Тёмно-светлое

Как и тогда, всё началось с котов. То есть нет, со звука, а коты... ну они просто были и бежали, и шли, и летели по крышам. Разношёрстные и безухие, длинношёрстные и грациозные, однотонные и хромые, да бог их сколько: просто разные. Любые. Тсуна лишь на мгновенье задумался, а потом поспешил за ними, оставив позади дела, встречу, сделку, Хаято, который, как только выйдет из магазина, будет шумно паниковать и проклянёт город. С него станется. Но на данный момент ничего из этого значения не имеет. Тсуна встречал Это восемь раз в Намимори. Обязательно в декабре. В день, когда выпадет первый снег. Когда ещё светло, но солнца нет, только синь и не слишком яркая луна. И перед этим всегда холодно-холодно. И кажется, что безнадёжно. Но только до тех пор, пока не услышишь эту мягкую, волнующую скрипичную мелодию. И не увидишь несущихся со всех лап котов к старенькому мосту на окраине. Даже тогда, будучи трусливым пареньком, убегающим от проблем, он всегда нёсся вслед за хвостатыми. Тсуна прибегал к мосту минут через десять, ни капли не уставший, взволнованный, с безумно-стучащим сердцем. Смотрел, как в такт своей музыке кружится человек. И тогда теплело. Коты сидели с прямой спиной, наблюдали как зрители, иногда кивали. Саваде казалось, что он тоже вот-вот превратится в животное и будет потом перепрыгивать с крыши на крышу, гонять от собак и лежать на толстых ветках, не боясь упасть. А ещё он никогда не запоминал... не мог запомнить, как человек выглядит. Была ли это девушка или парень, старый или молодой, ничего. Кроме глаз. Кроме янтарных, огненных глаз с вертикальными зрачками и треугольными бликами. Он... или она открывала их за секунду, как музыка прекращалась, и исчезала, стоило Тсуне моргнуть. Коты потом лениво потягивались, зевали и неспешно разбредались по разным сторонам. Всё прекратилось в год, когда пришёл Реборн. В декабрьский день, когда выпал первый снег, он не услышал музыки, хотя резкий перепад температуры прочувствовал. Подумал, что всё, что было до этого, можно перекинуть на иллюзиониста, который всё это время разыгрывал местных жителей. Отличное объяснение. Понятное. Дико скучное. И вот сейчас, находясь в тихом Вильнюсе, Тсунаёши с замиранием сердца мчится к мосту. Серая толстая кошка проскакивает между его ног, скрываясь в переулке. А музыка уже почти тут, стоит только выйти из-за угла. И Савада, естественно, выходит. Смотрит на силуэт, у ног которого пустой футляр. Оранжевые лампы на мосту порождают тени, и они неестественно кружатся в каком-то старинном танце, ведомом только им. Они золотят лёд, и теперь по нему не пройти, ибо весь он покрыт златыми трещинами. Тсуна не чувствует тумана, он вообще живых людей рядом не чувствует, и это успокаивает. Мелкий снег с порывами ветра создаёт фигуры, всё в округе оживает, и потом глаза такие же, какими он их запомнил, смотрят прямо, там смешинки и огонь. Он знает, что если моргнёт, то всё исчезнет. Он совершенно этого не хочет, и глаза начинают слезиться. Человек со скрипкой ему подмигивает, а потом... Потом мир вертится быстрее, становится больше, ярче. На пустой улице огромный дракон улетает ввысь. Серая толстая кошка невозмутимо провожает его взглядом, а потом начинает вылизывать правую лапу.

***

— Подожди. Повтори, пожалуйста. Хару кивает, не отводя взгляд от книги, она рада, что Тсуна оторвался от своих бумаг. Она шелестит страницей и вчитывается, делая голос мягче. — Эльфийская ромашка... — Нет, — поспешно останавливает Савада, — то, что ты читала ещё раньше. Миура вопросительно поднимает бровь, а после, спохватываясь, переворачивает ещё страницу. — Драконы народа Мизелин, — начинает она медленно, думая, что Тсуна снова её остановит, но тот, склонив голову, слушает с интересом. — По поверьям, они прилетают в города и страны каждый год с первым снегом и спасают планету. Мизелин верят, что они забирают холод, и если бы не драконы, то зимой температура была бы ‐500 градусов по Цельсию, — задумчиво продолжает Хару, — а потом они возвращаются домой, на свои звёзды. Видеть их обычному человеку — плохая примета. — Почему? — спрашивает Савада, видя, что Хару читать перестала. Девушка улыбается. — Потому что увидевший дракона сам становится таким же. И однажды он тоже улетит на свою звезду, забыв всё, что имело для него значение. Тсуна откидывается на спинку стула, в блестящем отражении чайничка ему кажется, что его зрачок вытягивается. — А где ты нашла эту книгу? — интересуется он, а потом быстро машет головой и усмехается. — Впрочем, лучше не говори.