Give me back my life

— Да почему? Ты только мои тексты критикуешь, а сам нихрена не пишешь! — взорвалась я. Мы с Крисом сидели в одной из комнат огромного гостиничного номера. И он опять критиковал мой текст, говорил, что это не то. И «в этот альбом такое не подходит». То же мне, эксперт. — Я тоже пишу кое-что, — спокойно сказал мужчина, вальяжно развалившийся на диване. — А этот текст не годится, потому что… Чарли, суть альбома в другом. — Да?! — снова возмущалась я, падая на диван напротив. — И в чем же? Может расскажешь о своей задумке? Ну же, поделись секретом. Так работать будет куда проще. Фальверт ухмыльнулся. Опять! Казалось, он получает удовольствие. Наслаждается моим бешенством. Черт подери, как же он меня раздражал! Мы работали вместе всего пару недель, а он уже задолбал. А альбомы записываются несколько месяцев. И как, прикажете, его терпеть?! Господи, он достал меня. И Крис прекрасно знал об этом. Знал и радовался непонятно чему. Мне хотелось взять какую-нибудь вазу потяжелее и запустить ему в голову, дабы стереть эту ехидную ухмылку с его лица. Делая глоток бренди, Крис подался вперед. Он сложил руки на коленях, чтобы поведать мне свою «тайну». — У нас есть история, милая моя. Ты должна пережить ее заново и рассказать о своих чувствах в те времена, а не сейчас. Пройди через себя, окунись в воспоминания, слетай в Лондон — плевать. Делай что хочешь, но выдай искренние чувства. — Ты хочешь альбом, наполненный песнями о том, как ты меня бесил?! Крис хмыкнул, а затем опять посмотрел на меня. На его губах играла улыбка, а в глазах плескалась серьезность и… печаль. Мне вдруг показалось, что его кольнули мои слова. Если это так, то он заслужил. Однозначно. — Чарли, очнись. Куда делись все слова, что ты говорила мне? А? — ёрничал мужчина. — Давай. Напиши об этом. Ты недооцениваешь свою фантазию. И если хотя бы капля этих слов о любви и верности, что ты наговорила мне за два года, правда — у тебя несомненно все получится. — Да пошел ты! Психанув, я снова вскочила, схватила со столика кипу листов, исчерканных вдоль и поперек, и ушла. Выйдя из комнаты, я попала в другую. Там сидели Калеб и Нейт, о чем-то переговаривались. Но их голоса стихли, стоило мне с силой распахнуть дверь. В бешенстве, я на них не обратила никакого внимания. Просто запихала листки в сумку, что стояла в углу комнаты, и наконец-то покинула номер. Только стоя в лифте успокоилась. Прислонилась лбом к холодной стене, немного приходя в чувство. Он меня достал. Конкретно вымотал нервы. Я будто на эмоциональных качелях снова оказалась. То все нормально, мы можем сидеть в тишине и игнорировать друг друга, а потом раз — и его несет. Он что-то критикует, ухмыляется. А я злюсь и все. Ничего кроме злости не чувствую. Она прожигает меня насквозь, выворачивает наизнанку так, что мой мозг просто отключается. Черт подери этого гада! Мне уже казалось он организовал эту историю с альбомом только ради того, чтобы меня позлить. И от этого бесилась еще сильнее. А Крис ловил кайф, его ничто не заботило. Мало того, что приходилось его терпеть, так еще и папарацци эти мерзкие присосались ко мне. Желтые газетенки заподозрили неладное, стоило Фальверту задержаться в Нью-Йорке дольше трех дней. Они каким-то образом раздобыли адрес его гостиницы. И нет бы только за ним следить. Эти пираньи теперь гонялись и за мной. Еле ушла от них с Томом утром. Все. Теперь я не могла ни на студию съездить, потому что работать дико не хотелось из-за него, ни из дома выйти без, как минимум, «аварийного флакончика». А все ради чего? Ради альбома, который должен был освободить меня от этого придурка. Воспоминаний, ставших кошмарами, и всего прочего. То есть, говоря коротко, полностью изменить мою жизнь. Боже… мне уже с трудом верилось, что это была хорошая идея. Я жалела, что согласилась. И совсем не представляла, как выдержать его несколько месяцев. Радовало одно. Рождество. Праздники начинались через два дня. И Фальверт должен был улететь домой в Лос-Анджелес утром следующего дня. Хоть что-то хорошее. У меня появился шанс отдохнуть от него. Домой каждый раз я приходила вымотанная эмоционально, уставшая хрен знает от чего. И обессилено падала на диван, прикрывая глаза. Боже, он меня утомлял. Он меня раздражал! Крис выкачивал из меня все силы, вызывал лишь злость. И это чувство просто заставляло кипеть кровь в моих жилах. Порой, в тот самый момент, когда сил сдерживать мысли у меня уже не было, я задавалось вопросом — «За что любила его?». Этот человек невыносим! Он был придурком, портящим жизнь всем, кто ему не угодил. Он не умел доверять, вел себя, как мальчишка, даже в свои тридцать с хреном. И игрался со мной. Снова, черт возьми, игрался! Манипулировал мной, моими чувствами и эмоциями. Как тогда, пять лет назад. Только тогда за моей спиной не стояла жизнь с ним, любовь, брак, развод и потерянный ребенок. А потом эти мысли отступали. Потому что я знала, за что полюбила его. То, что он демонстрировал мне — это маска. Та самая его часть, которую показывал всем. Но полюбила я не такого Криса. Я полюбила его другую сторону. Открытого, честного, заботливого. Да, до сих пор имеющего проблемы с доверием к людям, собственника. Но это не мешало мне любить его. Крис был сильнее меня характером. Когда я сомневалась — он брал и делал так, как лучше для нас обоих. Тот Фальверт умел заботиться, любить. Но эта его сторона открывалась не всем. Я бы даже сказала — он открыл ее лишь мне и никому больше. Того Криса я любила. Но сейчас он был другим. Этот злобный придурок. Он ненавидел меня, потому что все еще верил в ложь Винса. В ту самую ложь, что разрушила наш брак. Фальверт изменился за эти три года. И сейчас он показывал всему миру свою темную сторону, но еще хуже он становился со мной. И это не то же самое, что было пять лет назад. Тогда он специально раздражал меня, чтобы вывести на эмоции и добиться желаемого. Сейчас он меня ненавидел. А я ненавидела в ответ. Забавно, да. Гребаная ирония судьбы. Не так давно я наспех схватила в кофейне газету. Схватила, потому что там на первой полосе красовалось мое фото. Оно было из коллекции, откуда я выбирала обложку для альбома. Признаю, не сдержалась, и опубликовала в соцсети весь фотосет. Он просто мне нравился. Под фотографией красовался заголовок: «Прошла любовь…». Банально, как день. Но я решила прочитать. И почему-то текст именно этой статьи из огромного числа запомнился мне лучше всего. «Кажется, все, кто хоть чуть-чуть интересуется миром шоу-бизнеса, знают, кто такие Чарли Вестман и Крис Фальверт. Безусловно, каждый слышал об их разводе, который поразил весь мир вот уже два с половиной года назад. Этого не ожидал никто. Потому что не было со стороны пары никаких намеков ни на ссоры, ни на расставание. На всех телешоу они улыбались, папарацци регулярно ловили супружескую пару на прогулках, отдыхе. Чарли следовала за своим мужем даже на гастролях (в то время мисс Вестман еще не начала свою карьеру певицы). На самом верху вы можете увидеть фото женщины сейчас. Признаться, по моему мнению, она сильно поменялась за весь этот период. Чарли часто исполняла свои песни на концертах мужа. И тогда они были наполнены добротой и любовью. Я бы сказала, что она легко могла отнестись к поп-исполнителям. Но сейчас музыка девушки стала более грубой. Чарли Вестман почти погрузилась в панк-рок, а ее песни полны боли, рассказов о тяжелой жизни. Инсайдеры часто говорят о проблемах со сном и питанием, с которыми девушка борется. Кроме того, необходимо отметить ее изменения в общении с бывшим мужем. Если отношения, которые демонстрировала пара, будучи в браке, правда, то при хорошем раскладе, они вполне могли остаться друзьями. Но любой может сделать вывод о том, что дружеские взаимоотношения у Чарли и Криса не сохранились. Для примера мы рассмотрим их общение на шоу Алисы, которое вышло в сеть несколько месяцев назад. Там Чарли подтвердила, что не видела бывшего мужа с момента развода. А все оставшееся время интервью она была сильно напряжена. И причиной тому явно был Крис. Лишь в конце они стали иногда высказывать что-то друг другу. Комментарии были довольно язвительны, причем, с обеих сторон. Вот так. Пара, которую все считали идеальным примером настоящей любви, распалась. И теперь Крис и Чарли стали истинными врагами. А почему — ответ не может дать никто. Ни один из бывших супругов не комментировал и никогда не отвечал на вопросы о причине распада их брака» — вот что писала о нашей паре юная журналистка по имени Сьюзи Паркер. От настоящей любви до врагов. Такую динамику приписала нам мисс Паркер. И она была права. Так и было. В этом ирония и заключалась. Первый раз в жизни я полюбила так сильно, что готова была быть с ним хоть вечность. Где угодно, когда угодно. Но нам не суждено было быть вместе столько, сколько мне того хотелось. В меня швырнули мои же чувства, раздавили и растоптали. И все, что мне осталось, это давиться горечью, продолжать умирать внутри от нестерпимой боли и тоски. Врать себе и остальным, что со временем это пройдет. И понимать, что нихрена. Такое само не проходит….

***

В ночь перед Рождеством мне не хотелось сидеть дома. Действительно не хотелось. Крис улетел утром того дня. И я ощутила некоторую свободу, облегчение и, одновременно, разочарование. Он улетел домой. К друзьям, близким. К людям, которые мне тоже раньше были дороги, а потом в один момент — раз, и отвернулись от меня. Остались с ним, уйдя по-английски. Практически, молча. Чтобы не думать о нем, о них, я решила заниматься делом. Работать. Фальверту ведь нужны были мои настоящие чувства. И я собиралась выдать все. До последней капли. Уж лучше ощущать пустоту, чем мучаться от воспоминаний. Но в канун главного праздника для всей страны мне совсем не хотелось снова углубляться куда-то, падать. И решила писать о том, что испытываю сейчас. Писать правду. Текст выливался на бумагу сам собой. Я просто представляла его лицо, потом выдергивала из клубка чувств что-то одно, и, отстукивая возможный ритм песни по подоконнику, записывала. Да, это получалось интересно. И для полноты картины можно было снова уйти в подобие рока, а не попсу. Например, добавить помимо гитары еще барабаны. И пианино, для разнообразия. Мелодия складывалась в моей голове, как пазл. И я бы даже попробовала ее наиграть хотя бы на гитаре, но, увы, в моем убежище не было никаких инструментов. Я не хотела играть дома. Ведь стены квартиры видели слишком много моей слабости и боли. Здесь сосредоточиться я бы точно не смогла. Но решение проблемы все же было. Студия. Там всегда оставались инструменты для таких случаев. А в канун Рождества я бы вряд ли с кем-то пересеклась. Решив, что идея почти гениальна, я наскоро натянула джинсы, толстовку, куртку и прочую верхнюю одежду. Просто так решила взять с собой Тома. Старичку не помешало бы развеяться. Пес с удовольствием отправился со мной. Мы спустились вниз, сели в машину. Пока двигатель грелся, я искала в сумке запасной ключ от студии. Ее владельцы знали о моей привычке иногда заявляться туда ночью. Мы были в дружеских отношениях, и они не побоялись доверить мне ключи. Том удобно устроился на пассажирском месте. Я улыбнулась, почесала его за ушком, и мы тронулись. Преодолев расстояние за чуть большее, чем обычно, время, я мягко остановилась на парковке. Да, никого не было. И мы спокойно попали в студию звукозаписи. Тома распирало от впечатлений. Он с любопытством обнюхивал все вокруг. Но когда мы вошли в маленькую комнатку, где я обычно записывала треки, угомонился. Пес спокойной лег на полу у моих ног в маленькой звукоизолированной комнате и задремал. Я же села на невысокий табурет, взяла акустическую гитару и настроила под себя. Мотив песни все еще звучал у меня в голове. Я попыталась его наиграть, потом кое-что изменила и получила мелодию. Короткую, подходящую лишь для начала, но это было уже что-то. Решила наложить текст на музыку и, вытащив свои листки из сумки, настроилась. — I still burn for you, like the sun burns in the sky. I still burn for you, ooh-ooh, — пела я громко, не страшась того, что кто-то это услышит сейчас. — I still burn for you, my whole life I've been on fire. I still burn for you, ooh-ooh… Я открыла глаза, пропев последнюю строчку. Да, получилось красиво. Мне даже нравилось. Клянусь, если бы Крис не пропустил и этот текст, я бы лично выпихнула его в окно. Давно хотела, а тут бы повод подвернулся. Но спросить его о чем-то, что касается этой песни, я даже не успела. Потому что с другой стороны от меня, возле двери, что вела в комнату и которую я опрометчиво оставила открытой, раздались хлопки. Эдакие аплодисменты. Услышав их, я резко дернулась и подняла голову. Моя собака же оказалась шустрее. Том уже встал и почти бежал к тому, кто застукал нас «на месте преступления». К Крису. Своему обожаемому бывшему хозяину. Как ни странно, тот тоже был рад видеть пса. Он с улыбкой погладил его по голове и позволил лизнуть свою противную физиономию. Только после того, как их ритуал приветствия был завершен, и Том вернулся на свое место, Фальверт выпрямился. Он смотрел на меня. Серьезно, твердо и изучающе. Я глядела в ответ. Только смущенно и удивленно. Не ожидала увидеть его здесь. Да что он там забыл, черт возьми?! Этот ужасный человек должен был быть в Лос-Анджелесе, за несколько сотен миль от меня. — Красиво, — задумчиво протянул Фальверт, подпирая собой дверной косяк. — Покажешь текст?