Зайди в мою смену

      — В следующий раз ты останешься и без кошелька, и без яиц, — с ослепительной улыбкой на лице говорит Сатору, выпроваживая Сугуру за дверь.       Разумеется, момент уже упущен, а Итадори до чёртиков смущён. И все, на что хватает Сатору — это предложить вместе позавтракать. Возможно, хотя бы это выйдет менее неловко, чем конфуз с приходом засранца Гето. А, возможно, и нет. В любом случае, Сатору с хозяйской гостеприимностью выдает пацану свою майку и спортивки, приглашая к столу. И, черт, лучшее решение Годжо становится худшим для Итадори. Юджи, надевая предоставленный экземпляр одежды, снова чувствует ноты грейпфрута и лайма на чужой футболке. Он чувствует каждой клеткой своего естества, все вокруг пропитано Годжо.       От этого к щекам невольно приливает кровь, отдаваясь разрядом возбуждения по всему телу. Юджи хочет губ Сатору сейчас, он хочет его рук на себе или даже своих рук на шее Годжо. Поверьте, порядок сейчас далеко не важен. Ему просто катастрофически, как воды в Сахаре, не хватает едва знакомого бармена. И эта забвенная пелена смешанных ароматов заставляет погружаться в мысли все сильнее и сильнее. Однако задорный голос Годжо где-то с кухни отвлекает от полного нырка. Это звонок, что пора присоединиться к утренней трапезе.       Точно, завтрак! И с чего вдруг Юджи взял, что ему светит сейчас что-то кроме этого? И с чего он вообще взял, что ему позволено мечтать о чем-то подобном с участием Сатору? И если уж копать глубже, то кто вообще сказал, что одичавший долгий поцелуй до прихода Сугуру что-то значит? Верно, Юджи ничего не знает наверняка.       Он только хотя и нехотя одновременно плетется на кухню. Туда, откуда исходит изумительный завлекающий запах. Да, все так, как Юджи и думает — медовые панкейки. У него прекрасная способность четко различать запахи. Она всегда оказывалась необходимой и полезной. А теперь вот кажется и не такой уж прекрасной. Помоги она избавиться от назойливых пошлых мыслей о Годжо, было бы куда лучше. Но она не может, а значит всю полезность, применимую до этого, можно аннулировать нахрен.        Вернёмся к завтраку.       Стараясь концентрироваться на блинах, а не на Сатору, Итадори заходит на кухню. Он аккуратно переступает высоковатый порожек и сразу же ловит себя на мыслях: кухня Годжо довольно просторная, но пустая. Светлая, но от чего-то холодная. Если хорошенько подумать, в ней не хватает каких-то деталей, что-то вроде фотографий или вещей личного обихода. Может какой-нибудь ублюдской свечки или убогого светильника, купленного по акции в Икее. Точно, именно этого.       Одним словом, выглядит так, будто человек готов попрощаться с этим местом в любой момент. Сжечь мосты, уйти по-английски и все применимые метафоры подобного рода. Важно ли это? Характеризует ли это Сатору, как человека? Сложно представить и сложно думать, потому что все, чего хочет Итадори рядом с Годжо — это ощутить момент, остаться в нем и застыть, не думая, что Сатору ветренный или и вовсе не испытывает к нему никаких чувств в ответ.       Глупый, глупый мальчишка Итадори. Такие мысли дурные в голову лезут, что хочется громко смеяться.       Наивно, но правдиво. Юджи не лжет, когда полагает, что хочет лишь быть с Сатору. Не лжет, когда говорит, что хочет целовать его в губы, проникая глубже в рот. И Юджи точно не обманывается, когда думает о том, как будет тяжело вздыхать, зная, что Годжо медленно входит, изучая его глаза и каждое изменение эмоций на лице. А казалось бы…       Это мгновенье — магическое. Это мгновенье и грёзы о Годжо — осколки острого чувства, влюбленности и даже страсти, которые рано или поздно затмят трезвость рассудка. Ненормально? Болезненно? Нелогично? Да пофиг. Юджи кладет свой огромный болт на все, что заставляет его усомниться в своих намерениях. Момент ценнее раздумий.       Поэтому пацан, коротко окинув взглядом просторную комнату, садится напротив Сатору. Пути назад нет. Он точно решил, чего хочет, он точно решил, к чему приведет спонтанный завтрак и далеко не спонтанная встреча после пьянки.       Годжо, к слову, тоже предлагает не тянуть кота за яйца и, наконец, поесть. На это пацан соглашается, усаживаясь на весьма удобном стуле. Он встречается с бодрым взглядом и распахнутыми лазурными глазами Годжо. Как оторваться?! Юджи буквально заставляет себя свести взгляд на воздушный кривой формы блин. Лучше уж на него, чем на Сатору, из-за которого член каменеет за доли секунды.       Кхм, снова вернёмся к завтраку.        Юджи пробует стряпню — на удивление она оказывается таящей во рту. Примерно такой же, как и губы Сатору, которые пацан не до конца распробовал. Боже, блять, правый, мозги снова вырисовывают единственную пошлую картинку, заставляя лицо Итадори приобрести тупое выражение.       — Невкусно? — удивлённо спрашивает Сатору, дожевывая свой кусок.       Он внимательно смотрит на своего собеседника, вдумываясь, что конкретно повергло его в сие состояние: недостаток сахара, консистенция или подача?       Итадори же игнорирует вопрос, парируя своим:       — У тебя есть какие-нибудь ягоды?       Годжо вопросительно ведёт светлой бровью, но кивает в знак согласия. Он говорит, что в холодильнике ненароком завалялась малина, которую он купил в маркете ещё дня два назад. И Юджи, стараясь отвлечься от мыслей о Сатору, а теперь еще и Сатору в ягодах, бросает, что это вполне пойдет.       Он бесцеремонно тащится к холодильнику. Разумеется, в спину летят вопросы, какого макара пацан собирается вытворять, и неужели стряпня настолько отвратительна, что нуждается в добавках и, тем паче, переработках? У Сатору это отказывается укладываться в голове. И мысли о плохо приготовленных блинах, и о Юджи, маячащем перед глазами в его футболке.       Похоже, все обоюдно. Но, боже правый, Чертов завтрак!       Итадори достаёт сладкие плоды и, стараясь не мешкать, он перетирает их в несуразную кашу. Муть та еще выходит — Годжо тут же приходит в недоумение. А когда видит, что Юджи добавляет туда ещё гору сахара и тащит субстанцию к столу с гордым «пробуй», то и подавно неподдельно офигевает. Мда уж, вот тебе и приготовил завтрак. Ещё пару секунд и в воздухе бы закрепилось скользящее молчание, однако Сатору с опаской выдает вопрос из разряда «а это вообще съедобно», вызывая бурную реакцию «повара».       — Ты мне доверишься? — голос Итадори звучит убедительно.       Он тот, кому и в самом деле хочется довериться. Тот, перед кем не страшно стать спиной и упасть в пропасть. На первый взгляд точно кажется, что он не удержит или отпустит. А может даже специально уберет руку, позволяя смешаться с пространством, позволяя разбиться в дребезги. Однако желание сказать «доверяю» никуда не пропадает. От чего Сатору суицидально и неоправданно подставляет Юджи спину, вернее рот, соглашаясь попробовать микс ягод и горы сахара, вбуханные во фрукты.       И как только кусочек блина с недоджемом оказываются на языке Годжо, Юджи с протяжным «ну-у-у» ждёт реакции. Вскоре на светлой коже начинает играть яркая улыбка — Сатору расплывается в удовольствии.       — Эй, Юджи-кун, — он манит пальцем к себе, заставляя Итадори подтянуться через весь стол.       Резко становится душно. Лица снова слишком близки друг к другу, и теперь Юджи может чувствовать насыщенный запах меда и ягод, впитавшихся в губы Годжо. Он едва различимо может чувствовать его дыхание и намерения. Осталось только прочитать мысли, удостовериваясь, что они хотят одного и того же. Однако это не в его компетенции. Пацан лишь замирает, позволяя Сатору сказать то, что тот хочет.       — Это просто отвратительно.        Годжо говорит это шепотом и прямо в губы. Он вызывает иной аппетит в Итадори — хочется поцелуя. Юджи чертовски хочется впиться в губы, высосать из Годжо душу и повторить это адское мучение еще раз. Даже много раз. Ему хочется буквально съесть Сатору, удовлетворяя каждую неудовлетворённую клетку в своем теле. Есть в этом доля неугасаемой романтики.       Но Годжо другой. С иным посылом и мыслями — без доли неугасаемой романтики.       Не будучи чересчур меланхоличным, Сатору только и хочется, что жестко трахнуть пацана — до визгов, выкриков и сиплых постанываний. До всего этого. Не без чувств, которые (очевидно, боже) есть, но трахнуть. Иначе душа не успокоится, иначе Сатору не успокоится. К тому же, губы Юджи —такие же сладкие и желанные, как и то, что он приготовил к блинам. Да, Годжо хочется слишком многого, но он не способен даже на поцелуй. Один чертов поцелуй. Желания и действия значительно разнятся.       — Ты точно врешь, — тихо, с трепетом в голосе произносит Итадори.       Он делает первый шаг. Он провоцирует Сатору. Он не выдерживает. И все потому, что топится в мыслях о Годжо и его языке на своем. Пацан, проходясь измазанными в ягодном соке пальцами по длинным пальцам Сатору, сгорает. До углей. До невыносимого чувства правильности ситуации. Юджи ведёт выше, оглаживает в миг начинающую гореть кожу Сатору и обхватывает тонкое запястье, выталкивая воздух из груди Годжо. Хорошо. Настолько, что каждое касание готово приблизить к желаемому.       — А что если мои отказы — способ впечатлить тебя? — отвечает Сатору, с трудом сдерживая косой жадный взгляд на губы Юджи.       Пацан ухмыляется в ответ: то ли ответу Годжо, то ли своим мыслям.       — Ты уже впечатлил меня.       Итадори по уши объебался от этого человека. Он понял это, как только увидел Годжо в фартуке на кухне или даже в первую ночь в баре. Неважно, когда, ведь факт от этого остается неизменным — ведет Юджи себя, как классический влюбленный имбецил. Он трётся носом о горячую щеку Годжо и целует его в край губ: несмело, на выдохе и так, словно ходит по тонкому льду, который вот-вот с грохотом треснет.       — Юджи… — слабо срывается с губ Сатору.       Под ребрами сладко и болезненно тянет — это точно всепоглощающее желание. Физическое, духовное, божественное — насрать какое. Насрать на все детали. Единственное, что важно — растворяться в Сатору, в его действиях и губах, так чувственно шепчущих «Юджи».       Годжо это однозначно понимает. Он мыслит так же, он хочет того же. Возможно, без плюшевых прелестей и ласк, но того же. Поэтому утягивает пацана в поцелуй. Он грубо проникает в рот Юджи, ведёт языком по чужому и не контролирует поток слюны.       Сатору густо набирает воздуха, чтобы целовать жёстче и дольше. Он вырывается из цепкой хватки Итадори и сам обхватывает запястья Юджи — резко и властно. Руки не хотят оставаться на одном месте, и когда Юджи жалостно, дико громко стонет в поцелуй, Сатору хватает его за плечи, ловя себя на одной до ужаса простой мысли — а когда ему будет мало? А когда он успевает втрескаться по самые уши?       — Ч-то ты делаешь? — с недопониманием спрашивает Юджи.       Годжо же молчит. Он нехотя отрывается от пропитанных ягодами губ и лезет под стол, разводя дрожащие колени пацана. Все как надо. Итадори восторженно заглядывает вниз, на Сатору, и гладит его по щекам — он понимает и согласен. Изумительно.       Юджи наверняка знает, что сейчас будет. Поэтому плывет по течению, поддаваясь настроению Годжо. Годжо, который ловко расправляется со стягиванием своих же домашних, заботливо предоставленных шорт, и заставляет Итадори приподнять бедра. Он ловит взволнованный взгляд Юджи сверху и довольно ухмыляется. Как и тогда, в первую ночь в баре.       Сатору наклоняется, целует возле паха и видит, как запускает дрожь по чужому телу. Он обхватывает стоящий ствол рукой и проводит кончиком языка по влажной от возбуждения головке. Земля уходит из-под ног — теперь Итадори нужна опора. Ещё касание языка Годжо— ещё очевидный стон и алые пятна, зацветающие на щеках. Выводить Юджи из себя кажется простым занятием. Простым и весьма занятным. Но самое приятное — наблюдать за искаженным выражением лица.       Годжо ожидает увидеть сломленного пацана, разбитого возбуждением и его ртом, ожидает увидеть любую ослабленную версию Юджи. Однако, поднимая туманный взгляд на него, осознает — Итадори чувствует власть. Отчётливо и каждой клеткой своего тела. Именно поэтому его ноги раздвинуты так широко, а ладонь направляет движения, вцепившись в белые пряди. Именно поэтому — из-за сладкого привкуса власти.       — Ещё, ещё… Усерднее, — сипло добавляет Итадори, гладя растрепанную светлую макушку. — Так хорошо. Глубже, С-сатору…       Точно ли Юджи говорит это? Точно ли не демоническое внутреннее «я»? Точно ли происходящее — реальность, которую Годжо плохо контролирует? Точно ли он собирается поддаться? Это не особо важно. Сатору наверняка знает одно — ему до чертиков хорошо.       Теперь он, возбуждаясь от нелепых ерзаний Юджи на стуле, заглатывает так глубоко, как может. До такой степени безумства, что давится и хлюпает. До такой степени безумства, что Юджи практически кончает, умоляя попридержать коней. Годжо распаляется не на шутку. От себя. От Юджи. От контакта между ними. Черт, и как он может отказывать таким настойчивым просьбам и действиям?       — Ты меня заводишь просто пиздец как… — по слогам выдавливает Итадори, насаживая Годжо на свой член.       Его слова — лишь способ манипуляции. Юджи нравится чувствовать, как горячий шершавый язык обвивает каждый миллиметр кожи на члене, как в голубом небе, что отражают огромные глаза Сатору, виснут дождевые капли, а на красных губах горит страсть. Это его картина.       Сатору видит другую. Ту, в которой мелко дрожат колени Итадори. Ту, в которой пацан вот-вот кончит. Поэтому Сатору титаническими усилиями останавливается, подтирая мокрые от смазки губы. Ему вкусно. Это понятно по играющей задорной ухмылке. Нет, не так. Ему вкусно, но недостаточно. Сатору лишь перекусывает, желая удовлетворить свой аппетит полностью.       Слова будут лишними. Юджи это видит, от чего сползает со стула вниз, оказываясь на одном уровне с Годжо. Минута — и его лопатки плотно припечатываются к холодному паркету. Дерзко и интригующе.       — Ты же не думал, что я остановлюсь, — шепчет Годжо, не сводя взгляда с лица Итадори.       Кажется, о завтраке разговор зайдет в иной раз.        Теперь Юджи растворяется в потоке слов, мыслей и безумно колотящегося сердца. Он не знает, что ответить, но в голове очевидной строкой летит подсознательная мысль —где же ты был всю мою жизнь, Сатору Годжо?       Закусывая нижнюю губу, Годжо не удается дождаться ответа. Он снова оказывается притянутым близко к чужому телу. Тепло, но не спокойно. Почти начинающаяся горячка. Годжо нетерпеливо забирается под объёмную футболку пацана и оглаживает рельефные мышцы спины и плеч, чуть надавливая подушечками пальцев, когда Юджи тянется к шее за поцелуем.       Губы пацана контрастные: они мягкие, а затем жесткие, они нежные, а потом грубые с острыми покусываниями. Они оставляют багровые следы и вкус, полный желания. Юджи поддается весу тела Сатору, он раздвигает ноги, обхватывая ими талию Годжо. Тяжело. И тяжелее веса длинного, как гусеница, Сатору может быть только осознание его эрекции, так ярко ощутимой на коже.       Годжо, раскрасневшийся и будто бы опьяневший, ведёт пальцами к узкому проходу, вынуждая Юджи закусить губы. Он шепчет, предостерегает, что будет страшно нежным, но желание верить этим словам нет. Юджи и не ждёт трепета. Он только наслаждается острым новым ощущением, когда один, а позже и два пальца проходят внутрь.       Его смущённые стоны, полные удовольствия и больного желания, сокращают терпение Годжо. И желание сделать все как положено, избавляя Итадори от неприятных ощущений заранее тут же исчезает. Сатору, бросая небрежное «хочу, хочу, хочу», стягивает свои шорты и входит. Входит, повторяет «мантру желаний» и рьяно испускает гортанный стон, осознавая, насколько сильно Юджи сжимает его член внутри от накрывающих ощущений.       Двигаться крайне тяжело, и руки, служащие опорой, наливаются тяжестью, пока в паху истомно тянет. Ебаная горячка, коей свет до этого не видовал. Годжо готов сотни раз клясться, что если снова получит возможность видеть обезоруженного Юджи, то готов терять силу раз за разом. Он в принципе уже готов на что угодно из-за этого пацана. Даже на пульсирующий по всему телу жар.       Мысли о свежих блинах больше не актуальны. Теперь точно.       Юджи сладко мычит, упирается в широкое плечо своего партнёра и невнятно бормочет, что кончит чуть ли не в любую секунду. Забавно и интригующе. Эта неприкрытая, но поддельная невинность возбуждают Годжо. Мысли о выгибающемся под ним Итадори возбуждают.       — Визжишь, как похотливая сучка, — шепчет на выдохе Годжо, делая движения более размашистыми.       Годжо выходит почти полностью, сильно замедляясь. Он растягивает каждую секунду, придушивая пацана за шею. Он попросту хочет видеть, как твердый член Юджи кончит из-за его действий. И как же Сатору лестно осознавать, что Итадори отводит взгляд и заливается краской, прося перестать так дико тормозить, растягивая момент.       — Я же все делаю правильно, да? Почему ты вдруг остановился? — пауза. — Ещё, хочу ещё…       — Тс, тебе ещё и мало, — с азартом добавляет Годжо на просящий вопль.       Он обхватывает истекающий член Юджи в ладонь и быстро ведёт к головке. На стенах кухни тут же оседает очередное настойчивое «ещё».       — Ха, не пойдет, — заговорчески добавляет Сатору, снова останавливаясь. — Хочу чего-то большего взамен.       Юджи нервно цыкает, раздраженный таким раскладом. Нашел когда останавливаться. Определенно, ход Годжо остроумен, провокационен и опасен, но и Юджи не дурак. Он подтягивается к поалевшему уху Сатору и легко целует. Его губы задевают мочку, пока желание провести языком не становится сильнее. Годжо сипло шипит — эрогенная зона. По такой реакции не трудно догадаться, что он обезумел от наслаждения.       Он обезумел и из дикого хищника стал домашним котом. За секунду. За одно действие Юджи. И теперь Сатору остаётся только ластиться навстречу пацану, умоляюще мурлыкать и намекать на продолжение.       Контратака оказывается успешной. Итадори впивается в тощие ягодицы, наталкивая Годжо на себя. Так глубоко, как только может.       — Ч-черт, Ю-юджи, полегче, — неожиданно срывается с губ обалдевшего Годжо.        Сатору в унисон Юджи издает громкий стон, и не успевают оба опомниться, как оргазм накрывает тела: быстро, непонятно, но до дрожи в кончиках пальцев хорошо. Все точно так же, как и при самой первой встрече.       Юджи никогда и не думал надеяться на иное, увидев Годжо впервые. И зная, что итог оказывается таким, как и ожидалось, пацан усталый, но счастливый, загребает Сатору в свои объятья. Блины на столе успевают остыть полностью — завтрак придётся перенести.