёсывать округу, но каким-то образом более не попадалась, словно из-за того, как тот заглушил собственные силы. И вот, в слепую открывается дверь какого-то дома. Длинная лестница, от которой абсолютно не болят ноги, а каждая ступень словно становилась всё теплее. Будет ли оно подобно солнечному, разрушительно-кипящему теплу, когда остановится у верной двери? Здесь их несколько десятков, абсолютно разных, на более чем тридцати этажей. Отголосок души, что полностью управлял им в тот момент, привёл на двадцать третий этаж. Дверей становилось, так сказать, всё меньше. У одной из них, самой крайней, замедлился шаг и вскоре вовсе остановился. На ощупь, Чхве оценивал про себя примерные ощущения. Сделана ли она из железа или дерева? Имеет ли замочную скважину или что-то иное? И первую он нашёл так же случайно, как и гладкую, более прохладную поверхность, от прикосновения к которой замигали цифры, издав еле-слышный писк. То был кодовый замок, являющийся его давней разработкой, когда о подобной лишь все мечтали в старом городе. Где-то про себя, Чонхо понимал, что способен лишь на одну попытку, словно то было единственной, но верной системой безопасности. Куда легче и разумнее, чем прятать ключ под ковриком, в стене или горшке от цветов. Ты знаешь код — ты пройдешь. Постояв чуть больше пяти минут под дверью, размеренно дыша и словно пытаясь понять зачем всё это, пальцы дотрагивались до цифр на сенсорной панели, сами собой вводя порядок из четырёх чисел. И глаза впервые за всё время, кажется, чуть меньше часа, открылись, словно по щелчку двери. То будет правдой, ибо входная дверь раскрылась. Кажется, он нашёл то, что искал? Заступая за порог, закрывая за собой дверь, взгляд с лёгкой потерянностью бродил по темноватому коридору, откуда ещё не сдвигался с самого порога. Довольно ненавистное ощущение, ибо слабость буквально захватывала в объятия из-за одного вида стен, к которым он когда-то приложил руку, самостоятельно занявшись установлением плит. Чонхо всегда любил работать самостоятельно, особенно руками. Вот только, абсолютно не помнит того, что сделал в этом доме сам, с трудом стараясь принять факт, что ранее проживал здесь. "Но, если душа привела... Значит, это правда он. Мой дом." — взгляд ненароком упал на закрытую дверь, рядом с которой висел считывающий датчик. Всё это время Ёсан скрывался именно там. Внутри их маленькой обители, небольшой спальной комнате, куда бы Кан не позволил абы кому войти. Эти стены сохранили всё самое сокровенное, дорогое и больно прогревающее сердце. Кан Ёсан не мог перестать думать о прошлом, когда у них всё было хорошо, даже чуточку беззаботно. Двухспальная кровать хранила множество тайн, спокойных разговоров и их запахи, что не отстают от постельного белья, которое учёный не меняет с момента исчезновения любовника. Казалось, он до сих пор слышал их милые разговоры не о чём, которые всегда имели смысл. '— Система не идеальна, но моя любовь к тебе — это уникальное устройство.' Кан всегда слышал именно его улыбку в голосе, что всегда звучал самоуверенно, но в тоже время чувственно. Помнил и свой звонкий смех, когда Чонхо выдавал подобные выкрутасы а-ля псевдонаучный флирт. Ведь Ёсан всегда посмеивался, мол, что любовь — это всего лишь биохимическая реакция человека, заводя тем самым любвеобильного программиста. '— Значит, твоя наука отвергает связь душ? Объяснить с её помощью всё невозможно, я не прав?' Зарываясь лицом в подушку, от которой всё ещё веяло запахом тела Чхве, парень стискивал зубы чуть ли не до скрипа. Грудную клетку сдавливало от боли осознания увиденного, а мозг словно всё ещё не мог смириться с тем, что путь назад закрыт. Всё приходит и уходит? Нет, Кан не готов мириться с сие судьбоносной предпосылкой, что заговорчески толкала в пропасть, вытягивая заодно и все жизненные силы. Он даже не надеялся на все сто процентов что этот 'новый' Чонхо всё-таки поймёт его слова, ведь так легче, не правда ли? Кан считал, что заслуживает наказание за то, что собственными разработками внутренне убил любимого человека. Тело замерло, уловив отзвук открывающихся в стороны дверей, а впивающийся в стену взгляд расширился. При нём всё ещё было оружие, но Ёсан даже не думал защищаться если бы его прямо сейчас лишили жизни. Однако, взгляд медленно скользнул на стоящий на пороге комнаты знакомый силуэт, что их ночи в ночь приходил во сны. Учёный не верил собственным глазам, пока вставал, медленно приближаясь к Чхве, что наблюдал за ним абсолютно нормальным взглядом. И пусть за пеленой тёмной скрывалось беспамятство, но Кан лишь шумно сглатывал, ненароком улыбаясь. Дрожь в теле уже никак не скрыть, особенно когда подрагивающие пальцы коснулись прохладной щеки. — Невероятно, ты нашёл… Господи, — дыхание словно перехватывало от приятного шока и новых осознаний. Пока же Чонхо заключили в более крепких объятиях, он видел за спиной Кана несколько картинок. Видел их на разных уровнях близости, счастливых как никогда ранее. И не мог понять собственные остатки чувств: тягостно ли ему или всё-таки так же радостно?