Самое страшное из чудовищ

…После длительного суда стало ясно, что справедливости не добиться. Все улики оказались уничтожены, все свидетельства — куплены, и любимый сынок большого чиновника вышел сухим из воды. Ни резонансность дела, ни гибель двадцати человек не помешали обернуть всё против Билла, выставить его безумным параноиком — преступник и его отец немало потратились, чтобы остаться невинными в чужих глазах. Билл и не представлял прежде, какая власть находилась у жадных и лживых людей, забравшихся на политический Олимп… Единственное, что Билл мог сделать — вернуться к матери в Мичиган. Он был в инвалидном кресле, но после мучительных долгих месяцев паралича это казалось огромной победой. Может, однажды удалось бы и встать, или даже пойти, но специалисты уверяли, что думать об этом пока рано, ведь Билл не восстановился окончательно: в будущем предстояло ещё несколько операций. И не все из них… покрывала страховка. Много денег Билл спустил на суд и лечение. А поток счетов никак не иссякал… Изнуряющие боли в ногах, в спине, в паху ежечасно мучили Билла. Он сделался зависимым от опиоидных анальгетиков и своей стареющей матери, без помощи которой не мог встать с постели. Невыносимое чувство слабости, уязвимости рвалось из его груди сдавленными рыданиями. «Лучше бы мне умереть», — преследовала ночами страшная мысль. На этом, однако, извращённая фанатская месть не закончилась — одних телесных страданий Билла мелочному ублюдку оказалось недостаточно. Дело оставалось за малым: исказить облик когда-то блистательного футболиста в глазах толпы. На телешоу о Большом Парне вспоминали как о фрике, часто сыпались в его адрес странные неуместные подколы, и со временем всё обернулось откровенной травлей. Никто, наверное, и не заметил, как «Большой Билл» стал «маленьким», и как превратился из патриота и кумира в маргинала и пьяницу, буйного психопата, не слезающего с колёс. Даже тяжёлые травмы перестали казаться причиной оставить Билла в покое и помнить о нём с молчаливым уважением. А преданные фанаты мгновенно разочаровались… Он смотрел на всё это, цепенея, убеждал себя, что это неправда, что это кошмарный сон. Ненависть, как паразит, пожирала его. «Только подумать, — со злобой говорил Билл. — Они поверят любому дерьму, которое услышат из ящика. Руки готовы лизать тем, кто кормит их помоями…» Последняя надежда мучительно умирала в нём. А без неё… без неё оставалась лишь тьма, и он не мог закрыть глаз, не мог спастись от неотвратимого… Пока не случилось чудо. Хао вернул Биллу здоровье, и Билл, задыхаясь от восторга, пробежал несколько миль на крепких, могучих своих ногах. Он был так счастлив, что мог пойти за Хао хоть на край света. На удивление, ничего другого Хао и не понадобилось. Он рассказал Биллу о битве шаманов, и когда Билл спросил его: «Неужели кто-то обязательно должен умереть?», понимающе улыбнулся: «Если не будет другого выхода». …Только спустя столько лет Билл понял, что Хао лгал. В чём была необходимость убивать эту троицу неудачников? Они выбыли из битвы, ничем не могли помешать ему. Да и велика значимость у семи тысяч фурёку… Однако, несмотря на все сомнения, Билл должен был признаться себе, что получил удовольствие от этой «маленькой охоты». Столько времени он провёл в ожидании неё, чтобы выместить злобу за свою первую миссию, обернувшуюся унизительным провалом. Американский футбол — спорт не для сосунков и насилие в каком-то смысле всегда было частью жизни Билла, но никогда прежде он не относился к убийству с таким цинизмом фанатика. Никогда не желал растоптать кого-то, лишь бы угодить господину или ненасытной толпе… «Кто я теперь, раз с удовольствием прыгаю в бездну следом за теми, кого презирал? Самое страшное из чудовищ?» *** «Мы должны радоваться, что просто сумели выжить». В первый раз эти слова были точно припаркой мёртвому — попыткой унять боль от разбившейся мечты. Слова, что должны успокаивать, но, произнесённые вслух, оказываются слишком жестокими. «Мы должны радоваться, что просто сумели выжить», — повторил Пино. А потом с Кадимахидом напился до полного беспамятства. Зоря поверить не могла: только что были на волосок от гибели, лежали под капельницами — так им досталось… и вот уже хохочут и лезут, пьяные, друг другу морды бить! Может, они хотели утешить уязвленную гордость, забыться… Всё равно это задело Зорю. Ведь они даже не подумали, каково будет ей видеть их такими после всего, что произошло. Ночь она протосковала в одиночестве. И потому ей вдруг вспомнилось, как перед боем с Фунбари Пино объявил: — Сначала нападём на того, что в каталке. И не надо на меня так смотреть! Это разумно. Лучше устранить мелких сошек, чтобы не путались под ногами. Сами ведь бесчестные, на жалость давить хотят! Тьфу!.. К тому же это не место для калек! Думать надо было перед тем, как сюда приходить. — Что ж, — вздохнул Кадимахид. — Если нет другого выхода… А Зоря тогда… даже не задумалась, что делает что-то не так. В глубине души согласилась с Пино никого не жалеть. И вот — им вернулось сторицей. Может, потому они и не пытались почти избежать своей незавидной участи. И правда, если б не Хоро… как жестоко их судьбы оборвались бы! Но справедливо по тем звериным законам, с которыми Айсмен сами были согласны. Кто же тогда — самое страшное из чудовищ? И вовсе не великан этот. Мало ли почему он за Хао идёт! А тот, кто забыл, что он — человек.