***
— Дей, тебе не кажется, что ты немного переборщил? — худенький паренёк в забавных тапках и непривычном для мужского глаза фиолетовом топе с легкостью закидывает громадный меч себе на плечо, с кислой мордой наблюдая за обломками палубы. Начавшаяся суета из-за взрыва переходит в настоящий балаган, как только с вражеского корабля начинает навевать кровью и злорадством. Закатывая глаза, парень с длинными жёлтыми волосами спрыгивает со самодельной птицы рядом с белобрысым юношей. Его образцовую талию подвязывают шнурки от штанов, а в пупке красиво переливается солнце, запертое в серьге с янтарем. — Не кажется, — он плотоядно осматривает парочку шиноби, которые, встав в стойку, ждут приказа капитана. Тот мерными шагами спешит навстречу, особо не удивляясь спектаклю, и внутренне чертыхается от гримасы ужаса на некоторых лицах своих подопечных. Два сосунка пред ним — явно ещё не вся команда, но недооценивать не стоит даже их. — Что вам нужно? — кэп выше их головы на две, поэтому парни игриво и по-детски закидывают головы вверх. В волосах обоих играют солнечные лучи, и если бы не сторона, за которую они воевали, оба сошли бы за молодых рыбаков из провинции, которым не хватило денег для поступления в училище, поэтому и пришлось идти работать, но это не особо сказалось на них — оба остались весёлыми подростками. — А это похоже на что-то, кроме пиратского разбоя? — вопрошает Дей, и в этот момент за его спиной взлетает птица с шестью пиратами на спине. Они больше не говорят ни слова после того, как один из юношей заносит меч над головой. — Кто не будет сопротивляться, тому мы отрежем лишь один комплект конечностей, — кричит пират в тёмных очках, с полностью черной рукой, от которой разит кислотным смрадом. Это военные шиноби, поэтому церемониться с ними никто не собирается. Они ещё хуже их, пиратов, уж поверьте. — Суйгецу, Дейдара, оставьте их на новеньких, — тихо зовёт парней мужчина, сидящий в позе лотоса на самом носу корабля. Плотная льняная рубаха развивается на ветру, обтягивая его худое тело, а багряные волосы открывают красивый лоб лишь с одной крупной морщиной. Смуглая кожа слегка блестит от пота, глаза закрыты, дыхание ровное и спокойное. — Но Сасори-сан! Это нечестно! — парень, уже формирующий из глины маленькие фигурки остепеняется, возводя на вышестоящего полные непонимания глаза. Суйгецу лишь закатывает глаза, втыкая меч прямо посередине затёртой ходьбой доски и опираясь на рукоять подбородком. И так уже не первый раз. — Ты понимаешь своей тупой башкой, что нам нужны сильные и проверенные новички перед походом в Чёрные Воды? — глухой и будто прокуренный голос мужчины сбивает спесь с рвущегося в бой подопечного. — Тогда нахуя каждый раз так обламывать, гм?! — выкрикивает парень, чтобы перекричать звуки борьбы позади себя. — Надо было сказать, чтобы так и сидели на корабле! — Мадара хотел, чтобы вы прошерстили каюту капитана и посмотрели карты и табак, — беззлобно хмыкает Сасори, понимая, что этими словами лишь сильнее раздраконит малышню. — Он хуже грыжи! — кончики ушей, таких уязвимых сейчас из-за того, что высокий хвост обнажает линию скул, краснеют из-за гнева, а Дей поспешно залезает на птицу. — Я посмотрю, как ты скажешь это ему в лицо. — И ты тоже! — карикатурно нелепая птица взмывает на высоту пары метров, со своим разгорячённым и обиженным наездником. Если бы приказы раздавал не Мадара, то Дейдара бы выругался на славу, сейчас же, находясь за десятки метров от Учихи, он всё ещё трусил сказать что-то пообиднее. — Это действие будет иметь последствия… — кареглазый выдохнул и вновь закрыл глаза. Но вскользь брошенная фраза привлекает внимание лишь заскучавшего Суйгецу, который теперь не выглядел грозно со своей забавной расстроенной мордой и милым клыком, выглядывающим из-за губ. — Что видишь? — Сасори не колышут выходки выебистого сучёнка, не умеющего толком исполнять прямые приказы, поэтому он легко спрыгивает с насиженного места и медленно плетётся ко второму парнишке. Дейдара может психовать так только при нём, при Мадаре же даже рот открыть не посмеет. Суйгецу слабо вращает в сторону медика голову, тяжело вздыхая: — Не самый сильный отряд, скорее всего, ходивший где-то неподалёку среди деревенек. Такие же ублюдки, как и все те, коих мы встречали до, — на этой фразе они синхронно слегка мнут губы в улыбке, — старшие выставили молоденьких вперёд, как пушечное мясо, — он кивает в сторону пары лежащих тел, обгоревших или просто заколотых кунаями, — все те, кто посильнее, во главе с капитаном окольцовывают вход в «яму». Думаю, там важный груз или, накрайняк, пленный. Сасори улыбается по-доброму, но как всегда сдержанно, скрещивая руки на груди: — Что по поводу парней? — Те, что были в прошлый раз, соблюдали план лучше и техничнее, же эти — как стадо, особенно вот тот, — Суйгецу кивает подбородком в сторону огромного лохматого бугая из новичков, добивающего котлету из чьего-то лица, — я не понимаю, откуда в них столько жестокости, — он прикрывает глаза и сразу тянется погладить меч кончиками пальцев. — Они ни разу не страдали от рук военно-морских шиноби, и им приказали расправляться с ними только по надобности. — Ты прав, — мужчина запускает пятерню в сухие волосы цвета первого снега, которого они оба не видели уже много лет. У него получилось воспитать умного и терпеливого ученика. Хотя бы одного. — Выполни задание, и можешь первым залезть в их сокровищницу. — Спасибо, — льдинки в глазах парня так ярко сверкают последний раз. Сасори смотрит на поле боя, тоскливо наблюдая за лужами крови, и мечтает о дневном сне. Суйгецу разрубает слитным движением толстенную дверь, хотя в этом не было необходимости, и варварски вваливается в просторную и светлую каюту капитана судна, которая оказывается более внушительной их собственной раза в три раза, если не больше. Воняет стерильностью и чистыми вещами, а на полу даже не валяется ни одной бумажки. Неприятно. Не как у морских волков. — Мажоры, — он рубит пополам стул, но сразу осекается, потому что если сейчас заиграется, то место первооткрывателя достанется какому-нибудь спорному товарищу по команде. Он вырывает с корнями ящики комода, вытряхивая из них всё, что попадётся под руку. На ловких пальцах оказывается грубый перстень из чернённого серебра в виде пасти пса, а красивый медальон с веточкой лаванды, залитой смолой медового оттенка, летит в нагрудный карман. Мешок быстро наполняется неаккуратно сложенными картами, блокнотами и книжками, которые, по мнению пирата, могли бы быть полезными. Он примечает два небольших походных рюкзака и, решив, что там может быть что-то ценное, хватает их тоже. — Отдашь капитану, скажешь, что от меня, — Суйгецу лишь надеется, что это человек из его команды, и ему не придётся торчать на дежурстве в наказание или что ещё хуже — зализывать раны в каюте Сасори-сана после хорошей трёпки. Парень, имя которого блондин даже не помнит, ловким движением вырубает последнего стоящего на ногах. — Где капитан? — Скрылся там, — всё тот же парень топает ногой по люку, ведущему вниз. — Сасори-сан! Давай сюда! — весело щебечет юноша. Тот не торопится вставать. Лишь из-под сильного прищура наблюдает за всем со стороны. Суйгецу открывает люк сначала на пару сантиметров и, лишь убедившись, что там нет света, откидывает крышку полностью. Помещение само по себе небольшое, но уходит вправо, и рассмотреть, что же находится внутри, не предоставляется возможности. Рецепторы вопят о том, что в люке нет чакры, присущей тому громиле, которого они встретили вначале. Значит, скрыл. Однако есть ещё один источник. Есть что-то умирающее и почти иссякшее. Хозуки прыгает вниз и в темноте может различить лишь движение в его сторону, безошибочно швыряя меч лезвием прямо в капитанскую голову. Живот пронзает странной, парализующей болью. Парень смотрит вниз и видит железный штырь, вошедший глубоко внутрь. Тот сразу зажигается голубым светом. Суйгецу вскидывает голову наверх, испуганно смотря старшему в глаза в последний раз, а затем валится с ног, спиной припадая в скользкой стене. Он больше ничего не слышит. Сасори ошалевшими и полными ужаса глазами осматривает не кровоточащую рану, одной рукой придерживая Суйгецу за основание шеи, а другой переворачивая его в лежачее положение. — Пейна и Дейдару сюда, живо! — банда, которая привыкла к пассивно-агрессивному Сасори удивляется тому, что тот умеет испытывать более яркие эмоции. Наверху кто-то уже бежит к противоположному полюсу корабля. Какофония из звуков сглаживается шоком от воспоминаний. Сасори смутно помнит что это такое. У него слегка дрожит рука, потому что их двоих он боится потерять чуть ли не в первую очередь. Но он медик. И сейчас только от него зависит судьба пацана. Да какой он тебе пацан, окстись. Мужчина смотрит на железный шест, вошедший в правый бок, и медленно выдыхает, отплёвываясь от пыли и плесени. Солнечный свет падает прямо на неподвижное тело, освещая бледное лицо и рану. То есть то место, где она, по идее должна быть. — Блядская сука, — Сасори понимает, к чему все идёт. К его ногам медленно ползёт кровавая лужа, окрашивая поверхностные волокна досок из мощного дерева красным. Он прищуривается, смотря поверх трупа в глубину. Кажется, там на момент зажигаются красные огни. — Кто там? — Акасуна ощетинивается, прикрывая Суйгецу собой, но краем глаза следит за положением ног и рук, чтобы случайно не коснуться штыря. Ответом ему служит лишь тишина, о которой он может более менее судить, исходя из орева на верхней палубе. Сасори прикрывает глаза, настраиваясь на восприятие чужой чакры. Кончики пальцев чувствуют едва уловимую энергию, исходящую от того, кто находится в глубине этого ебанутого сооружения. По виску стекает капля пота. Энергия пацана и человека переплетаются и, кажется, текут в одном русле. — Сасори! Акасуна от напряжения во всём теле забывает обо всём и лишь беспорядочно пялится в темноту. — Сасори! — уже натурально кричит Пейн, с нехарактерной ему обеспокоенностью наблюдая за позой сокомандника. Медик вскидывает голову наверх и видит боцмана, что уже намеревается спускаться к нему. Мужчина заслоняет головой солнце, из-за чего внутри сразу становится темно, а Пейн походит на божество. — Дейдара тут? — перво-наперво задает вопрос Сасори. — Да, что случилось? — Потом, всё потом, — он отворачивается, склоняясь над телом под собой. И боцман тогда впервые видит тельце Суйгецу, сиротливо приваленное к стене. Пара секунд и парня уже несут на руках к взволнованному Дейдаре. — Ты можешь осветить эту комнату? — тихо сипит загипнотизированный увиденными огнями две минуты назад Сасори, пялясь в темноту. Ему начинает казаться, что он уже слышит дыхание пленного. Он почти истерично мнет в руках шнурки штанов, сходя с ума от того, что он не может сдвинуться с места, пока не узнает тайну этой ямы. — Что.?! — привычная сила невидимым магнитом тянет его наверх, выбрасывая не нежно, но отрезвляюще. — Иди, — Пейн расстёгивает балахон, чтобы избавиться от ненужной одежды, лавандовыми глазами почти давая пощёчину, — он метился в живот, где концентрируется чакра, Суе может не дотянуть. Мадара глазами посмотрит на ток чакры, будь аккуратен, — он спрыгивает внутрь, не дожидаясь ответа. Сасори будто обливают водой из шланга, а перегретый компрессор обдают сухим льдом. Акасуна бьёт себя узкой ладонью по щеке со всей силой, и бежит к парню, способному вить лианы, чтобы попасть уже на свой корабль. О чувстве вины он пока ещё даже не думает. Ему банально некогда себя линчевать в этой тупиковой ситуации. Сасори видит птицу Дея, сиротливо склонившуюся около двери в их с боцманом каюту, и координирует своё тело туда, без церемоний врываясь в доселе спокойную из-за повисшего в воздухе страха обитель. Акасуна застывает в проёме с испуганным выражением лица, смотря на почерневшего от злости и грозного кэпа, вращающего в руках парочку самодельных огненных шаров. Иглы на его голове ершатся, а нос становится орлиным. Он громадной фигурой возвышается над худеньким Дейдарой, аж зеленым от вида Суйгецу. Сасори видит влажные, молящие глаза, и командует ему убираться от парня подальше. — Ты посмотрел ток чакры? — Сасори вплотную подходит к Учихе, и тот мгновенно понимает, что, вообще-то, ни к нему, а к шкафу со снадобьями и инструментами, поэтому грациозно отшагивает назад. Всё это время он стоит со скрещенными оголенными руками и лишь тяжело дышит. Ему не нравится, когда, казалось бы, легкое задание скатывается в тотальный хаос, да ещё и с поминками. Пусть этого щенка он всё-таки ненавидел, но терять из строя Сасори, который сам окочурится, если потеряет своего ребятёнка, он не собирался. Да и некрасиво как-то, всё-таки эти два балбеса на корабле были уже пятое плаванье подряд. Надумав, Мадара разлепляет сухие губы: — Шест вошел глубоко, порвал селезенку и задел важную точку чакры, — он гремит голосом, отрываясь от стены и подходя ближе, — вся чакра стремительно сюда утекает, и если ты, блять, будешь кашеварить мазюкалки на пару минут больше — этот пиздюк откинется, — Сасори со всей своей спокойностью, взявшейся непонятно откуда, лишь секунду смотрит на горящие шаринганы. — Завались, иначе сейчас откинешься ты, — он открывает зубами колпачок от бутыли спирта, и идет к кровати. Обычно даже Сасори не позволяет себе так с ним говорить. Мужчина ставит на привинченную прикроватную тумбу темно-синюю склянку, усаживаясь на колени перед койкой. Влажная и худая ладонь бегло скользит по шее пострадавшего, останавливаясь и сжимая кожу на сонной артерии. Пульс булькает с чудовищно длинными паузами. — Подай плоскогубцы, — через плечо кидает Сасори, протягивая руку назад. Дейдара подрывается, на негнущихся ногах бредет к столу и хватает инструмент в обе руки. Холод металла обжигает кожу, напоминая, что это — не затянувшаяся шутка, и из его друга сейчас будут натурально вытаскивать кол, стремительно засасывающий и поглощающий в себя чакру, залезая под кожу чем-то таким брутальным и пугающим. — Спирт, — Акасуна перекладывает инструмент в правую руку и смачно поливает его пахучей жидкостью. — Мадара, смотри за током чакры и говори, если что-то пойдёт не так. В каюте почти тихо, слышно лишь учащенное дыхание Дея, вставшего за капитаном в невозможности наблюдать за операцией. — Слабак, — фыркает Учиха, и выходит из-за спины медика, вставая прямо над кроватью. Сасори поддевает топ, разрывая его почти ровно посередине, и аккуратно снимает тряпку со штыря, не касаясь его. Складывает несколько печатей, прикладывает ладонь поверх пупка пальцами вверх и слегка нажимает основанием. Прикрывает глаза — рыжие ресницы отбрасывают легкие, как паучьи лапки, тени на курносый нос. Кэп смотрит на это таинство и почти хмыкает вслух. Он вертит шеей, хрустит позвонками и пару раз промаргивается. — Почему не идёт кровь? — неожиданно вмешивается в процесс с расспросами Учиха, прислоняясь голым плечом к стене. Будто ему постоянно надо было облокачиваться обо что-то, да и вообще выдержать выверенной тишины он был не в состоянии. Сасори поливая руки из все того же флакона бесцветно отвечает ему: — Он пошел смотреть на пленника вниз, это — один из тех колов, которым, я думаю, заключённый был прибит. Они созданы для обездвиживания, то есть кол и создает рану, и не дает ей кровоточить. Мадара ничего не отвечает. Он переводит серьёзный взгляд на второго парня, нервно теребящего медальон на золотой цепочке. Под ногами у него валяется разодранный топ. Он никогда не нравился капитану, и тот всегда измывался над Суйгецу за его бабский цвет. Учиха трёт лицо ладонями, потому что сейчас не стоит уходить и бросать этих двух с половиной человек одних. Капитан смотрит на ток чакры по организму, замечая, что в нее будто бы добавили желатин и она застыла в сосудах и капиллярах. Сасори захватывает один конец шеста плоскогубцами, покрытыми оболочкой из чакры, и медленно начинает тащить на себя, другой рукой прижимая разрыв и помогая себе какой-то техникой. Металлическую трубку, которая, только покинув тело, перестает светится, медик отбрасывает к двери с надменным: «избавьтесь от нее». От обеих рук начинает исходить зеленое свечение, и он накрывает дыру в животе ладонями. У Сасори оказывается некрасиво сгорбленна спина, напряжены плечи и плотно сомкнуты глаза. В теле вибрирует тщательно скрываемая злость на всё на свете. — Что с чакрой? — Теплится в районе живота. Акасуна утирает влагу на лбу, тычась носом в предплечье. Сердце отчего-то начинает биться ещё быстрее. Он кидает изучающий взгляд на Дейдару, сидящего на полу и обхватившего сбитые синие колени руками. Он уткнулся острым подбородком в изгиб локтя, смотря поверх рук медика, будто как и Мадара мог увидеть медленно затягивающиеся ткани внутри. — Эй, — резко толкает его обращением Акасуна. — Да, Сасори-сан? — он виновато косит кристально-голубыми глазами в сторону, и проводит узловатыми пальцами по выбившимся вьющимся волосам у висков, заправляя их за уши. — Ты не виноват, хватит ныть, — Сасори отфыркивается, хоть и знает, что поступает жестоко. В руках чувствуется ощутимое покалывание от того, что его чакра трансформируется для заживления раны, — сможешь его отнести к вам в каюту? — Да, — сипло отвечает Дейдара, смотря на розовый язык на своей ладони, — он долго будет восстанавливаться? — Нет, я применил довольно сильную технику, поэтому, завтра вечером уже опять будете хуйней вместе страдать. — Спасибо… Благодарность тонет в криках на борту, причем визгливых и даже воодушевленных. Мадара закатывает глаза, бегло облизывает губы, уже собираясь засучить рукава для трёпки. Настроение, начиная с закончившегося ядерного табака из пустынь Красной деревни, всё продолжало портиться. Руки так и чесались унизить и наорать на кого-то за какую-нибудь оплошность.***
Гок еле слышно щёлкает пальцами, и в конуре повисает мягкий свет, цветом напоминающий сливочное масло. По стенам вниз бежит тёмная, многослойная плесень, обитающая тут, кажется, ещё до того капитана, чьё подобие головы сейчас валялось у ног мужчин. Несмотря на освещенность, риннеганы всё также ярко сверкают от шока. На него одним глазом смотрит перепачканный в запёкшейся крови и какой-то саже человек, с ужасно сальными и спутанными волосами. Не может быть. Эти глаза цвета крови, стекающей с только что освежеванного тела, выбиваются из тысячи других. И взгляд. Даже в таком нищенском и загнанном положении — гордый и каплю насмешливый. Прямо как с плакатов по розыску с огромным количеством нулей, приписанных к единице. Нос, обезображенный и распухший от гематомы, судорожно дергается, глаз медленно закрывается, а голова валится вниз, повисая безвольно от того, что кисти рук были прибиты к стенам непонятного помещения. Пейн узнает в нём среднего принца семьи Сенджу — тот третий год уже находится в бегах. Он узнает его даже одетого в какие-то лохмотья и с перекошенным от насилия лицом. — Ты — последний, кого я готов был тут увидеть, — Пейн соображает, что бросить его сейчас здесь — означает потерять несколько сотен возможностей. — Мне жаль, что ты попал к нему, — добавляет он, однако, без тени эмоций.