Драбблы на сладкое

В целом Ральф всё устраивало: послезавтра аванс и можно закупиться, кофе перед ним ещё не остыл, таблицы заполнялись без особых усилий. А потом он услышал ржач. Дерзкий пьяный ржач Ангела. Что ж, добавим к распорядку дня ночной обход. Ральф с ноги открыл дверь спальни третьей. – Почему ещё не по шконкам? Пол первого. Со стремянки свесился главный долбоёб Папа Птиц: – Так самая длинная же. – Спорим, у меня длиннее, – по привычке устало буркнул Ральф. Но Стервятник услышал. – Не имел чести. – Слезай, говорю. Дело есть. Фонарик возьми. В кабинете Ральф усаживается в кресло, кидает в сторону Стервятника стопку бумаг. – Вот это дерьмо...тесты. Надо завтра до полудня заполнить. – Может Вы сами? – Стервятник скривился и зажмурился так, словно кто-то брызнул ему в глаза лимоном. – А нихера. Тебе 18 уже, сам разберёшься, читать умеешь. И вот, на, – Р Первый вытащил из кармана таблетки и пустил по столу в сторону Птицы, – обезболивающее. – А посильнее ничего нет? – Я тебе не Могильник. Надо Могильник – пиздуй в Могильник. Стервятник вздохнул и сложил всё в куда-то внутрь балахона. – Вали. Стервятник насмешливо отсалютовал ему двумя пальцами и пошёл к выходу. Ральф кинул в него методичкой, но та ударилась о захлопнувшуюся дверь. С той стороны был слышен удаляющийся хохот Большой Птицы. Стервятник явился сам через час. – У нас труп в ванной. – Что? – Краб. – Что? – Очень мёртвый Краб на полу нашей ванной. – Что? – Ральф, пожалуйста. Мне не к кому больше пойти. А потом порезали Рыжего. А потом кто-то вызвонил Акулу и тот орал так, что было слышно наверное в женском корпусе. Потом Шериф доебался насчёт выпить (сразу нет). А потом Стервятник налетел на него в тёмном коридоре и прижал к стене. – Это уже домогательство. – Нет у нас такой статьи. – Я тебе любую могу приписать, особенно после сегодняшней ночи. – Да ладно Вам. Один поцелуй и неделю Вы обо мне ничего плохого не услышите. – По рукам.