И улыбайся, улыбайся IOWA «Улыбайся»
За ланчем отец Андрея принялся доказывать теорему о невозможности с его деньгами найти омегу, которая не будет беситься с жиру и прыгать в забытьи с члена на член. Мол, и великую любовь им подавай, и бриллианты покрупнее каждый день дари, и вяжи до усрачки по первому же хлюпу из задницы! Да дел у него других нет, блядь! Шлюха что ли сама себе новую тачку купит? А может шлюха ему дом загородный отстроит? А решить его проблемы с бизнесом она не хочет? Отец стучал по столу кулаком и божился, что теперь с омегами он завязал. Ну, нахуй. Бету, вон, приласкаешь комплиментом про упавшего с небес ангела, цветочек с городской клумбы сорвешь — уже навсегда твой. Они непривередливы, не пахнут, не текут ни к месту и слишком трясутся за свое место в обществе, чтобы потерять все из-за какого траха на стороне. — А этот как тебе? — Андрей, воодушевленный собственной идеей, сунул под нос фотку бедняги-беты, предупредил, что малолетка нецелованный, хотя знал, что отца это не остановит, наоборот раззадорит. Тот чередовал: то полена, то течные мартовские коты. Олег Викторович нахмурился, повертел в руках смартфон сына и кивнул: — Приводи. Не проблемный? — Проблемных не держим, — оскалился Андрей, пряча смартфон во внутренний карман пиджака. — Двери не успеешь распахнуть — сам прыгнет на член. Отец на это только почти снисходительно улыбнулся и, опрокидывая в себя непонятный свежевыжатый сок из сельдерея, из-за которого Андрея переворотило, спросил: — Максим как? — Обязательно аппетит портить? — Ты ничего не ешь, — заметил Олег Викторович и рассмеялся, заметив, как сына скрутило от одного упоминания мужа. — Я тебе говорил — нахлебаешься ты с ним бед. А ты не послушал. Вечно с тобой так. Сначала решаешь, действуешь, а потом анализируешь. — Кто ж знал, — отстраненно произнес Андрей, глядя сквозь пузатый бокал белого вина в панорамные окна ресторана. — Ты сам виноват. Что ты от такого брака хотел. Он тебе ничем не обязан. Отвяжись от него. А еще лучше — приводи ко мне, мы давно с ним не пили. — Он совсем другой, мы даже почти не ругаемся, — Андрей отмахнулся, с досадой процедил вино. — До сих пор ничего вспомнить не может? — Не-а. Ходит жрать на обед с каким-то странным бетой, но я накопал про него — ничего подозрительного. Непонятно, как они познакомились. — Трахаль? — Вряд ли. Бета такая… миловидная что ли. Нижний явно, — покривился Андрей, вспоминая ничем непримечательное лицо Ильи Стрельникова. — Правда, он две недели назад укатил то ли в Сургут, то ли, блядь, в Норильск — хуй поймет. С тех пор этот сидит безвылазно в квартире, так выходит до кафехи через дорогу и назад. — Максим? — отец не поверил, усмехнулся недоверчиво. — Максим, представляешь? Сам охуел. — И не блядует? — Не-а, — Андрей улыбнулся. — Пироги готовит. — Отравит, лучше не ешь. — Уже поздно. Он сам их жрет и Глебу дает. Отец приподнял бровь и скептически оглядел расслабленную позу сына. — Не вляпайся. — Во что? — снова Андрей растянул губы в задорном оскале и посмотрел так, как смотрят люди, прекрасно осознающие во что именно вляпываться не стоит. — И не строй дурака. — Отец, я сам все решу. — Решил уже однажды. Потом я за тебя твое же говно и разгребал. — Это все в тебе говорит твой недотрах, — Андрей начал мельтешить: схватил со стола бумажник, ключи от машины, солнечные очки и совершенно не обращал внимания на потемневший взгляд отца. — Бывай, батя. Про бету помню. — В четверг! — крикнул он ему, когда молодой альфа уже схватился за ручку двери ресторана и толкнул вперед. В ответ Андрей только по-мальчишечьи неправильно козырнул рукой. Настроение, грозившее исчезнуть из-за неожиданного разговора с отцом, в лифте все же приподнялось: играла какая-то ненавязчивая популярная песня, его изнеможенное вечными проблемами лицо красиво подсвечивалось лампами, в зеркале он видел себя, молодого и привлекательного, а не жалкую замену отца, когда-то бывшего самым желанным альфой среди всех знакомых ему людей, а в руках крутились под насвистывание мелодии ключи. Но стоило Андрею, облокотившемуся на зеркало, приготовиться выходить, как в ушах зазвучал строгий отцовский голос. — Блядство, — сквозь зубы выругался Андрей, залезая в черный кроссовер. — Блядство. Когда-то он думал, что они с Максимом смогут подружиться. Когда-то он думал, что они даже смогут… Расскажи ему тогда кто, как он будет материть мужа, как в ярости швырнет в него ноутбуком, специально промахиваясь, он бы своими руками придушил фантазера. — Фантазер ты меня называла, — усмехнулся Андрей, разглядывая свои холодные пальцы. Когда-то он думал, что сможет по-другому прожить эту жизнь.***
Илье всегда нравилась территория МГУ и прилегающие к ней Воробьевы горы: по широким проспектам можно было гулять без оглядки на снующихся туда-сюда туристов, на расставленных в самых неожиданных местах лавках — сидеть, а редких уток с жирными голубями — прикармливать. А венцом украшала сии возможности самая главная — полностью погрузиться в собственные мысли. Шелестела пожухлая трава, гудели автобусы и такси, шкерились за деревьями собачники, хохотали студенты и примерялись к новой жизни вчерашние школьники, а Илья стоял на смотровой площадке, облокотившись о перила и зажав в зубах незажженную сигарету, наблюдал проплывающий мимо него теплый осенний день. В голове не было ни единой мысли, хотя именно в них он и хотел погрузиться по приезде. Сколько он так не разглядывал происходящее вокруг? Сколько лет в его голове не было этого спасительного белого шума, заставляющего отмечать пожелтевшие деревья, из последних сил борющиеся с подступающей зимой, замечать плывущие тучные медлительные облака по небу и наслаждаться шумом автомобилей на фоне? Он зажег сигарету. Думать не хотелось. Потому что иначе мысли бы вернулись к пропавшему Максиму, к провалившемуся сквозь землю водителю-бете и приезду родителей с курорта, почему-то задержавшихся, несмотря на свое обещание быть через неделю в Москве. Наверное, решили, раз уж сын не помер, то можно немного подольше пораскидывать телеса на шезлонгах, нежась под лучами Лазурного берега, или Ниццы, или каких-то островов — Илье не было интересно. Ему казалось, что жизнь кончена. Это было одно из тех состояний, которое преследует спящего в кошмарах: абсурдная до ужаса ситуация кажется настолько реальной, что волей-неволей, зажмурившись, мечтаешь проснуться, и, когда открываешь глаза в собственной комнате, облегчение становится почти осязаемым — начинаешь плакать от счастья. Однако Илья не просыпался. Илья не открывал глаза в своей квартире в своем собственном теле. Он стоял на смотровой площадке Воробьевых гор, курил и пытался собраться с мыслями, то и дело поправляя лезшие в глаза светлые волосы. А Максим наверняка лежит где-то в снегах Уральских гор. Иначе почему он не отвечает эти две недели? — Максим, — Глеб остановился чуть поодаль. — Поехали? Уже скоро солнце зайдет. Станет прохладнее. Илья затушил сигарету о каменные перила, вцепился в них руками и откинулся назад, запрокидывая голову. — Поехали, — улыбнулся он, в очередной раз понимая, что его жизнь точно кончена, и оттолкнулся от перил. Он теперь красивый бета, отданный мудаку на растерзание людьми, гордо именуемыми «родителями». Вот его мама, настоящая мама, никогда бы так с ним не поступила. — Ты раньше терпеть не мог это место, — сказал Глеб, щелкая ключами машины. — Я же память потерял, — Илья пожал плечами, садясь назад и кутаясь в пушистый бежевый плед — только оказавшись в теплом салоне, он понял насколько продрог в легкой курточке и летних лоферах. — Ты вообще другой, — Глеб поправил зеркало заднего вида, и их взгляды встретились. — Никак не могу привыкнуть. — Как и я. Илья мечтал, чтобы он наконец замолчал и оставил его наедине со своим горем. — Даже готовить начал. Ты раньше это дело любил… Смотрел фотографии детские? — Смотрел, — недовольно буркнул Илья, со скрытым удовольствием отмечая, как плавно трогается машина с места. — Ничего не вспомнил. Вообще. — Печально, — Глеб, судя по голосу, и правда сожалел. — Сразу домой? Вспомнился Андрей, перед глазами встала его перекошенная от злобы рожа. — В кафе, — видеть мужа-альфу, который только ядом и презрением плевался, не хотелось. — А куда? — На Никитскую. Как всегда. В «Кофемании» Илья настоял на том, чтобы Глеб поужинал вместе с ним, и тут же об этом пожалел — бета не успокаивался и вечно что-то спрашивал, рассказывал, невпопад, по мнению Ильи, смеялся. Впрочем, от Глеба была своя польза, несмотря на его вечную гиперопеку, вероятно, теперь выкрученную на полную мощность благодаря амнезии. Во-первых, Глеб был осведомлен практически о каждой стороне жизни Максима и с удовольствием в нее посвящал непосвященных. Именно от него Илья узнал про загадочный брачный контракт, больше походивший на рабочий, про тунеядцев-родителей, живущих с процентов наследства предков и фармацевтического бизнеса, и про себя самого. Слушать о Максиме было интереснее всего. В своих розовых мечтах, где он совершенно точно не горбатился и не впахивал двадцать четыре часа в сутки, а вел разнузданную светскую жизнь, Илья определенно представлял себя как раз таким бетой: красивым, веселым, задорным и легким на подъем. Пугало одно — неразборчивые сексуальные связи, но кто не без греха. Во-вторых, Андрей никаких поползновений в его сторону, ни сексуальных, ни физических, ни даже словесных, в те нередкие моменты, когда Глеб находился рядом, не совершал и даже кажется вовсе его избегал. И в-третьих, Глеб был верен семье Верберов уже на протяжении двадцати лет — огромный срок для кого бы то ни было, говорящий сам за себя. Наверное, он совершенно точно мог бы и кого-нибудь убить, прикажи ему Максим. — Ты совсем вялый в последнее время. Конечно, вялый. Родное тело, выкинуто в помойку, как и родная, дорогая сердцу жизнь. Или в ущелье, смотря, где валяется сейчас Максим. — Все хорошо. Отхожу от таблеток, — поморщился для пущей убедительности Илья, вспоминая целый ворох прописанных препаратов. — Завтра прием у врача. Расскажи обязательно о… — Я не маленький, — Илья осекся, почувствовав, что вышло грубее, чем он ожидал и, если честно, хотел. — Я просто устал. Очень сильно. Трудно ничего не помнить и продолжать жить… на автопилоте… — Прости. — Нет, ты меня прости, — полез извиняться Илья. — Я не в настроении сегодня. — Тогда домой? Илья не заметил, как закатил глаза. — А к Андрею ты не меняешься. — Я его разве всегда ненавидел? — усмехнулся он, оставляя на столе пятитысячную купюру. — Не всегда, — Глеб согласился с улыбкой, пропустил его вперед, аккуратно придерживая дверь. — Но быстро начал. — Через сколько месяцев? И почему? Он знал уже ответ — Максим на досуге поделился, как раз когда они обсуждали любовника Андрея. — Почти через неделю, когда тебя потянуло на приключения. — В смысле? Меня? Не его? Глеб снисходительно похлопал его по плечу. — Не его. Ты же с тем пацаном из фитнес-клуба переспал. — С каким с «тем»? — ошарашенно выдал Илья, не понимая, почему показания Глеба и Максима так кардинально различаются. Он был уверен, что блядовал в их браке только альфа, а сейчас оказывается, что все началось с беты. — Я же ничего не помню! Расскажи! — А чего рассказывать, — устало проговорил Глеб, выруливая на Тверскую, где его ослепили огни расставленных массивных конструкций в честь подступающей зимы. — Ты переспал с тем пацаном, а вы тогда с Андреем вроде встречались. Хотели отношения построить. Я его тогда еле от тебя оттащил, думал, ударит. Но Андрей такой… никогда на нижнего не поднимет руку. Скорее просто пристрелит. Илья ничего не понимал. По рассказу Максима он сделал вывод, что настоящий хозяин этого тела был определенно жертвой в данных обстоятельствах, а теперь выходило, что все рассказанное прежде — вранье. Нахмурившись, он глянул исподлобья на расслабленное лицо Глеба в зеркале заднего вида. — Лжешь? — коротко спросил Илья. — Нет, зачем, — бета пожал плечами, усмехнулся. — Блин, пробки восемь баллов. Будем ехать час. — Тему-то не переводи, — подался вперед Илья и, схватившись за изголовье пассажирского сидения, прижался щекой к кожаному салону. — Расскажи мне еще. Про нас с Андреем. На душе было погано. Почему-то тревога за жизнь Максима полностью исчезла, оставив после себя неприятное, досадное чувство — похоже, его обманули.***
— Чего так поздно? Где были? — Андрей, развалившись на диване, со скучающим лицом листал какой-то онлайн-кинотеатр. — А, ты один… Думал, Глеба притащил. Илья недоверчиво покосился на него, затем на пустующую тарелку со вчерашним ореховым пирогом. Сожрал все-таки, даже крошек почти не оставил. — Будешь есть? — спросил Илья наконец, принимаясь разбираться на кухне. — Я уже пожрал. — И что же? Андрей все же посмотрел на него, нахмурился и снова уперся взглядом в телевизор. — Не твое дело. Отъебись, — спокойно отозвался он и щелкнул на какой-то незамысловатый боевик. — Кофе сделай. — На ночь вредно, — Илья со звоном кинул тарелку из-под пирога в раковину к кружкам и ложкам. — Тебя, бля, не спрашивают. Давай, пару кнопок нажми, не беси. Ругаться не хотелось, тем более Илья все еще не переварил информацию о том, что Максим ему намеренно соврал. Стало как-то совестно за свои поганые мысли и желания. В конце концов, Андрей ни разу за это время не поднял на него руку, ни разу по-настоящему не накричал и вообще относился к нему скорее, как к досадному недоразумению, невесть как очутившемуся в его апартаментах, чем к мужу или даже знакомому — словом, мудачество он свое, конечно, показывал, но не во всей красе. — А почему ты не переехал… к Кириллу? — неожиданно спросил Илья, ставя перед ним чашку с горячим кофе и подкладывая под нее деревянную подставку, чтобы не дай бог не заляпать красивый журнальный столик. — Не хотел, — альфа продолжал щелкать фильмы. — С хуя ничего нового нет? Бля, посоветуй, что посмотреть. — В смысле не хотел? — немного поколебавшись, Илья устроился рядом на излюбленном кресле с ногами. — Бля, я тебе еблю сорвал? Езжай нахрен в отель, харе сюда всяких пидоров приводить, — Андрей, все еще подпирая щеку кулаком, лежал на диване. — Че сюда пришел? Или советуй, или нахуй вали. Илья же продолжал всматриваться в альфу, казалось бы, не обращавшего на него никакого внимания: за месяц совместного быта первое впечатление о его красоте только укоренилось и даже, можно сказать, приобрело статус неколебимой истины. Таких альф явно создавали где-то на небесах, прилагая все усилия, чтобы вылепить столь идеальное лицо, широкие плечи, сильные руки и по-омежьи длинные ноги. — Бля, ты меня выбесить сегодня хочешь? — прорычал Андрей, и Илья дернулся, выходя из оцепенения. — Вали в свою комнату нахуй. Дай нормально фильм поглазеть, всю душу, бля, выел. — Не хочу. — Ну, тогда я уйду, — раздраженный и злой, Андрей отшвырнул от себя пульт и быстро поднялся на ноги. — Нет! Стой! — подскочил Илья и впервые за месяц дотронулся до альфы, вцепившись ему в руки. — Садись. Я уйду. Прости. Вот, ухожу. Не надо злиться. На него недоуменно глядели темные глаза Андрея. — Так ты память потерял или головой ударился? — усмехнулся он, но все же сел обратно, глядя, как Илья суетится и забирает с журнального столика тарелку с крекерами и собственную кружку с чаем. — Нет, просто… Просто. Вот так. Илью аж самого наизнанку чуть не вывернуло от непонятного заикания. Кто на работе бы услышал, как он стал разговаривать, высмеял бы. — В общем, я пошел, — он намеревался запереться в спальне и предаться размышлениям на тему своей доверчивости, при этом делая себе поблажку — кто бы в такой ситуации не захотел бы довериться самому себе, как Андрей окликнул его неожиданно серьезно: — Со мной фильм не глянешь? Раз уж память потерял, можно любую муть смотреть, не вспомнишь. Илья так и застыл. Первым порывом было отказаться. — Я… — Забей, — махнул на него рукой Андрей, отворачиваясь. — Нет, давай что-нибудь посмотрим. Сегодня у меня был плохой день, — Илья неожиданно уселся, опять с ногами, в кресло, обняв миску с крекерами. — Прям ностальгия, — Андрей с усмешкой оглядел его протертые джинсы, какой-то чересчур яркий дизайнерский пуловер и небрежно уложенные волосы. — Вернулся назад во времени. Ну, что? Смотрим? — Включай, — пожал плечами Илья и закинул печенье в рот. Достаточно посредственный боевик с тем не менее известными актерами-альфами оказался вполне подходящей картиной, чтобы Илья смог расслабиться и не отвлекаться на непрошенные мысли, с гулом роящиеся в его голове: если Максим так легко и вполне убедительно соврал про свою несчастную долю в браке, то почему он не мог соврать насчет шамана? И вообще зачем ему, в первую очередь, понадобилось врать? Так понравилось тело Ильи, его работа и жизнь? Внешность у него самого была явно лучше, как бы себя Илья не любил и не уважал, на работу он не ходил и вряд ли что-то понимал в выплавке изделий из алюминия и мировых ГОСТах, а в остальных сферах жизни был полный штиль — ничего интересного и кардинально нового не происходило уже лет пять. Может хотел сбежать от мужа? Илья скосил глаза в сторону Андрея, который внимательно наблюдал за происходящим на экране. Максим и Глеб говорили, что альфа развода до истечения срока контракта не даст, скорее придушит и где-нибудь на Лосином острове и закопает. Потерпел бы еще годик — целых четыре терпел, что случилось? — Неинтересно? — поинтересовался Андрей, раскинув руки по спинке дивана и запрокидывая ноги на столик. — Интересно. — Тогда не на меня пялься, а в экран. Илья фыркнул, но отвернулся. Даже рассмотреть себя не дает! А он же просто любуется, как скульптурой или прекрасной картиной.