ID работы: 10671217

Исцеляющие

Гет
R
Завершён
259
автор
Размер:
622 страницы, 97 частей
Метки:
AU XVII век Беременность Борьба за отношения Влюбленность Второстепенные оригинальные персонажи Глухота Дворцовые интриги Дети Драма Заболевания Запретные отношения Зрелые персонажи Исторические эпохи Любовь с первого взгляда Любовь/Ненависть Месть Невзаимные чувства Нежный секс Нездоровые отношения ОЖП ОМП Обман / Заблуждение Обоснованный ООС Османская империя От врагов к возлюбленным От друзей к возлюбленным Отношения втайне Отрицание чувств Первый раз Покушение на жизнь Предвидение Проклятия Развитие отношений Рискованная беременность Романтика Сверхспособности Семейные тайны Скрытые способности Следующее поколение Тайна происхождения Тайны / Секреты Убийства Фиктивные отношения Целители Элементы детектива Спойлеры ...
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Запрещено в любом виде
Поделиться:
Награды от читателей:
259 Нравится 1940 Отзывы 50 В сборник Скачать

Часть 97. Всё предрешено.

Настройки текста
В большом особняке семьи Кёпрюлю стало непривычно тихо. С тех пор как Бидан вышла замуж и переехала к мужу, а тётя Гизем вернулась к себе домой, семейный круг сузился до Фериде и двоих её детей. Сейчас, когда и Демир уехал на поиски колдуньи, Аслыхан осталась наедине с матерью, которой всё это очень не нравилось и оттого она постоянно причитала. — Ты знаешь, как я относилась к Нефес. С большой теплотой, как к дочери. Она и её сестра тебя вылечили, на ноги поставили. Но всё что случилось потом, не в какие ворота не лезет. Сначала она развлекала Повелителя во дворце, так, что весь Стамбул гудел. Потом пропала, якобы умерла, сделав твоего брата самым несчастным на свете. Вернулась уже замужней. И тут я подумала: хвала Аллаху, эта девочка вернулась на прямую дорогу. Но нет же! Муж оказался преступником, чудом спасшимся от виселицы, а Нефес прелюбодействовала, изменяла ему с Демиром. Не зря ваш отец, умирая, отказался благословить этот союз. Мой сын сейчас непонятно где, рискует не то что репутацией, но возможно и своей жизнью. А его ли ребёнка она носит под сердцем? Пойди теперь, разбери. Позор то какой! Если Демир на ней всё-таки женится, а меньше чем через семь месяцев дитя появится, что о нас будут говорить? — Мама! Что за мысли такие? Как можешь? Брат и сам хорош! Не надо всё на Нефес списывать. Она бедная несчастная девушка, пострадавшая за чужие грехи. — Женщина всегда должна думать о последствиях, когда остаётся наедине с мужчиной, когда разрешает ему больше, чем дружеское рукопожатие. Демир просто разум потерял, как слепой. — расстроенно покачала головой. — Не суди, не зная. И мужа её не называй преступником. Он герой! — слегка повысив голос, громко произнесла, чего никогда раньше не делала. — Дочка! Они и тебя с пути собьют! Ты уже позволяешь себе неуважение к матери! — Прости, мама, я не хотела. Просто мы все на взводе от этих событий. — сказала уже тихо. Оставшуюся часть вечера Фериде молчала, в глубине души всё так же переживая. После ужина служанка доложила, что к молодой госпоже пришёл гость и хочет видеть её у ворот. Мать не услышала этой новости, чему Аслыхан была несказанно рада. Её удивлению и счастью не было предела, когда увидела силуэт очень высокого мужчины с волнистыми, почти до плеч длиною, волосами. Что есть силы быстро заторопилась ему навстречу, сильно прихрамывая. Её длинные каштановые кудри, собранные по бокам и скреплённые на макушке шёлковой лентой, но распущенные по бокам, качались в такт неуклюжей походке. Но то, как она выглядит со стороны, Аслыхан сейчас совершенно не волновало. — Кузгун! — чуть не бросилась на шею, но сдержалась. — Вас выпустили? — Да, пару дней назад. — улыбнулся. — То есть никакого наказания не будет? — задыхаясь от быстрой ходьбы и восторга, сказала так, словно пропела. — Я должен оставить всё и покинуть Стамбул до конца этой недели. — Как?! — растерялась, грусть в глазах быстро сменила бурную радость. — Это и есть моё наказание. Не самое ужасное, должен заметить. — Кузгуна растрогало эмоциональное поведение Аслыхан, её неподдельные искренние чувства. — Мы с Нефес вчера расторгли наш брак. Если вы согласитесь стать хозяйкой моего сердца и моего нового дома, поехать со мной куда глаза глядят… — Соглашусь! Поеду! — выпалила, не задумываясь, в то время как внутри одновременно всё заколотилось и задрожало. — Но только при условии, что ваш старший брат и опекун даст согласие на наш никях. Иначе он мне точно не спустит это с рук. Янычары будут гнаться за нами до самого Египта. — пошутил. И тут Аслыхан стало по-настоящему страшно. Что если Фазыл Ахмед откажет? Что если разобьёт вдребезги её мечту, и без того такую хрупкую, такую ещё вчера несбыточную? Ведь и Демира нет рядом! Некому за неё попросить, убедить. — Пойдёмте завтра к нему вместе. Пусть брат посмотрит в мои глаза, полные любви и надежды. Великий Визирь Османской Империи был в крайне подавленном состоянии духа. Турхан оставила его, не смирившись с повторным браком. Султан Мехмед предложил в невесты одну из дочерей Пири Паши и велел сыграть свадьбу в течение двух месяцев. Но прежде ему предстояло решить, какую из двух девушек брать в жёны, хотя по сути и было всё равно. Никто и никогда не мог заменить Фазылу Ахмеду его вздорную, строптивую Султаншу, его последнюю настоящую любовь. Он пытался убедить Повелителя, что хочет остаться верным памяти его покойной сестры Бейхан, но это его только разозлило. — Моя Валиде слишком привязана к твоим детям, даже больше, чем к моему шехзаде. Если она будет продолжать наведываться в твой дом, пойдут грязные слухи, рано или поздно кто-нибудь также как Юсуф сделает неверные выводы. Неизвестно, кому он успел рассказать о своих подозрениях. В твоём доме должна быть хозяйка, жена и тогда все сплетни умолкнут. Наш Пророк, мир ему, велел мужчинам жениться, чтобы избежать искушений. Моя и Его воля в этом совпадают, не перечь, иначе я могу подумать, что всё, что написал Морозини в том письме — правда. Падишах поставил его в безвыходное положение, если он воспротивится, Турхан попадёт под удар, не сможет видеть внуков, за ними могут начать следить и в конце концов рано или поздно истина раскроется. Оставалось только повиноваться, наступая на собственное горло, вопреки своим чувствам. Раздумья прервал неожиданный визит сестры. Ещё больше удивило, в какой компании она пришла. — Что это значит? Вы знакомы? — Знакомы. — ответил Кузгун, выйдя вперёд и оставив взволнованную девушку за своей спиной. — Я пришёл просить руки Аслыхан, согласия на наш никях и отъезд из столицы. — Что? Ты в своём уме? Моя сестра и…ты? Да как ты смеешь? — разозлился. И тогда несчастная расплакалась, упала на колени перед Фазылом Ахмедом и стала целовать подол его расшитого бисером синего бархатного кафтана. — Брат! Пожалей свою калечную сестру! Не губи моей мечты о счастье. Благослови и отпусти, иначе будешь виновен в тех слезах, в которых я утону до конца своей жизни. — взмолилась и это, как ни странно, сразу же подействовало. Сердце Великого Визиря, также страдающее от запретной любви, дрогнуло и растаяло. — Хватит, вставай. — обхватил за талию и поставил на ноги, ведь сама бы Аслыхан долго мучилась, пытаясь подняться. С подозрением смерил взглядом потенциального родственника — угрюмого великана, покрытого шрамами, в душе которого соседствовали грех и добродетель, порою смешиваясь воедино. — Ты уже разведён с Нефес? — Да. — Обещай, что будешь заботиться о моей сестре до конца своих дней, любить, оберегать, уважать. — Клянусь. — Идите в мечеть Сулеймание. Имам, который там служит, мой друг. Пусть назначит дату никяха на ближайшие дни. Сообщите мне, я приду и засвидетельствую со стороны невесты. — ответил спокойно, будто бы ещё несколько минут назад не был разъярён. — Да благословит тебя Аллах за твою доброту! — Аслыхан снова пыталась упасть к его ногам, но Фазыл Ахмед не позволил. Вместо этого он обнял её и сказал напутственные слова. — Будь счастлива, сестра. Любовь — большая роскошь, привилегия для избранных. Ей не разбрасываются. Даже тот, кто наделён безграничной властью и вершит судьбы миллионов, порой не может позволить себе простого человеческого чувства. Церемония никяха состоялась через три дня несмотря на протесты со стороны матери невесты, которая в конце всё же смирилась и благословила дочь. Сразу после свадьбы Аслыхан получила от старшего брата дорогое украшение на память и тряпичный кошель, набитый золотыми монетами. Свидетелем со стороны жениха выступил Харун, проникшийся к Кузгуну сильной братской любовью, такой, какая может возникнуть лишь в душе человека, всю жизнь считавшего себя сиротой, брошенным всеми. Наутро они собрались все вчетвером, с жёнами, и погрузив небольшую повозку вещей, лишь самое необходимое, поехали в дом Кеманкеша, чтобы попрощаться. Эзелю и Синем было тяжело отпускать Харуна, ставшего родным, но они понимали, что так нужно. Даже Нефес, превозмогая слабость и боль встала с постели и попросила отца отнести её вниз. — Ты поправишься, Демир поможет. — со слезами на глазах Аслыхан обняла бледную, болезненного вида девушку, которой была обязана всем. — Я напишу вам, как устроимся. — Спасибо, что вылечила нас, исцелила тела и души. Без тебя мы с Аслыхан никогда бы не встретились. Теперь я понимаю, что мы все должны были пройти этот тернистый путь вместе. Будь счастлива с тем, кого любишь, ты этого заслужила. Если Аллах позволит, когда-нибудь снова увидимся. Мы ведь, надеюсь, останемся родственниками через наши вторые половины. — Кузгун с нежностью провёл рукой по плечу Нефес и она улыбнулась ему на прощание. Кесем отдала мужчинам письмо для Фатьмы Султан, в котором настоятельно рекомендовала бывшего зятя и его брата как порядочных и трудолюбивых людей, готовых помочь ей с виноградниками. — Спасибо, Султанша. — Харун засунул письмо за пазуху. — Это лучшее место, куда вы можете отправиться. В Кайсери тишина и благодать, да и Фатьма давно ищет, кому бы передать бразды правления своей огромной усадьбой и отойти от дел на покой. Наследников у неё нет, так что всё в ваших руках. Уже отъезжая, Кузгун услышал, как кто-то бежит за повозкой и громко кричит. Это был Эзель с большой клеткой в руках. Они чуть не забыли забрать Кару, огромного чёрного ворона. Время, которое Нефес попросила у матери, было на исходе, а Демир всё не возвращался. Кесем и Кеманкеш заметно нервничали. — Ягмур, поговори с сестрой. Надо принимать решение, потом будет поздно. Ребёнок растёт, чем больше он становится, тем страшнее будет наш грех и тем больше опасности для Нефес во время прерывания беременности. — умоляла дочь. — Говорила, мама. Она просит подождать. Один день, потом ещё один и ещё… В последний раз мы договорились на конец этой недели. Но сегодня воскресенье и как видишь… — Я не выдержу этой муки. Где носит Демира? — злилась Кесем. За месяц трижды приезжал Султан Мехмед, встревоженный известиями о тяжёлом состоянии близкой родственницы, к которой теперь питал трепетную нежность и глубокое чувство вины, вытеснившие мучительную страсть и болезненную одержимость. Всё, что случилось за последнее время, заставило его переосмыслить своё поведение, покаяться. Но к сожалению, ни его раскаяние, ни его могущество ничем не могли помочь. Когда все понемногу начали терять надежду на благополучный исход и Нефес согласилась на требование матери, у дома остановилась серая от дорожной пыли путевая карета, из которой вышел молодой человек, держа под руку старую колдунью. Она немного отдохнула, плотно поела и позвала к себе Кесем. — Скажите, сколько точно времени прошло со дня смерти вашей дочери? — Тридцать восемь дней. — посчитала в уме Султанша. — В некоторых религиозных культах есть поверье, что душа умершего человека не покидает землю до сорокового дня, находясь рядом с телом и родными. Осталось мало времени. Мне нужна какая-нибудь вещь покойной, а лучше предмет, на котором есть её кровь. Кесем тут же вспомнила о платке, которым закрывала рану Атике, тот самый, который не позволила выбросить Кеманкешу. Коричневый, с разводами, жёсткий от высохших потёков крови, он был привезён из гостевого дома дворца с другими вещами и всё ещё лежал в ящике комода как память о последних минутах жизни дочери. — Это подойдёт? — протянула самое дорогое, словно отрывая от сердца. — Вполне. Большая удача, что вы его сохранили. — Помоги, умоляю. Я отдам всё, что не попросишь, только спаси нам дочь. И внука, если это возможно. — Не буду ничего обещать. К тому же, не вам платить эту высокую цену, госпожа. Пусть в покоях Нефес откроют все окна настежь. Когда я туда войду, запру двери изнутри. Что бы не происходило, никому не дозволено ни открывать, ни ломать их, пока один из нас сам не отопрёт. Передайте это и другим членам семьи. Если кто-то нарушит мои условия, помочь будет невозможно, у меня есть только один шанс, одна попытка. — Мы всё сделаем, как ты скажешь. Я готова довериться любому, кто даст мне надежду. Семья Пири Мехмеда Паши занимала огромный особняк в центре Стамбула, недалеко от Топкапы. Двум дочерям Паши от первого брака — Неслишах и Гюльшах исполнилось в минувшем году семнадцать и девятнадцать лет. Девушки были хороши собой и образованы, но избалованы до предела. О скромности и кротости никто из них, вероятно, никогда и не помышлял. Отец уже не один год искал им женихов, но безрезультатно, каждый раз что-то не устраивало. Можно было давно махнуть рукой и не спрашивая мнения решить всё самому, но Пири души не чаял в детях и хотел для них самого лучшего. Когда сам Султан обратился к нему с просьбой отдать одну их своих дочерей за Великого Визиря, это было великой честью. Лучшего жениха не сыскать во всём Стамбуле. Да что там в Стамбуле, в целой Османской Империи. Девицы уже не один день выясняли между собой, кто больше достоин стать женой старшего Кёпрюлю и даже рассорились. Увидев жениха воочию, ещё сильнее воспылали желанием занять единственное вакантное место рядом со статным красавцем, наделённым сильной мужской харизмой. Фазыл Ахмед глянул на потенциальных невест с тоской. Ни одна из них не стоила даже пальца его Султанши, но делать было нечего. Он присел на диван, понимая, что выбирать то особо не из кого, придётся брать любую, всё равно какую. — Михре, принеси кофе дорогому гостю. — крикнул Паша куда-то в сторону и начал любезную беседу с потенциальным зятем. Обычные действия слуг вряд ли бы привлекли внимание Великого Визиря, если бы одна из хатун не опрокинула сахарницу на столике прямо перед ним. — Тётя, всегда ты такая! Ничего не можешь сделать по уму! Откуда только у тебя руки растут? — разразились гневными претензиями девицы в два голоса. Фазыл Ахмед поднял взгляд на женщину, далеко не красавицу, скромно, но со вкусом одетую, с глубоким осмысленным взглядом, полным безнадёжности и усталости несмотря на относительно молодой возраст. — Я уберу, простите. — стала заметать крупинки сахара, но только сильнее всё рассыпала. Тут же покраснела от чувства неловкости и вины. — Ничего страшного, бывает. — успокоил Фазыл Ахмед, когда женщина случайно подняла на него пылающий от стыда взгляд. После того, как она ушла, Пири поспешил с извинениями. — Простите бедняжку. Это младшая сестра моей покойной супруги. Когда жена заболела, Михре стала за ней ухаживать и отказалась от выгодного замужества, расторгнув помолвку. Болезнь растянулась на долгие годы, а после смерти матери моих дочерей рассчитывать на достойную партию Михре уже не могла из-за возраста. — А сколько ей сейчас? — проявил неожиданный интерес Великий Визирь. — Тридцать два. Старая дева. Так и осталась с нами, заботясь о племянницах. Не выгнать же на улицу? В тот день так и не удалось ничего решить не по поводу свадьбы, не по поводу невесты. Фазыл Ахмед обещал приехать через несколько дней и сообщить о своём решении. Уходя, он снова столкнулся с Михре, опустившей глаза. Пока никто не видел, подошёл ближе и негромко произнёс: — Скромность — лучшая черта для мусульманки. Но когда её не ценят, она становится тяжким грузом, обузой. — женщина ничего не ответила, даже не посмотрела на своего советчика. Небольшие покои наполнились свежим воздухом через широко распахнутые окна. Лёгкий ветерок гулял по комнате, колыша занавески и свисающие до пола белые простыни, на которых лежала молодая девушка с впавшими глазами и неестественно белой кожей. Она была невероятно худа. Настолько, что возрастному отцу, переносившему её на руках, казалась невесомой пушинкой. День за днём силы и жизненная энергия всё больше покидали хрупкое тело. Старые поношенные сандалии из овечьей кожи ступили на персидский прикроватный ковёр, когда Нефес вновь задремала, но почувствовав сквозь сон чьё-то присутствие, резко открыла глаза и приподнялась. Седая незнакомая женщина подошла к ней и протянула правую руку. На запястье, среди складок истончённой, поморщенной от старости кожи, чётко вырисовывался образованный пересечёнными глубокими линиями знак, похожий на восьмёрку. Точно такой же знак, но еле различимый, был с рождения и на запястье Нефес. Когда они совместили символы на протянутых параллельно друг другу руках, ветер, с силой ворвавшийся в покои, захлопнул лежавший на подставке раскрытый Коран, который часто читала Синем. — Я долго ждала сначала твоего рождения, а потом того момента, когда мы наконец встретимся. И вот я здесь, чтобы исполнить предначертанное свыше. Ты должна сделать выбор, который полностью изменит твою жизнь. Покидая этот мир и читая заклинание на крови твоей умершей сестры, я заберу проклятие, но взамен ты заберёшь мою силу. Без этого я не умру. Ты проживёшь долгую жизнь и неоднократно испытаешь счастье материнства, но в конце пути также должна будешь найти ту, кто наследует этот дар. Я обязана сказать всю правду, предупредить: будет нелегко, ведь тебе откроются судьбы многих людей и даже то, что ты не сможешь изменить. Всегда будет искушение перейти на тёмную сторону, ведь добро и зло — две неразрывно связанные противоположные сущности. Тебя будут боготворить и проклинать, превозносить до небес и желать смерти, найдётся много завистников и тех, кто захочет использовать твои способности. И стоит лишь один раз оступиться, дороги обратно не будет, запомни. Нефес слушала, пытаясь разобрать и осмыслить каждое слово колдуньи. На самом деле, она давно знала о своём предназначении и с самого детства готовилась к нему, но то, что ей предстояло принять, было во сто крат сильнее того, чем она уже обладала. — Возьми бумагу и напиши слово, которое я жду. Оно спасёт тебя, твоего сына и позволит появиться на свет душам других твоих детей. По-другому быть не может. Так предопределено. Дом замер в ожидании чуда. Демир и Эзель разговаривали в саду, Ягмур и Синем возились с Зеррин, стараясь отогнать страхи, Хаджи донимал расспросами Чичек и Озгюра, Дерья нянчила маленького брата. Но больше всего волновались родители, закрывшиеся в своих покоях вдвоём. Кеманкеш сидел на диване, откинув голову и опершись ею о каменную стену, одной рукою прижимая к себе жену, дрожавшую всем телом, но совсем не от холода. Следовало бы молиться, но даже этого они не могли. Неизвестно что за сила была у колдуньи и как она соотносилась с замыслом Всевышнего. — Уже девятнадцать лет как наша дочь появилась на свет, но я всё ещё чувствую её частью себя. Оттого ли что она последняя или может потому что не такая-как все, но её боль отдаётся сильнее всех других в моей душе. Сейчас меня словно режут по живому. — произнесла, не поднимая головы с груди мужа. — Понимаю тебя. Мне тоже тяжело дышать. Каждый ребёнок — это целый мир внутри меня. До недавнего времени моё отцовское сердце было поделено на три части между Хасаном, Ягмур и Нефес. Но теперь там нашлось место и для Джемаля. Вместе с тем, оно не готово потерять ни одного из них. Моя нежная хрупкая девочка, моё дыхание, свет моих очей, без неё всё блёкнет в этом сложном мире. — приподнял голову и поцеловал Кесем в висок. Минуты тянулись мучительно долго. За окном неожиданно набежали тучи, задул шквальный ветер и начался проливной дождь. Толи от раскатов грома, толи от страха, иногда обитатели дома чувствовали, как вибрирует под ногами пол, как что-то потрескивает и гудит. Источник шума был сконцентрирован в той части, где сейчас находились Нефес и старуха. Кеманкеш дважды пытался ворваться туда, но всякий раз Кесем останавливала его, преграждая путь. Примерно через час всё стихло. Грозовая туча ушла на север, а над Стамбулом снова засветило солнце. На границе света и тьмы возникла огромная яркая радуга, переливающаяся всеми цветами природной палитры. Запели птицы в саду. — Надеюсь, это к добру. — смиренно произнёс Демир, поглядывая наверх, где также всё успокоилось. Когда отворилась дверь покоев, первыми туда вошли Кесем и Кеманкеш. Старая колдунья лежала на полу, прижимая к груди окровавленный платок Атике. Она была мертва. У изголовья женщины, что-то держа в кулаке, стояла Нефес, на вид немного посвежевшая, с порозовевшими щеками. — Дочка! — кинулся к ней Кеманкеш. — Ты в порядке? — начал судорожно ощупывать её тело, руки, лицо, пытаясь убедиться, что всё позади. Она устало кивнула в знак согласия. В эту минуту закончился ужас, связанный с проклятьем, но для девушки началась новая жизнь, не похожая на предыдущую. Кесем, Ягмур, Синем, Хаджи — все были рядом и радовались. И только Нефес знала, что случилось на самом деле. Султан быстрым размашистым шагом преодолел сеть дворцовых коридоров и попал в небольшую комнату гарема, где на кровати лежала счастливая и взволнованная наложница. — Что скажешь, Зулейха? — обратился к лекарше. — Поздравляю, Повелитель. Афифе Хатун в положении. Если пожелает Всевышний, у нас будет ещё один шехзаде! — Машаллах! Какая хорошая новость! — Мехмед присел на край кровати и взял руку девушки в свои горячие ладони. — Я не умру, как мне однажды нагадали? Скажи, не умру ведь? — Глупости. Конечно, не умрёшь. У нас родится шехзаде или маленькая султанша, как я мечтаю. Если будет девочка, назову её в честь моей Валиде — Хатидже. И пусть она унаследует красоту, доброту и ум своей матери. Это моё самое сокровенное желание. Кстати, Турхан Султан уже в курсе? — Нет, мой Повелитель. В последнее время её почти не видно в гареме, она редко покидает свои покои. — Не заболела ли? — озадачился Мехмед и по пути обратно решил заглянуть. Турхан выглядела потерянной и не находила в себе силы улыбаться, что-то делать, вести прежний образ жизни. После расставания с Фазылом Ахмедом всё стало бессмысленным. — Валиде, как вы себя чувствуете? — вошедший Падишах присел рядом и посмотрел в глаза той, кого любил больше всех на свете, в глаза своей матери.  — Что-то нездоровится. Должно быть перенервничала за тебя, долго держалась и вот теперь, когда всё позади, меня постигла великая печаль. — Простите меня! Я не буду больше приносить вам такого беспокойства и расстройства, обещаю. — поцеловал тыльную сторону ладони Турхан и приложился к ней лбом в знак глубокого почтения. — Скоро вы снова станете бабушкой, Валиде! Афифе ждёт ребёнка. — Чудесная новость. — заставила себя улыбнуться, но на самом деле светлее на душе не стало. — Ох, вижу, что дела совсем плохи. — почувствовал Мехмед, но о причине даже не догадывался. — Я знаю, что может вернуть вас к жизни. Навестите своих внуков, детей сестры Бейхан. Только пусть ваш новый евнух, Башир ага, всюду сопровождает вас, не оставляя ни на секунду. Султанша сначала воодушевилась от этой идеи, ведь очень скучала по двойняшкам, к которым привязалась как к родным детям, но потом вспомнила об их отце и снова сникла — встречаться сейчас было не лучшей идеей. — Хорошо, но чуть позже. Скоро ли свадьба Великого Визиря? — Через месяц. Он только что был у меня и удивил неожиданным решением. Выбрал в жёны уже не юную свояченицу Пири Паши, когда я прочил одну из его дочерей. Наверное, влюбился! И слава Всевышнему за это! — порадовался Мехмед и покинул мать. Не хотелось жить, дышать, думать, чувствовать, осязать. В одно мгновение титул Валиде и положение во дворце стали ненавистны Турхан. Эта корона, украшения, вся роскошь интерьеров вокруг сдавили голову, грудь, запястья, шею, жгли огнём глаза. Она бы променяла всё на один-единственный месяц счастья с тем, кого так сильно любила. Но, видимо, цена этого счастья была выше всех сокровищ, которыми могла обладать Султанша из Султанш. — Башир ага! — закричала внезапно и евнух тут же явился, по первому зову. — Что прикажете, Турхан Султан? — Забей эту дверь! — отодвинула книжную полку и ткнула пальцем в неброский, одного цвета со стенами, вход на лестницу, ведущую в тайную комнату. Башир ага не стал ничего спрашивать, просто поступил так, как велела его новая госпожа. Теперь, когда опасность миновала, Демир хотел всё время быть рядом с Нефес, обнимать её, целовать, прикасаться к лицу, говорить нежные слова, но нужно было соблюсти формальности. Любящая семья не отпускала девушку, каждый хотел поздравить, сказать что-то приятное, прижать к себе. Потому молодой мужчина скромно переминался с ноги на ногу, ожидая своей очереди. Первым это заметил Кеманкеш, начавший относиться к будущему зятю снисходительно после того как тот привёз в дом колдунью. Тело старой женщины недавно увезли Эзель и Озгюр, чтобы похоронить где-нибудь за городом, в неприметном месте. — Ну иди уже, не бойся. Не трону я тебя, чтобы на свадьбе не был с разбитым лицом. — пошутил на радостях старейшина семьи и сделал знак всем остальным, чтобы разошлись и оставили молодых вдвоём. — Моя Нефес! — просиял Демир, когда девушка оказалась прижатой к его груди. — Неужели всё позади? Неужели мы теперь всегда будем вместе? — развернул к себе и дотронулся пальцами до скул, подбородка, губ. Потом вспомнил про её положение и ладонь скользнула на ещё стройную талию, а потом коснулась низа живота, того места, где находился их ещё крохотный сынок. — Знаешь, а я его уже видел. На тебя больше похож и совсем чуть-чуть на меня. Я так счастлив! — она прижалась к его плечу, закрыв глаза. В этот момент Нефес думала о том, что отсутствие слуха и, как следствие, умения говорить иногда спасают от необходимости рассказывать всё, что творится у тебя на душе. Иначе ей бы пришлось поведать Демиру слишком многое, больше, чем она должна и могла рассказать. Эметуллах, узнав о беременности Афифе, немного расстроилась. Ещё накануне мнимой смерти Мехмеда и похищения шехзаде, по совету своего кетхюды она постаралась сблизиться с фавориткой Повелителя. Хотя Афифе была умна и многого о себе не рассказывала, да и не доверяла Хасеки, от былого соперничества не осталось и следа. История последних месяцев сильно изменила взгляды юной Султанши, она поняла, что без Мехмеда, без его благосклонности, защиты и доброго отношения, её судьба и судьба сына-шехзаде будет под большим вопросом. Не хотелось в столь молодом возрасте заканчивать жизнь взаперти, вдали от Мустафы и прелестей дворцового существования. Потому, взяв себя в руки, Эметуллах поздравила Султана и свою конкурентку за его внимание с радостным событием. — Султанша! Вы правильно поступили. — поддержал верный помощник Тыкер ага. — Знал бы ты, чего мне это стоило. Только вот та глупая девочка, что совершала необдуманные поступки, в прошлом. Я повзрослела и понимаю, что больше нельзя рисковать своим статусом и положением сына. Турхан Султан второй раз меня не простит. Если так подумать, мне повезло гораздо больше других в этом гареме. Если я буду терпелива, буду покорна, меня ждёт великое будущее. Однажды я тоже стану могущественной Валиде Султан, но для этого одного наследника слишком мало. Я должна стать необходимой Мехмеду, должна родить ему других сыновей и дочерей. Когда-нибудь мир услышит об Эметуллах Султан, вот увидишь! Настало время свадеб. Первой вышла замуж Нефес. Её положение не позволяло долго медлить, а обстоятельства расторжения предыдущего брака давали право не ждать три месяца. Она решила, что не будет лично присутствовать на церемонии, чтобы не скрывать своего греха, глядя в глаза достопочтимого имама. Свидетелями выступали родные братья молодых — Хасан и Фазыл Ахмед. Праздник был скромным, ведь Кесем Султан всё ещё скорбела по старшей дочери. Однако в самый его разгар у дома остановилась султанская конница во главе с самим Повелителем. Мехмед решил лично поздравить молодожёнов и пожелать им счастья. — Благодарю вас. — смутился Демир, не зная, радоваться или огорчаться такому вниманию со стороны Падишаха. — Могу ли я увидеть твою жену, поздравить, передать подарок? Мы ведь всё-таки близкие родственники. — Конечно. — нехотя согласился новоиспечённый муж, всё также боявшийся, что Падишах имеет виды на его возлюбленную. Нефес находилась в окружении матери, сестёр и других женщин. Её наряд, как и весь внешний вид можно было назвать ослепительным. Буквально за несколько дней из больной измождённой девушки она превратилась в сияющую розовощёкую красавицу, ещё более привлекательную, чем прежде. Мехмед невольно замер и засмотрелся на изгиб её тела в элегантном бежевом платье, расшитом натуральным жемчугом, на аккуратно уложенные в строгую причёску тёмные локоны, увенчанные тонкой жемчужной диадемой. Внутри снова предательски заныло. Перед ним была его несбывшаяся мечта, запретная любовь, нашедшая своё счастье с другим. — Мехмед! Дорогой внук, проходи же! — привёл в чувства голос седовласой Султанши. — Кесем Султан! — поцеловал руку бабушки, потом тёти Гевхерхан и, наконец, невесты. — Я решил, что не могу пропустить столь радостного события в жизни нашей семьи. Я ведь тоже её часть, не правда ли? — Конечно, Мехмед! — подержала за рукав кафтана внука, искренне радуясь изменениям, произошедшим с ним. Визит Султана был непродолжительным. Он оставил дорогие подарки, произнёс важные слова и уехал со странным чувством, которого не было ещё несколько часов назад. «Как же красива Нефес! В ней что-то изменилось, только не пойму, что именно? И всё же что-то манит меня в ней! Никогда мне не дотянуться руками до этой звезды, но видимо до конца дней суждено жить под её ослепительным сиянием». После свадьбы Демир привёз жену в дом своих родителей. Фериде смирилась и приняла невестку радушно. В конце концов, счастье сына было на первом месте. Супругам приготовили самые просторные покои, которые некогда занимал Мехмед Паша Кёпрюлю. Муж бережно снял жемчужную диадему и положил на столик. Только сейчас он заметил необычный подвеску на шее Нефес — небольшой прозрачный кристалл около трёх сантиметров длинной. — Как красиво! Я никогда не видел её раньше. Чей-то подарок на свадьбу? — закивала головой, хотя это была и неправда. Этот оберег оставила ей старая колдунья и теперь он должен был сопровождать её всю жизнь, защищая от зла. — Давай помогу снять. — взялся руками за тонкую цепочку, но Нефес остановила попытки Демира, резко замотав головой. — Хорошо, пусть останется. Как хочешь. Главное, что ты рядом. — посмотрел на неё взглядом, полным нежности и обожания. — Я так ждал этого дня! Дня, когда назову тебя своей женой и приведу в свой дом. И вот всё сбылось, любимая! — оставил поцелуй на лбу, однако не желая на этом останавливаться. — Мы ведь ещё можем…не навредив нашему гению? Та женщина сказала, что нашего мальчика ждёт слава за пределами Империи, представляешь? Нефес покачнулась. Как будто яркая вспышка озарила её. Она увидела госпиталь и рожающую в муках женщину. — Лекарь Альтан! Она умирает! — закричал кто-то седовласому мужчине. — Не мели чепуху! Спасём! — Но как? Ребёнок не пройдёт головкой! — Моя мама и тётя более пятидесяти лет назад впервые в Османской Империи сделали кесарево сечение. Дети, двойняшки, выжили, а их мать нет. Я потратил всю жизнь, чтобы понять почему и, кажется, нашёл ответ… Из видения Нефес вывел Демир, трясущий её за плечо. — Что такое? С тобой всё хорошо? Ты пугаешь меня! — улыбнулась, гоня прочь все свои видения, которых теперь было не просто много, вся жизнь Нефес только и состояла из них. — Давай я помогу тебе раздеться. Свадебное платье очертив фигуру легло под ноги девушки, а следом за ним и плотный корсет. Заканчивая с нижним платьем, Демир уже жадно целовал свою возлюбленную, такую желанную, такую долгожданную. Задыхаясь от предвкушения, он отнёс Нефес на простыни, вышитые Аслыхан в качестве приданного ещё два года назад, когда она не умела ходить. По углам красовались инициалы молодожёнов, сплетённые в причудливые символы. Девушка, получив письмо, будет рада узнать, что её труды не были напрасны, так же как не зря были связаны носочки и вышиты белоснежные чепчики для племянников. — Я люблю тебя. Моё сердце горит огнём и мне кажется, любить сильнее уже невозможно. Но каждое утро просыпаясь, я понимаю, что сегодня моё чувство ещё больше и крепче, чем вчера. Самое большое счастье — разделить с тобой жизнь. Одну на двоих. — произнёс медленно, чтобы Нефес могла понять каждое его слово. Ласки Демира уносили её куда-то далеко, в детство. Уже тогда, купаясь на острове в Мраморном море, она знала, что однажды встретит своего единственного, одного на всю жизнь. И теперь она сделает всё, чтобы больше не потерять любовь, ведь она сильная, сильнее, чем когда бы то ни было. Вторая свадьба случилась через две недели. Поженились Исмихан и Баязид, создав вместе с Омером крепкую любящую семью. В конце июля пришло время никяха Фазыла Ахмеда и Михре. Пири Паша и его дочери были вне себя от злости, проклиная злосчастную родственницу, укравшую их счастье. Сама Михре пребывала в недоумении и до последнего не понимала, что нашёл в ней красивый статный мужчина, каким был Великий Визирь. Но для неё было важно покинуть ненавистный дом зятя, где она много лет прожила в качестве безвольной прислуги, не знавшей ни уважения, ни покоя. В любом месте ей было лучше, чем рядом с Пири Пашой и заносчивыми избалованными племянницами. Спросить о причинах, по которым Фазыл Ахмед выбрал её, Михре решилась, лишь войдя в его дом в качестве законной супруги. — Я был влюблён дважды и дважды моё сердце было разбито. В первый раз смертью любимой, во второй — невозможностью быть вместе с той, о ком мечтал. Я больше не смогу полюбить. Не смогу и не захочу, а ты достаточно умна, чтобы принять это, чтобы стать мне верным другом и компаньоном. — Я так и думала, не рассчитывала на какие-либо чувства с вашей стороны… — С твоей… — С твоей стороны. Думаю, что смогу стать заботливой матерью твоим детям. Они утолят мою тоску, заполнят пустоту в душе. — В этом доме ты не прислуга и не нянька, Михре. Ты здесь госпожа, запомни. Потому будешь делать лишь то, что сама захочешь, никакого принуждения. — Я поняла. Где мои покои? — Там. — показал на дверь. — Напротив моих. Спустя месяц после никяха младшей дочери Кесем и Кеманкеш, как и планировали, переехали в новый дом, купленный Атике и Али. Сад из персиковых, абрикосовых и вишнёвых деревьев спускался террасами к морю, даря своим обитателям незабываемые закаты и туманные рассветы. — Здесь очень красиво, дорогая! — прижимая к груди Джемаля, порадовался Кеманкеш. — Мечта моей дочери, ставшая реальностью, хоть и на такой короткий срок. Их с Али сын и Дерья вырастут в этих садах, а мы здесь совсем состаримся. Время неумолимо. — произнесла с тоской, но и со смирением. — Наши дети счастливы. Осталось только внука на ноги поставить. — нежно поцеловал мальчика, ставшего ему родным за недолгое время. — Милый, какой же ты заботливый папа и дедушка! Я не могу оторвать от вас двоих глаз. Кеманкеш заметил, как сильно изменилась жена после смерти Атике. И хотя он её понимал, уважал её чувства, всё же хотел, чтобы огонь Кесем Султан снова вернулся, чтобы загорелись жаждой жизни её глаза цвета Босфора. Однажды вечером он поделился своими мыслями со старшей дочерью и зятем, и они придумали план, который не мог не сработать. В кафесе, среди разбросанных по столу переписанных Коранов и сподручных материалов для украшения обложек, Салиха Дилашуб нашла нечто, что очень встревожило её. На листе бумаги в ряд были нарисованы распятья. Пророк Иса на каждом из них имел разное выражение лица — от удивления и задорного смеха до истинного страдания. Не задумываясь, Султанша бросила рисунки в горящее пламя камина, от греха подальше. — Матушка, зачем вы их спалили? — спросил Сулейман, стоя за спиной женщины. — Сынок, нельзя рисовать такое. Вспомни, кто ты. Ты — османский шехзаде, сын, внук и брат Султанов. Твоя вера — ислам, твои мысли должны быть направлены на другое. — Знаю, но ничего не могу с собой поделать. Что-то изменилось во мне после возвращения из Венеции и уже никогда не будет прежним. — Упаси Аллах, если Повелитель узнает о твоих сомнениях. Пожалей меня и своего брата Ахмеда, возьмись за ум! — умоляла. — Однажды я тоже стану Повелителем, мама. И весь мир склонит колени передо мной. Передо мной и перед моей Валиде. — глаза Сулеймана уставились куда-то в даль, в одну точку. Салиха Дилашуб невольно вздрогнула. В этот момент её сын был точь-в-точь как его отец, безумный Султан Ибрагим. Праздник по случаю обрезания Мустафы было решено устроить в начале осени в новом доме Кесем и Кеманкеша. Сама церемония прошла накануне и теперь, когда ребёнок чувствовал себя хорошо, вся семья пришла поздравить нарядно одетого мальчика, впервые примерившего расшитый белый кафтан и аккуратно сложенный тюрбан. Особую гордость испытывали родители, всё время державшиеся вместе и Ягмур с Эзелем, также считавшие себя причастными к рождению и воспитанию Мустафы. — Мой внук — мужественный лев! — провозгласил Кеманкеш и вручил наследнику подарок. Пока взрослые собрались за огромным столом, под навесом на ковре шагала, ползала и просто пока лежала малышня. Тахир, Сибель и Зеррин вместе представляли собой опасную банду, способную своими проделками лишить покоя и родителей, и бабушку с дедушкой. Джемаль пока был маленький и не проявлял особой активности, как и дочка Айлин — Атике, привезённая родителями в Стамбул, чтобы познакомиться с семьёй. Мустафа и Омер сражались на деревянных мечах, вызывая всеобщий хохот. Кеманкеш всё время бегал от внука к внуку, не зная, как их собрать всех вместе и чем занять, при этом сам ощущал себя совершенным ребёнком, наполненным восторгом. Кесем смеялась от души, глядя на него, но всё же иногда затихала, вспомнив о дочери. А вокруг всё дышало любовью. Гевхерхан и Хасан, Ягмур и Эзель, Исмихан и Баязид, Айлин и Махмуд, заметно прибавившая в весе Нефес и Демир расхаживали парочками, радуя Султаншу. Над угощением колдовали Чичек, Синем и Фериде. Последние нашли общий язык, несмотря на то что обе являлись в разное время женщинами Мехмеда Паши Кёпрюлю. Доволен был и Хаджи, ощутивший себя членом дружной большой семьи. Потом пришёл Намык бей, отец Махмуда и принёс сказочную пахлаву от своего друга-кондитера. Дом наполнился теплом, дружескими беседами и детским смехом. Когда нужно было сказать слово, его взяла Кесем. — Я рада, что всех нас здесь собрала любовь друг к другу. Что бы не случилось, мы вместе, надеюсь так будет и впредь. У меня есть одна драгоценная вещь. Я хочу, чтобы она стала наследством каждого из вас, сидящего за этим столом. — достала тетрадь в толстом переплёте. — Это дневник, который написал мой муж Кеманкеш, когда мы были в разлуке. Каждая строчка здесь пропитана настоящим чувством. Это не просто слова, это поступки, жертвы, переживания. Я хочу, чтобы вы хранили его и на бумаге, и в своём сердце, передавая детям, внукам и правнукам. Когда мы уйдём, останемся жить среди вас, в вашей памяти. Пусть легенда о непокорной Султанше и скромном лучнике переживёт века и дойдёт до наших потомков, пусть они знают, что настоящая любовь существует. — положила руку на плечо Кеманкеша, видя, как он растроган. Встречи Турхан и Фазыла Ахмеда в последние месяцы были нечастыми, но всё ещё мучительными. Где бы не столкнула их жизнь, на торжественном открытии мечети Валиде Султан, открытии госпиталя Ягмур имени Атике Султан или же просто во дворце, было больно. Она привыкала жить без него, он без неё и всё же его могучие крепкие руки, её глаза и губы рождали тоску и безумие в разлучённых сердцах. Турхан несколько раз ездила повидать внуков и познакомилась со скромной и умной Михре, оценив удачный выбор Фазыла Ахмеда. Это было вдвойне тяжело: знать, что он счастлив без неё, что о нём и детях есть кому позаботиться. Она плакала бессонными ночами, а потом собирала волю в кулак и продолжала жить. Не ради себя, ради сына. Порой накатывала такая тоска, что сердце, казалось, разорвётся. В один из таких вечеров она попросила Башира агу снять доски с двери, ведущей в тайную комнату. Евнух уже привык к причудам Султанши и выполнял всё, что она не попросит, не переча и не пытаясь выяснить тайный смысл происходящего. Оставшись одна, Турхан спустилась туда, где некогда была счастлива. С момента последней прощальной встречи прошло более трёх месяцев. Зажигая свечи, она не думала о том, что может увидеть при свете. Там, на кровати, были розы. Бордовые, белые, розовые, низкие, высокие, колючие и почти без шипов. Около ста штук. Большинство из них давно завяли и засохли, но крайние были свежи. Объяснение она нашла на столике. «Каждый вечер пока жив, буду спускаться сюда и оставлять один цветок для тебя. Когда отцветут розы, пойдут астры и георгины, потом тюльпаны и ландыши. Я приказал заложить оранжерею при своём дворце, чтобы у меня круглый год были свежие цветы для тебя. Когда-нибудь ты спустишься сюда и среди умерших бутонов поймёшь, как велика моя бессмертная любовь к тебе». Турхан упала рядом с кроватью, запустив ладони в повядшие цветы. Шипы впивались ей в пальцы, причиняли сильную боль, и с них скатывались капли алой крови на белые простыни, на которых они с Фазылом Ахмедом когда-то любили друг друга. Когда гости разошлись по домам, Кесем и Кеманкеш остались с Джемалем. Султанша была не в духе и её супруг знал причину, он и сам сердился. Отдав мальчика на попечение кормилицы в этот раз на всю ночь, они пошли спать. По привычке Кеманкеш помог жене переодеться и не слова не говоря лёг. — И чего ты злишься, можно поинтересоваться? — У вас была очень милая беседа с Намыком. Неймётся же этому старому! Ручку поцеловал, стул отодвинул, бокал передал… — Он, между прочим, моложе некоторых, возомнивших себя героем-любовником. Думаешь, я не заметила, какими взглядами вы обменивались с Синем? — А ты разве всё ещё ревнуешь меня? — Спрашиваешь тоже. Я престарелая дура, которая обожает тебя несмотря ни на что. — отвернулась. — Прости. Мы это специально устроили, чтобы ты стала такой же, как раньше. Я люблю тебя и даже эту ревность по любому поводу люблю, мне её не хватало. — уткнулся в её плечо. — Я догадалась и решила отомстить. Чтобы ты почувствовал, каково это. А прежней мне уже не стать. — Глупая затея. Я сам дурак, попался в свои же сети. Готов был задушить этого любителя тканей и пахлавы. Ты так трогательно сказала про нас там, за столом. Мне было по-мужски стыдно, но я готов был расплакаться. — Аллах, чего это я? Жизнь ведь продолжается. — стёрла слёзы. — Мы любим пока дышим, пока открываем глаза. И ревнуем тоже, без этого нельзя. — развернулась лицом к Кеманкешу и поцеловала. — Ты не должен чувствовать себя брошенным или обделённым моим вниманием. И эта боль утихнет. Уже стало терпимо благодаря тебе. Ну, иди ко мне, утешь, приласкай. — послушно сомкнул уста на её шее. — Моя Кесем. — И всё-таки Синем положила на тебя глаз! Пусть только попробует! — усмехнулась, искренне желая быть такой же как раньше хотя бы для него. — Не попробует. Я познакомил её с твоим проворным кавалером. А вдруг у них что-нибудь получится? — Сводник! — засмеялась и они вместе повалились на подушки. — Смейся почаще, прошу тебя! Твой смех — моя жизнь. — Постараюсь. — крепко обняла своего Кеманкеша, всем своим существом чувствуя его бесконечную любовь. Через три дня Султанша убрала засохшие цветы с кровати, завернув их в узел из простыней. Те розы, что ещё были свежими, поставила в вазу с водой. Она смирилась со всем, что не давало ей покоя раньше. В конце концов, любовь — не гордость, а смирение, не шантаж, а уступки, не эгоизм, а жертвенность. Турхан устроилась на краю кровати и стала ждать. Его шагов, его дыхания, лязга ключа в замочной скважине, каких-то совсем неважных слов, обещаний и оправданий. Главное, чтобы пришёл. И он пришёл. Закат медленно опускался над Стамбулом. Кесем и Кеманкеш вдыхали воздух тёплой осени, укачивая на руках Джемаля. — Спи, сынок. — мужчина поправил одеяло и шёпотом заговорил с Кесем. — Знаешь, я часто думал, каково это — растить мальчика? Хасан ведь достался мне уже взрослым. Всевышний прочитал мои мысли и понял их так. — А я часто представляла, что у меня появится ещё один шанс, шанс исправить ошибки, допущенные при воспитании сыновей. И теперь у нас есть Джемаль.- прижалась к руке мужа, глядя на то, как сладко спит внук. — Ничто не приходит к человеку без цели и смысла. Всё предрешено свыше и дано лишь тем, кто справится. А у нас впереди ещё много времени и много любви.
Примечания:
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.