На повторе

Устал-устал-устал. Как я устал от себя. Каждый раз наступаю на одни и те же грабли и даже не жалею об этом. Потому что это именно то, чего я хочу. — Зачем пожаловал, дорогой? — усмехнулся Хисока, когда открыл дверь и увидел на пороге Гона. За тобой, разве не ясно, идиот?.. Каждый раз начинает издеваться. Играет с Гоном, хочет выдавить из него нужные эмоции. И Фрикс знает, что его смущённое лицо — особый фетиш Хисоки Моро. Так же, как и решимость в глазах, и страх, и заливистый смех. Скорее всего, именно сам Гон, а не какие-то его составляющие — личный сорт удовольствия одного ненормального фокусника-маньяка. Любой нормальный человек уже давно испугался бы такого статуса и убежал куда угодно, хоть на Тёмный континент, лишь бы отделаться от голодного взгляда. Но Гон ненормальный. Ему нравится возбуждать, нравится чувствовать себя соблазнительным и желанным. — Как будто ты не знаешь, зачем я к тебе прихожу, — Гон без приглашения вошёл в квартиру, захлопнул за собой дверь и направился вглубь комнаты, по пути скидывая с себя укороченную куртку, посеревшую от пыли. Он снова играет с огнём. Четыре года. Четыре года назад Хисока поспособствовал тому, чтобы Гон смог снова жить полноценной жизнью. Мало того, что сделал всё необходимое, чтобы Аллука его восстановил, так ещё и нашёл способ вернуть нэн. Четыре грёбаных года они то сходились, то расходились. Четыре прекрасных ужасных года Гон не мог прекратить играть с огнём по имени Хисока. — Вот так сразу? Даже чаю для приличия не попьём? — Если ты хочешь тратить на это своё время, то пожалуйста. Только учти, что мне через три часа нужно быть в здании Ассоциации. А так, давай, конечно, ставь чайник и, — договорить ему не дали. Он играет с огнём и в очередной раз выигрывает. Своими словами и действиями заставляет Хисоку делать именно то, что ему необходимо. Это не манипуляция, по крайней мере, не преднамеренная. Это прямолинейность вперемешку с язвительностью — небольшой бонус от отношений с Хисокой. Скольжение языков разжигало какую-то ярость в душе. Гону не противно. Гону это безумно нравится. Насколько бы плохи у него не были отношения с Моро, он ни за что не позволит себе убить его, потому что такие эмоции и желание может вызвать только Хисока. Только ему это удаётся. Дрожащую от напряжения руку Гон запустил в мягкие волосы Хисоки. Они всегда держали форму благодаря банджи жвачке. Пальцы сильно натянули розовые пряди, отчего луковицы подобрались слишком близко к коже. Чуть сильнее потяни — вырвешь. А Хисока любит боль. Неважно, причинять её кому-то другому или испытывать на себе. Просто находиться там, где есть боль — это его стиль жизни. Гон знает о пристрастиях любовника и умело ими пользуется. Потянуть за волосы, до синяков сжать челюсть, потом слегка царапнуть бледную кожу лица, на секунду ослабить хватку, только чтобы усилить ощущения от последующего укуса в губу. И Хисока не может сдержать восторженного стона. Всем трюкам и ласкам, которые в их случае ласковыми назвать нельзя, Гон научился у Хисоки, так что пусть теперь пожинает плоды своего разврата. — Ты великолепен, я уже говорил? — прохрипел Моро. Дыхание у него сбилось, а на прокушенной губе начал виднеться кровоподтёк. — Ты говорил это бесчисленное количество раз. Слова давались Гону с трудом. Он прямо сейчас видит Хисоку, который завёлся, кажется, до предела. Стоит и сверлит таким взглядом, от которого хочется только большего. Хисока выглядит голодным, от этого и у Гона просыпается аппетит. Именно он довёл Моро до такого состояния, и это неимоверно льстит и подбивает на дальнейшие действия. — Как долго ты собираешься тут стоять? — Гон ткнул Хисоку в грудь, вынуждая попятиться. Давит ладонью пока аккуратно, почти нежно, но это только пока; в движении явно чувствуется предупреждение. Хищника загнали в угол, и Гон знает, что долго играть эту роль Хисока не намерен. Он позволит вести в самом начале, потом перехватит инициативу и начнёт свою сладостную пытку. Обязательно будет действовать медленно, мучить фальшивой нежностью и только потом, когда оба будут как никогда близки к грани, всё-таки сорвётся. Момент обязательно придёт, нужно только немного подождать. Как Хисока прекрасен, когда выглядит так покорно, но всё ещё опасно. Как прекрасно его тело, упавшее на кровать. И как, чёрт возьми, прекрасно себя ощущал Гон, когда забрался сверху и подарил ещё один жадный поцелуй. Скорее даже не подарил, а забрал. Сжал горло, чтобы не было возможности оторваться, и нагло украл. А Хисока закатывает глаза, кряхтит, и ладони, блуждающие по телу Гона, вполне ясно говорят о том, что происходящее ему нравится. Жизнь Хисоки сейчас буквально находилась в руках Фрикса, а точнее, лишь в одной руке, перекрывающей доступ к кислороду. Секрет успеха Гон разгадал уже давно: причини боль, покажи страсть и получишь в ответ самые прекрасные стоны и вздохи. Бонусом, конечно, ему потом самому преподнесут порцию самых замечательных и разнообразных эмоций, но это делает процесс ещё лучше. Как только Гон проявляет милосердие и позволяет Хисоке наконец вдохнуть, футболка с его тела пропадает, словно её там никогда и не было. Чужая плоть красноречиво упирается в бёдра, и Гону безумно нравится осознавать, что именно он причина конкретно этого стояка. Фрикс надолго в долгу не остаётся и стягивает одежду и с Хисоки. Уделяет внимание каждому сантиметру: мнёт, целует, щипает, покусывает, царапает, жадно облизывает... Одним словом, пускает в ход все известные методы. Ему не стыдно признавать, что он по уши влюблён в это тело. Он дрочит исключительно на Хисоку и спит только с ним, совсем не важно, что они давно расстались. Их отношения особо не поменялись. Какими были, такими и остались. Они редко видятся, а в то время, когда вместе, либо сражаются, либо занимаются сексом, либо едко подшучивают друг над другом. В общем, романтики и любви между ними и в помине не было, хотя может в этом и была особенная романтика их отношений. Самое чувствительное место Гон обошёл стороной, решил оставить напоследок. Он пододвинулся ближе к шее и заметил, как Хисока с готовностью её открывает, не прекращая откровенно лапать Гона. — Ммм, какой послушный, — пропел Фрикс и пошло облизал одно из самых уязвимых мест. И снова укусы, засосы и царапины. Хисока не жалеет собственных стонов, когда аккуратные зубки далеко не аккуратно оттягивают кожу шеи. Его несдержанность сводит с ума. Изгибы его тела сводят с ума. Его сильные руки, которые свободно гуляют по телу, сводят с ума. Кровь на губе уже давно растеклась в стороны. Гон провёл по ней подушечкой большого пальца, ещё больше размазывая по подбородку. — Что скажешь, — горячо прошептал Гон и скользнул измазанным в крови пальцем во влагу чужого рта, — если сегодня я побуду сверху? — он погладил щёку изнутри. — Пока ты такой мягкий и податливый. Выглядишь просто волшебно... Последнюю фразу Гон произнёс совсем близко к уху и почти шёпотом. Знает, что появившаяся хрипотца в сломавшемся и давно не детском голосе заводит Хисоку. Его возмужавший голос на самом деле много кого мог завести, если постараться. Вот только это ему не нужно до тех пор, пока он может возвращаться к Хисоке. Судя по тому, что спустя пару мгновений Гон оказался лежащим на лопатках, а сверху в него вжималось горячее тело, такая идея Моро не особо понравилась. Наглый палец оставался во рту и держался под натиском острых зубов, кажется, Хисока был готов его откусить за такую дерзость. Однако этого не последовало, и он лишь медленно, под собственное причмокивание, отнял руку от своего рта. — Много на себя берёшь, дорогой, — он с нежностью поцеловал запястье так, словно не он секунду назад был готов сломать его. — Мне кажется, много на себя брал именно ты, когда без моего ведома... — и снова этот собственник совсем не слушает и в очередной раз затыкает его рот своим. Пальцы руки, в которой Хисока держал чужое запястье, он переплёл с пальцами Гона. Свободная рука погладила внутреннюю часть бедра пока только через ткань штанов, но даже так жар ладони чувствовался. В шортах, конечно, было бы удобнее, но за окном не лето, а Гону давно не четырнадцать, поэтому он отдал предпочтение более закрытой одежде. Не разрывая поцелуй, Хисока поднял руку чуть выше по ноге и невесомо огладил член Гона. Тот застонал в губы Хисоке и толкнулся навстречу ладони, чтобы придать её движениям больше амплитуды, но безуспешно. — Давай не будем портить такой прекрасный момент всякими воспоминаниями. — Давай я буду решать, что и когда мне портить, — Гон не любил, когда его перебивают, но конкретно сейчас он был зол на то, что Хисока в очередной раз его дразнит. — Ты всегда был таким упрямым или только сейчас пытаешься насолить? Отвечать на откровенную провокацию не хотелось абсолютно. Гон вымученно выдохнул и закатил глаза, а свободной рукой — одна из них всё ещё была в плену хисокиных пальцев — провёл по чужой спине вниз, огладил поясницу и забрался под резинку штанов. На него уставилась пара глаз человека, который был немного в шоке от такой наглости. Конечно, пора было бы уже привыкнуть, но к подобному просто невозможно привыкнуть. Гон сжал ягодицу Моро и властным шёпотом по слогам сказал: — Сни-май. Промедлений он не простит, и, если Хисока ещё хоть немного задержится, Гон вырвет ему глотку и трахнет прекрасное остывающее тело. Такой исход не нужен ни одному, ни второму, так что лишняя ткань тут же полетела в сторону. Тем временем Гон тоже справился с собственной шнуровкой и освободил ноющий член. Возбуждение было почти болезненным. Никто не хочет тратить драгоценное время, и ни к чему им долгие прелюдии. Хисока вынудил Гона согнуть одну ногу в колене и отвести её сильнее в сторону, провёл кончиками пальцев по стояку и легонько задел ногтем головку. Фрикса выгнуло дугой над кроватью. Он ждал этого слишком долго. Грёбаный Хисока, после которого никто не способен удовлетворить. Ни одна женщина не сможет издавать такие стоны, и ни один мужчина не умеет двигаться в нём так глубоко и так хорошо. Одним словом, Моро превзошёл всех. Ко рту Гона потянулись пальцы, и нетрудно понять, какого действия от него ожидают. В это время Хисока был готов уже в любой момент сорваться, но продолжал дразнить. — Хисока, подожди, — простонал Гон, нехотя выворачиваясь из-под умелых ласк. Ему пришлось перевернуться на живот и потянуться к рюкзаку в таком неудобном положении. Встать не дал Хисока, который внезапно упал на него и обвил руками бёдра, словно хотел обнять. — Да отпусти же ты. Никуда я не убегу. — Не-а, — Хисока широко поцеловал поясницу и потёрся щекой об ягодицу, — решай свои проблемы так. Ничто не способно изменить Хисоку. Его игривость, перемешанная с жаждой чего-то более запретного, будь то убийства или секс, намертво приросла к нему. Если ухватится — уже не отцепится, пока не закончит начатое. Гон это знал как никто другой, поэтому и спорить не стал. Закатил глаза и рывком притянул рюкзак ближе, чтобы было удобнее проводить свои поиски. Развернуться с найденным по итогу снова не удалось. Пришлось перекручивать спину и пытаться рукой отцепить лицо, как будто прилипшее к его бедру. — Всё, давай, отпускай, — но вместо того, чтобы отпустить Гона, Моро лишь плотнее прижался и снова лизнул нежную кожу. — Хисока-а, отстань от моей задницы, — он перешёл к более глобальным мерам и начал тянуть уже за волосы. — Ты меня слышишь вообще? Терпения у Гона с каждой секундой оставалось всё меньше и меньше. Скоро лопнет либо оно, либо его член. Упаковка с презервативами прилетела Хисоке в голову и, отскочив от неё, приземлилась рядом на кровати. Тот сразу же отцепился, взял коробочку в руку и недоумевающе уставился на Гона. — Серьёзно? Я не для этого с тобой таскался по врачам и обследованиям. Уже забыл, как выглядит моя справка? Давай напомню, там написано: «Здоров». Точно так же, как у тебя. — У меня не будет ни времени, ни желания убирать из себя твою сперму, так что не тяни время и надевай. Твоё нытьё напрочь убивает весь настрой. Гон плюхнулся обратно на спину, кидая Хисоке вдогонку бутылёк с лубрикантом на водной основе. Он наблюдал за действиями партнёра: за тем, как тот достаёт фольгированный квадратик из коробки, открывает его и отбрасывает в сторону. К моменту, когда он с недовольным лицом начал раскатывать презерватив по всей длине, Гон начал неспеша дрочить, издавая тихие, едва различимые стоны. Почти упущенное из-за небольшой перепалки возбуждение накатило с новой силой. Хисока нарочно стал двигаться медленнее. Неторопливо разогревал смазку, а Гон был уже на грани того, чтобы кончить от одного этого вида. — Попридержи коней, — Моро схватил его руки и прижал к кровати по бокам. Оба оказались перемазаны в смазке, которая вообще-то предназначалась уж точно не для рук. Гон завертелся, как мог пытался потереть член обо что-нибудь, хоть о собственные колени, хоть о Хисоку, но, как на зло, это не удалось, и великолепный оргазм сорвался. Удержать раздосадованный вздох, почти всхлип, не удалось. — Придурок, я же почти... — Если хотел справиться без меня, мог бы и не приходить, — руки, теперь скользкие от смазки, он отпустил только тогда, когда убедился, что Гон не намерен превратить его лицо в самую изящную кашицу. А вот средство пришлось набирать заново. — М-м-м, так ты даже подготовился. Сам или кто-то помогал? — издевается Моро. Два пальца удивительно легко вошли. — Ещё раз говорю, — Гон не то, чтобы говорил, скорее просто выстанывал нечто похожее на слова, — я не хотел тратить время на такие пустяки. А как я это дела-а... — пальцы Хисоки резко толкнулись на всю длину, — мф... подумай об этом сам. — Обязательно, сладкий, но мне больше хочется верить, что ты сделал это специально для меня, — он извлёк пальцы с хлюпающим звуком, — и желательно, думая обо мне, — ещё одна небольшая порция смазки, и Хисока начинает медленно входить. — Представляю, как ты закрылся в своей каюте на дирижабле по пути сюда и выгибал спинку, пока растягивал себя. Уверен, замечательное зрелище. Нарочно медленные движения вынуждали подмахивать бёдрами, насадиться больше, глубже. Сделать это не давал Хисока. Он до боли сжимал бока, фиксируя их именно в том положении, которое ему было нужно. Своё поражение Гон признал достаточно быстро. Моро всегда поступал так, растягивал удовольствие, заставлял умолять. В очередной раз Гон потянулся к собственному паху, чтобы снять напряжение хоть так. Хисока всегда воспринимал подобные действия как личное оскорбление, поэтому пресекал их любыми доступными способами. Он перехватил руки над головой, и Гон воспользовался необходимой ему свободой и двинул бёдрами. Наконец получилось вплотную вжать в себя столь желанное тело. Сдерживаться он не любил, любил грубость и когда-то даже любил Хисоку. Руки обездвижены — ну и пусть. Если бы Гону что-то не нравилось, он уже давно освободился бы. В крайнем случае, он может применить нэн, начать драку и снова выйти в ничью, когда оба полумёртвые пытаются нанести финальный удар, но не успевают и отключаются. Можно было бы сделать что угодно, но он просто не хотел этого. Ему нравилось быть в сладостном плену, хоть где-то быть жертвой и кайфовать от этого. Стеснение было им обоим не знакомо: один без зазрения совести вдалбливался в другого, пока тот бесстыдно наслаждался этим. Мычал, закатывал в удовольствии глаза и в голос кричал, когда член внутри в очередной раз попадал по простате. Гон был сейчас сексуальным и знал это. Видел пламя возбуждения в глазах напротив и от этого заводился ещё сильнее. — Больше всего на свете я люблю сражаться с сильными соперниками и трахать тебя, — Хисока отпустил руки Гона, приподнял подбородок чуть выше и смазано поцеловал. — Как ты умудрился стать таким идеальным любовником? Ритма в движениях не было никакого вообще: подмахивания Гона напрочь сбивали его. Он уже вцепился руками в собственные волосы, готовый взвыть от такого напора, что он собственно и делал. — Стонешь как шлюха, Гон. Так нравится мой член? — он уткнулся влажным лбом тому в шею, не прекращая тяжело дышать. — Смог бы ты вести себя так же с Киллуа? — Не смей, — Фрикс крутанулся в сторону и оказался сверху. Движения бёдрами прекратились, а руки сами собой вцепились в его горло, — не смей даже имя его произносить. Не удивительно, но Хисока лишь с хрипом выдохнул часть оставшегося в лёгких воздуха через нос и закатил глаза. И так как он всё ещё оставался внутри Гона, почувствовать в себе пульсацию не составило труда. По телу Моро прошлась дрожь и он зажал в кулаках ткань простыни. — Боже, только не говори мне, что ты сейчас кончил... — вымученно протянул Гон и переместил свои руки на грудь Хисоки. К фетишам Моро, наверное, невозможно привыкнуть, — Как тебе может это нравиться? — Ты не представляешь, как возбуждает осознание того, что ты в любой момент можешь меня убить, но не делаешь этого. Однажды ты не сдержишься, и это будет самый лучший день в моей жизни. Гон слез и сел рядом на кровати. Он слабо ударил Хисоку в грудь и опустил голову. Можно было бы воспринять это как игру или баловство, если бы не тоска в глазах и последующие слова: — Как я тебя ненавижу... Резкие перемены в настроении были очевидны, ему не хотелось даже усилий прилагать, чтобы хоть немного скрыть свои чувства и эмоции. Потому что сейчас Хисока перегнул палку. Он часто говорил фразочки, которые злили Гона, просто для того, чтобы увидеть его гнев и ощутить силу, но говорить что-то про Киллуа... Это было слишком. Даже для такого аморального человека, как Хисока. — Я тебя ненавижу... — Ещё один удар в грудь. Уже сильнее. — Я ненавижу тебя, слышишь?! В его глазах бурлило пламя ярости. Он долгое время сдерживал эти эмоции в себе, но со временем терпеть стало невозможно. Хисока приподнялся на локтях и глянул на Гона. Но тот не смотрел на него в ответ, лишь сверлил взглядом выключенную лампу на прикроватной тумбе. К щеке Фрикса он протянул руку, но её с силой отбросили. Хисока сел на кровать уже полностью, всё ещё не спуская взгляда с Гона. Реакции не последовало. Тогда помимо груза ответственности на плечи Гона легли ладони Моро. Он надавил увереннее и толкнул на кровать. Гон не сопротивлялся физически, с ненавистью смотрел в спокойные суженные глаза и знал, что этого будет достаточно, чтобы пресечь намерения Хисоки. Обычно этот взгляд говорил: «Не смей делать того, о чём я тебя не просил». Фокус лишь в том, что намерения Хисоки совпадали с целью визита Гона, так что трюк не прошёл. Немая сцена длилась с полминуты, пока Фрикс не заметил, что оказался зафиксирован на кровати с помощью банджи жвачки. Хисока отстранился с серьёзным выражением лица. Хотя он давно перестал использовать подобные вещи в их с Гоном сексуальной жизни, но сейчас вспомнил, насколько любил их. — Что ты творишь?! — он начал дёргаться, хоть и понимал, что против хацу Хисоки невозможно сделать ничего. — Ты не кончил. Не думал, что когда-нибудь это скажу, но мне неловко. Хочу загладить свою вину, — он положил руку на колено Гону. — Руки свои от меня убери. Просьба, хотя, судя по тону, почти приказ, была проигнорирована. Хисока провёл ногтем по ноге, от чего мышцы Гона напряглись. Он снова дёрнул руки, в этот раз с использованием собственной ауры, но ничего не изменилось. Банджи жвачка — особый вид материи, с которым невозможно бороться никакой физической силой, потому что повредить её не получится, пока того не захочет Хисока. Его пальцы вышагивали по бедру, подбирались всё ближе и ближе к паху. Самая разумная идея, которая пришла Гону в голову — использовать ко, приём, при котором вся аура концентрируется в одном месте. И использовать на члене. Он как мог качнул бедром, и если бы Хисока не успел в последнее мгновение защитить руку, то наверняка получил бы страшный перелом. Чёртова быстрая реакция грёбаного Хисоки, который никогда не теряет бдительность. — Интересный приём, — Моро оставил защитную ауру на руке и обхватил нэн-член Гона, — но опасный, точно не подходит для секса. Не сопротивляйся, я хочу тебе помочь. — Боже, просто убейся... Это будет самая неоценимая помощь. Сейчас Гон рассмеялся бы в лицо прежнему себе. Изначальное нежелание убивать Хисоку испарилось, как по волшебству. Сейчас хотелось просто усыпить его и тихо перерезать горло, потому что смерть в ожесточённой битве его только обрадует. — Только если меня убьешь ты. — Много чести. — Будь так добр убрать ауру со своего члена. Мне было бы не очень удобно так долго держать кен, — продолжил Хисока и, не дожидаясь исполнения своей просьбы, начал неспеша двигать рукой вверх-вниз. В таких обстоятельствах Гон впервые, и ощущаются движения, нужно сказать, гораздо интенсивнее. К тому же, держать ауру при таком в сотни раз сложнее, но убирать Гон её не собирается чисто из принципа. Осталось только закусить изнутри губу и молиться о том, чтобы не кончить. Забавно, что пришёл он сюда с прямо противоположным желанием. А Хисока наращивал темп, собирал с головки предэякулят и размазывал по всей длине. Приблизил лицо к набухшему органу максимально близко и дождался, когда Гон наконец на него посмотрит. Под пристальным, но немного расфокусированным взглядом он облизал губы и бархатным голосом протянул: — Если бы не аура, вместо руки мог быть мой рот. Гон проглотил обиду, убрал ауру и позволил себе получить наконец желанную разрядку. Хисока успел лишь едва коснуться губами, как в лицо брызнула белёсая жидкость. Фрикс зажмурился и застыл с открытым ртом не в силах произнести хоть какой-то звук. Попытки отдышаться не увенчались успехом. Банджи жвачка пропала и Гона скрутило на кровати, как в приступе. Простынь он безнадёжно разорвал и через некоторое время сладко промычал, выдыхая все накатившие чувства. Сердце колотилось, будто, везде сразу. Пульсации были такими сильными, что, казалось, их способны услышать проходящие на улице люди. Хисока лёг рядом, но к Гону не прикасался. Через несколько минут усилием воли Фрикс поднялся. Он на ватных ногах обошёл кровать, достал из рюкзака салфетки и вытер с себя собственную сперму и остатки смазки с рук и бёдер. — Ты можешь принять душ, если хочешь. — В следующий раз. Грязные салфетки он выкинул в ведро на кухне и выпил стакан воды. Все вещи стояли на тех же местах, что и в то время, когда Гон жил здесь, даже стакан, который он вечно забывал убирать, остался на месте. Всё на той же столешнице, чуть правее вазочки с конфетами. — Когда ты перестанешь ко мне возвращаться? — Хисока лениво наблюдал с кровати за тем, как Гон собирает свои вещи и начинает одеваться. — То, что я ненавижу тебя, не значит, что я не могу любить твоё тело, не так ли? — Так ты был готов переспать со мной, несмотря на то, что я убил Киллуа? — Я уже это сделал. Он немного задумался, застёгивая куртку — в силу профессии Гон умел одеваться очень быстро, — но не стал говорить ничего касательно своих мыслей, лишь обернулся через плечо и добавил: — До встречи, Хисока. — Непременно, Гон, непременно. Это не пустые слова. Они наверняка ещё не раз встретятся. Не только в одной постели, но и на поле боя. И Гон будет ненавидеть. Ненавидеть и Хисоку, и своё неумение жить без него. У них странные отношения, взаимозависимые, поэтому их следующая встреча — лишь вопрос времени.