Исцеляющие

— Как это сын? Мустафа ведь твой племянник! — Вот так. Этого мальчика родила я. Прости, я должна была рассказать об этом до свадьбы. Возможно, тогда бы ты не женился на мне. — Ягмур заплакала. — Как же ты его отдала? Как может мать расстаться со своим ребенком? — Однажды я вырвала кусок своего сердца. Это была моя расплата за грех, моя осознанная жертва ради чести семьи. А может я просто струсила по молодости, испугалась настоящего наказания, того, которое заслужила. Но я думала и о сыне. Мой Мустафа всегда рядом, у него счастливые родители — мои брат и сестра. Ему хорошо с ними и это немного утоляет мою боль. Я к ней привыкла. — Бедная моя. — взял её за руки. — Я б не передумал жениться, даже если б знал. Но это всё усложняет, ты же понимаешь? Упаси Аллах, кто-то захочет использовать сына против тебя. Юсуф знает? — Да. Когда он пригрозил, что всё расскажет, я словно оцепенела. Начал домогаться, а я не знала, как дать отпор. Больше всего на свете я боюсь, что правду узнает сам Мустафа. Как я посмотрю ему в глаза? Что скажу? Как объясню маленькому мальчику, почему отказалась от него? Знаешь, ведь у меня не было мамы до пяти лет, я о ней мечтала, грезила и была так рада, когда узнала, что меня родила Кесем Султан. Но у моего сына всё хорошо, он живёт в полной семье с любящими родителями. И меня любит как тётю. Но если узнает — отвернется. Для меня это будет страшным ударом. — Не говори так. У детей большое сердце, способное многое простить и многих полюбить. Я тоже вырос с тёткой, которую долго считал родной матерью. Когда в двенадцать лет случайно узнал, что меня родила не она, а её родная сестра, очень переживал, думал о маме, представлял её. Я люблю свою тётю, но отдал бы всё, чтобы и мама была рядом. — Как она умерла? — Её убили. Зарезали. — Какой ужас. Это были разбойники? — Можно и так сказать. Люди, у которых нет ни сострадания, ни чести. — Ты познакомишь меня с тётей? — Когда-нибудь непременно, но не сейчас. Она очень далеко живёт. — Будем ложиться спать? — Нет. Я хочу, чтобы ты мне рассказала о нём. Об отце Мустафы. — Это очень долгая история. — Я не тороплюсь. До рассвета ещё далеко. — Хасан Паша, будете завтракать? — Нет, я больше не ем дома. Сафие уже проснулась? — А вы разве ничего не знаете? — Нет, я два дня её не видел. Уходил с петухами, приходил за полночь. Что с ней? — Вчера рано утром она уехала в Бурсу, к отцу. — Аллах! Только этого не хватало! Я поеду на выходные на Хейбелиаду, к семье. Не теряйте меня. — Дорогой, что с тобой такое? Ты вчера весь вечер был таким задумчивым. Впервые со дня нашей свадьбы не обнял, не приласкал. Я уже привыкла к твоим поцелуям, к нашим жарким ночам. Что не так? — Я очень устаю, Бейхан, готовлюсь к походу, ты же знаешь. — Мой брат-Повелитель совсем меня не любит. Это ж надо так поступить! Отправить мужа единственной родной сестры на Крит через месяц после свадьбы. Я только-только почувствовала себя твоей женой. — Ты должна привыкать ждать. Такова моя служба. В нашей жизни будет много походов, много расставаний. Я поговорил с твоей матерью. Пока меня не будет, можешь вернуться во дворец. — Спасибо! — поцеловала в губы. — Моя Валиде ведь стала лучше к тебе относиться? — Да, переменилась совершенно. Даже стала уважительно называть на «вы». — Вот видишь, я же говорила. Валиде тебя полюбит, не может не полюбить! Бейхан убежала приводить себя в порядок, а Фазыл Ахмед остался один и ещё раз мысленно вернулся ко вчерашнему вечеру. «Турхан Султан, что между нами происходит? Почему я робею, каждый раз, когда вижу вас? Почему вы так напуганы, когда я рядом? Этого не может быть! Мне нельзя даже думать о вас. Но я думаю. Каждую минуту. Вы стали ядом, что отравляет мой мозг. Я не хочу заболеть, ведь от этого недуга нет спасения, нет лекарств». Утром вся семья Кеманкеша в новом составе собралась на завтрак. За столом появился новый человек. Мужчина. Муж. И к этому нужно было всем привыкнуть. — Мы не очень хорошо узнали тебя до свадьбы, Эзель. Но теперь у нас будет такая возможность. Скажи, чем ты занимаешься в жизни? — приступил к расспросу новоиспеченный тесть. — Отец перед смертью оставил мне приличную сумму денег, которую моя тётка сумела сохранить, много лет работая, чтобы я ни в чем не нуждался. Часть я потратил, чтобы купить небольшой дом, который вы видели. Остальное отдаю в рост, с этого и живу. — Эзель, ты же знаешь, что ростовщичество среди мусульман запрещено. Только христиане и евреи могут этим заниматься. — Да, но я хотел сохранить своё наследство. Теперь, когда женат, думаю открыть какое-нибудь дело, но пока не знаю, чем бы хотел заниматься. Но на шее у вас я точно сидеть не стану, не переживайте. Буду приносить деньги в дом, обеспечивать Ягмур всем необходимым, как и полагается мужу. — Послушай, я предлагаю с этим не торопиться. Ты знаешь, я много лет был Великим Визирем, теперь мой сын служит во дворце, наши будущие родственники Кепрюлю сейчас у власти. Почему бы и тебе не попробовать, начать с чего-то простого? Например, с канцелярии, как Хасан. — Папа! Ну зачем ты, может быть Эзелю это не интересно. — Почему же? С превеликим удовольствием. Я всегда мечтал побывать в Топкапы, а служить на благо Османской Империи — большая честь для любого. — глаза мужчины загорелись так, что Кесем и Кеманкеш удивленно переглянулись. — Вот и прекрасно, пойдем сегодня во дворец вместе. Уже после обеда довольный Эзель сидел в здании Порты за небольшим столом, заваленным доверху бумагами и свитками. — Должность писаря — это всё, что пока могу предложить. — сказал Фазыл Ахмед. — Но вы знаете, даже это на вес золота. Из уважения к вашему тестю. Для службы во дворце многих юношей готовили с самого детства. Потому цените, молодой человек, старайтесь всё делать в срок. Тогда со временем сможете добиться большего. — Благодарю, Визирь, постараюсь вас не разочаровать. Я получил хорошее образование. Мне можно доверить любую ответственную работу. — Чувствуется, ты не из простых, Эзель. Кто был твой отец? — Отец? Землевладелец. Он не из Стамбула. — запнулся и постарался перевести разговор на другую тему, чтобы больше не пришлось врать. Когда Фазыл Ахмет вышел, мужчина достал из кармана медальон на цепочке и повертел его в руках. «Что ж, отец, вот я и здесь. Знаю, тебе бы это не понравилось, ты бы не одобрил. Но я здесь». — Тётя Синем, что вы собираетесь делать? — Наказать виновную, Харун. Я уже не уверена в Эзеле. Ему нравится эта девушка, на которой он женился, я чувствую. Боюсь, он не только откажется от мести, но и от помощи мне. Я не осуждаю, но и не могу это понять. Вся моя надежда только на тебя. Ты ведь не предашь? — Как я могу? Где б я был, если бы не вы? Вы меня мальчишкой из ямы достали, спасли от голодной смерти. Дали кров и пищу. Вы мне как родная, а Эзель как брат. — Что ж, подождем немного. Я дам твоему другу ровно месяц, если он не одумается, не даст понять, что будет действовать со мной заодно, я всё сделаю сама. А ты мне поможешь в этом. Демир перебирал новые книги за столом в библиотеке, когда почувствовал знакомый аромат. Так пахла его любовь. — Нефес, ты где? — обернулся, но никого за спиной не оказалось. — Я знаю, что ты здесь, выходи. Ну ладно, я сам тебя найду… — бесшумно ступая, шел вдоль высоких стеллажей, заставленных массивными книгами в толстых кожаных переплетах. Переписанные вручную, некоторые из них достигали тридцати-сорока сантиметров в высоту и весили несколько килограммов. Что-то разглядеть через них было практически невозможно, но Демир чувствовал, как тонкий цветочный шлейф то приближался, то удалялся от него. Наконец где-то промелькнули темные волосы и розовое атласное платье. Он улыбнулся и резко обогнул одну из полок так, что её большие, широко открытые миру карие глаза оказались прямо напротив, среди покореженных от времени переплетов и сложенных горкой свитков. Но всё-таки их разделял еще один стеллаж, последний. «Как же ты прекрасна, моя Нефес» — подумал. «Как я люблю тебя, мой Демир» — услышал ответ. Словно её голос прозвучал где-то у него внутри. Такой красивый, нежный голос, который он раньше никогда не слышал. Растерялся. «Я не понимаю, почему мы понимаем друг друга не произнося ни слова?» «Потому что любви не нужны слова». «Осталось мало времени. Всего неделя». «Теперь это не важно. Я всегда рядом с тобой, куда бы ты не пошёл, куда бы не поехал. Ты часть моей тишины» — улыбнулась. «Я знаю, что нельзя. Но на прощанье позволь мне обнять тебя. Дотронуться губами до твоей щеки. Это воспоминание будет согревать меня все эти долгие месяцы в одиночестве». «Я подумаю». — смущенно опустила глаза, а потом убежала, оставив Демира в недоумении. — Сулейман ага, вы ко мне? — Да, Визирь. Валиде Султан просила передать, что ждёт вас в саду через полчаса. — Меня? В саду? Ничего не понимаю. Ну хорошо, я приду. После случившегося желание Турхан встретиться на виду у всех вызывало недоумение. Что она хочет сказать? Зачем? Не лучше ли промолчать? Оставить всё как есть, будто ничего не произошло… — Султанша, вы снова меня удивляете. Случилось что-то важное? — Нет. Как раз ничего не случилось. И я хочу, чтобы вы об этом знали. — Не понимаю. — Значит мне показалось. Забудьте. — она развернулась и пошла прочь. Но тут уже Фазыл Ахмед не выдержал, догнал и преградил путь. — Что мы, дети малые? Лучше выяснить всё раз и навсегда. — Тише. На нас смотрят. — Никто не удивится, что мы ругаемся. Мы ведь всегда в состоянии ссоры. — Вот именно. Никто и никогда не выводил меня так, как вы. — Ведь есть причина? — она опустила глаза в землю. — Вы мне тоже понравились с самой первой встречи, как только налетели в том коридоре перед султанскими покоями. — старался говорить как можно более отстраненно, смотря куда-то вдаль, чтобы никто из смотрящих на них издали не догадался. Ему самому не хотелось смотреть ей в глаза. — Но так как это невозможно по многим причинам, предлагаю забыть и не возвращаться к этому. Я уеду и всё пройдет. Ради Бейхан. — Ради Бейхан…- растерянно произнесла и пошла прочь, так и не подняв глаз на Фазыла Ахмеда. — Папа! Папочка приехал! — Мустафа повис на шее Хасана, как только тот вышел из лодки. — Сыночек, как ты вырос за неделю! — Смотри, у меня почти не осталось болячек, не на лице, не на теле. Всё прошло. — Чудесно! — потрепал по кудрявой светлой головке. — Я с няней строю замок из песка на берегу. Пойдём? — Нет, родной. Мне нужно поговорить с мамой. Ты иди, я потом посмотрю. Хасан внутренне собрался, глядя вслед убегающему мальчику. Большего страха, чем сейчас, он никогда в жизни не испытывал. Даже когда смотрел в глаза смерти. Взглянуть в глаза Гевхерхан было куда страшнее. Он медленно поднялся на второй этаж, в покои. Жена дремала на кресле, держа в руках книгу. Лучи солнца, медленно опускающегося за горизонт, играли на её лице, таком любимом, таком родном. Он дотронулся до её лба губами и на секунду замер. Она проснулась и посмотрела на него. — Хасан! Я так тебя ждала, так соскучилась! — обняла и прижалась так, что он ощутил комок, подкатывающий к горлу. Через несколько минут всё закончится и уже никогда не будет так, как прежде. — Любимая, я должен сказать тебе очень важную вещь, признаться… — Погоди, сначала я. — Нет, послушай. После того, что я скажу, наша жизнь изменится. — После моей новости тоже. Хасан, мне кажется… Нет, я в этом уверена. Я жду ребенка. Абаза немало удивился, увидев дочь на пороге дома. Нет, он ей был рад, но не думал, что девушка так быстро вернется. После их ссоры по какому-то малозначительному пустяку, который уже давно забылся. Сафие изъявила желание снова жить с Гевхерхан и он это принял. — Ты надолго, дорогая? — Нет, папа, всего на пару дней. Встречусь с Баязидом, Селимом и вернусь в Стамбул. — Неужели соскучилась? — А ты сомневался? — Ни капли. Поздно вечером в покои Сафие пришла Лея. — Что случилось? Ты ведь не просто так вернулась? — Верно. Я приехала, чтобы поговорить с тобой. Скажи, а ты знаешь, что у тебя растет внук, которого родила Ягмур?