Akai sa

      Над селением сгущались сумерки, когда из окон соседних домов начали раздаваться требовательные призывы родителей. Голодные, уставшие, вдоволь наигравшиеся дети разбежались по домам, где их наверняка ждал сытный, вкусный ужин и затем — мягкая, теплая постель. На площадке не осталось никого, кроме маленького мальчика лет шести. Тот ковырялся совком в еще не успевшем остыть от дневного зноя песке, лепил куличи ведерком и возводил замки так же, как и во все предыдущие дни, что она проходила мимо, возвращаясь с работы домой.       Эйрин долго смотрела, будто впервые видела его сгорбленную фигурку, поникшие плечи, в которых чувствовалась невыносимая грусть и тоска, и лихорадочно думала, как поступить.       В глубине души вихрем крутились сомнения. Внутренний голос призывал уйти отсюда сейчас же, забыть, не вмешиваться, не нарушать естественный ход истории, вновь погрузиться в ежедневную рутину и продолжать жить как прежде. Но другая ее сторона, добрая и жалостливая, подталкивала в совершенно противоположном направлении, умоляла не бросать несчастного малыша на милость судьбы.       Наконец последняя взяла верх, и Эйрин решилась.       Она медленно пересекла площадку, приблизилась к мальчику и, подобрав полы длинной юбки, присела перед ним на корточки. Мальчик не слышал шагов Эйрин, поэтому не сразу обратил на нее внимание, а когда заметил, вздрогнул от неожиданности. Даже уронил совок и ведерко, рассыпав собранный ранее песок.       — Прости, не хотела напугать, — виновато проговорила Эйрин и, подняв, протянула оброненные вещи.       Мальчик сначала недоверчиво покосился, но все же их принял. Лицо его смягчилось, руки, обветренные, с каемкой грязи под ногтями, на мгновение коснулись ее ладоней. Внутренний голос снова кольнул, предупреждая о возможных последствиях и той ответственности, которую она добровольно собирается взвалить на себя. Эйрин проигнорировала его.       — Ты все это сам сделал? — наткнувшись взглядом на песчаные замки, она продолжила разговор.       Ответом послужил слабый кивок. Мальчик выглядел скорее растерянным, чем испуганным или настороженным, но по-прежнему молчал. Эйрин добавила, улыбнувшись своей очаровательнейшей улыбкой:       — Очень красиво.       Секунда, две. Мальчик шире распахнул удивленные глаза. Казалось, он не мог поверить в реальность происходящего, что ее дружелюбный тон и похвала действительно предназначались ему. Оно и понятно — для ребенка, привыкшего к одиночеству и дурному обращению окружающих, появление человека, который не боялся его, не проклинал, не шарахался с ужасом в глазах, было подобно грому среди ясного неба.       У нее дрогнуло и защемило сердце. Сколько боли, обид и разочарований он уже испытал, и сколько ему еще придется перенести.       Матери он не знал — умерла при родах, и его появление на свет совпало с ее уходом. Собственный отец обрек на страдания, печать демона и всеобщую ненависть, когда взвалил на его плечи бремя джинчурики. Брат с сестрой сторонились, а единственный близкий родственник, которому он безоговорочно доверял — дядя, — в будущем предаст, напоминанием о чем останется ироничное кандзи «любовь» на лбу.       На его долю выпала судьба, полная тяжелых испытаний. Бедный малыш. Всеми гонимый и презираемый, за что был обижен на целый мир. А ведь ему просто не хватало поддержки, заботы и опоры, как и любому живому человеку. Став рабом чужих предрассудков, он превратится из доброго и наивного ребенка в жестокое, кровожадное чудовище.       В ее силах было не допустить, чтобы это случилось.       — Я Эйрин, а тебя как зовут? — спросила она взволнованно. Его имя не являлось для нее секретом, но волнение все равно присутствовало.       — Гаара, — робко отозвался мальчик, пряча подбородок в объемный ворот своего пончо. Вокруг него слегка встрепенулся песок, заскользил вдоль подошв сандалий и бархатным, едва заметным прикосновением лизнул пальцы девичьих ног.       К несчастью, Эйрин не знала, какой бедой в будущем обернутся ее благие намерения для нее самой и других людей.