Сердечники

В преддверие Рождества Сеул окутало белым покрывалом из снега. Город горел огоньками желтых гирлянд, всюду царила суматоха, и казалось, что вот-вот произойдет настоящее зимнее чудо. Картина за окном больше походила на рождественский фильм или на дорогую новогоднюю рекламу, чем на реальную жизнь. Снегопад, продлившийся все выходные, установил аномальное количество выпавших осадков за декабрь. Стоило ли говорить о том, что Юнги просидел эти дома и лишь Полли скрашивал его одиночество. Чимин сорвался в Киото по работе на два дня, чем сильно расстроил мужа. Омега сделал вид, что все в порядке, но потом со злости проигнорировал звонок. Правда потом пожалел, грустно смотря на телефон остаток вечера и ожидая хотя бы короткого сообщения. Плед и какао никак не могли его согреть. Холодная зима проникла в дом. Новость о благотворительном ужине в канун Рождества заставила Юнги нервно усмехнуться. На душе тоска, на носу праздники и ярмарка тщеславия, вот она взрослая жизнь. Чимин вернулся из поездки крайне раздражительным, но был терпелив с беременным мужем. И Юнги бы шипел недовольным котом, если бы его сердце не смягчил подарок. Точнее подарок для их ребенка. — Что если я не хочу никуда идти? — из вредности спросил омега. — Ты ведь понимаешь, что это не просьба, — голос альфы был спокоен и размерен. Конечно, же он знал, что Мин не захочет идти. — То есть это приказ? — Юнги выгнул бровь и был готов выплеснуть весь яд, скопившийся за выходные. — Нет, — мотает головой мужчина. — Поверь, я не меньше тебя не хочу туда идти, но у меня есть обязанности и у тебя теперь тоже. — Что я буду там делать? — упрямство так и рвалось наружу. — Ничего, все сделаю я. — Я даже улыбаться никому не буду, — будто бы пригрозил Юнги, будто бы кто-то ждал его улыбки. — Знаю, тебе и не нужно, — ответил Чимин, подойдя к мужу и целуя его в висок. Вроде бы простое действие, совсем невинное, но заставившееся сердце омеги встрепенуться. Вся обида отошла на второй план. Омега держал в руках подарок — кусочек Японии, которая все изменила в его жизни. /// Благотворительный ужин был помпезным мероприятием. Вероятно каждый второй чеболь был приглашен, что делало вечер идеальным для деловых знакомств или сватовства. Сюмин обожал такие вечера. Роскошные украшения, даже немного вычурные: кольца с большими камнями, россыпь бриллиантов в ушах, массивные колье. Обязательно сшитый на заказ костюм, в этом они с Джином были солидарны. Чимин же оставался белой вороной. Сколько бы не прошло лет, он знал, что чужой в этом мире, где бы он был своим тоже не знал. И порой смотря на себя со стороны, спрашивал, там ли он где хочет быть, с теми ли он людьми? Отпивая из бокала, Пак решительно настроился поговорить с Юнги о покойном муже. Он знал, что все взгляды будут прикованы к ним, к нему, к его маленькому принцу. Желание отгородить от злых языков, переглядок и перешептов посторонних распирало, но он знал, что самую сильную боль всегда приносят близкие. Юнги находился в комнате, которая должна была стать детской. Он любил там сидеть, читая мангу или смотря ютуб. Он даже скачал детские книжки на телефон и иногда читал вслух для бусинки. Чимин зашел в комнату, негромко постучав по дверному косяку. Омега отвлекся от чтения и нахмурил брови. Альфа присел рядом и глубоко вздохнул, будто бы нес что-то тяжелое. Не было видно, но Чимин нес за собой свое прошлое, а как это известно неподъемный груз. — Мне нужно поговорить с тобой по поводу ужина. — Я тоже хотел кое-что сказать, — выдохнул Юнги. — Что не хочешь идти? — догадался альфа. Это было очевидным. — Да, — омега кивнул и притих, ожидая дальнейших слов. — Ты просил меня еще в Японии рассказать о себе, — произнес Чимин, и после паузы добавил, — У меня был муж. Он умер. — Твой соулмейт, — отчего-то догадался Юнги, будто знал, что просто так его бы не выбрали. — Да, мой соулмейт. Тишина пронзившая комнату была ледяной. Первым оттаял Юнги. Он положил руку на плечо альфы, знал, как это больно терять дорогого человека. — Мне очень жаль. — Мне тоже, — на автомате ответил Чимин и на деревянных ногах вышел из комнаты. Ком в горле не давал продохнуть. Юнги ждал откровенности, жаждал ее, но получив, весь сжался внутри и разрыдался. Почему? Точного ответа не было. То ли от жалости к себе, ведь все это время считал себя особенным, то ли потому что наконец понял этот грустный усталый взгляд. Ответа не было, но болело в груди так, будто бы любой из них протыкал его насквозь. На следующий день после разговора Чимин задержался на работе. Юнги по обыкновению приготовил ужин, но за стол сел один. Альфа действительно решал рабочие вопросы, но даже не написал об этом, подумал, что все равно не поверят. А когда он вернулся домой, застал омегу уже спящим. После душа Чимин подоткнул мужу одеяло, тихонько лег рядом и никак не мог уснуть от роящихся мыслей в голове. Мог ведь и позвонить, чтобы услышать голос. Утром встал с больной головой. Мигрень настигла словно карма. Весь день хотел поговорить, спросить как дела, как бусинка, но даже не написал банального сообщения. Сверлил взглядом телефон, а потом убрал подальше и погрузился в работу. Что он мог сказать? Юнги провел это время словно в дурном сне. Даже Полли заметил перемену в настроении хозяина и поскуливал, пытаясь его отвлечь. Омега заставил себя пойти в душ, где наверное простоял час, если не больше. Высушив волосы, он оделся и сделал макияж. Перед зеркалом сидел совсем незнакомый человек. Шелковая рубашка в тон волос была словно украденная, дорогая и красивая, которую он не мог себе позволить. Даже любимый блеск на губах бесил так сильно, что хотелось размазать его по лицу. Чимин приехал домой пораньше, чтобы подготовиться. Он мог не выходить на работу и провести время с Юнги, но никак не мог начать разговор. Слова будто бы перестали существовать, остались лишь безжалостные мысли. Юнги все еще гипнотизировал свое отражение, когда Чимин зашел в спальню. Альфа молча направился в душ. Омеге оставалось лишь горько усмехнуться и пойти играть с Полли, чтобы тот не скучал, пока их не будет дома. /// Ехать в тишине было невыносимо. Огни города мелькали за окном авто так быстро, что стали сливаться в световые полосы. Было зябко. Казалось ни шерстяное пальто, ни подогрев в машине не давали тепла. Юнги знал, что его согрело бы одно объятие, одно слово, но не было ни того, ни другого. Становилось дурно. Чимин открыл дверцу, помогая мужу выйти из машины. Они вошли в здание, окруженное охраной. Швейцар помог им с верхней одеждой и указал на огромные двойные двери. Хрустальные люстры, длинные столы с закусками, фонтан из сотни бокалов с шампанским. Омега видел такое только в кино. Все внимание обратилось к ним и даже музыка на фоне будто затихла. Живот Юнги был мало заметен в объемной одежде, но шелковая рубашка, облегая изгибы, убирала все сомнения. Чимин пожимал руки, перекидывался фразами, принимал поздравления. Юнги же как рыба в гигантском аквариуме плыл за своим мужем. Боковым зрением он увидел знакомое лицо, что заставило его повернуть голову и застыть. Минхо любезничал с каким-то альфой, который явно не был простым знакомым. Об этом говорила улыбка на лице омеги, та самая с легким прищуром глаз, обычно достававшаяся только Хосоку. Внутри будто что-то оглушающе треснуло. — Вы знакомы? — спросил Чимин, кивая на парочку, увлеченно болтающую друг с другом. — Отчасти, — процедил Юнги, не спуская с них глаз. — Это Хан Джисон и его жених. — Что? Как жених? — омега замотал головой и отшатнулся. Слишком много лишнего он узнал за эти пару дней. А дальше точно как в кино, поймал взгляд друга. Улыбка с лицо Минхо спала мгновенно, превратившись в стыдливую гримасу, будто его поймали с поличным. Разве нет? Минхо поспешно отвернулся, что заметил его жених, обеспокоено жестикулируя. Чимин наблюдавший за чужой драмой едва ли ей проникся, но ему было жаль видеть, как потухают огоньки в глазах мужа. Он участливо спросил: — Все в порядке? — Нет, — честно ответил Юнги. Он не знал сколько еще нужно будет находиться на ужине, а потому сразу обозначил, что хочет поскорее уйти. — Это парень Хосока, его соулмейт. — Я так и подумал. Как только я произнесу речь, мы уйдем, не волнуйся. /// Джин ждал этого вечера, чтобы блистательно вернуться в высшее общество. Но к несчастью заметил, что его там уже не жаловали. Было ли это связано с тем, что он считался бракованным омегой или с чем-то другим разницы не было. Его выкинули за борт. Спасательным кругом был лишь Намджун, иначе с Сокджином бы даже не поздоровались. Вероятно он бы и сам так поступил, находясь в другом положении. Стало тошно. Он стал чужим среди своих. Поддержал бы его Сюмин? Вопрос был с подвохом. Характеры у них были скверными, не злыми, но язвительными. Джин трепетно хранил воспоминания об их дружбе, но сейчас не был уверен в своем покойном друге. Как бы то ни было, ответа ждать не приходилось, ибо Сюмин лежал в гробу. Оттуда как известно не отвечают, весточки не шлют, а додумывать за умершего не хотелось. Сокджин подошёл к бару и попросил Маргариту. Напиться хотелось до безумия. Намджун беседовал с партнерами и выглядел непозволительно хорошо. Такие альфы были предметом вожделения многих омег, но отнюдь не благодаря своим широким плечам и милым ямочкам на щеках. Их скорее рассматривали как толстых кошельков и/или образцовых семьянинов. Для многих Джун был идеален во многих аспектах. Для Джина он был идеален во всем, вот только сам Джин был поганкой. Омега заказал второй коктейль и принялся рыскать по залу в поисках отвлечения от мыслей. Родители Чимина люди непростые, Сокджин прекрасно об этом знал. Юнги же об этом лишь догадывался. Когда Чимин знакомил их друг с другом, его не удостоили даже взглядом, будто он пустое место. Сухие колкие слова брошенные как милость, видимо должны были воодушевить омегу, но он мог лишь стоять, опустив глаза. Сам Чимин был с родителями как всегда почтителен. Не сказав ни единого слова против, он поклонился и, взяв мужа под руку, пошел к сцене. Речь его была заранее заготовлена, но Юнги не слушал. Он все прокручивал в голове слова Паков. Даже был с ними в чем-то согласен, да, залетел, да, маленький и глупый, но ведь он любил Чимина всем сердцем. Почему этого никто не видел? Или не хотел видеть… В груди больно кольнуло, на этот раз от обиды, ведь альфа думал о нем так же. Домой ехали тоже молча. Юнги разволновался, что надолго оставил Полли одного, хотя прошло каких-то полтора часа, не больше. Умывшись он лег на холодную постель. Чимин же закрылся в кабинете. Сокджин допивал четвертый коктейль, когда вернул внимание к Намджуну, которого облепили кокетничающие омеги. И это при живом то муже, подумал про себя Джин. Он попросил бармена повторить и, залпом осушив бокал, пошатываясь, встал с места, и поспешил к неожидающей его толпе. Омеги вмиг притихли, завидя его. Сокджин развернул того, что стоял ближе к нему, схватив за локоть, и со всей силы хлестанул по лицу. Замахнулся для нового удара, но неожиданно получил сдачи. Послышались крики, визги, всхлипы. Все смешалось, пока Намджун вытаскивал его из беснующейся толпы. Уже дома Сокджин плакал навзрыд. Знал, что опозорил их, знал, что облажался. Но терпеть больше не было сил. Он так сильно хотел быть примерным мужем, любящим отцом. Почему у него не было этой возможности? Почему жизнь была с ним жестока? Намджун держал его в своих руках и тоже плакал, его раны тоже кровоточили. Он держал в руках самое ценно, что у него на свете, но не знал, как помочь, как быть дальше. Рождество не принесло ничего кроме боли.