///
Наступает период, когда все готовятся уехать к своим семьям и встретить с ними праздник. Юнги увиливает от вопросов одногруппников из Тэгу, которые предлагают поехать вместе, и старается скрыть плохое настроение. В это время он всегда испытывает чувство одиночества и ненужности в собственной семье. После смерти отца Чусок стал для него пыткой, сколько раз он плакал на этот праздник, сколько выслушал от отчима и его родни. Ему доставалось за всё: плохие оценки, разбитые коленки, просьбы купить определённый подарок на день рождения или новый год, за не сделанные уроки, за младшего брата, которого в свою очередь баловали и одаривали любовью и лаской. И даже, когда маленький Юнги старался сделать все идеально, помочь папе, он не получал и толики внимания, тем более похвалы. — Эй, мелочь, чего грустишь? — Хосок как всегда вездесущ и, если честно, появляется в самые нужные моменты. Дверь в комнату омеги в общежитии открывается и альфа плюхается на кровать, попутно укладывая половину своей туши на Юнги. — Ничего я не грущу, тебе кажется, — бурчит Юнги, пытаясь скинуть с себя друга. — Хо, ты тяжёлый, слезь с меня! — больше для вида возмущается и тут же взрывается от волны смеха, потому что альфа принимается его щекотать. — Воооот, теперь я доволен твоим настроением, — улыбается в ответ Чон. — Завтра родители приедут, пойдём все вместе на ужин? — это их маленькая традиция, которой уже лет пять, не меньше. — Как-то неудобно, особенно перед Минхо, это он должен быть с вами на Чусок, — отвечает Юнги и пожимает плечами. Ему неловко присутствовать на ужине у Чонов в такой праздник, кажется, будто он вторгается в чужую семью. Когда тишина затягивается, Хосок уже серьёзно смотрит на омегу и продолжает: — Даже не смей отказываться и говорить глупости по поводу того, что не хочешь нам мешать. Ты знаешь, как мои родители к тебе относятся. С Минхо я уже все обсудил. Отношения у Юнги и родителей Хосока действительно всегда были хорошими. Господин Чон был лучшим другом его отца, они, как и Хосок с Юнги, дружили с самого детства. Когда Мину впервые не удалось скрыть красных глаз от слёз, потому что собственная семья уезжает к морю втроём, оставив его одного в пустом доме, тот пообещал, что больше он не будет проводить этот праздник в одиночестве. — Спасибо, — обнимает Чона Юнги и устраивается у него под боком, чтобы Хосок не видел его лица в этот момент. — Кто ты такой и куда ты дел моего вечно ворчливого лучшего друга, — переводит всё в шутку Чон. Ему не нужно говорить того же в ответ, Юнги и так знает.///
Чимин откупоривает бутылку любимого виски, наливает себе больше, чем положено, хотя пить в одиночестве вообще не положено. Альфа хмыкает, отпивая глоток, и прикрывает глаза. Чёртов Чусок. Чимин никогда не любил этот праздник. В детстве он ему не запомнился, в подростковом возрасте он учился за границей, в его интернате даже не знали, что существует такой праздник, а потом он встретил Сюмина. С ним он будто начал жить, узнавать новое, в том числе, что такое любить и быть любимым. Семья омеги с радостью приглашала его на Чусок, в эти дни Чимин чувствовал себя причастным к чему-то большему, чем просто громкая фамилия и наследие компании. А что теперь? Сюмина нет. Это эхом отдаётся где-то в голове, мозг медленно посылает сигнал сердцу, на что то стучит ровно, будто бы и не умирал никто, будто бы всё равно. Когда заканчивается половина бутылки, рука тянется к телефону, хочется позвонить кому-то или написать, ведь, когда больно, болит, даже если сжимаешь кулаки до побеления костяшек, и внутри кричишь, срывая глотку. Диалог с Юнги один из первых. Омега всегда ставит смайлики, это кажется по-детски милым, сразу вспоминается десневая улыбка. Чимин крутит телефон в руке и, наконец, нажимает кнопку вызова. Омега не сразу берёт трубку, потому что просто не ожидал звонка от альфы в такой вечер. — Алло, не отвлекаю? — на фоне слышится, как Мин извиняется и, судя по звону приборов, встаёт из-за стола. — Привет. Что? Нет. Я на ужине, но всё в порядке, — омега улыбается, не может не. Он боится того, что слишком быстро привязывается к мужчине, но не может ничего с этим поделать. — На ужине? — Родители моего друга пригласили меня отметить Чусок с ними, — надеясь, что альфа не спросит, почему он празднует этот день не со своей семьей. — Я думал, ты уехал домой, — Пак наполняет стакан и откидывается на спинку дивана. — Что? Нет, я не поехал в Тэгу. Я в Сеуле, пробуду здесь все выходные, взял побольше смен на работе. — Извини, я, видимо, помешал тебе, — глухо произносит альфа, разглядывая тающие кусочки льда. — Нет, ты что! Я рад, что ты позвонил. Как ты? — В порядке. С праздником, принц. — И тебя, Чимин. — Хорошего вечера. — Пока… Частые гудки сменили мужской голос. Юнги посмотрел на телефон. Десять вечера. Омега стоит уже возле знакомого пентхауса, долго решается, но всё же нажимает на дверной звонок. В руке корзинка с фруктами, потому что прийти ни с чем - дурной тон. По ту сторону слышна лишь леденящая тишина, альфы, возможно, нет дома. Да и с чего бы ему быть. Наверняка у него есть люди, с которыми он проводит вечер. Глупая была затея. Юнги хмыкает и разворачивается к лифту. — Принц? — слышится за спиной. — Чимин, — Юнги неловко улыбается. Наверное, он выглядит сейчас так глупо. Боже. — Что ты здесь делаешь? — чуть пьяно спрашивает мужчина, прислоняясь к дверному косяку. Смотрит пристально, почти заглядывает в распахнутую перед ним душу. — Проходил мимо? — пожимая плечами, неуверенно отвечает омега и не может отвести глаз от альфы. — И часто ты проходишь мимо моего дома? — Пак ухмыляется, складывая руки на голой груди. — Зайдёшь? — Уже довольно поздно, — да, Мин, молодец, приехать на другой конец города, а теперь стоять и не знать, куда себя деть. — Детское время. У меня есть вино, а ты купил фрукты, кажется, это неплохое сочетание. — Ммм, да, наверное, ты прав. Юнги робко заходит внутрь, будто никогда не был у Чимина. Хотя можно ли считать, что был? В гостиной горит тусклый свет, на полу стоит почти допитая бутылка виски. Омега снимает куртку и обувь, осматривается, пока альфа возится на кухне. — Белое или красное? — слышится голос мужчины. — Красное, пожалуйста, — Боже, Юнги совершенно не знает, как себя вести. Рядом с этим мужчиной он чувствует себя уязвимым, будто обнажённым. — Я пока фрукты нарежу. Может рубашку накинешь? — Не нравится? — альфа разворачивается голым торсом к омеге. Юнги смотрит мужчине в глаза, тот на секунду теряется, а после мягко улыбается. — Просто неловко, — омега отводит глаза, старательно нарезая яблоко. — Так тоже неловко? — Чимин подходит сзади и окольцовывает талию. — Немного, — мальчишка ёрзает в руках альфы. — Хммм, как скажешь, — усмехается мужчина, через минуту возвращаясь с белоснежной рубашкой на плечах. — Лучше? — Вполне. Я всё нарезал. — Возьму бокалы. Они располагаются в гостиной. Юнги спрашивает, может ли он подключиться к колонке и ставит медленную песню. — Нормально? — Ставь, что тебе хочется, — отвечает мужчина. — Если тебе не нравится… — Нет-нет, хорошая песня, просто я в последнее время почти не слушаю музыку. — Почему? — Хм… неважно. Так почему ты не дома? Разве Чусок это не семейный праздник? — Ты в одиночку выпил бутылку виски? — омега отвечает вопросом на вопрос. — Осуждаешь? — устало спрашивает мужчина. — Нет, — качает головой омега. — Я расскажу, если расскажешь ты. — Мои родители… Мы никогда не отмечали Чусок вместе. — Почему? — Они деловые люди, у них другие приоритеты, — хмыкает Чимин. — А что у тебя? — Когда отец умер, Чусок перестал быть для меня праздником, — пожимает плечами Мин. — Прости, я не знал. — Всё в порядке, просто иногда я очень скучаю по нему, — в детстве Юнги чувствовал себя любимым ребёнком, иногда ему так хочется вернуться в то время, сидеть на коленях у отца и бесконечно слушать его уставший после работы голос, читающий сказки, наслаждаться тем, как мерно его гладят по голове и мягко целуют в макушку. — Отец меня в детстве маленьким принцем называл, как ты, — улыбается, пытаясь скрыть грусть. — Не хочу, чтобы ты сегодня грустил. Давай откроем бутылку, — наклоняясь ближе к мятноволосому и заглядывая в глаза. — Понижаешь градус? — Приходится, ты не оставляешь мне выбора, — ухмыляется Чимин, откупоривая вино. — Делаешь из меня чудовище, — разливается смехом омега. — Тебе идёт, — произносит мужчина, заправляя прядь за ухо. — Что? Быть чудовищем? — Быть принцем, — мягко отвечает мужчина. — Скажешь тоже, — смущённо произносит Юнги. — Давай выпьем за этот вечер? — игриво просит он. Сегодня он не хочет думать о том, что будет завтра. — За этот вечер, — звон бокалов заглушает на мгновение плавный ритм мелодии. После пары бокалов, становится жарко. Хочется целоваться и делиться своим теплом. — Хочу своё желание. Поцелуй меня, — просит Юнги. Его взгляд пьяный, откровенный. — Это лёгкое задание. — Нет, поцелуй меня так, будто любишь, — шепчет в губы мальчишка и закрывает глаза. Мужчина улыбается глазами, проводит рукой по раскрасневшейся щеке омеги и оставляет целомудренный поцелуй. Юнги распахивает глаза и выводит губами идеальное «о». Чимин ухмыляется этому и, наконец, впивается в чужие губы. Поцелуй со вкусом вина и поддельной любви. Постель принимает хрупкое тело в свои объятия. Юнги цепляется руками за мужчину маленьким котёнком, жаждущим ласки, сегодня он её получит сполна. Шею покрывают поцелуями-бабочками, мимолётными, нежными. Проводят рукой по бедру, слегка сжимая над коленкой, и слушают тихий смех. Конечно же, котёнку щекотно. Чимин ложится рядом, обнимает со спины, ласкает бусины сосков, гладит живот. Движения незамысловатые и простые, но доводят до исступления. Член омеги сочится смазкой, жаждет внимания, его аккуратно берут в руку, размазывая капли по розовой головке. Юнги прикрывает глаза от наслаждения и продолжает улыбаться. Губы мужчины оставляют поцелуи где-то на позвонках, невесомо, почти любовно. Омега всё так же во власти альфы, но это не похоже на то, что было у них раньше. Сейчас мужчина слушает его тело и ловит тихие стоны, хочет сделать приятно. Языком проходится по мочке уха, потом целует и слегка прикусывает её, чтобы котёнок зашипел. Мальчишка поворачивает голову, замечает, что стены плывут, словно в блаженном бреду, счастливо улыбается и тянется за поцелуем. После разворачивается, шарит руками по крепкому торсу и лезет мужчине в трусы. Сам просится, сам ластится, а Чимин ведётся, не может не. Юнги закидывает ногу на мужчину и имитирует толчки, показывая желание. «Такой просящий,» — проносится в голове вихрем, пока руки сами зажимают хрупкое тело в крепкие объятия. Горячая ладонь оглаживает бедро, проходится рукой между ягодиц и дразнит мокрую дырочку. Омега весь дрожит, поскуливает, когда в него вводят два пальца, после сам насаживается, высовывая язык для поцелуя. Альфа вылизывает его рот, хозяйничая там. Его член давно стоит и неприятно трётся о ткань боксеров, но спешить не хочется. Чимину бы насладиться этим телом целиком, испить его до дна. Рукой он проходится по узкой спине, пуская сотни мурашек по нежному телу, и теперь уже сам толкается пахом, распаляясь ещё больше. Пальцы заменяются членом — это как сладкий дурман, опьяняющий сон, граничащий с безумием. Мятные волосы разметались по подушкам, тело плавится от ощущений. Пот скатывается, оставляя после себя солёные дорожки. Его берут грубо, сжимая до синяков бедро, но нежно целуют, ласкают языком шею. Сегодня ему смотрят прямо в глаза, когда кончают глубоко в него. Юнги трясёт от оргазма, они доходят до конца одновременно. Чимин ещё долго толкается в него, вспенивая сперму и целуя горячо, жадно, с примесью чувств. Это продолжается и в душе. Тёплая вода стекает по взмокшим телам. Мужчина трахает омегу сзади, надрачивая его член в такт своим движениям. Снова целует глубоко, мокро, вперемешку с каплями воды и скопившейся слюны. Юнги опирается на запотевшее стекло и глухо стонет, пока кончает. Чимин выводит его из душевой и подсаживает его на тумбу раковины, продолжая брать там. Обхватывая рукой за тонкую шею, прижимается лбом ко лбу, часто-часто дышит, почти хрипит. Сперма брызгает на влажное тело, после чего альфа вводит член снова и продолжает вбиваться в растраханную дырочку. Омега тянется за поцелуем, знает, что получит. Его целуют нежно, аккуратно сминая вспухшие губы.