Батор

      Окно на складе пришлось разбить, так как при детальном осмотре выяснилось: форточкой оно не открывалось и было забито гвоздями. Вот и получилось: сначала кинули банку сгущёнки, следом, защитив руки, выкарабкались наружу. После Сергей предложил накидать осколков внутрь и дополнить это камнем — так создалось бы впечатление о том, что разбили не изнутри. Марго на «впечатление» было начхать с Вороньей горы Дудергофских высот, но Сергея она послушалась, и только потому, что выпало несколько минут свободного времени. Затем Вместе ретировались куда подальше за батор и сделали вид чуть позже, что вернулись из школы, а уже почти к концу недели — когда оба точно подметили, как приезжала та самая девятка — решились на вылазку в Перетлёнок.       Теперь, пока Сергей ждал снаружи, Марго пробралась в знакомый магазин и блуждала по залу, сжимая в кармане бумажку, какую ей дал Разумовский. Там, поделённые на условные столбцы, числились несколько сроков годности для каждой группы товаров, какие были тогда в сухой поставке: сгущёнка, соусы, крупы, приправы, всякие каши и другое сухое, необходимое к приготовлению. Даже были заготовки-коржи!       «Вот только никто из наших такое никогда не видел и не ел», — уныло растянула Марго, припоминая липкую рисовую кашу, сваренную будто в водо-молочном растворе, а оттого ставшую склизкой и пахнущую… соответствующе. Словно воду для готовки набрали из-под крана и не прокипятили, вот и пахла она тиной. Прямо как на берегу залива. Снегирёва поёжилась, оттянула уголки губ и, проходя мимо женщины в добротном пальто, с завистью осмотрела её.       Маленькая с металлическими прутьями корзинка была наполовину заполнена и выглядела совершенно странно в пухлых руках дамы, формами похожей на директрису. Женщина стояла у прилавка с молочными продуктами, на её носу сидели очки, и она приметливо изучала этикетки в поисках срока годности посвежее. Снова из зависти скользнув взглядом по наполненной корзинке, Марго поёжилась от холода отдела, свернула в следующий и протянула: «Когда-то я смогу также: приходить, выбирать и не думать о том, сколько платить. Просто платить»       Снегирёва мыслям кивнула — они ей понравились, и она пообещала себе сделать всё, чтобы этого добиться потом, в будущем, да напомнила себе: воровство пока было крайней мерой, а сегодня она вообще пришла не ради этого.       Наконец, впереди уже виднелся небольшой стеллаж с соусами, крупами и прочей сухой продукцией. Среди полок Марго цепко подметила необходимую сгущёнку, сжала руками бумажку и, воровато оглядевшись, подошла к стеллажу увереннее. В обеденное время продавцы всегда обнаруживались на кассах, обслуживая посетителей, число которых становилось больше, и старик-охранник бдел там же. Так, в залах почти не оказывалось никого из персонала, чем Марго и поспешила воспользоваться.       Остановившись у стеллажа, она достала записку — порядком помятая и размокшая от потных из-за нервов ладоней бумажка потеряла свою прочность, потому напоминала больше носовую тканевую салфетку. Марго бережно развернула её, сверилась со сроком годности в столбце с кодовым словом «СЩНК» и посмотрела вверх. Необходимое к поиску: двадцать шестая партия седьмой месяц двадцать девятое число четвёртого года, то есть двух тысяч четвёртого года. Годность до двух тысяч пятого с сохранением предыдущих номеров.       «Угу», — Марго сунула бумажку обратно, качнула головой вправо-влево и, убедившись в отсутствии надзора, полезла перебирать сгущёнку. Дело оказалось посложнее: первые ряды едва ли походили по значениям, как и вторые, третьи… Марго залезала всё дальше и дальше, постепенно теряя азарт и падая в сомнение: что если вообще увиденное тогда на складе было как раз заказано сейчас, чтобы приготовить чего для детей и раздать? А тот увиденный Сергеем сухокожий и тощий щегол всего лишь ухаживал за директрисой? Пускай Лариса Иннокентьевна грымзой была, но как там в слащавых «ненаших» мультиках? Всех любовь изменит? «Может, и подобрела бы», — рассудила Марго, хмыкнула и сосредоточилась.       «Нет».       Ведь как тогда объяснить тот кусочек похожей ленты-бирки с банки, какую Марго умыкнула на прошлой неделе?       …       А никак. Адрес, пускай и повредившийся, сохранил точную копию тех бирок, какие были на целых банках со склада.       То-то же!       Тогда она подумала над другим — что, если сгущёнку не расставили, маленький срок же. Вышло тоже резонно. Марго сунула руку в самый — насколько дотягивалась — дальний конец, нащупала очередную банку и замерла: пальцы ощутили липкость. Сначала Снегирёва предположила, что банка повредилась, но с трудом достав её с самого зада, разглядела, что банка была цела, а вот руки утонули в остатке клея на обёртке — как раз там, где должна была пролегать алая бумажка принадлежности к батору.       Снегирёва застыла, ощущая поднятый в груди трепет, ме-е-едленно повертела банку в поисках даты и увидела её на донышке выбитой: двадцать шестая партия седьмой месяц двадцать девятое число четвёртого года, годна до двух тысяч пятого.       В точности такая, какая была написана на клочке бумажки в кармане! Марго заставила себя выдохнуть, после скривилась — жаль, а теория насчёт хахаля директрисы была здоровской!       «Ну и пусть», — хмыкнув, она отставила банку обратно и уже потянулась к списку, как её схватили и дёрнули в сторону. Марго не успела и пискнуть, лишь уставилась во все глаза на женщину в грязно-жёлтой манишке.       — Вот ты и попалась, ворюга малолетняя!       Марго попыталась дёрнуться, но толстая ладонь слишком крепко держала детскую. Холод сковал грудь, оттого она не смогла сказать и слова, только продолжала смотреть на женщину. Продавщица, чьи редкие волосы держались на макушке благодаря пышной грязной резинке, осклабилась. Марго поплохело сильнее от вида грязно-жёлтых, словно в тон манишке, зубов, какие бывали у людей, постоянно курящих. Но воспитанница вспомнила другое: сказки и мультфильмы распавшегося государства о людоедах и тварях, жравших людей.       — Михалыч, я поймала её! Чаво-сь делать будем? — Продавщица потащила её ближе к кассам.       Марго взвыла, упёрлась и попыталась вырваться. Женщина была сильнее и наоборот дёргала её на себя так, что вскоре сильно заныло плечо.       — Кого "её"? — раздалось впереди.       — Да шпановку!       — Ту самую? — Шаги приближались.       — Ага! — Продавщица так и засмеялась — довольно и мерзко.       Марго попыталась её ударить по ногам, но промахнулась, а после её выкинули вперёд. Тяжёлая рука легла на нывшее плечо и сжала его. Девчонка, поморщившись, увидела возвысившегося над ней охранника — такой же широкий в области талии, он склонился над Марго и осмотрел её, как и привлечённые ситуацией мирные покупатели, ожидавшие очереди на кассу. Марго видела их, подмечала, как многие, сталкиваясь с её взглядом, отводили свой и спешили ретироваться за стеллажи, отвернуться или вовсе покинуть магазин. Снегирёва вдохнула, нахмурилась и уставилась на охранника — никто ей не поможет, баторцы всегда за себя сами.       — Ничего я не крала, — выдохнула она, тщетно стараясь не дрожать — как голосом, так и всем телом. Было жутко страшно и холодно.       — Врёшь! — тут же взревела продавщица и тряхнула её за плечо, на что Марго зашипела — больно!       — Не вру! — вскрикнула она в ответ, дёрнула руками и попыталась вырваться.       — Узбакойся, — с отчётливым диалектом рявкнул охранник.       Марго притихла, как и продавщица. Исподлобья она глянула на охранника, не понимая, к кому он точно обращался — к ней или к своей «напарнице». В опустившейся на магазин тишине послышались возмущения стоявших в очереди покупателей. Они требовали открыть вторую кассу, и Марго поддалась заискрившейся надежде — быть может, с ней не захотят возиться и отпустят?       «Ну, пожалуйста…»       Видимо, жизнь ответила коротко: «не пожалуйста», раз прозвучало следующее:       — Нечего шум городить. Отведи в подсобную, там Арсенович приедет, пускай с ней сам разбирается, а ты на кассу дуй, — коротко ответил охранник, и его слова разбили только-только оформившуюся надежду.       Продавщица дёрнула её в сторону, повела куда-то меж стеллажей в самый дальний конец, Марго забрыкалась, завопила и попыталась как-то вырваться — и всё без толку! Взрослая была многим сильнее, чем баторка тринадцати лет. Но кое-что Марго всё же смогла: когда та отворила дверь подсобки, она вцепилась зубами в её руку, да, ощутив полученную от неожиданности свободу, дёрнулась. Поздно. Её обматерили, схватили за ворот куртки и кинули в подсобку.       Дверь закрылась на ключ. Марго вытерла рукой рот, в котором остался горько-солёный привкус чужой потной кожи, осмотрела крошечное помещение и сплюнула под ноги. Мерзость! Скривившись, Марго перекатывала на языке слюну до тех пор, пока вкус почти не исчез, затем поспешила достать фонарь.       Зажёгся он только с третьего раза — батарейки были совсем дохлые, а новых так и не удалось достать, да и сложно это: ведь в этом фонаре они были огромных, толстых как кулак размеров. Марго обвела лучом света подсобку и нахмурилась: крошечная, она была лишена окон, через которые можно вырваться. В её дальнем конце были свалены мешки с мукой, сахаром и солью, а справа и слева высились закрытые ящики — не то для одежды, не то для хранения каких других принадлежностей. Больше из наивной надежды Марго подёргала ручку дверей — заперто! — после отошла и плюхнулась на ящик с мукой, подняв тем самым вокруг себя белые испарения. Отогнав их рукой, Снегирёва выключила фонарь, чтобы поберечь заряд, выдохнула и прикрыла глаза — горе-воровка из неё вышла. Не попалась на настоящих актах воровства, но была поймана тогда, когда пришла без цели воровать.       «Чего уж?..»       А делать было и вправду нечего. Она откинулась назад на другой мешок, чуть сползла и постепенно начала впадать в панику — подобно окружающей темноте, та затягивала её всё глубже и глубже. Её не тронули, потому что очереди были, но кто такой Арсенович и что ждать от него?       «Вдруг руки отрубят?» — припомнив истории древности некоторых народов, Марго крепче ухватилась за фонарь и зажмурилась — и так тошно! А она тут об отрубленных руках! Снегирёва решила, что так не пойдёт, потому начала глубоко вдыхать и медленно выдыхать — так, как учила её Марья Марфовна.       Полегчало.       Но не совсем.       Переживания коснулись теперь фигуры Сергея — ведь он остался снаружи и не знал, что её взяли. «Да даже если бы знал, — рассудила Марго, — чем помог бы?». Снегирёва обвела взглядом темноту, и темнота ей ответила той же солидарной тишиной, только откуда-то издалека доносились крики и шумы магазина.       «Ничем», — Марго выдохнула, садясь ровно и горбясь, следом она почесала мочку уха пальцами и прикинула, что было бы здорово, будь у них какой аппарат — типа телефона, какой был у некоторых «понтовитых» взрослых: кнопочный, небольшой и громко пиликающий при звонке. Через него было бы легче действия координировать, но Марго подумалось, что и стоит такая «труба» дороже, чем всё, что она когда-либо крала. «Задница», — на вдохе протянула она про себя и нараспев на радость темноте повторила:       — Зад-ни-ца!       Темнота ответила ей тишиной. Ну и фиговая из неё слушательница…       «И пусть», — Марго постучала фонарём по раскрытой ладони и спустя пару минут услышала приближающиеся шаги. Она поднялась, вскинула руку с «оружием», приготовившись точно не сдаваться без боя, но с открывшейся дверью так и отвернулась от резкой для глаз полосы света. Марго зашипела, повернулась обратно, а когда глаза чуть привыкли, увидела, как в полоске света мелькнула рыжая макушка, после — дверь снова захлопнулась.       — Вы не имеете права так поступать! — По двери забарабанили, и Марго тут же определила и характер речей, и голос к единственному, кто им обладал — Сергей.       «Вот теперь точно — задница!» — Она шлёпнулась обратно на мешки, подпёрла рукой щёку и ещё несколько минут слушала, как Разумовский продолжал барабанить в дверь, говоря что-то там о «правах», о «насилии над детьми», и бла-бла, бла-бла.       Марго зажгла свет — мигающий, он удерживал его на тусклых значениях. Сергей в дверь барабанить постепенно перестал, осознав, что в этом не было смысла — в обслуживающих помещениях магазина никто не появится вплоть до того, пока не появится тот самый Арсенович. Или кто-то из самого персонала магазина.       Вместе посмотрели друг на друга, вздохнули, после Сергей присел рядом на мешок, причём почти плюхнулся, отчего в воздух в закрытое пространство поднялась мучная пыль. Марго отогнала её от носа свободной рукой и потупила взгляд.       — Прости, — пробормотала она.       — Да ладно. — Сергей выдохнул. — Испугалась? — вдруг спросил он.       Марго подумала над ответом, прислушалась к себе и… действительно обнаружила, что там, как говорилось, словно кошки скреблись или подгадили. Снегирёва прикрыла глаза, признаваясь:       — Да, — она шмыгнула носом. — И плакать хочется.       Сергей рядом вздохнул.       — Если хочешь, поплачь. — Марго уныло посмотрела на него, на что он пожал плечами. — Говорят, легче становится.       — Если б умела, поплакала, — почти в тон ему парировала Марго.       Оба притихли. Снегирёва выключила фонарь, позволяя темноте окутать их полностью, и только услышала, как Разумовский рядом возился ещё немного. Она чувствовала его напряжение, будто оно витало в крошечной подсобной так же, как муковая пыль, оттого глянула в сторону, но рассмотреть не смогла — темно.       Тогда сознание вдруг подбросило события первых месяцев общения, когда они только притирались друг к другу, наблюдали, редко вступали в стычки и часто защищали друг друга от шестёрок. Марго вспомнила, сколь тяжело давалось это вечно зашуганному и поначалу малословному Сергею, потому, несмотря на собственный страх и тревожность за будущее, она переложила фонарь, протянула руку в сторону и сначала нащупала плечо друга, после его руку, какую она крепко сжала своей.       Разумовский, поначалу дёрнувшийся от прикосновения, стиснул её ладонь в ответ. Снегирёва уловила, как его била мелкая дрожь, какую, очевидно, друг пытался скрыть. И такое состояние было ей знакомо.       Темнота всегда действовала устрашающе, во многом потому как рождала простор для воображения и создавала иллюзии, пускай и в подсобке были одни дети, продовольствие и где-то, определённо, вредные насекомые. Марго знала это даже слишком хорошо, потому как часто оказывалась в темноте наедине со своими мыслями перед сном. Когда как другие девчонки из комнаты переговаривались почти допоздна, после тихо засыпали, Снегирёвой оставалось уныло пялиться в потолок и сражаться со своей бессонницей и обидой — ей, быть может, тоже хотелось поговорить о девчачьем: о всяких понях, конях, да даже феечках, хотя ей больше нравились джедаи и воины в матросках, или о Гарри Поттере и как она мечтала быть также на Гриффиндоре! Она бы даже стерпела разговоры о розовом и блёстках. Но… Её не брали в «кружок девчачьего», а стоило ей заговорить, как на неё косились как на прокажённую или… Больную. Что, собственно, было не так далеко от истины.       Марго покачала головой, выныривая из воспоминаний, и погладила сухую треснутую кожу ладони друга большим пальцем. Сергей рядом чуть поуспокоился. В тишине его дыхание почти стало ровным, тогда Марго рискнула заговорить, чтобы отвлечь и себя, и его от удушающего мрака.       — Партию я нашла.       — Нашла? — Голос ещё дрожал.       — Угу. В самый конец поставили, но нашла. Точно совпадает, ты прав был. Было наше — стало ихнее.       — Их, — хоть и в страхе, хоть в трясучке, Разумовский её поправил.       «Ничего удивительного», — улыбнулась Марго во многом от того, что на провокацию он повёлся, а следом ляпнула обидчиво:       — Иди в задницу.       — Не помещусь, — со смешком отозвался Сергей.       — С твоей тощестью — поместишься! — важно заверила его Марго. — А я помогу.       Оба пять секунд помолчали, после прыснули сдавлено со смеху, представляя сие действие. Снегирёва ощутила, как Разумовский убрал свою ладонь. Тянуться к нему она не стала, решив, что если что, он найдёт её. «Найдёт её, да уж», — хмыкнула Марго, осматривая маленькую каморку — тут уж точно не потеряются.       Со смехом напряжение ослабло и словно прояснилось в сознании вместе с обретённой решимостью.       — Ладно. — Она вдруг поднялась. — План есть. Только он тупой.       — Валяй. — Сергей завозился на мешке, очевидно, садясь ровней. Марго повернулась к нему и, сжав крепче фонарь, снова передумала его зажигать — может пригодиться, ведь неизвестно, сколько им здесь торчать.       — Тупой-тупой, — растянула она.       — Справедливо заметить, иногда и тупые планы стреляют, — проговорил Сергей, и Марго осклабилась — друг совсем успокоился.       Не оставить за собой последнее слово она не могла, потому ляпнула:       — Прямо как палка один раз в год. — Вместе хмыкнули. — Ладно.       «Так», — она вздохнула, собирая мысли в кучу и приказывая им не воображать о стреляющей палке или о той палке, какая до фонаря ей служила световым мечом, с помощью которого она против крапивы сражалась.       «Бр-р-р, соберись!» — Марго выдохнула и, почувствовав себя увереннее, протянула:       — Ну, значит слушай…       Марго изложила ему свой «тупой» план. Сергей не перебивал её, дождался, пока она закончит, после оба скорректировали его и стали ждать того Арсеновича, которым их запугали.